A Year in the Life of Sarge's Person (Год из жизни хозяина Сержанта)

Он наклонился ближе и понял, что голос был прав. Это был щенок. Которого кто-то положил в коробку и оставил на морозе. Положил в коробку и оставил на морозе… Положил в коробку и оставил на морозе… С незнакомой ему яростью он услышал, как ругается, быть может, на русском или на корейском, или бог знает какой гребаный язык вырывался у него изо рта, прежде чем он потянулся и взял щенка в руки. Он был маленьким, таким маленьким, когда он приподнял его, чтобы рассмотреть. Он снова заскулил из колыбели его ладоней, а затем словно поняв, что здесь кто-то был, начал извиваться, отчаянно нуждаясь в тепле, которым готовы были с ним поделиться. Он был беспомощным, очень маленьким существом, и кто-то выбросил его, как будто их не волновало, как ужасно было остаться одному, брошенному на морозе, когда смерть, настоящая смерть оставалась единственной вещью, о которой ваша память была в состоянии молить. Когда он опустился на колени прямо там, на мокром снегу со щенком, которого осторожно держал в руках, Джеймс принял два решения. Во-первых, он должен убедиться, что этот маленький щенок никогда не узнает на что это похоже. Во-вторых, если он когда-нибудь найдет ублюдка, который это сделал, он порвет его на куски своими собственными руками, послав на хуй все, что скажут об этом капитан МакАдамс и остальные ублюдки из ЩИТа. Затем Джеймс поднялся на ноги, подобрал свои наволочки со стиркой, прижал щенка к груди, перепрыгнул через забор и бегом помчался обратно в свою квартиру. *** Вот только когда он, наконец, туда добрался, то понял, что у него теперь есть щенок, о котором он понятия не имел, как ухаживать. *Все в порядке, все в порядке. Ты делал это раньше и сможешь сделать это снова.* - Как? – прорычал он, не заботясь о том, что реагирует на Оно, уничтожив годы избегания меньше, чем за минуту. *Я знаю, как. Я могу тебе показать. Позволь мне тебе показать.* - Как? – снова спросил он, - Ты даже не настоящее, ты просто какая-то программа… *Ты можешь со мной спорить, пока рак на горе не свистнет. Но пока ты это делаешь, щенок умрет. Или можешь принять мою помощь и позволить мне показать тебе. Итак, что собираешься делать?* Когда он взглянул на свои руки, щенок все еще дрожал, а его скулеж стал даже громче, чем раньше. И он знал, он знал, что сделает этот выбор. Теперь это была его ответственность - справиться с последствиями. - Хорошо, сделай это. Что бы ты там ни собирался делать. Просто помоги мне… Пожалуйста. На этот раз голос ему не ответил. Вместо этого он почувствовал, как Оно охнуло, как будто обрадовавшись, а потом пришло… А потом пришло… Он думал, что это будет словно вспышка молнии, огонь в его мозге, взрыв нейронов и синапсов, за которым последует белизна, бесконечная, бесконечная белизна, отрывающая плоть от костей и не оставляющая ничего, кроме пустой страницы в ожидании инструкций, которые напишут на ее поверхности. Вместо этого было эхо; статичное, отдаленное и размытое. Сначала звуки, голоса, которые становились все отчетливее и отчетливее, когда он задрал голову, поворачиваясь в поисках источника звука, словно антенна одного из тех старых радиоприемников, назад, назад, назад… - Потихоньку, потихоньку, теплой водой, не слишком горячей. Слишком горячая может принести больше вреда, чем пользы. Женский голос, направляющий его руки под струю едва теплой воды. Их пальцы осторожно обхватывают чьи-то другие, длинные и узловатые, но изящные, всегда такие изящные. Их кончики беловато-синего цвета, и он знает, что что-то не так. - Сейчас мы должны медленно повышать температуру, слышишь? – Пауза. – А теперь осторожно, хорошо-хорошо, просто вот так. Держи их там и начинай растирать, это поможет восстановить кровообращение… Да, я знаю, мой мальчик, это больно. Но это то, чего ты добиваешься, выходя на улицу в такую погоду без перчаток. Ты станешь моей смертью, Сти… А потом… Снег повсюду; на земле, в небе, жалит их щеки. Лагерь или нет, нет, окоп. Трясущиеся руки, все их силы брошены на борьбу с холодом, пока онемевшие пальцы не начинают отказывать, сначала один, потом второй, потом еще один, а затем вспыхнула спичка и сухое дерево занялось. - Ох, слава богу. - А теперь наполни эту миску снегом и принеси сюда. Покрытые грязью ботинки, зловонные носки, пальцы ног холоднее льда, грубые ладони растирают мозолистую кожу, двигаясь, двигаясь, двигаясь, восстанавливая кровоток, а затем течет вода, теплая, но не слишком горячая, и к пальцам наконец-то начинает возвращаться цвет. - Как себя чувствуешь? - Л-лучше, лучше. Спасибо, Барн… А потом все исчезло, и Джеймс остался стоять посреди комнаты, прижимая к груди все еще дрожащего щенка. Он приступил к действиям, бросившись в ванную, где открыл краны над раковиной. Его квартира, возможно, и была дерьмовой дырой, но если у нее и было единственное преимущество, то это постоянное изобилие горячей воды, и даже несмотря на то, что трубы были старые и гудели, давление всегда оставалось неизменным и правильным. Дожидаясь, пока наберется вода, и тщательно следя за температурой, он схватил одно из двух полотенец и, используя левую руку, энергично провел ей по телу щенка, которого все еще прижимал к груди. Как только уровень воды в раковине был достаточным, а температура воды подходящей, он осторожно погрузил крошечного щенка в воду и растирал, растирал, растирал его кожу, надеясь, что Оно ему не солгало. Это заняло более получаса, прежде чем дрожь, наконец, прекратилась. За это время ему пришлось несколько раз сливать и заменять воду, увеличивая температуру небольшими порциями. Когда он закончил, и чаша раковины, и его руки были покрыты маслянистым налетом грязи, сажи и еще бог знает какого осадка. Но дрожание прекратилось, и у него впервые появилась возможность как следует рассмотреть щенка. Он все еще оставался маленьким, и это не изменилось, он легко помещался в ладонь его левой руки, словно в колыбель. Калибровка этой руки подсказывала ему, что он весил чуть больше шести фунтов и, очевидно, был еще слишком мал, чтобы его оставили одного, как они это сделали. У него был круглый живот и короткие коренастые голени, которые заканчивались приземистыми маленькими лапками. Когда, благодаря его заботе, шерстка щенка медленно начала высыхать, она превратилась из спутанного комка меха в мягкий пушок, покрытый соболье-черными и коричневыми пятнами. Эти пятна тянулись вдоль всей его спины и заканчивались возле голеней. Хвост был черным, как и его лапы, за исключением передней левой, которая выглядела так, словно на нее надели перчатку, заканчивающуюся за плечевым суставом, совсем как… совсем как металл его собственной руки. Нахмурившись, он поднес щенка к лицу для дальнейшего осмотра, когда тот, в свою очередь, уставился на него голубыми глазами, которые медленно моргали из пятна еще более черного меха похожего на… похожего на… Маску. - Ох, да ты, блядь, издеваешься надо мной? Щенок моргнул, глядя на него, зевнул, а затем снова начал скулить. - Что? В чем дело? Почему ты плачешь? Теперь тебе достаточно тепло, - сказал он, начав повторный осмотр. Крови не было, и при поверхностной пальпации не возникало ощущения, что какие-то кости сломаны. Но все-таки щенок продолжал пищать. - Что? Что? Почему ты плачешь? – снова спросил он, прижимая его к груди и не обращая внимания на то, что его собственная рубашка промокла. Он начал покачивать его взад-вперед, баюкая на своей груди, словно тот был ребенком (у него когда-нибудь был ребенок?), в то время как скулеж щенка усиливался, становясь энергичным и отчаянным. - Что с тобой? *Он, вероятно, голоден. Прием пищи. Это то, что мы делаем.* - Чем, черт возьми, я его накормлю? – огрызнулся он, ринувшись на кухню и открыв дверцу холодильника. Там не было ничего или, по крайней мере, ничего чем, как он был уверен, можно накормить голодного щенка. Старая бутылка кетчупа, которую он не помнил, когда покупал, еще больше зачерствевший хлеб, два протеиновых батончика и полбутылки выдохшейся содовой. Ничего, что он бы мог дать щенку. Ничего, ничего, ничего, а скулеж, между тем, становился все громче и громче. - Какого черта мне делать? *Ах, теперь ты просишь моей помощи? Ты тот, кто заварил нам эту кашу. Ты Солдат. Ты никогда в жизни не проваливал миссию. Разберись с этим сам. Я уже дал тебе одну дармовую подсказку за день.* И затем Оно ушло, оставив его на собственной кухне, прижимающего к груди плачущего щенка, пока он на русском осыпал проклятьями Оно, самого себя, весь мир и даже щенка. Но… но Оно было право. Он был Солдатом, и он никогда в своей жизни не проваливал миссию (до тех пор, пока он все-таки этого не сделал), и он не облажается и с этой. Было жизненно важно, чтобы он не провалил эту миссию, по причинам, в которые он и сам не мог вникнуть. Он метнулся обратно в главную комнату, подошел к матрасу, порылся под простынями, пока не нашел один из своих ножей, прежде чем левой рукой легко поднять с пола всю остальную постель. Там, в углу, под плиткой, которая выглядела точно так же, как и любая другая плитка в комнате, был еще один хранимый им секрет, защищенный надежным протоколом безопасности, им же самими и установленным. Используя нож, он осторожно поддел плитку и приподнял ее, чтобы открыть потайное маленькое отверстие, проделанное им собственноручно, в котором был припрятан небольшой схрон с предметами, которые обеспечили бы ему свою собственную личную безопасность. У него был мобильный телефон, выданный ему ЩИТом, в котором было только три номера: капитана МакАдамса, доктора Фремора – главы его медицинской команды и номер стойки регистрации Старк Тауэр. Он никогда им не пользовался, за исключением случаев, когда ему напоминали о его назначенных встречах. Они думали, что он не знал, что телефон был напичкан следящими устройствами и шпионскими программами, чтобы они были в курсе всех его передвижений и любого общения, которое он мог осуществлять. Но в этом маленьком сыром и темном уголке лежал новый телефон, модернизированный последними технологиями обеспечения безопасности и программным обеспечением, а также ноутбук, пять пистолетов, еще шесть ножей и патроны, которых хватило бы, чтобы убить целый взвод солдат. Все это было запечатано в водонепроницаемый пластиковый пакет. Вместе с плотно свернутой пачкой, на самом деле, несколькими такими пачками наличности. В основном пятерки, десятки и двадцатки, ничего такого, что могло бы повлечь за собой проверку. Все это было украдено из местных убежищ ГИДРы, о которых он, возможно, забыл упомянуть в своих показаниях. Они считали его глупым, сломленным, стремящимся раскрыть все, что он знал, но Солдат всегда оставался тайной, и он знал, как сохранить свой собственный секрет, особенно, когда это было критически важно для успеха миссии. Разорвав пакет, вытащив телефон и включив его, все это время так же прижимая псинку к груди, он прямо там принял решение, и теперь у него была новая миссия. И она заключалась в том, чтобы заставить проклятого щенка перестать плакать. *** Доктор Сапна Патни, доктор ветеринарных наук и хирург. Рост – 158 см, вес – 65 кг, возраст примерно между тридцатью восьмью и сорока годами, темные волосы собраны в тугой пучок на макушке, красные очки, азиатско-индийское происхождение. Действующий дежурный ветеринар в приемном отделении госпиталя для животных «Blue Pearl». Уровень угрозы – низкий. Время вывода из строя – менее полутора секунд. Прошло сорок пять минут, и он стоял в одном из смотровых кабинетов в круглосуточной ветеринарной клинике на улице Вест Фифтин, пока женщина заканчивала осмотр щенка. Он был удивлен, обнаружив, что на самом деле существуют врачи для животных. Животные никогда не были критически важными для выполнения задач, и тратить какие-то ресурсы на уход за ними – расточительное решение. Но, по-видимому, общество в двадцать первом веке решило не только посвятить значительную долю своего внимания животным, но и тратить огромные деньги на их здоровье и содержание. Когда Джеймс проводил поиск в Googlе, там оказалось множество ветеринарных больниц, но когда он сделал это открытие, было уже около девяти часов вечера, и все они были закрыты за исключением этой конкретной клиники, до которой он вынужден был добираться на такси, чтобы своевременно туда попасть. Администратор на стойке регистрации нахмурился, когда он вошел, очевидно, оскорбленный его внешностью, и он не мог этого понять, ведь это не имело отношения к завершению миссии, но работник настоял на предоплате. Как только Джеймс передал необходимые деньги, дела начали продвигаться гораздо быстрее, и теперь он очутился здесь, стоя перед доктором Патни, пока та осторожно держала щенка на руках, в то время как он с жадным чавканьем сосал из маленькой бутылочки, которую она прижимала к его губам. - Значит, вы нашли этого маленького парня в коробке за мусорным контейнером, и что дальше? – поинтересовалась она. Она казалась довольно милой, хотя он мог сказать, что она относится к нему с подозрением. - Он дрожал, поэтому я принес его домой. По всей видимости, у него было переохлаждение, и я вспомнил протокол восстановления внутренней температуры, так что я следовал процедурам, пока он не перестал плакать, - отчитался он. - Хорошо сработано. Вы, вероятно, спасли ему жизнь, - сказала она. – А что потом? - Но потом он не переставал пищать, несмотря на то, что было тепло. Я не знал, что делать, поэтому принес его сюда. - Он умирает с голоду, маленький бедняжка. - Умирает с голоду? Но он не кажется истощенным. - Он – щенок, мистер Барнс. По моим самым оптимистичным предположениям, ему едва исполнилось две с половиной недели. Их нужно кормить каждые несколько часов. Обычно об этом заботится мать, но вы сказали, что в том районе больше не было собак? - Нет. - Тогда его, скорее всего, выбросили, - вздохнула доктор Патни и покачала головой. – Многие идиоты считают хорошей идеей завести щенка, особенно в канун Рождества. Но как только радостное возбуждение проходит, и люди понимают, как много на самом деле предстоит работы, они решают, что он того не стоит. При самом лучшем раскладе, они находят ему другой дом или бросают его в приюте. Но уже и так хватает животных, которые ждут, пока их возьмут в дом, а приюты обычно заполнены до отказа и в лучшие времена. В худшем случае, - пожала плечами она, - вы сталкиваетесь с такой ситуацией, как сегодня. - Люди выбрасывают их? Как будто они мусор? Он был потрясен, и эта идея привела его в ярость. Да, животные были пустой тратой ресурсов, но они являлись живыми существами. И ни одно живое существо не заслуживало, чтобы от него отказались, бросили и вышвырнули словно мусор. Потом он внезапно вспомнил, кто он и где находится, а так же голос капитана МакАдамса, информирующий его о том, как гнев или любое другое проявление эмоций приведут к наказанию, предупреждениям и напоминаниям, что ему нужно научиться контролировать свои эмоции, если он когда-нибудь рассчитывает вернуться к действительной службе. Но, к его удивлению, казалось, именно такой реакции и ожидала доктор Патни. Хотя было очевидно, что она злилась, это чувство не было направлено на него. Вместо этого она кивнула и впервые улыбнулась ему в знак одобрения. Затем она снова посмотрела на щенка, и ее взгляд наполнился проницательностью, прежде чем она целенаправленно встретилась с ним глазами. - Итак, на данный момент у нас есть несколько вариантов, - начала она. – Мы можем попытаться найти приют, который захочет его взять. Обычно это не проблема, потому что щенков разбирают довольно быстро. Но он еще слишком молод для этого, его нужно выхаживать еще как минимум десять недель, пока он не будет готов быть принятым в семью. Но сейчас приюты заполнены до отказа, и к тому же они урезали количество работников в связи с праздниками. И я не знаю никаких временных приемных семей, у которых в настоящее время есть окно. Конечно, мы можем держать его здесь до тех пор, пока не подыщем какое-то место, куда его смогут забрать, но нам придется взымать с вас за это плату. Или… - Или? - Или вы можете взять его домой и выходить самостоятельно, пока он не будет готов отправиться в семью или вы не решите оставить его насовсем. - Оставить его насовсем? - Он в довольно хорошей форме, несмотря на обстоятельства. Его легкие, судя по звукам, немного перегружены, но я могу дать вам кое-какие антибиотики, чтобы решить эту проблему. Предстоит много работы, но вы хорошо потрудились, чтобы как следует его согреть и, кажется, он вам уже понравился. Пока она говорила, щенок покончил с едой, и Джеймс понял, что уже снова тянется к нему, прижимая обратно к своему торсу, где это маленькое, пухлое тельце пристроилось возле его грудины. - Но это большой труд, - снова сказала она, наблюдая за ними. – Вы должны быть уверены, что готовы взять на себя это обязательство, потому что он будет сильно нуждаться в вас. Придется не только кормить щенка и следить, чтобы ему было достаточно тепло. Вы уверены, что хотите такой ответственности, мистер Барнс? Это была миссия. Не одна из тех, которую ему навязали, а миссия, где доктор Патни дала ему выбор, чтобы ее принять. И щенок был таким мягким и таким теплым на его груди и под рукой. Он не мог вспомнить, когда в последний раз в его жизни что-то, находящееся рядом с ним, ощущалось таким мягким или теплым. Мог ли он с этим справиться? Мог ли изменить параметры протоколов своих миссий и свою собственную личность с завершения эксплуатации и устранения любых угроз на… на что? Мягкость, защиту… Заботу. Когда Джеймс стоял там, уставившись на щенка, который снова заскулил, но на этот раз как будто бы от удовольствия, он знал, что это не имело значения. Задачи были уже поставлены, миссия принята. Теперь этот щенок был его. - Я сделаю это, - услышал он сам себя, сказав это таким ласковым и умиротворенным голосом, что с трудом осознал, что этот голос был его собственным. - Вы уверены, мистер Барнс? – спросила доктор Патни. - Да, - на этот раз его голос звучал тише, но оставался столь же мягким, сколь и чуждым ему. - Ладно, - кивнула она, а затем отошла от смотрового стола. – Вы уже определились с именем, чтобы мы могли занести его в файл? Где-то глубоко внутри он почувствовал, как что-то пришло в движение. Изображение, источник которого был неизвестен. Он стоит на краю обрыва, смотрит вниз, в зазубренное ледяное ущелье, будучи на мгновение ослепленным пронизывающим ветром, секущим лицо. Но затем приходит ощущение тепла, когда он бросает взгляд на широкие плечи в красно-бело-синей форме, потрескавшиеся от ветра губы и самые голубые глаза, которые он когда-либо видел. Рука, обхватившая его плечо, была ему знакома, словно своя собственная, как и голос, который произнес: «Готов сделать это, Сардж?» Она была теплой… эта рука, так же как и голос. Теплой, словно солнце. Теплой, как… как любовь. И он подумал, что, возможно, это был последний раз за многие минувшие десятилетия, когда он ощущал это тепло изнутри. Он был уверен, что кем бы ни был этот Сардж, его любили и о нем заботились. Он был сокровищем для человека, который произнес его имя, по крайней мере, когда-то давным-давно. Может быть, в этом имени окажется достаточно тепла и для щенка, которого он сейчас держал, баюкая рядом с собственным сердцем, которое начало ныть и скрипеть, словно вернувшиеся к жизни старые кости или первые ростки травы, пробивающиеся сквозь грязь, чтобы броситься в распростертые объятия весны. - Сержант, - услышал он собственные слова, вырвавшиеся из горла, которое охрипло и сделалось сухим. – Его зовут Сардж. *** Позже, той же ночью, перечитав, казалось бы, бесконечную пачку инструкций и список необходимых товаров, которые ему нужно было купить, Джеймс лежал на спине в своей восстановленной груде постельных принадлежностей, а Сержант спал, свернувшись довольным маленьким шариком у него на груди. Джеймс подумал, что щенка посетила правильная идея, потому что он внезапно почувствовал, что очень устал. Он был более истощенным, чем мог припомнить за все это чертовски долгое время. Но, и это было странно осознавать, и более удовлетворенным тоже. В квартире в кои-то веки была подходящая температура, не слишком жаркая и не слишком холодная. И было еще достаточно рано, так что улицы снаружи были тихими, никаких шумов или голосов, которые могли бы его отвлечь. И Оно на удивление затихло на пару часов после своего последнего шипящего замечания. Его веки стали довольно тяжелыми, а руки не могли больше никак пошевелиться, кроме как свободно свеситься по бокам тела, и Джеймс подумал, что может быть, просто может быть, впервые за многие годы, ему удастся получить несколько часов непрерывного сна. Ему следовало догадаться. Как только его веки в последний раз закрылись, будучи слишком тяжелыми, чтобы он мог их поднять, Оно снова пришло по его душу. Джеймс почувствовал Оно, прежде чем услышал. Поступь Оно была тяжелее, чем когда-либо, и Оно подходило все ближе и ближе. Но он был настолько уставшим и совершенно истощенным, что в нем не осталось ничего, что могло бы даже попытаться бороться с Оно. Поэтому Джеймс тихо и неподвижно лежал, в то время, как его сознание ускользало, зная, что Оно склонилось над ним. *Ох, дорогуша*, - было последним, что услышал Джеймс, перед тем как отключился, а Оно произнесло эту фразу жадным и довольным голосом, - *ты только что дал мне все, в чем я нуждался.* А затем рука, которая не была его собственной, потянулась и пробежалась пальцами по меху щенка. *** Когда Джеймс проснулся на следующее утро, его собственные пальцы находились в том же самом положении, обернувшись вокруг спинки щенка.