I don't need eyes to see I felt you touchin' me High like amphetamine Maybe you're just a dream That's what it means to crush Now that I'm wakin' up I still feel the blow.
Холодный металл скользит между пальцами, никак не желая достигнуть цели, в темноте лестничной клетки вставить ключ в дверной замок кажется чем-то за гранью человеческих возможностей. Пошарив в кармане джинсов и выудив оттуда едва не вывалившийся из усталых рук смартфон, Грэйс подсвечивает им, чтобы наконец войти домой, сбросить кеды и после душа упасть ничком на кровать. Тяжелая дверь поддается не сразу, вынуждая агента Шелдон навалиться на нее плечом. После двух щелчков, сопровождаемых непрерывным звоном связки ключей, девушка надавливает на ручку и прошмыгивает внутрь, попутно стаскивая с плеч кожаную куртку и тут же избавляясь от обуви. Оставив увешанные брелоками ключи на стоявшей у самого входа тумбочке, она запускает пальцы в темно-каштановые волосы, массирует затылок и чувствует как от ее нехитрых манипуляций приливает кровь и мало-помалу разгоняет ноющую боль. Щ.И.Т. в дни неприятностей становился чем-то сродни кипящему котлу, вода в котором не перестает с бульканьем вздыматься и пениться ни на минуту. Несмотря на то, что стереть Г.И.Д.Р.А. с лица земли удалось, в мире осталось полно других организаций, более слабых, однако, менее заметных, что и давало им несомненную фору. После сегодняшнего накрытия одной из таких, агента буквально еле держали ноги. Ощущая приятную прохладу пола под ступнями, она проходит мимо дверного проема гостиной и тут же останавливается, словно застывая на месте. Боковым зрением она ловит темную фигуру, вольготно расположившуюся на самой середине дивана, обшитого асфальтово-серым кордом. В эти секунды она успевает пожалеть, что всюду не таскает за поясом свой тяжелый Магнум, как это делают другие агенты. Резко повернувшись вправо, Шелдон почти не верит своим глазам, и вдох ей дается тяжелее обычного. Под ребрами что-то переворачивается и скручивается так туго, что сдержать порыв коснуться к солнечному сплетению оказывается нереально. Локи. – Долго же ты добираешься, – сквозь темноту комнаты плохо различимы движения мимики, но она готова поклясться, что на его бледном лице, подобном роденовской скульптуре, возникла лукавая ухмылка. – Я уж было начал скучать. А ты знаешь, что бывает, когда мне становится скучно. – Знаю, – вспотевшей от минутного волнения ладонью она нащупывает на синей стене включатель, и свет мгновенно расползается по комнате, проливаясь из длинной гирляндой свисающих с потолка лампочек в свинцовых колпаках. – Ты вызываешь читаури и идешь громить мой город. Теперь, в теплом свете гостиной, можно было различить каждую деталь незваного, но слишком желанного, чтобы быть изгнанным, гостя. Черный костюм сидит на нем так, будто шился исключительно для него, в лаковых оксфордах отражается каждая лампа, а завившиеся от длины волосы своими кончиками касаются ключиц. Он не изменился. Ни на йоту. – Твои остроты все еще требуют доработки, но уже лучше, признаю, – он забрасывает ногу на ногу, едва не задевая деревянный журнальный столик, и похлопывает по дивану рядом с собой, приглашая ее сесть. Грэйс скрещивает руки на груди и не двигается с места. Ей не понять, каково это: не являться по нескольку месяцев, все это время не давать о себе знать, а потом заговаривать так легко и свободно, будто не прошло и пары дней. Будто ямы, вырытой месяцами дробящего кости одиночества... Как бы и не было. Она бы сделала вид, что обиделась, состроила бы недовольную физиономию и игнорировала бы. Игнорировала до тех пор, пока не увидела вырванного из груди покаяния в отражениях глаз виновного. Она бы поступила так с кем угодно. Кроме него. В опасной близости от бога плутовства тяжелая, острая глыба льда крошится в мягкий, невесомый снег. И Грэйс всякий раз принимает это как должное. Потому что больше никто не умеет так ловко вскрывать замки, которыми она по собственной воле себя увешала. – У меня был замечательный учитель. Возможно, лучший в своем деле. Ему льстят ее слова ровно настолько, насколько нравятся попытки сохранить стойкий рассудок, когда он рядом. Локи даже спускает ей то, что она не исполняет просьбу. Шелдон старается смотреть прямо, показать, что каркас у нее внутри чугунный, и одно его появление не способно вывести ее из равновесия и заставить размякнуть, эволюционировать из женщины-агента Щ.И.Т.а, способного вырубить противника ударом локтя, до женщины, податливой как пластилин, хрупкой как хрусталь, делающей все, что ей ни скажут, лишь бы лишнюю минуту провести с тем, с кем воздух искрится, как от тысяч оголенных проводов. Грэйс не отводит глаз от его зрачков и, кажется, начинает понимать выражение о бездонности тьмы. Беспросветная чернота резко контрастирует с ледяным озером голубой радужки, от которой Грейс получает холодовой ожог с первых секунд. Ей нравится. Нравится причинять себе боль его взглядом, брать разбитое стекло из него и резаться, резаться, резаться. Пока сознание не оставит, предоставив телу давно заслуженный покой. – У меня для тебя кое-что есть, – трикстер меняет замкнутую позу скрещенных рук и ног на более свободную, из внутреннего кармана пиджака он достает крохотный, светящийся синим параллелепипед, с двух сторон к которому прилажены кожаные ремешки. –Никогда не слышала о Ледяном Ларце? Локи выкладывает предмет на стол, все-таки вынудив хозяйку квартиры усесться на диван, чтобы поближе рассмотреть. – Только из твоих рассказов о том, как ты узнал, кто ты такой на самом деле, – заправив прядь за ухо, девушка приближается к реликвии и, перебарывая страх перед неизведанным, берет его в руки. – Но я думала, что он больше. – Немного магии – и он стал таким, каким мы лицезреем его сейчас. Из соображений комфорта и безопасности. Шелдон с недоверием поворачивается к покровителю лжецов и испытывающе глядит на него зелеными глазами, пока не понимает, что ответа на немой вопрос не дождется. – Чьего комфорта и чьей безопасности? – Твоих, разумеется, – Локи подкатывает глаза так, словно мидгардской девчонке невдомек очевидные вещи, но вдруг снова принимает серьезный вид. – Сейчас не самое спокойное время. Видишь ли, реликварий Асгарда первое место, на которое может случиться атака, и я пытаюсь как можно глубже в девяти мирах спрятать то, что полноправно можно считать сокровищами, имеющими великую силу. Ларец – не просто шкатулка с ветрами. С ее помощью можно покорять миры. – И хранителя для него лучше, чем я ты, конечно, не мог подобрать. – Нет, – твердо отрезает он, отрываясь от созерцания мягко сияющего предмета в руках девушки. – Кроме тебя, мне некому доверить его. Да и на поиски в Мидгарде даже время терять не станут. – Ладно, – Грейс кладет ларец обратно на стол, и откидывается на спинку дивана. Только таскать за собой непонятную инопланетную штуковину не хватало. – Насколько это, – она пальцем указала на предмет. – Опасно? – О, почти совсем нет. Разве что может вызвать второй ледниковый период. Или череду природных катаклизмов. А в остальном, она вполне безвредна. «Мерзавец» – звучит в голове у Шелдон, она раздраженно качает головой и отвечает совсем не то, что хочет: – Ты действительно умеешь утешать. Локи забирает ларец со стола, и мягко взяв ее за запястье, завязывает кожаные ремешки вокруг него дважды. – Не снимать не при каких обстоятельствах? – Грэйс отрывается от созерцания новой опасной побрякушки и ведет бровью, следя за тем, как меняется выражение его лица по мере разглядывания ее руки. – Никогда. Так мне будет спокойнее, – он поднимает глаза на нее, смотрит так же нервно и остро, как тогда, когда агент Шелдон была еще стажеркой, когда досмерти испуганная была на подхвате у Селвига. Локи тогда так и не прикоснулся к ней жезлом. Она делала то, что делала отчасти из страха, отчасти - по собственной воле, добровольно предавая Щ.И.Т., саму себя и каждого в мире. Потому что дерзнула потянуться к бездне, которая охотно приняла ее в свои тугие объятия. Она до сих пор видит в этом безумие, но безумие не требующее лечения, а жаждущее лишь постоянной подпитки, уверенности в том, что если не завтра, то через месяц, год он обязательно появится снова. Заставит пить свою любовь и ее вину перед каждым, кто пострадал тогда, в злополучном две тысячи двенадцатом. Но о том, что было никто не узнал. О том, что есть, вряд ли кто-либо узнает. Зрительный контакт выходит слишком долгим. По логике вещей, такие кончаются сближением, но Локи отводит взгляд и покидает диван, отходя к окну и скрещивая руки на груди. Грэйс злится. На него, на обстоятельства, на всю вселенную, на саму себя. Хочет слишком много, получает слишком мало, жалкие крупицы. Если бы время обрело физическую форму, она бы не погнушалась разбить его напыщенное лицо за гадкую привычку лететь так, будто оно вечно куда-то опаздывает. Шелдон поднимается и встает напротив, наблюдая за тем, как он смотрит с высоты восемнадцатого этажа на залитую неоном Адскую Кухню, заметно облагородившуюся за последние годы. – Когда ты уже переберешься из этого кошмара во что-то чуть более презентабельное? – В Асгард, например? – от собственных попыток шутить Грэйс воротит как никогда. Она колет его – колет себя. Локи даже не оборачивается, но она замечает, как выступают желваки на его скулах. – Я выросла здесь, – смягчает она. – Здесь всегда будет мой дом. Он качает головой, глотает слова о том, что у него нет дома и нет места, где бы он остановился и почувствовал себя в своей тарелке. Разве что... С ней? Но может ли человеческое сердце быть домом? Он не знает, но хочет в это верить. – Мне пора, – он опускает руки и поворачивается к ней, чтобы попрощаться. – Долг зовет, как же, – Грэйс понимающе кивает. Руки тянутся, чтобы обнять, хотя бы прикоснуться напоследок. Вместо этого девушка прячет их за спиной, в очередной раз подавляя порывы собственной импульстивности. Ей бы взорваться, атомной бомбой взлететь на воздух, но Щ.И.Т. учит своих солдат выдержке, и ей удается поднять уголки рта в жалком подобии улыбки. Будто они старые друзья, будто никогда ничего не было, будто все так, как должно быть. Сглатывая, Локи смотрит на нее выжидающе, будто взглядом пытается надломить тот самый внутренний каркас, что она из последних сил держит ровно. Ее почти трясет от желания ощутить его ладонями, но если он сам не изъявит желания, она не навяжется, нет. Его превосходство всегда в ее подкорке, ведет в игре всегда только он. Локи словно чувствует, как ее сцепленные в замок пальцы сжимают друг друга добела. Грэйс не успевает понять, как оказывается в кольце его рук, как резко их тела соприкасаются, как содержание кислорода в воздухе резко уменьшается. Девушка жмурится и обхватывает его в ответ, сжимая изо всех сил, словно пытаясь впитаться в него и больше никогда, никогда не терять. От ощущения его рук, стискивающих ее талию, все внутри с грохотом и треском рушится, все ограждения падают, оставляя ее настоящей. – Не уходи, – судорожно шепчет Шелдон, сжимая ткань пиджака. – Останься, прошу тебя, еще немного, пожалуйста. – Придет время, – он берет ее лицо в свои ладони так, чтобы заставить смотреть ему в глаза. - Обещаю, все будет по-другому. – Ты лжешь, всегда лгал. – А ты имеешь право мне не верить. Я не многого прошу от тебя, лишь маленькой веры. Немного веры в то, что я говорю. Раз, Грэйс, поверь мне. Всего один, – проговаривает он прежде, чем накрыть ее губы своими. Он пытается загладить вину, она - раствориться в нем. Жадно терзая губы друг друга, упиваясь прикосновениями, Шелдон теряет окружающее пространство, которое Локи заполняет до атома. Эйфория прерывается вместе с поцелуем. – Прости меня, – севшим голосом проговаривает он, когда их лбы соприкасаются, и в одно мгновение она перестает его чувствовать. Совсем. Открыв глаза, Грэйс понимает, что в комнате пусто, кроме нее – ни души. Девушка стискивает зубы до скрипа, сжимает кулаки и чувствует, что собственным ногам тяжело держать ее тело в вертикальном положении. Она приземляется на спинку дивана и видит, как быстро за оконным стеклом движутся автомобили, отчего свет их фар сливается в извилистую оранжевую полоску. Она знает, что этой светящейся раны, рассекающей тело Нью-Йорка нет. Это оптическая иллюзия. Такая же идеальная, как ее странная любовь.Часть 1
29 августа 2019 г. в 14:08