Sharp corners

Юнги чувствовал пульс в своём желудке. С экрана ноутбука можно было увидеть, как Терри лежала на медицинском столе. Команда из двух медсестер и одного доктора мужчины окружала её вокруг койки. Она казалась очередной пациенткой, находящейся без сознания, если бы не одно но: в отличие от других больных она вдруг вскочила, схватила скальпель, и, пользуясь эффектом неожиданности, перерезала горло одной из медсестер. Когда к ней бросился мужчина в зелёном хирургическом костюме, она полоснула лезвием по его лицу. Другая девушка начала кричать и побежала к двери, но тогда Терри схватила её за волосы, прижала к себе и одним отточенным движением свернула ей шею. Отбросив тело на пол, она стянула с медсестры форму и стала быстро натягивать её на себя. Затем она надела на лицо маску и шапочку и преспокойно вышла из хирургической, перед этим поворачивая голову в сторону камеры с ненормальной усмешкой. Хосок поставил видео на стоп. — Почему она была не в кандалах? — Юнги начал нервно тереть шею, чувствуя, как кровь отлила от лица. — Доктора уверяли меня, что она страдала от приступа острого аппендицита, — сказал ему мужчина, отвечающий за охрану Терри во время перевозки в больницу. — Двести миллиграммов декадрола организовали бы ей повышенный уровень лейкоцитов в крови. Декадрол сфабриковал бы все симптомы, — рассуждал Юнги, ходя из стороны в сторону и переводя взгляд с серой стены на экран ноутбука, где Терри выходила за дверь. — Почему никто не охранял её в это время? — Я уже сказал: врачи уверяли, что в этом нет никакой нужды. Она была при смерти и не могла убежать. В это время у охраны был перерыв. — Отлично. Но она доктор, она знает, как сфабриковать болезнь. И теперь убила троих людей и, возможно, уже выбрала новую жертву, — Юнги, правда, пытался удержать свой голос, однако с каждым словом тот всё равно повышался на октаву. — Мне нужно выйти. — Юнги, а как же… — начал говорить Хосок, но детектив Мин остановил его резким «позже». — Подайте заявление в розыск. Найдите эту тварь любой ценой, — дал Юнги указания, прежде чем спешным шагом направился к двери. Он быстро спустился по лестнице, даже не думая пользоваться лифтом, настолько в нём бушевал адреналин. Ему хотелось бежать, быстро-быстро, чтоб до мозолей на стопах. Хотелось бить. И стрелять. А ещё курить. Он прислонился спиной к кирпичной стене в переулке возле мусорного бака и затянулся. Никотин осел в его лёгких, заполнил его и дал мимолётное чувство спокойствия. Фальшивого. Ничем не помогающего в его отчаянии. Юнги обуревала паника. Она бушевала внутри него и билась о скалы страха; жуткий ветер тихо завывал. Эту бурю никто, конечно же, не слышал. Она не была видна на радарах, только он знал о ней. Кошмары и чудища, раньше таившиеся в тени, выглянули наружу и обрушились на Юнги. Он думал, что поборол их, но он ошибался.

***

Юнги возвращался домой с рукой, с осторожностью прижатой к кобуре. За каждым углом ему виделась опасность. Его предосторожность была на уровне мании, но он старался не зацикливать на этом особого внимания. Ему было страшно, и он ничего не мог с этим поделать. Если тебя режут — ты кричишь, если тебе говорят, тебя убьют — ты ждёшь, что так оно и будет, независимо от того, есть у тебя значок полицейского или нет. Страх — животная реакция, даже опасным тиграм свойственно бояться медоедов, хотя, казалось бы, они сами наводят не меньше ужаса. Юнги открывает дверь своей квартиры с замершим дыханием. Он осторожно входит внутрь и включает свет, пристально осматривая местность на предмет поехавших психов. Когда ни одного не обнаруживается, он закрывает дверь на ключ и на щеколду и упирается в неё же лбом, отсчитывая до десяти. Он редко чего-то боялся. Да, он сталкивался с опасностью каждый день, но от Терри и её прихвостня он приходил в дикий ужас. Как ребёнок, которого до полусмерти чуть не загрызла в детстве бешеная псина, и который, даже будучи взрослым, боялся собак, так и Юнги, даже набравшийся опыта и повидавший многого, всё ещё опасался Кастратора. — Она больше ничего тебе не сделает, — внушал себе Юнги. В квартире было тихо. За окном темно. Хотелось включить телевизор, по которому обычно транслировали «Друзей», сесть с жирненьким на диван, замотавшись в плед, и сидеть, стараясь ни о чём не думать. О неудавшихся поисках, о Терри, разгуливающей по улицам мирного города, о Чимине, по которому он очень хотел перестать сохнуть, но что сделать никак не мог. Как раз началась реклама, и закончился чай с корицей, когда в дверь позвонили. Сердце сделало кульбит, рука на инстинктах вытащила из кобуры пистолет. Кто-то за дверью настойчиво нажал на звонок ещё раз. Юнги поджал губы и встал, медленно направившись к двери. В столь поздний час он никого к себе не ждал. Его мысли заполнились противным тягучим «это она, она пришла за мной, она вновь собирается сделать это, закончить то, что ей так и не удалось завершить». Конечно, это была не Терри, на пороге стояла Миссис Мин — его мать. — Мам, — поприветствовал её Юнги. — Что ты здесь делаешь? — Подумала, что ты опять ешь всякую дрянь и решила заглянуть к тебе, — она нервно улыбнулась и помахала в воздухе пластиковыми пакетами из супермаркета. — Приготовлю тебе здоровой пищи. Они оба знали, что она здесь вовсе не из-за беспокойства о рационе Юнги. Скорее всего, она недавно узнала о том, что женщина, нападению которой подвергся Юнги, сбежала из тюрьмы. Поставив пакеты на пол кухни, миссис Мин неодобрительно покачала головой, взглянув на мраморную столешницу. Даже не сняв верхнюю одежду, она схватилась за тряпку и стала протирать её. Юнги знал, что поверхность стола была идеально чистой — он сам вчера выдраивал её, и не один раз. Скорее всего, это у них семейное — наводить порядки, когда нервы шалят. — В чём дело, мама? — настойчиво спросил он, но она делала вид, будто ничего не слышала, продолжая с усердием протирать стол от невидимой грязи. — Ну, прекрати, за окном глухая ночь! Она подняла голову и подула вверх так, чтобы челка не лезла в глаза. — Да, и кто же сейчас не может уснуть? — начала она с обвинительным тоном в голосе. — С тех пор, как у тебя родилась эта безумная идея стать офицером полиции, я только и делаю, что волнуюсь — никогда точно не знаю, придёшь ли ты домой. А твоя сестрёнка всегда видит в тебе идеальный образец для подражания: повторяет за тобой всё, что бы ты ни делал. — Мам, она пошла учиться на криминального журналиста. Это было её осознанное взрослое решение — не моё, — медленно произнёс Юнги, чувствуя подступающую злобу. Ещё немного, и он точно сорвётся. — Я ухожу, — произнёс он, забирая с тумбы у двери ключи от машины и портмоне. — Что? Куда это ты уходишь? — Миссис Мин возмущено упёрла руки в бока, потеряно закрывая и открывая рот, будто хотела что-то добавить, но не знала что. — Куда угодно, где нет тебя, мама. Я не нуждаюсь в услугах няньки, я и сам могу о себе позаботиться. — Юнги, — она спохватилась, когда её сын схватился за ручку двери, и побежала его останавливать. — Юнги, прояви благоразумие. Тебе не так уж и много платят. Мне вот за нервотрёпку вообще ничего. Закатив глаза и поджав губы, Юнги потеснил её и настойчиво открыл дверь. Он не собирался оставаться с ней и её обвинениями в выборе профессии. Точно не сегодня и не сейчас, иначе он правда мог наговорить лишнего — последнее, что ему нужно, так это серьёзная ссора с матерью. — Поговорим, когда твоей целью не будет отговаривать меня от работы полицейского, — бросил он перед тем, как захлопнул дверь в свою квартиру. Он мог бы снять номер в отеле, но сейчас ему не хотелось быть одному, поэтому он решил пойти к единственному человеку, который мог воздействовать на него как самое лучшее успокоительное. Дом Чимина был хорошо охраняем. С высоким крепким забором и кодовым замком, оснащённый сигнализацией и видеонаблюдением. Юнги уныло улыбнулся в мигающую красным камеру, и безрадостно помахал в глазок ладонью. Входная дверь за высоким забором хлопнула, послышались спешные шаги. Чимин открыл калитку и поднял на своего друга обеспокоенное лицо. — Что случилось? — спросил он, впуская Юнги во двор. — Мама вновь решила вспомнить былые времена и пришла ко мне жаловаться по поводу выбора профессии, — ответил, тяжело ворочая языком, Юнги. Чимин лишь понятливо кивнул. Он никогда не лез в душу, никогда не пытался выпытать информацию. Он уважал чужое личное пространство, и за это Юнги любил его. Сегодня буквально каждый проявлял беспокойство и лез с вопросами «как ты?» и «с тобой же всё будет хорошо?», будто от их сочувствия Юнги стало бы легче. Чимин же не любил, когда докучали ему, поэтому и сам не докучал. В этом они были похожи — отчуждённые и немногословные во всём, что касалось чувств. Юнги с Чимином в этом плане было легко, но в то же время нет. Возможно, из-за своей нелюдимости Чимин и не видел того, что было у него прямо перед носом. А возможно, Юнги, скрытный и тихий, не давал ему особых поводов для сомнения в их дружбе. — У меня есть вино, — участливо предложил Чимин, когда они вошли в дом. Юнги скривился. — А пива у тебя нет? Что угодно, но не забродивший виноград. Чимин хмыкнул. — У меня есть дистилляционный ферментированный сок голубой агавы. — А по-человечески? — Юнги тяжёлым мешком упал на мягкий диван в гостиной. — Текила. «Если бы ты позволил мне слизать соль с твоего живота — я бы уже опьянел», — подумал грустно Юнги. — Отлично. Тащи сюда. Хватило двух стопок, чтобы Юнги развезло. Он смотрел в потолок и тяжело вздыхал, плечо Чимина касалось его плеча. На заднем плане тихо шумел телевизор, когда он сказал: — Мне так страшно не было уже целую вечность. Чимин повернулся в его сторону, задев кончиком носа волосы Юнги. Он участливо облокотился подбородком о чужое плечо, и теперь тёплое дыхание касалось шеи Юнги, заставляя стаю мурашек гулять по позвоночнику. — Это нормально. Мне тоже страшно. — Да? — Да. Люблю работать с трупами, потому что уверен, что они мне ничего не сделают. Но твоя работа действительно сложная, — Чимин прижался к плечу Юнги чуть ближе. — Я рад, что ты пришёл. Не хотелось сегодня оставаться одному. Юнги облизнул засохшие губы и сглотнул, почувствовав горькое послевкусие от алкоголя. Чимин был рядом с ним сейчас, был таким мягким и таким чувственным, что внутри разливалось тепло, которое было гораздо ощутимее текилы. — Я хочу дать тебе кое-что, — Юнги выпрямился, и Чимину пришлось сделать тоже самое. На лице у патологоанатома была озадаченность. — Что? Урок по выживанию? Юнги засмеялся. — Нет, но ты был близко, — он достал свой тяжёлый пистолет, вытащил из него магазин и протянул удивлённому Чимину. — Что ты знаешь о нём? Чимин не растерялся. Он тут же с готовностью отчеканил: — Ёмкость магазина пятнадцать, усилие спуска два с половиной килограмма, линия прицела сто пятьдесят три миллиметра. — Оу, ого, — Юнги впечатлено закивал. — Тебе приходилось когда-либо в кого-либо стрелять? Чимин приоткрыл губы, потом он расстроено надул их, походя на недовольного ребёнка, которому никогда не разрешали играть с мясорубкой, говоря, что это опасно. — Эм, нет. — Нет, конечно, нет, — Юнги покачал головой, ухмыляясь. — Ладно. Попробуй прицелиться. Чимин сделал серьёзный грозный вид и выставил вперёд руку с пистолетом. Ей богу, мы же не в дешёвом боевике. — Обхвати пальцы своей левой руки другой. Ты же не хочешь сломать себе руку от отдачи, — сказал он и сел позади Чимина, показывая, как правильно нужно держать оружие двумя руками. — Да, вот так. Вытягивай и направляй, не напрягай слишком сильно. Обе руки оказывают одинаковое усилие. Ясно? — тихо бормотал он Чимину на ухо, ненавязчиво касаясь его локтей кончиками пальцев. Кожа от этих касаний покалывала. — Ясно. — Я хочу, чтобы ты всегда носил его с собой. Хорошо? — Чимин кивнул. — Сейчас не самое безопасное время, и мне бы хотелось знать, что в случае чего ты сможешь защитить себя. — Оу, я смогу. Я проходил курсы самообороны, — после сказанного Чимин гордо расправил плечи. — Это хорошо, но этого недостаточно, — Юнги издал тихий фыркающий смешок. — Просто носи его на предохранителе во внутреннем кармане пиджака. Ради меня, ладно? Чимин посмотрел ему в глаза и улыбнулся так, что уже через секунду те исчезли за щеками. — Ладно.