Ночной допрос

- Вы не понимаете что вы делаете. Вы открыли ящик Пандоры и выпустили оттуда настолько страшные силы но по незнанию и необразованности своей, вы не понимаете, что эти силы обратятся против вас, как только насытятся нашей кровью.       Комиссар заинтересованно приподнял бровь, но промолчал, продолжая царапать плохую бумагу отвратным пером, периодически макая в непроливайку, оставляя кляксы и помарки.       Что он там выводил на протяжении всего допроса, оставалось загадкой и офицер сидящий напротив сгорал от любопытства, но задавать вопросы считал ниже своего достоинства и даже не пытался подглядывать, считая это безнравственным. Впрочем, послушно, отвечал на вопросы комиссара хоть и неохотно, переходя к агитации или вовсе оскорблениям недавно установившейся Советской власти.       Его привели заполночь. Комиссар услышав шум и гомон в сенках выскочил узнать, что произошло. Трое бойцов РККА держали под руки белого офицера. Офицер с кровоподтеком на скуле, криво сидящей шинели, со следами сорванных погон и шевронов смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом. Руки, в некогда бывших белых перчатках были связаны за спиной. Прическа растрепалась и волосы цвета воронова крыла придавали облику демоничеости. - Товарищ Аркадин - затараторил самый младший, Артёмка, недавно зачисленный в штат, но уже давно, ещё с Перекопа мотающийся за дивизией и считавшийся по малолетству и беспризорничаству "сыном полка" - Белого повязали - Артёмка замахнулся на офицера, но тот и головы не повернул в его сторону - Ууууу, гадюка! Двух наших положил. Илью и Стаску.       Аркадин присвистнул, оглядывая красноармейцев. Не считая всхлипывающего Артемки, рядом с ними стояли братья Самойловы - уральские казаки из глухих таёжных мест, очень разные, но неуловимо по-родственому схожие и дядя Саша - самый старый в ушедшей в разведку в ночь группе и вот, вернувшейся частично, но с добычей.       Стаску Валере было искренне жалко. Молодой паренёк, уже успевший проявить себя в летних боях, женственный и чернявый. А вот недавно зачисленного с пополнением Илью Валера ещё знал плохо, он ему сразу не очень понравился, тонкие "гусарские" усики раздражали, но Аркадин был хорошим командиром и сегодня послал его со старичками в разведку, давал шанс проявить себя. И вот сейчас четверо с буденновскими осроконечными шлемами наперевес стояли, понурив головы и переживая гибель товарищей. - Вокруг деревни объезжал, Илюха коня под ним подстрелил, да он его уложить успел, прежде чем скрутили - пояснил дядя Саша. - В горницу проводите. Самойловы в караул у окон, вы отдыхать. Дневальный, вызовите звено Бекрева и отправьте в замену. И ещё кого-нибудь через два часа сменить караул. - Хорошо.       Офицера пихнули в прямую спину в сторону двери, он, поравнявшись с комиссаром и оказавшись одного роста с ним, удостоил того первого взгляда в глаза, отчего вдоль позвоночника пробежали мурашки. Офицер так же гордо пригнулся в низких, деревенских дверях и послушно остановился возле неизвестно откуда взявшегося здесь письменного стола. В русской избе, среди домотканых половиков и любовно расшитых занавесок этот инородный предмет смотрелся дико и пугающе. Сразу становилось понятно, что вокруг не мирная крестьянская жизнь, а тяжелая гражданская война, уже затухающая, но ещё опасная и непредсказуемая.       Дядя Саша положил на стол его фуражку и офицер кивнул снизу вверх, шепнув "Благодарю". Валера рассматривал его и отметив этот жест вежливости внезапно ощутил, какая же катастрофическая культурная и социальная между ними пропасть, проявляющаяся в таких мелких деталях, как прямая спина, твердый взгляд и вот эта машинальная благодарность за ерунду. За фуражку, которую ему уже не придется носить.       Распахнув окно и увидев, что караул уже заступил, Валера плотно закрыл ставни и шторы, подкрутил фитилёк копилки, поджёг свечу, отставляя на край стола и увеличивая световой круг. - Давайте я развяжу вам руки и садитесь.       Пленный даже не дернулся, пока его освобождали от веревок, хотя комиссар видел, как сильно отекли руки и какие следы остались на локтях и запястьях, белогвардеец только едва поморщился, разминая кисти, стянул свои щегольские перчатки и брезгливо бросил под ноги. Руки были изящные с тонкими пальцами и ухоженными ногтями, Валера даже засмущался своих широких, натруженных кистей с выступающими венами, но быстро взял себя в руки. - Давайте знакомиться. Командир 7й краснознаменной, имени Буденного, Валерий Андреевич Аркадин. - Я буду разговаривать только с равным или старшим по званию - презрительно дёрнул уголком тонких губ пленник и поднял глаза - Вы офицер? - Вы прекрасно знаете, что царские знаки различия в рабоче-крестьянской красной армии отменены. Я комиссар. - Я не понимаю в этом вашем ряженом балагане. - А придется - жёстко сказал командир - Здесь главный я. И либо мы сейчас с вами разговариваем, либо я ложусь спать, а вас запираю в погреб. А пока вы не представитесь, я понятия не имею кто передо мной.       Валера сделал ещё круг по комнате и присел за стол, доставая бумагу. - Я могу написать протокол вашего задержания и без ваших имени-отчества, ваше сиятельство. И просто передам вас дальше, там вас разговорят. Я не спрашиваю пока никаких военных тайн. Только ваши данные.       Офицер хищно прищурился, ноздри затрепетали. Комиссар даже удивился, чем именно он мог задеть этого выдержанного человека: - Я не сиятельство, а ваша светлость. Князь Дмитрий Хакимов.       Он ещё более гордо вскинул голову. Валера даже залюбовался, но оборвал сам себя: - С какой целью прибыли к дереве? - Разведка. - С какой целью? - Получение информации. - О чем? - О деревне.       Хакимов отвечал издевательски немногословно и Валера всё это тщательно заносил в протокол с кучей помарок. - Какое у вас образование? - не выдержал офицер издевательства над бумагой. - Три класса и заводское училище. - Какой мезальянс! Нонсенс - Хакимов устало прикрыл глаза - Ваша бригада, это примерно рота, да? И ей управляет необразованный человек, дилетант. Не-ве-ро-ят-но! А вами управляют такие же неотесанные люди. А страной жадные интриганы и пустобрехи. - Конкретно мной управляет конкретно товарищ Тухачевский. А он из ваших. - Из наших - скривился офицер - Мастер маневра, но никак не стратег и не тактик. - А им управляет товарищ Троцкий. Офицер устало потёр виски: - Это немыслимо! Армией? Троцкий! Пустолайка. Злобная и трусливая пустолайка, ничего не знающая в военном вопросе. Я не понимаю, не могу постичь: как, как вы выиграли? Как? Почему мы, блистательные руководители с образованием проиграли вам и вот-вот наши жалкие остатки будут раздавлены.       Аркадин пожал плечами с любопытством прислушиваясь. - Может потому что мы, народ и есть двигатель революции? В единстве наша сила. - Не вы, далеко не вы и уж тем более не какой-то то там народ двигал эту революцию. - Но мы выиграли. Петербург, Царицын, Перекоп. Почти очистили от белой чумы Урал и Сибирь. - Валера развёл руками. - Вы - поиграли. Народ - проиграл. Что там у вас? Диктатура пролетариата. Свобода? Ха-ха-ха! - офицер нервно рассмеялся - Свобода может быть только в демократическом обществе. Но никак не в тоталитарном. - Народная свобода - уточнил Аркадин - Рабочих и крестьян, задыхающийся под гнетом капитализма. Скоро весь мир увидит, как счастливо мы живём и строим новое общество и... - Не дурите мне голову. Какой мир? - отмахнулся Хаеимов - Вы видели этот мир? Были в Европе? А я - был. И те, кто вами управляют - тоже были. И мы точно знаем что есть разница между тем, что существует в реальности и пишут ваши большевистские газеты или кричат ваши большевистские лозунги. Всё это гнилая пропаганда. - Вот когда побываю за границей я смогу вам ответить а пока… - Никогда! - воскликнул белогвардеец. - Почему это? - Потому что меня скоро не будет. Скорее всего вас тоже. И это бессмысленный спор.       Валера подскочил со своего места и нервно нарезал пару кругов вокруг стола, чтобы не сорваться на оскорбления или угрозы. Пленник в это время сидел не шелохнувшись, как будто это не он только что горячо жестикулировал и углублялся в полемику. Аркадин присел обратно, успокоившись. - Курите - предложил комиссар подвинул в его сторону пачку папирос "Пальмира", себе достав из кармана кисет и лихо скрутив самокрутку.       Офицер с достоинством принял пачку, достал только одну папиросу, вернул остальное на место, прикурил от свечи и с наслаждением затянулся. - Вы, небось, такое говно первый раз курите. И то это мы для вас, сволочей папиросу держим. Сами к махорке приучены. - Отчего же - промурлыкал мужчина - Я, сударь, к вашему сведению, не штабная крыса. Мне с солдатами не только в атаку приходилось, знаете ли… но и махорку делить.       Комиссару послышалась тонкая издёвка в словах сиятельного и наглого врага, но придраться было не к чему и он просто с силой выдохнул в лицо белогвардейцу вонючий махорочный дым и сплюнул на пол. Хакимов едва поморщился и не шолохнулся. "Вот выдержка у говнюка царского - думал красный командир - Выпороть бы тебя, суку, интересно так же гордо бы лежал и с какой плети завизжал бы?" Что-то подсказывало Аркадину, что даже если его пытать - он будет так же прямо и гордо до последнего смотреть в лицо мучителя. - Колян - рявкнул Валера на всю избу - Коляяяяян. - Шо надыть? - дневальный появился в дверях, заспанно потирая глаза, время близилось к рассвету. - Поесть собери нам. - Провизию ещё переводить на эту шваль - буркнул злобно солдат - Пулю в лоб и то много чести. Командир приподнял бровь: - Дневальный, вы забываетесь! Перед вами не шваль, а ценный пленник, его необходимо доставить в штаб. Живым и невредимым. Поэтому молча несите еды.       Не отвечая солдат развернулся. Валере стало стыдно. Пленный офицер сидит несколько часов не сутуля плечи, а его подчиненные ведут себя развязно. - Именно поэтому вы долго не продержитесь. Вы ненавидите не только нас, но и друг друга. - чуть слышно и пренебрежительно скривился пленник - Как только не станет нас, врагов, вы кинетесь и перегрызете друг другу глотки. От ненависти и презрения. - Только вы этого уже не увидите. Вопреки ожиданиям Хакимов тонко улыбнулся: - О, господин комиссар, вы учитесь на глазах. Стали отвечать иронией на иронию. Возможно у вас, лично у вас есть будущее. А вот такие - Хакимов мотнул черной гривой на дверь - они безнадёжны. А вместе с ними и Россия. - Оставьте хотя бы Россию в покое! О ней есть кому позаботиться!       Хакимов издевательски рассмеялся: - Кучка наглых, необразованных варваров, узурпировавшая власть не сможет позаботиться об ⅙ части суши. Как бы вам не хотелось, но кухарка не сможет управлять государством.       Уловив тонким слухом шаги дневального, офицер замолчал. Колька сердито сопя поставил перед ними открытую и подогретую банку консервов, завернутую в газету краюшку, пару луковиц и варёных картофелин и чайник кипятка, положил перед Валерой две ложки и утопал в сени. Валера проводил его взглядом, решив отчитать завтра без свидетелей. Ему тоже было жалко отдавать половину своего небогатого пайка, но питание для пленных было не предусмотрено, и, несмотря на то, что держался офицер равнодушно, Валера догадывался, что в деревню ночью он приезжал в поисках провианта, которого у остатков разрозненных белых отрядов было ещё меньше, чем у его красноармейцев. - Придвигайтесь и кушайте, господин офицер. - Я не голоден. Спасибо.       Валера развернул хлеб, постелил газету, почистил и разломил картофелины, положил на противоположную сторону стола, поближе к офицеру ложку, а на середину поставил консерву. - Или брезгуете? Не советовал бы. Дальше таких царских ужинов не будет. А я от души предлагаю. - Господи, какой ужас - пробормотал пленник, хватаясь тонкими пальцами за лоб - Боже, за что это нашему народу? - Вот именно сейчас вы бы о себе подумали, а не о судьбах народа. Колька, пройдоха, опять травы заварил.       Валера разлил по кружкам кипяток от которого немедленно поплыл по комнате аромат лесных трав. Дима осторожно принюхался и придвинулся с табуреткой ближе. Аркадин подвинул к нему ближе консерву, в которой оставалось ещё больше половины и разломив горбушку серого деревенского хлеба отдал большую часть.       Офицер вдруг взглянул в его глаза, открыто улыбнулся и кивнул: - Благодарю вас. Спасибо, за ужин.       После еды нестерпимо заклонило в сон, но надо было дописать протокол задержания и Валера откинувшись на спинку стула, потянулся к кисету, отрывая от газеты необходимый клочок, а пленному придвинул папиросы. Пытаясь разогнать сон, комиссар встал и прошёлся по комнате, украдкой рассматривая белогвардейца.       Офицер мелкими глотками допивал кипяток, щуря чуть осоловелые глаза на огонь свечи. Закуривая и вдыхая дым Дима чуть поморщился от боли в скуле. Кровь уже запеклась и место удара припухло.       Аркадин подошёл к столу, достал из самого нижнего ящика фляжку и бинт, оторвав крохотный кусочек смочил его содержимым. По комнате расплылся резкий аромат спирта. - Покажи. - Валера протянул руку касаясь подбородка, пленник мотнул головой вырываясь - Да не ерепенься ты.       Рука мягко коснулась скулы, отводя черные пряди и проводя пальцем по коже вокруг синяка. Комиссар склонился к пленнику, осматривая. Дима наконец рассмотрел глаза командира, они оказались не черными, а тёмно-коричневыми, с золотыми прожилками и искорками от пламени свечи. Прикосновение пальцев обожгло сотнями мурашек. Комиссар протер кусочком бинта скулу, стирая кровь, прижал к ссадине. - Ащщщщ. - стиснул зубы офицер. - Потерпи. Мало ли чего туда за полночи попало. Дезинфекция первое дело. Чтоб заразы какой не было. Мы санитарию очень уважаем.       Щипать перестало, но Валера не убирал руку. Близко разглядывая царского офицера. В полумраке его глаза казались темными, а сейчас он увидел, что они светло-серые с глубоко залегающими тенями усталости и морщинами. Вблизи было видно, что офицер не так молод, как показалось вначале, скорее всего ему под петьдесят. - Жена, детки есть? - Какое отношение это имеет… - начал прищуриваться Хакимов, но под внимательным взглядом замолчал и отвёл глаза - Жена. - Молодая и красивая? Офицер едва кивнул, поджав губы. - Я надеюсь к ней не будет применено никаких репрессий после огласки моего ареста, господин комиссар? - А где она? - В Крыму - ему не удалось сдержать тяжкий вздох. - В Крыму уже советская власть. Если она будет трудиться на благо трудового народа и вольётся в новую жизнь ей ничего не грозит.       Офицер ещё раз вздохнул, вспоминая свою молодую жену, что была занята только собой и балами. Безнадёжно. Ни трудиться, ни вливаться она никуда не будет. Не так её воспитали. - Почему не эвакуировалась с остатками вашей армии, когда ещё была возможность? - сочувственно, интимным шёпотом уточнил комиссар. - Меня ждала. До последнего. И искать будет - белогвардеец скосил свои красивые светлые глаза на большую рабочую руку командира, до сих пор придерживающего дезинфекцию на его скуле и подняв руку, положил поверх командирской, прижимая пальцы. "Конечно. Как тебя такого великолепного не ждать, не искать" - дыхание сбилось, внизу живота разлилось горячее тепло и в груди защемило тоской.       Валера отдернул руку, встал, прошёлся по комнате. Свеча потухла, прогорев, в керосине оставалось совсем мало топлива и слепнуть, дописывая протокол не хотелось, как не хотелось и заносить туда их бессмысленный для полковой разведки спор. Валера закрутил фитилёк, гася и оставляя всю бумажную волокиту на утро. - Здесь ложись - Аркадин указал на лежанку у печки, а сам стал устраиваться на лавке у окна, разулся, снял пояс и потертую кожану, явно с чужого плеча и коротковатую.       Дима послушно лёг, накинул на себя шинель вместо одеяла и уставился в потолок. - Не спишь? - послышалось через некоторое время от окна. - Нет. - Покурим?       Дима промолчал, но сел, свесив ноги. Комиссар уже поднялся, пересёк комнату. - За жену переживаешь? - Нет. - Почему? - Я её полгода не видел, уже забыл как она выглядит. Надеюсь она тоже побыстрее забудет меня. - огонек папиросы мелькает два раза подряд, две коротких затяжки - А вы женаты? - Нет. - И никогда не были? - Был пару раз. Да ну этих баб. Обуза только.       Дима хмыкнул. Сочувственно. Валера докурил, выкинул в зольник понюшку и поднялся. - Подождите. Ложитесь рядом. Ваша лавка… вы на ней всё равно не уснете. А лежанка большая, поместимся.       Валера босиком, в галифе и сильно поношенной гимнастерки, помялся и нерешительно сел, потом лег на край лежанки, отстегивая кобуру и устраивая руку на нагане. Наган украшала памятная гравировка "за бои на Перекопе от верных товарищей".       Аркадин гордился им, оружие было наградное, подаренное по случаю получения очередного звания и высокого назначения. Привычное ощущение оружия под рукой успокаивало. - Комиссар! Я считал вас умнее. - В темноте было видно как Хакимов приподнял соболиную бровь - Сами подумайте куда я денусь из избы полной красными в красной же деревне. - Тем не менее двух наших солдат при задержании вы уложили. - напомнил красный командир, но послушно переложил кобуру на пол, оставляя в зоне доступа. - У меня была нагайка - презрительно фыркнул офицер - А я наполовину казак. Не придави меня подстреленная кобыла черта с два они б меня догнали. - Это так, да - не стал спорить командир.       Спорить не хотелось. Хотелось разговаривать в темноте. О чем разговаривать он не знал и стеснялся, но, видя что офицер не спит, тихонько напел себе под нос приятным баритоном: - Спи, я спою тебе, что ночь длиннее дня. Мир что вокруг тебя, лишь иллюзия. Без начала, без конца и без движения. Из ниоткуда и наверно в никуда. - Вы что музицируете? - Да - смутился Аркадин - балуюсь. На баяне. И пою немного. - О, а я раньше играл на флейте. - Ого! - командир не сдержал удивления.       Флейты он видел только в церковном хоре, издалека, но каждый раз с удовольствием выискивал их отдельную мелодию в общей композиции, ища глазами изящных флейтистов. - Спойте ещё. Что это вы поете? - Дима редко слышал такой чистоты баритон и искренне насладился звучанием. - Это народное. Колыбельная.       Валера постеснялся признаваться, что эту песенку сам сочинил, но послушно, негромко запел. - Надо же, какая красивая, а я и не слышал. Это у вас на родине поют? - На заводе нашем популярной была - смущённо буркнул командир. - А вы откуда родом? - Московской губернии. - Земляки почти - вздохнул Хакимов - я из Замоскворечья.       Аркадин присвистнул. Офицер царского полка, один из главарей Донского сопротивления, лежит рядом и внимательно разглядывает его в темноте. Аристократическая порода, тонкая кость и голубая кровь чувствуются даже на расстоянии. От его близости бешено колотиться сердце и желание заполняет медленно, но неизбежно.       Хакимов лежит на боку, подложив под голову руку, в темноте видно только силуэт. Валера уже решил, что лучше отвернуться и не рассматривать своего соседа, но нечаянно наткнулся на его руку. Такую нежную и горячую, какие не бывают у девушек с рабочих окраин, где Валера вырос и гулял по молодости. Офицер вздрогнул всем телом, не ожидая прикосновения и сдавленно ахнул. Аркадин дернулся: - Я не хотел тебя напугать, извини - поддаваясь порыву погладил по плечу, прикрытому дорогой шинелью, ощущая под рукой крупную дрожь. - Я не испугался - Дима ответил на рукопожатие поймав ладонь, чуть сжимая - Спасибо вам за всё, товарищ Аркадин. Вы были сегодня ко мне более чем добры. В мой последний вечер. Глядя на вас у меня появилась надежда, что не всё ещё потеряно в этом хаосе разрухи и есть ещё люди, на чьи плечи может опереться Россия. Я уйду с мыслью о том, что всё было не зря. Надежда есть.       Хакимова трясло мелкой дрожью и Валера машинально, пытаясь успокоить придвинулся ближе. - Последний вечер…. - комок в горле мешал говорить, сердце колотилось как бешеное, готовое выпрыгнуть из груди.       Неотвратимость предстоящего накрыла волной чувств. Всё смешалось. Рядом с ним лежал враг, которому оставалось жить несколько дней. Гордый, сильный и очень опасный. Который как никто сейчас нуждался в поддержке и сочувствии. Нуждался, но даже самому себе не признался бы в этом.       Валера придвинулся и стиснул ребра стройного и гибкого офицера, откидывая шинель, проводя ладонями по спине, пытаясь унять его и свою дрожь и ощущая его движение на встречу. Понимание того, что они делают пришло только когда губ коснулись сухие и горячие губы Хакимова, такие нежные, каких Валера ещё никогда не пробовал. Рука скользнула под гимнастёрку и прохладные пальцы пробежалась по горячей коже живота.       Целоваться было приятно и интересно, но обоим хотелось большего и они ощущали это. Валера стянул гимнастерку, снял с офицера китель и не переставая отвечать на его ласки, расстегнул ремень, который почему-то не сняли по аресте. Нашаривая пуговицы брюк, руками ощущал стоявший член и поглаживал. Через минуту уже оба полностью освободились от одежды и слились в поцелуе, оплетая друг друга руками и ногами, обжигая обнаженными телами, постанывая от удовольствия. - Тише, тише, ребят разбудишь - шепнул Валера поглаживая круглые и упругие ягодицы и между ними. - Плевать. На всё плевать - зарычал офицер впиваясь губами в шею командира требовательно и грубо.       Валера негромко рассмеялся, выгибаясь навстречу нежным, холеным рукам, запуская грубые пальцы в пушистую россыпь волос. Такой холодный, сдержанный и очень спокойный Хакимов оказывается умеет быть страстным и горячим. И очень нежным. Открывается навстречу, чуть вздрагивая от ласки и прикусывая губу до крови, чтобы сдержать стон. Целует так, как ни одна женщина до этого и опускается вниз к стоящему колом члену. - Ни одна кухарка, ваша, пролетарская, или коммунистка, так не сможет - с чувством собственного превосходства шепчет офицер и проводит языком по стволу, заставляя Аркадина метаться по лежанке.       Вбирает в себя и двигается вверх-вниз губами. Валера хватает ртом воздух, которого резко перестало хватать. Он действительно, никогда не испытывал таких эмоций и сейчас его просто накрывает волной желания. Валера не выдерживает, резко отстраняется, тянет партнёра на себя, разворачивает чуть приподнимает бедра и входит одним толчком. Дима сдавленно стонет, прикусывая край шинели, мелко дрожит и привыкнув, подаётся бедрами. - Давай, комиссар. За советскую власть.       Аркадин наматывает на кулак его волосы и заставляет закинуть голову и прогнуться ещё сильнее. - А за Троцкого? - хрипит офицер под ним. Комиссар толкается сильнее, жёстче, оставляя на пояснице следы от собственных пальцев. - Сильнее!       Чувствуя, что командир сейчас кончит, офицер тянется к своему члену, но поверх его ладони ложится жёсткая мозолистая рука и задаёт темп. Разряжаются одновременно, с глухим рыком. Офицер тихо протяжно всхлипывает в свою колючую и пахнущую костром шинель, а Валера благодарно целует его плечи и спину. Отодвигает волосы и утыкается носом в загривок, тяжело дыша, ещё не отпуская. - Ты в порядке? - Аркадин чуть отстраняется и ложится рядом, впрочем не убирая тяжёлой руки со вспотевшей прямой спины пленника, только что ставшего любовником. - О, дааааа - мурлычет белогвардеец и уютно прижимается, устраиваясь на плече - Пострадал за веру, страну и отечество.       Любовник лежит на руке и сбивчиво дышит в плечо. Отпускать не хочется, но унылый рассвет уже окрашивает небо из почти черного в тёмно-синий, стирая звезды и постепенно проявляя два обнаженных тела. Для кого-то в этой комнате это последний рассвет. Валера косится на голубоглазого и внезапно предлагает: - Слушай, я сейчас глупость скажу. Только сразу не отказывайся, подумай. Это важно.       Дима поднимает на него голубые глаза. Аркадин задыхается от нежности и тонет в его прямом взгляде "Пусть всё, что только что было я сам себе придумал, пусть он убил двух моих ребят, пусть он враг, который усыпил мою бдительность. Но я не смогу его отпустить. Но… шанс есть. И я должен дать ему этот шанс. Один на миллион" - У меня дружок на Урале, комдив, Колчака сейчас бьёт - скомкано начинает Валера и Дима морщится при упоминании соратника, некогда равного, а сейчас находящегося в таком же положении, что и он - На днях вызов прислал, ему людей не хватает. Я собирался пару дней тут побыть и на Урал рвануть. Если ты сможешь на время забыть свои идеалы... - А ты бы смог? - первый раз на "ты" обращается к нему офицер. - Смотря ради чего - чуть пожимает свободным плечом Валера, плотнее прижимая к себе Хакимова - Но попробовать стоит. - А протокол? Свидетели? - Да хуйня всё это. Завтра поеду отвозить тебя в район и по пути переделаю протокол. А в районе предъявлю вызов уральский, исправим на два лица, документы я возьму у кого-нибудь из убитых тобой солдат. Сейчас такая неразбериха. - А если откроют? Тебя расстреляют? - голос пленника первый раз дрогнул. - А так расстреляют тебя.       Офицер отворачивается и пожимает плечами. Какая уже разница. Единственное, что жалко терять именно теперь эту греховную и порочную связь. Сильные руки на пояснице, пухлые губы и темные, почти черные глаза под широкими бровями. Дима нащупывает на груди крестик и с силой рвет цепочку, вкладывает в руку комиссара. Тот без слов понимает жест, переплетает пальцы: - Всё получится.

***

Расстреляют их позже, в 37 году, сначала, за три года до этого, арестовав по доносу Хакимова и отправив на Соловки, где бывший белый офицер медленно сошел с ума от непосильного труда, отсутствия солнца и полного одиночества. А потом Валеру, до последнего пытавшегося заступиться за "врага народа" и сосланного за это в новые медные рудники Карлага. Диктатура пролетариата не признавала заступничества, впрочем как и любви.