Broken Hearts: Sweet Nightmares

I'm holding on Why is everything so heavy? Holding on So much more than I can carry

      Не то, чтобы Леоне не привык к бессоннице.       Отнюдь. В конце концов, он — бывший коп, которому не раз приходилось отказываться от сна из-за дежурств, срочных отчётов и ночных выездов на какую-нибудь бытовуху с убийством. Иногда все было настолько запущено, что хороший полноценный отдых ему светил только раз в пару-тройку дней. Потому, держась исключительно на силе кофе и удивляясь собственной живучести, Аббаккио умудрялся пребывать в трезвом рассудке и более-менее функционировать в течение рабочего дня.       Никогда он и представить себе не мог, что его спокойные сны прекратятся из-за одного человека.       Леоне сидел на кухне, задумчиво рассматривая воду на дне кружки и изредка поглядывая на часы, маленькая стрелка которых перевалила далеко за полночь. Он не стал включать свет — нечего жечь электроэнергию по ночам, и так все прекрасно видит. Поправив волосы, небрежно забранные в низкий хвост, Леоне откинулся на спинку стула и вслушался в окружающую тишину.       Откуда-то со второго этажа донеслись тихие горькие стоны, и сердце Аббаккио болезненно сжалось. Он просто сидел тут, на кухне, спрятавшись от кошмаров — настоящих кошмаров, которые, как ему казалось, он начал делить с Бруно. Сжав руки в кулаки, Леоне беспомощно ударил ими об стол.       Он бы отдал все, чтобы помочь. Он так и поступал — просыпался ночью, забивал на сон и отдых, пытался будить, пытался убаюкивать; обнимал и прижимал к себе, чтобы вырвать Буччеллати из снов. Бестолку. Бруно не открывал глаза, лишь продолжал ворочаться и страшно кричать. В последнее время это случалось почти каждую ночь. Адский круг за кругом. Просыпаться. Пытаться будить. Помочь. Успокоить. Вслушиваться в его (болезненные) стоны. Сбегать на кухню, обвиняя себя в полнейшем бессилии и невозможности хоть как-то облегчить его страдания.       Состояние Бруно волновало не только Аббаккио. Позавчера, к примеру, он слышал, как за надежно закрытой дверью (Леоне специально запирал ее на ночь, чтобы никто не обнаружил их, спящими вместе) кто-то топтался, не решаясь постучать. Судя по мелким, робким шагам — Наранча. А вчера из-за двери доносились едва слышные перешептывания на беглом, странном для слуха Леоне языке, из которого он разобрал только «Буччеллати-сан». Джоске и Окуясу, не иначе. Они ещё утром обеспокоено таращились в сторону Бруно, когда все завтракали и осторожно интересовались, удаётся ли ему отдыхать после тяжелого рабочего дня. В ответ японцы получали лишь усталый взгляд мужчины и мягкую улыбку, в которой читалась искренняя просьба не беспокоиться о нем.       Но все они жили, черт возьми, в одном доме. Всем были слышны эти крики. Никто только не решался рассказать Буччеллати об этом — «молодое поколение» отмалчивалось, думая, что будет невежливо вмешиваться в дела бывшего капо, а Джотаро, похоже, мало заботили такого рода проблемы. Предоставив всей «банде» двухэтажный дом в пригороде Неаполя, он и так сделал многое для предателей Пассионе, к тому же, интересовала его только работа — японец мог часами пропадать в кабинете, где они обычно совещались относительно Джованны и его дальнейших планов. Возможно, поэтому Джотаро не обращал внимание на подобные мелочи.       Мелочи. Для него это был сущий пустяк. Для остальных же, видимо, своеобразная бессонница Бруно являлась серьёзной проблемой. И никто не знал, как помочь. Как спасти Буччеллати от кошмаров?       Если бы Леоне только мог знать. Если бы знал — отдал бы собственную душу, не задумываясь. Может быть, тогда она перестала бы кровоточить и невыносимо болеть, стоило Аббаккио вновь вслушаться в неразборчивый бред, который нёс во сне его партнёр.       Белый свет резко и неприятно ударил в глаза — бывший полицейский прищурился и недовольно глянул в сторону входа на кухню. В проёме стояла Рена, потирая глаза и пытаясь сдержать зевок. Наверное, никто из них не ожидал встретиться здесь в столь поздний час. Леоне нахмурился, а девушка, моментально нацепив маску спокойствия и хладнокровия на лицо, проплыла в помещение. Напряжённая тишина являлась чем-то привычным, обыденным между ними — Рена, будто не замечая присутствия мужчины, пыталась дотянуться до банки с кофе на верхней полке, а Аббаккио нервно наблюдал за ней, даже не зная, о чем можно было в теории говорить с этой маленькой льдинкой.       Своим поведением Рена отбивала всякое желание общаться. Хватило и пары дней её пребывания в их команде, чтобы понять настрой девушки — она сюда пришла явно не для того, чтобы заводить новые знакомства. И дело было вовсе не в том, что девчонка позиционировала себя как независимая личность, не нуждающаяся в близких друзьях… Скорее, вокруг неё постоянно сгущалась аура недоверия и настороженного страха, из-за которой к ней не решался никто подойти. Рена и сама старалась всех избегать, в частности Наранчу (вероятно, не любила шумных людей), Окуясу (одного поля ягоды с Наранчей), Леоне (из-за угроз убить её в случае любого подозрительного шага в сторону остальных ребят) и, что самое странное, Бруно.       Буччеллати, добрая душа, не раз пытался первым заговорить с девушкой, подобрать какую-нибудь нейтральную тему для беседы — просто, чтобы Рена почувствовала себя комфортно в новой обстановке, но бывшая (как смешно) убийца не смела даже смотреть в глаза мужчине, сбегая к себе в комнату при любой удобной возможности.       Аббаккио отчасти понимал такое поведение — Рене до сих пор было стыдно за свои прошлые ошибки, за попытку убить Буччеллати, за причинённую ему боль. Однако, ей почему-то совершенно не было стыдно перед тем же Леоне, который чуть не сошёл с ума из-за мыслей, что он мог потерять Бруно. Не было стыдно перед Наранчей, у которого она бы отняла одного из близких друзей. Ко всем, кроме Буччеллати, Рена относилась с подозрением, явно не желая даже попробовать заговорить первой и наладить контакт. Исключением можно было назвать Джоске — изредка девчонка о чем-то перешёптывалась с ним, но поспешно ретировалась, как только на горизонте маячил Окуясу. Неудивительно (наверное). У этого японца был легкий, до ужаса простой характер, с которым даже такая заноза в заднице, как Рена, могла примириться.       Леоне не знал, что думать, что испытывать по отношению к этой мелкой дурехе. С одной стороны, вроде бы все предельно просто и понятно — будто он сам по первости не выставлял все свои иголки напоказ, пытаясь примириться с новым, адекватным, что немаловажно, окружением. С другой, пока что у мужчины не было резонных оснований доверять девчонке; она пробыла среди них слишком мало (неделю, если быть точнее). Рена не успела сделать ничего подозрительного и, судя по всему, не особо стремилась, особенно под бдительным взглядом Леоне, и все равно, бывший полицейский со скепсисом относился к «новичку» в команде. Может, ею и правда манипулировала её чокнутая семейка, и девчонка всего лишь выполняла их приказы, но Аббаккио все никак не мог отпустить тяжелые воспоминания того страшного дня.       Выпрямившись, Леоне заметил, как девушка ставит на плиту чайник и недовольно шикнул в её сторону. В ответ он получил точно такой же недовольный взгляд и тихое утверждение: — Никого не разбужу, не волнуйся. Я знаю, когда выключить.       И снова наступила эта неприятная, противная тишина, изредка нарушаемая звуком закипающей в чайнике воды. Мужчина присмотрелся, подмечая про себя, что Рена была одета в свой повседневный костюм (благо дело, что раздражающий его синий плащ сняла), хотя на дворе стояла глубокая ночь. Возможно, только вернулась с задания. Возможно, ещё не ложилась спать. Возможно, рассуждала также практично, как и многие в их банде и спала прямо в одежде, так как на них могли напасть в любую минуту. Почему его заинтересовала эта конкретная деталь? Черт знает. Злобно ухмыляясь собственным мыслям, Аббаккио залпом допил оставшуюся в стакане воду. Рена села напротив мужчины, медленно размешивая дешевый растворимый кофе в кружке, почти не касаясь ложкой стенок посуды. И правда — старалась никого не разбудить, вела себя максимально тихо. Ледышка. — Кофе на ночь вредно, — буркнул Леоне. Слова сами сорвались с языка; ему почему-то нестерпимо захотелось сделать девчонке замечание, и даже не из-за его невыносимого характера! Да какого хрена? Его волновало здоровье маленькой предательницы? Его?! — Тебя спросить забыла. Ты мне не отец, вроде, — глаз Аббаккио нервно дёрнулся — ответ Рены лишь больше взбесил его, пытающегося бороться с собственными противоречиями. Демонстративно фыркнув, мужчина отвернулся от девчонки. Та же, пожав плечами, снова уткнулась в свою кружку.       Постепенно возрастающее напряжение между ними можно было буквально разрезать ножницами. Леоне едва сдерживался, чтобы не отпустить какую-нибудь ещё едкую ремарку, Рена, как назло, молчала. Единственный звук, исходивший с ее стороны, был звук ногтей, стучавших о пластиковую поверхность посуды. Аббаккио начинала надоедать подобная ситуация, и он уже хотел выйти из кухни на задний двор (к Бруно возвращаться было попросту страшно), как, к его же удивлению, девушка осторожно спросила: — Не спится?       Поймав на себе вопросительный взгляд, полный недоумения, Рена посмотрела в стену (что являлось признаком смущения в ее случае) и тихо пояснила: — Ты одет, но косметики на тебе нет. И волосы убраны, скорее всего, чтобы не мешали во время сна. Значит, ты недавно встал, и… — Проехали. Тебя, как говорится, забыл спросить. Сама чего не спишь? — делиться наболевшим с той, кому он открыто не доверял, Леоне явно не собирался. Нахмурившись, он задумчиво провёл ладонью по собранным волосам — однако, ее хорошо выдрессировали определять состояние врага по одному только внешнему виду. — Не могу. Никто не может. И я не могу. Все слишком хорошо слышно, — судя по неуверенной и сбивчивой интонации Рены, мужчина сразу догадался, о чем шла речь. Точнее, о ком. Выдохнув, Леоне довольно грубо перебил девушку: — Затычки в уши, и спи себе спокойно. Не твоего ума дело.       Он прекрасно слышал волнение в голосе девчонки. И это раздражало — не могла она, Рена, наёмница Джованны, волноваться за того, чью жизнь недавно пыталась оборвать.       Хотелось схватить нахалку за шкирку и вышвырнуть за дверь, чтобы даже не смела проявлять своё сомнительное, явно фальшивое сострадание. Леоне прищурился, вглядываясь в синие (почти такие же глубокие и грустные, как у Бруно) глаза девушки, чтобы понять, реально ли ей было не все равно на человека, притащившего ее к «группе предателей» или Рена вновь скрывала настоящие эмоции под личиной сопереживания. — Чего уставился? — как-то боязливо пискнула девчонка, заметив боковым зрением, как Аббаккио смотрел на неё. Где-то очень глубоко внутри мужчина дернулся, обругал сам себя за излишнюю суровость по отношению к девочке. А потом снова обругал — на этот раз за сентиментальность по отношению к малолетней убийце. — Ему… Синьору Буччеллати… — робко проронила Рена, сильнее сжимая в ладонях кружку с остывшим кофе. — Ему очень плохо, да?       Аббаккио хмыкнул, сложив руки на груди: — Я же сказал тебе. Это не твоё дело. Как будто ты можешь помочь… — Я могу.       Это звучало как-то слишком… Решительно. Леоне мотнул головой — ему не послышалось? Внешне в девчонке ровно ничего не поменялось — она все также не хотела сталкиваться взглядами с мужчиной и будто изо всех сил старалась преодолеть ту перегородку, которая возросла между ними. Ради Бруно. Ради него она, казалось, была готова пересилить свою недоверчивость и грубоватое отношение к Аббаккио.       Леоне, в свою очередь, никак не решался поверить девушке и хоть немного утихомирить свой упрямый характер. Усмехнувшись, он язвительно процедил: — Ага. Супер. Конечно, можешь. — Почему ты сомневаешься? — Рена странно дёрнулась в сторону, будто хотела вскочить из-за стола, но внезапно передумала. В какой-то степени было даже забавно наблюдать за тем, как девчонка меняла своё поведение, разрываясь между притворством (к которому она привыкла) и настоящими эмоциями (которые ей давались с трудом). — И что же ты можешь сделать? Нашлёшь радужные небеса с бабочками вокруг? Не неси ерунды, твой иллюзорный станд не поможет ему. — Иллюзорный? — Леоне настороженно сморщился, удивляясь тому, как Рена постепенно преобразилась в лице. Едва заметная ухмылка промелькнула на её лице; расправив плечи, девушка встала из-за стола и медленно прошла мимо мужчины, остановившись у него за спиной. — Уверен, что мой станд именно такого типа? — А какого же? Я сам видел… Как он действует… — Аббаккио протёр слипающиеся глаза и зевнул. Недосып, видимо, начинал сказываться. Откинувшись на спинку стула, Леоне зажмурился, пытаясь избавиться от давящего желания заснуть.       Он не понял, как оказался в большом тёмном пространстве. Не знал, сколько времени прошло. Минута? Полчаса? Час? Несколько часов? Пытаясь сориентироваться в этой пустоте, Леоне попутно удивлялся тому, что ему, впервые за столько лет, что-то снилось. После того случая (ужасного, непоправимого) в полиции, Аббаккио преследовали лишь кошмары, а когда его завербовали в Пассионе, страшные сны, полные болезненных воспоминаний, покинули его. На смену им пришла тишина и пустота. Леоне просто… Засыпал и просыпался, думая, что больше никакие сны не потревожат его.       От мыслей отвлекли стук каблуков и женский голос, который Леоне предпочёл бы никогда не слышать. Обречённо вздохнув, он поднял взгляд. Перед ним стояла Рена. Даже в собственном сне умудрилась достать, мелкая чертовка. — Какой сон желаешь? — вопрос озадачил и одновременно с этим взбесил мужчину. — Не понял. Что за шутки такие? — Чего тут понимать? Какой сон ты хочешь увидеть? — Перестань морочить мне голову! Что тут?.. — Леоне перебил ударивший в лицо яркий свет. Распахнув глаза, мужчина попятился назад. Он желал закричать как можно громче и с отчаянием осознал, что не слышит собственного голоса, Аббаккио зажмурился и закрыл уши руками. Как назло, в голове настойчиво твердил противный тихий голос Рены: — Проснись… Проснись! — Нет! Перестань использовать свои дешёвые трюки! — хотел бы Леоне сказать, что это было нечестно, но, нет, слишком по-детски это бы выглядело с его стороны. — Почему трюки? Во снах люди чаще всего видят то, что их беспокоит. Свои сожаления, свои переживания. Ты бы хотел вернуться в прошлое — даже твой станд символизирует это. Ты почти перестал жить им, но где-то в глубине души оно терроризирует тебя. Я лишь исполняю твоё желание.       Для сна все было слишком реальным. Реальный кабинет в полицейском участке, реальная мебель вокруг, реальная доска с нераскрытыми делами. Реальные голоса за дверью, реальный шум машин за окном. Реальный напарник, стоящий прямо напротив Леоне и предлагающий ему идти за ним. — Но это остаётся в прошлом, не так ли?       Максимально спокойный голос Рены эхом прозвучал в сознании мужчины. Словно загипнотизированный, он открыл глаза и протянул руку к убитому (им) напарнику, чтобы ещё раз коснуться ее, ощутить тепло его ладони и извиниться перед ним за непростительную, чудовищную ошибку. — Тебе нужно нечто другое. Точнее, кто-то другой.       Как только кончики пальцев соприкоснулись с пальцами бывшего напарника, он в ту же секунду перевоплотился в Буччеллати. Леоне не успел ничего сделать — ни отскочить, ни испугаться, ни сделать и вдоха. Тёплые мягкие объятия (такие давал лишь Бруно) укрыли его трясущееся тело от накатывающего чувства страха вперемешку со злостью. На секунду полицейский перестал существовать — он хотел раствориться в руках капо, исчезнуть в них ото всех проблем. Просто задержаться — на миг, на вечность — ведь ему так не хватало этого в связи с последними событиями. — Конечно же. Он. — Леоне… Леоне, хороший мой… — голос Буччеллати заглушал надоевший голосок Рены, заменяя собой весь иллюзорный (или он просто сошёл с ума) мир. — Леоне, открой глаза.       Аббаккио просто не мог отказать. Не мог сопротивляться, не мог… Ничего не мог. Лишь слушать голос Бруно, подчиняться его приказу (просьбе, мягкой просьбе) и тонуть в глазах цвета самого чистого и глубокого океана.       Холодная вода моментально окутала его лёгкие; Леоне почувствовал, как почва в прямом смысле уходит у него из-под ног, а тело постепенно погружается в солёную, продирающую кожу пучину. Он и в самом деле тонул? Задыхался в его глазах?       Разум перестал что-либо понимать в попытке заглотнуть кислород, который так резко и беспощадно отобрали. Тело Аббаккио судорожно дёрнулось, ощущая, как его затягивает сильный водоворот. Перед глазами стояла мутная пелена, созданная плотной морской завесой. Мужчина попробовал вздохнуть, отчаянно барахтаясь ногами и руками; попробовал удержать равновесие, чтобы выбраться на поверхность (слишком, слишком реалистичный сон!!!) — бесполезно. Страшно. — Страшно? Без него? А он бы не оставил тебя.       Медленно падая в ледяную бездну, Леоне вытянул руку вперёд в знак отчаянного сопротивления. Нет, нет же! Он не оставлял Бруно, он бы никогда… Никогда не повернулся к нему спиной!       (Повернулся. Ещё как. Дважды. Неделю назад случилась та ссора. И сейчас — отказался от предложенной помощи).       Руку перехватила тёплая, родная ладонь. Угасающий взгляд встретился с глазами, сливающимися с окружающими потоками воды. Прозрачный, успокаивающий. Обмякшее тело осторожно потянули на себя, а вкрадчивый голос вновь нежно шепнул: — Проснись, Леоне. Проснись. Всё хорошо.       Лёгкие больно закололо от нахлынувшего спёртого воздуха. Громкий гудок за спиной оглушил, а ударивший в лицо яркий свет дезориентировал. Откашлявшись, Аббаккио едва не упал — пол под ногами появился слишком внезапно. Взгляд начал судорожно метаться в попытке различить сон, иллюзию и реальность (ничего не понятно, ничего!).       Кто-то толкнул Леоне в плечо и ругнулся на чистом итальянском. Бывший полицейский обернулся, вытягивая руки вперёд, из-за чего проходящие мимо него люди (откуда они здесь?) посмотрели на мужчину как на умалишённого.       Звук приближающегося сзади поезда окончательно запутал Аббаккио. Он озирался по сторонам, всматривался в выходящих из вагона людей, искал глазами названия станций и не находил (метро, блять, серьёзно?!), касался всего вокруг — арок, стен, лавок. Настоящее. Всё настоящее. Не сон. Для сна это слишком… — Аббаккио, вот ты где! — знакомый голос заставил обернуться и замереть в немом удивлении. Перед мужчиной стоял Фуго. Тоже настоящий. Может быть, немного не такой, каким его привык видеть Леоне (более уверенный в себе, не такой сжатый и скованный в движениях).       Он в наглую схватил Леоне за руку (возмущаться или удивляться?) и потащил его в вагон подъехавшего поезда, попутно ворча себе под нос: — А я тебя везде обыскался! Весь отдел на ушах стоит! Никто не верит, что ты можешь опоздать! На телефон не отвечаешь, какого-то хрена поехал на метро, а не на машине… Бруно такими темпами седым станет! Ау! Ты слышишь меня, шеф?       Шеф. Бруно. Машина. Растеряно смотря на Фуго, мужчина перевёл взгляд на отражение себя в окне вагона. Перед ним стоял он сам — точно такой же Леоне Аббаккио, одетый в полицейскую форму. Волосы убраны — по всем правилам. На голове — фуражка. (Ни единого мокрого следа на одежде, будто и не тонул пару секунд назад). На правой трясущейся руке поблескивает золотое обручальное кольцо. — Алло, приём! Шефа вызывают к телефону! Аббаккио, ты чего такой потерянный? Что-то случилось? — Паннакотта помахал ладонью перед мужчиной, на что тот отреагировал вздрогнувшими плечами и неуверенным кивком головы. На долю секунды ему просто захотелось верить, что вся его жизнь до этой минуты была каким-то нелепым страшным сном, в котором все шло совершенно не так. Нечестно. Незаслуженно. — А мы?.. Куда едем?.. — Шеф, вы на своей свадьбе, видать, слишком много выпили. Третий день уже просыхаете и не можете понять, что к чему. На работу, куда же ещё! — усмехнулся Фуго, аккуратно касаясь плеча Леоне. Аббаккио шумно выдохнул, проводя ладонью по лицу, чтобы юноша не увидел его счастливого выражения лица. Если это сон, пусть никогда не кончается. (Если реальность — неужели Господь существует?).       В отдел он плёлся за Паннакоттой словно окрылённый, не верящий в происходящее. Маленькая, малюсенькая частичка разума пыталась противостоять нахлынувшей эйфории, кричала о том, что Леоне попался в плен иллюзий, но он беспощадно игнорировал ее. Все вокруг было окутано светом. Помещения, люди, приветствовавшие своего начальника. Его личный кабинет. Сидящий там Буччеллати. — Леоне, Господи! Где ты был, солнце? Я чуть с ума не сошёл! — Аббаккио по привычке отошёл на шаг назад, заметив, что Бруно хочет обнять его, но его муж (муж!) даже не думал останавливаться. Фуго на такое проявление нежностей лишь ласково усмехнулся. И правильно — в этом мире им нечего бояться, не от кого скрываться. Никто их не осудит. Не запретит быть вместе. — Успокойся… Я просто… — Леоне перебил звук звонящего из кармана телефона. Он потянулся к брюкам и достал оттуда странный, вытянутый телефон с одной-единственной кнопкой внизу (что за черт?). На экране высвечивалось «Незнакомый номер». — Леоне, ответь. А вдруг что-то важное? — вмешался Бруно, заметив колебания мужчины. Кивнув в ответ, Аббаккио нажал на зелёный значок на сенсорном экране и приложил трубку к уху.       В голове зазвучал невыносимый голос, рушащий все в одно мгновение: — Ты так сильно хочешь быть с ним. Но, пока что, все это — лишь недостижимые мечты. Проснись, Аббаккио.       Леоне попытался отбросить телефон куда-нибудь подальше, но тот уже исчез из его ладони. Так же быстро, неотвратимо — как и люди (как и кольцо на пальце) вокруг него, оставляя за собой лишь страшную холодную пустоту. Его словно кто-то сбил с ног, и Аббаккио ухнул в самую бездну, пытаясь зацепиться за призрачный след Бруно, оставленный его воображением.       Приземление получилось довольно болезненным. В следующую секунду он осознал, что сидит на полу около перевёрнутого стула, опершись трясущимися руками о гладкую поверхность. — Осторожнее. С таким грохотом, с каким ты упал, можно и разбудить кого-нибудь, — услышал Леоне голос откуда-то сверху. Рена нависла над ним, склонив голову слегка влево и едва слышно усмехнувшись. Сощурившись (мелкая встала прямо около лампы, освещавшей кухню), Аббаккио попробовал выровнять сбившееся дыхание. Зрение постепенно восстанавливалось после пережитых им «галлюцинаций», и мужчина смог рассмотреть небольшой силуэт, висевший в воздухе рядом с Реной. Странное существо с голубой кожей и пустыми белыми глазами, похожее на карлика-инопланетянина, листало большую книгу размером с него самого. Как только оно заметило, что Аббаккио уставился на него, существо смущённо спряталось за Рену, предварительно захлопнув книгу. — Это… Твой… — нервно сглотнув, попробовал спросить Леоне. Слова давались ему с трудом (возможно из-за того, что он увидел). — Мой станд, — утвердительно кивнула Рена, поправляя синий колпак на голове существа. – Sweet Dreams. Не то, чтобы я полностью тебе доверяла, но… Раз ты мне не веришь, другого выбора у меня нет. Только не смотри так пристально — он стесняется, — девушка похлопала станд по голове, и тот, что-то тихо проворчав, растворился позади хозяйки. Только после этого Аббаккио заметил, что вокруг него и Рены в воздухе висела сиренево-розовая дымка, в которой мелькали крошечные блёстки. Постепенно дымка начала исчезать — словно вслед за стандом. — И что это было?.. — разозлено процедил Леоне, сжав ладони в кулаки. Ноги по-прежнему тряслись, потому встать бы он не смог ещё в течение нескольких минут. К счастью Рены. Иначе бы ей пришлось продемонстрировать Леоне все свои физические навыки, в частности умение убегать от разъярённого бывшего копа. — Сказала же. Мой станд. Так и не понял ничего? — тяжело вздохнув, Рена покачала головой туда-сюда и почесала затылок. — Это были твои сны, Аббаккио. Точнее, сны, которые наслала я. Слушай… — Не стану слушать, пока не докажешь, что именно на данный момент я не нахожусь в твоих сраных снах, — огрызнулся Леоне, на что ему тут же в лицо прилетела газета — вчерашний утренний выпуск. Аббаккио уже был готов скомкать жалкий кусок бумаги и кинуть в обратном направлении (желательно между глаз Рены), как слова девчонки заставили его задуматься: — Во снах были надписи, но ты не мог их читать, верно? Когда люди спят, у них отключается левое полушарие, которое отвечает за способность человека читать информацию и воспринимать её.       Действительно, как бы Леоне тогда не пытался, он не смог вчитаться даже в коротенькие названия станций метро… Звучало довольно логично, особенно сейчас, когда буквы из колонки новостей складывались во вполне адекватный и читабельный текст, но как-то уж слишком просто. — И что? Маловато доказательств, не находишь? — между людьми снова нависла тишина — на этот раз почему-то слегка испугавшая бывшего полицейского. Он буквально прочувствовал в Рене желание закричать чуть ли не на весь дом в очередной усталой попытке доказать ему чистоту своих намерений. Вместо этого, девушка нервно выдохнула и нахмурилась, подойдя к Леоне чуть ближе. — Ему не сможет помочь ни один врач. В наши больницы идти опасно — могут увидеть люди Джованны. Присылать людей из какого-то там мифического фонда, о котором толкует старший из японцев? У нас нет времени. Если что-то тревожит его во снах, я могу хотя бы попытаться исправить их. Я выставила перед тобой все свои козыри, но ты по-прежнему не доверяешь мне. Хорошо. Пожалуйста. Без проблем. Только давай ты уже прекратишь думать о себе, — сказанное Реной заставило Леоне закусить губу (мало было боли во снах, так решила и сейчас припомнить), — и подумай, наконец-то, о нем!       Как назло, словно по щелчку пальца, с верхних этажей вновь раздался болезненный стон, наполненный слезами и страхом. Маленький худой палец Рены указывал ровно туда — туда, где Бруно страдал на глазах Леоне, а тот ничем не мог ему помочь.       Мужчина стыдливо отвёл взгляд от девчонки, пока та продолжала говорить дрожащим голосом: — Я могу не помогать, и тогда мы посмотрим, что с ним случится после пары дней, точнее, ночей в таком состоянии. Если его не убьют на задании, то его организм не выдержит такого стресса и перенапряжения. Он… Он умрёт, понимаешь! Также, как когда-то умер твой…