Помоги мне! Сердце моё горит На костре непотухшей раны, на углях от пустых обид Помоги мне! Слёзы мои утри Склей обломки моей Вселенной, каплю веры оставь внутри…
— Заткнись! — Аббаккио вскочил на ноги, едва сдержавшись от нахлынувшего порыва ударить девушку в лицо. Кулак замер в нескольких сантиметрах от вздёрнутого носа Рены. Та даже не вздрогнула и не попятилась назад, как это происходило обычно. В глазах девчонки плескалась холодная, решительная ярость. Леоне отпрянул от неё, чувствуя, как стыд вгрызается в него острейшими зубами. Она ведь, чёрт возьми, во всём права. Права про напарника. Права про страх потерять Бруно. Права в том, что Аббаккио, как и всегда, был совершенно бесполезен в сложившейся ситуации. Смириться с тем, что от способностей мелкой гниды, которая пыталась отобрать у Леоне всё, зависела жизнь Буччеллати, было крайне трудно. Почти что больно — мужчина, выдохнув пару раз, схватился за грудь и сквозь зубы процедил: — Идём. Твоя взяла. — И не пыталась, — резко отрезала Рена в ответ, тут же направляясь к выходу из кухни. Она не стала ждать Аббаккио (будто ей нужно было только разрешение), и мужчина, выругавшись под нос, кинулся вслед за девчонкой. На втором этаже они оказались почти молниеносно. Оба хранили гробовое молчание, пока поднимались по лестнице. Леоне пялился в спину девчонки, попутно пытаясь избавиться от образа видений, насланных на него. Он не мог смириться с тем, что его душу будто бы вынули и выставили напоказ перед всеми. Мелкой удалось прочитать все секреты, которые Аббаккио тщательно скрывал даже от самых близких друзей. Как?.. Как она узнала? Как ей удалось так реалистично исполнить его собственные желания? Как получилось обратить попытку бегства от всех проблем, преследовавших его и Бруно, в самую настоящую сказку со счастливым концом? А самое главное — зачем? Зачем, мать его, этой твари помогать им?! Конкретно — им двоим. Не только Буччеллати, но и Леоне, сходящему с ума от того, что он не мог ничего сделать. Мужчина так устал везде и всюду искать подвох, что, казалось, уже был готов смириться со всем случившемся за последний час. Стоя перед самой дверью в комнату, они оба неожиданно для себя замешкались. Всего лишь на долю секунды и Леоне, и Рена вдруг почувствовали страх и нежелание пересекать порог помещения. Первой очнулась девчонка, удивляясь тому, что она ощутила то же самое, что и Аббаккио. Хмыкнув, она нахмурилась и почти неслышно вошла в комнату. Леоне осторожно прокрался за ней вслед, не спуская глаз с девушки. — Дверь закрыть не забудь, — едва слышно шепнула Рена, кидая взгляд в сторону кровати, на которой корчился Бруно в попытке избавиться от мучивших его кошмаров. Не обращая внимание на ворчания Аббаккио, она решительно шагнула вперёд и пробормотала себе под нос (зачем?): — Кровь… Нужна кровь. Обернувшись к мужчине, бывшая наемница жалобно выдохнула, из-за чего Леоне стиснул зубы (вот только ее жалости ему не хватало!) и фыркнул. Ради Бруно. Ради него надо перетерпеть. Плюхнувшись в кресло, Аббаккио оперся рукой на подлокотник и начал наблюдать за действиями Рены. Сонливость как рукой сняло (было ли это эффектом от станда девчонки?), и ему не составляло труда буквально буравить девушку взглядом, пока та осторожно и тихо садилась на колени около кровати, призывала свой станд и брала Буччеллати за руку. Всё вокруг капо сразу же окуталось дымкой — точно такой же, которую заметил Леоне, когда Рена показала ему свои способности. Маленький карлик в синем колпаке возник около девушки, тихо, но грустно охнул и распахнул тяжелую книгу прямо в воздухе, тут же начав что-то яростно записывать в неё белоснежным пером. Леоне хотел о многом расспросить девчонку. Какой сон она насылала Бруно? Сколько времени ей на это потребуется? Видела ли она сама то, что ему снилось? Все эти риторические, немые вопросы тут же растворялись в разуме мужчины, стоило ему увидеть, как Буччеллати постепенно смягчался в лице, переставая хмурить брови, цепляться за простыни и отчаянно кричать. Леоне судорожно выдохнул, ощущая, как волнение буквально вырывается из его тела тысячью острых игл. С ним все будет хорошо. (У них все будет хорошо). Внезапная мысль больно выстрелила в мозгу. Почему Рена говорила про кровь? Судя по происходящему, она не требовалась для помощи Бруно. С другой стороны, Леоне по-прежнему разрывали смутные сомнения. Проследив за тем, чтобы девчонка не заметила, он осторожно потянулся к лежавшей на столике книге. Осознание того, что он не может прочитать ни словечка, вонзилось в него и заставило сердце колотиться в бешеном темпе. Если он подпустил врага к Бруно, то всё было кончено. Не успел Аббаккио встать, как он услышал звук упавшего на пол металлического предмета. Моргнув, он метнул озлобленный взгляд в сторону кровати. Рена по-прежнему сидела на коленях (теперь уже с опущенной головой), Буччеллати мирно спал, а около девчонки лежал скальпель с едва ли заметной каплей крови на лезвии. Одной только капли хватило, чтобы Леоне сорвался с кресла, схватил мелкую обманщицу за шкирку и развернул лицом к себе. Ловя себя на мысли о том, что Рена уж как-то быстро подчинилась ему, даже не пытаясь вырваться (поддалась, будто тряпичная кукла), Аббаккио грозно прошипел: — Снова твои фокусы? Ты не охренела ли, дрянь? Зачем скрыла, что собралась творить? Для чего тебе кровь Буччеллати?! — Кровь нужна для создания связи между мной и тем, кого мучают кошмары, — замогильным (почему?) тоном пробормотала девушка, так и оставаясь в подвешенном состоянии. — Одна маленькая капля. Видишь? У него только один порез на пальце. А если бы ты увидел, как я пользуюсь холодным оружием около Буччеллати, наверняка бы помешал мне. Но теперь… Всё закончилось. С ним всё будет в порядке. — Где доказательства? — Аббаккио отпустил девушку, замечая, как она пошатывается и едва стоит на ногах. — Вокруг тебя, — чуть слышно проронила Рена. — Возьми любую книгу. Читай. А теперь — можно я пойду? Я сделала, что обещала. Не дожидаясь ответа от Леоне, девушка медленно поплелась к выходу из комнаты. Мужчина же судорожно схватил первую попавшуюся книгу с полки и пролистал её. Буквы чётко складывались слова, слова в предложения — не обманула, отменила действие станда. — Постой! — но девчонка уже скрылась в темноте коридора. Недолго думая, Аббаккио вышел следом. Найти её. Разузнать, что девчонка видела там, во снах Бруно. Комната Рены (ирония) находилась прямо напротив комнаты Буччеллати. Постучавшись в дверь, Леоне обратился к девушке: — Открывай. Надо поговорить. Было бы очень глупо рассчитывать, что его вот так просто впустят. Пожав плечами, Леоне огляделся по сторонам и вышиб дверь в комнату с ноги. Она тут же сдалась силам бывшего полицейского, и мужчина прошёл внутрь. Рену он застал лежащей на полу без сознания. Создавалось впечатление, что она уснула прямо вот так — даже не дойдя до кровати. — Идиотка, что ли? — возмутился Аббаккио, подбирая девушку и укладывая её на кровать. Переутомилась? Что же за станд такой, раз требует столько энергии и сил взамен на помощь другим людям? Слишком уж подозрительно. Наблюдая за спящей Реной, Леоне решил не терять ни минуты времени. Едва коснувшись ладони девушки, бывший полицейский призвал собственный станд в надежде, что, благодаря ему сможет узнать что-нибудь о её прошлом. Вместо этого в глаза ему снова ударил противный (ненавистный) белый свет. Как только зрение восстановилось, мужчина понял, что находится в грёбанной, мать его, пустыне. Леоне ни разу не бывал в таких местностях, но ещё со времён школы знал, что там (как правило) стояла достаточно жаркая погода. Однако, воздух был… Слишком холодным, прозрачным. Если бы существовали «безжизненные пустыни», именно так мужчина бы и окрестил место, где он так внезапно очутился. Вокруг было тихо, безлюдно — лишь ветер иногда поднимал песок с небольших холмов, унося куда-то за мутно-голубой горизонт, над которым постепенно отпускалось белое солнце. Аббаккио чувствовал, что тут был замешан станд Рены, но интуиция также подсказывала, что очередной сон был создан явно не для него. Но и очутился он здесь явно неслучайно. Как только Леоне огляделся, он увидел рядом с собой сидящую на коленях и обхватившую себя руками девчонку. (Её стандартная поза — попытка уберечь себя от страха и боли). Она шмыгала носом; ее плечи тряслись — Аббаккио сразу понял, в каком состоянии застал Рену. Внутри все также чувства перемешивались в одну страшную неразбериху. Он хотел верить ей. Верить, что девчонке было не все равно, что она помогла Бруно из добрых побуждений. Что она вернула долг, ничего не требуя взамен. Человек не может плакать, в конце концов, просто так! Он бы хотел верить ей всем сердцем, как когда-то доверился Буччеллати. Смешно, до горькой улыбки — а ведь Бруно точно также возился с ним, несмотря на всю замкнутость бывшего полицейского и его нежелание заново открываться кому-то. Аббаккио вздрогнул, словно его укололи изнутри. То был его стыд перед человеком, который самоотверженно посвящал ему всего себя, пока как Леоне привыкал к таким вещам, как «забота» и «благодарность». Что ж, теперь он и сам испытывал рвущие изнутри противоречия и, похоже, был единственным, кто мог бы растормошить окончательно закрывшегося в себе маленького ребёнка с синими грустными глазами. Рена, судя по ее реакции, поняла, что к ней нагрянул «названный гость». Быстро проведя ладонью по лицу (стёрла слезы), она выпрямила плечи и слегка повернула голову в сторону Аббаккио, обращаясь к нему дрожащим, ледяным голосом: — И как ты сюда попал? — Это бы я у тебя хотел узнать, — буркнул Леоне, не решаясь подходить к девушке ближе. — Нашёл тебя лежащей в комнате на полу, хотел помочь… — Хотел использовать Blues на мне? — вопрос заставил Аббаккио резко притихнуть — раскусила. Вздыхая, мужчина сложил руки на груди: — А даже если и хотел, то что? Права не имею? — Имеешь, раз по-прежнему считаешь меня врагом. Только вот, похоже… Мой станд оказался чуточку сильнее твоего. Вот тебя и утянуло сюда. В мой собственный сон. — Одни сплошные сновидения… — ругнулся Леоне. — Здесь нет ничего, чтобы можно было прочитать? Вдруг ты опять наслала на меня видение, чтобы обмануть? — Я сделала это один раз, чтобы ты мне не мешал! — не выдержав, выкрикнула Рена. — Ты бы меня на месте убил, если бы увидел, как работает эта способность! Что мне оставалось делать?! Оставлять его умирать?! Хватит ко мне придираться, я уже сделала то, что пообещала! Если пойдёшь дальше, то покинешь зону действия станда и будешь свободен от сна. Уйди. Не трогай меня, оставь в покое! В лицо снова дунул холодный слабый ветерок. Время в этой пустыне словно остановилось — солнце так и продолжало висеть над горизонтом, не собираясь покидать своё законное место. Бывшего полицейского невольно передернуло, а с губ сорвался прямой, странный вопрос: — То есть, другим ты можешь создавать самые красочные сны, а себе — только обычную пустыню? Не слишком мрачновато? — Я обязана тебе отвечать? Не твое дело, как ты любишь говорить, — огрызнулась Рена, отворачивая голову в сторону. Ну да. Такая же. Напуганная, не желающая открываться другим людям. Увы, методы Бруно тут бы не сработали. Припоминая, что в прошлый раз он сумел разговорить Рену при помощи провокации, Леоне снова попробовал тот же приём: — Ну, это странно. Владеешь не самым слабым стандом, способным сбивать столку и сводить с ума своими иллюзиями, а сама для себя создаёшь какой-то мелкий пшик. Насколько же ты себя не уважаешь? — Если бы могла, давно бы создала, — проворчала девушка. — Причём тут я? Это — мое наказание. Я и буду его нести. (Уже заговорила — это хорошо). — Наказание? — в голосе Леоне проскользнула прямая заинтересованность, которую он даже не попытался скрыть. — Меня учили убивать этим стандом. Причинять людям боль. Но я не хотела — с самого детства, — едва слышно проронила девушка, вжимая голову в плечи. — Наверное, в какой-то момент я начала отвергать сама себя, лишаться души. Стала такой же пустой, как и все здесь. Я не могу… И не умею создавать себе что-то яркое, что-то хорошее для себя. Не заслужила, думаю. От моих рук, пусть и косвенно, погибло множество людей. Они видели красивые сны перед смертью. А мне… Мне лучше бы ничего не видеть. Ты посчитаешь этот ответ лживым и глупым. Скорее всего, будешь прав. Как я и говорила — лучше тебе оставить меня в покое. Иди к Буччеллати. Сделаем вид, что ничего не происходило… Леоне все прекрасно видел. Он словно ловил сквозь ее слова невидимые, робкие посылы о просьбе — остаться с ней, поговорить с ней, выслушать ее, понять, что тревожит и попытаться помочь с ноющей болью в сердце (точно такой же, какая была у него несколько лет назад). Рена никак не желала открываться, будто что-то внутри мешало ей. Он понимал, что пытаться читать её воспоминания было бы делом крайне бестактным и некрасивым. Но, похоже, другого выбора попросту не находилось. Аббаккио ругнулся себе под нос, сжимая кулаки — это последние остатки разума пытались бунтовать, убеждая его не помогать бывшей маленькой убийце, не вмешиваться в её прошлое и не пытаться понять. Но что-то и правда было в этих синих, безумно печальных и одиноких глазах. Как тогда и говорил Бруно, умеющий отличать правду ото лжи (Бруно никогда не ошибается). Возможно, стоило впервые прислушаться к его словам и попробовать довериться. Собрать все свои силы. На свой страх и риск — один раз это уже сработало, о чем Леоне больше никогда не сожалел. Наигранно повернувшись спиной к девушке, Аббаккио сделал вид, что собирается покинуть её, вбросив перед этим очередную язвительную ремарку: — Жаль. Похоже, ты и правда умеешь работать лишь с кем-то в паре. И толку? Чем ныть тут, лучше бы пыталась развиваться… Ему дальше не пришлось продолжать — разозлённая и доведённая до ручки Рена мгновенно вскочила на ноги, замахиваясь в сторону Леоне. Бывший полицейский (спасибо сноровке) тут же развернулся к ней лицом и перехватил ладонь девчонки, крепко сжав её. Судя по напуганному взгляду Рены, она догадалась, зачем мужчина спровоцировал её. Выдохнув, Леоне проронил: — Прости, но это необходимо. В этот раз я буду сильнее. Имя его станда тихим эхом разнеслось по всей пустыне, уносимое к белому солнцу за горизонт. Пейзаж мгновенно сменился помехами, которые обычно создавал Blues при просматривании воспоминаний. Но… Похоже, что и Рену занесло в закоулки собственной памяти. Она судорожно озиралась по сторонам, наблюдая, как перед ней, словно на экране в кинотеатре, проносится вся её жизнь. Аббаккио нервно дёрнул бровью, но и не подумал отпускать руку девушки. Думать он будет позже, задаваться вопросами, как так получилось — потом. Всё было отложено на потом. На секунду всё стихло. Вдруг перед молодыми людьми возникло злобное, искажённое рябью лицо страшной старухи. Рена застыла в немом ужасе, стараясь сдерживать слёзы нарастающей паники. Вокруг громким эхом грохнул скрипучий голос: — И что это было, мелкая дрянь?! Как ты посмела сотворить такое с нашим господином?! Старуха замахнулась палкой, казалось, на Леоне и девчонку, но в итоге ударила по кому-то невидимому — от чьего взгляда они и видели воспоминания. Аббаккио даже не вздрогнул, чего нельзя было сказать о Рене. Девушка тихо вскрикнула и отвернулась от пугающего её лица, словно этот удар был адресован ей. — Отвечай, когда тебя спрашивают, Рена! Непослушная тварь! — Д-да, госпожа Энья… — услышал Леоне ослабший детский голосок, убеждаясь, что он в данный момент просматривал воспоминания Рены. Боковым зрением он взглянул на девушку — та, зажмурившись, что-то шептала себе под нос и постепенно вжималась головой в плечи, испытывая самый натуральный страх. (Кто эта старуха?) — Что ты сделала с господином, Рена?! В ушах больно отдался звук удара тяжёлой палкой и отчаянная попытка маленького ребёнка оправдать себя: — Я… Я просто… Как вы и приказали… Наслала ему сон… — Обычную пустошь?! Ты думаешь, этого достоин наш господин?! — Нет, но я не умею… Что-то другое… — Я буду избивать тебя до тех пор, пока в твою голову не вобьётся хотя бы крупица знаний!!! — заверещала гадкая старуха, в очередной раз замахиваясь деревянной палкой. И снова — звуки ударов вперемешку со сдержанным, почти неслышимым плачем девочки. Леоне казалось, что именно в этот момент он буквально понял значение фразы: «сердце обливается кровью». Внутри всё жгло — не согревало, не давало телу приятного тепла. Ещё со времён работы в полиции он не мог наблюдать за подобными зверствами, которые совершали пьяницы-родители над несчастными, ни в чем не виноватыми детьми. В пространство ворвался глубокий мужской баритон, остановивший старуху: — Энья. Что ты делаешь? — Господин! Эта малолетняя бездарность совершенно ничего не понимает! Я лишь учу ее уважать Вас! Где-то вдалеке, в глубине комнаты, где все происходило, мелькнул силуэт мужчины — высокого, златовласого. Лица не было видно, словно Рена пыталась стереть его из памяти навсегда. (А это кто? Отец? Родственник?) Аббаккио изо всех сил пытался унять внутреннюю дрожь. Все перепуталось, мысли метались и скакали, в душе творился самый настоящий бардак. Это было явно не то, что он ожидал увидеть. Кажется, впервые мужчина жалел, что Бруно вновь оказался прав, когда говорил о сложной судьбе Рены. (Почему её бьют? За что?!) Blues перестал слушаться хозяина, пытаясь то пролистать все воспоминания девушки разом, то натыкаясь на блоки в ее памяти — их он изображал как помехи со знакомыми и незнакомыми Леоне голосами. Все они, как один, назойливо повторяли: жалкая, слабая, трусливая, бесполезная. (Она хотела бы позабыть все это, но слова, что ее вшивая семейка вдалбливала ей, будут вечно преследовать ее). Отрывки из воспоминаний сменялись быстро, как кадры из фотопленки, и, будь воля Аббаккио, он бы сжёг все эти вечные фотографии разом. Где-то Рену отчитывали за то, что не решилась убить человека своим стандом (здесь ей лет 10 на вид). Где-то Ниру — ее старшая сестра — снова и снова накидывалась на неё с претензиями и угрожала убить на месте (13, 8, 5 лет). Где-то снова мелькала уродливая озлобленная старуха и мужчина с золотыми волосами позади нее (до 4 лет — почти каждый день). Это все было похоже на какой-то безумный, сюрреалистичный фильм о жизни совершенно беспомощного и потерянного человека. Леоне не мог поверить, что ему снова придётся переживать те чувства, что грызли его после увольнения, (после страшной, страшной ошибки) и уж тем более бы посмеялся и не поверил, если бы ему сказали, что есть кто-то со схожей судьбой. Нуждающийся в помощи, недоверчивый, но переживший одиночество и отчаяние. Ох, Бруно. Лучше бы ты никогда не оказывался прав. Из мыслей, волнами накатывавших на сознание Леоне, его вырвал осторожный жест. Тонкие пальцы слабо дернули его за рукав плаща. Одного этого было достаточно, чтобы воспроизведение остановилось с характерным звуком взятой трубки. Рена трясущейся ладонью схватилась за запястье мужчины, медленно поднимая голову и пересекаясь взглядами с Аббаккио: — Прошу… Пожалуйста… Пожалуйста, не надо… Всё замерло — вокруг и внутри. Девушка, почти задыхаясь и зажмурив глаза, горько плакала. Не так, когда они впервые столкнулись на детской площадке — тогда у Рены лишь мелькнуло подобие слёз в глазах, которые она успела быстро смахнуть, чтобы Аббаккио их не увидел. Сейчас она обнажала перед мужчиной всю душу, буквально выливая свои тревоги и страхи. Наверное, Бруно бы сейчас посмотрел на него укоризненно и устало поинтересовался бы: — Ну и зачем ты довёл её до слёз? Леоне бы не ответил. Может быть, потому что уже заранее знал ответ и не хотел бы произносить его вслух; признавать, что был не против принимать девчонку в их маленькую семью. Может быть, потому что Буччеллати бы не понял. Иногда, единственный и правильный выход бывает слишком жесток. Чтобы понять, что творится у человека на душе и помочь ему разобраться в этом, нужно ткнуть его лицом в собственные страхи. Как бы болезненно это не было. Из него получился бы ужасный отец, верно? Действие станда отменилось как-то само по себе: быстро и стремительно, лишь бы убрать с глаз долой все кошмары, что они сейчас увидели. Возвращаясь в привычную обстановку (её комната всегда была такой маленькой и пустой?), Аббаккио судорожно выдохнул. Рена же упала на колени, прикрывая лицо руками и сгибаясь в позе человека, ползающего в молитве. — Ты не должен… Не должен был этого видеть… — всхлипывая, дрожащим голосом шептала девчонка. Казалось, если бы они не находились дома — там, где их могли услышать — Рена бы закричала изо всех сил, что есть мочи, отпуская вместе с криками всю копившуюся в ней годами боль. Боль от побоев, от унижений, от одиночества (от презрительных взглядов, от предательства, от ощущения пустоты и тьмы вокруг). В груди образовался тяжёлый ком. Опускаясь около девушки, Леоне сначала осторожно положил ладонь её на плечо, не решаясь дать чуть больше поддержки. Рена же будто не замечала его в попытках успокоить бушующие эмоции. — Рена, я… (Впервые назвал её по имени). — Уйди, я же говорила… Не смотри… — Никуда я не уйду. Он пообещал сам себе, что больше никогда не повернётся спиной к близким людям. Хватит ошибок, хватит бегства. Быть может, этот потерянный ребёнок, так похожий на него (так похожий на Бруно) не зря был подброшен им проказницей Судьбой. Аккуратно притягивая к себе девушку, Леоне позволил ей уткнуться в свою грудь и зарыдать с новой силой. Тёплые большие руки мягко легли на спину Рены, а сама она вся сжалась в успокаивающих объятиях мужчины (такая … крошечная). — Ну-ну, мелкая… — Аббаккио всегда был плох в утешениях, предпочитая помогать действиями, а не эфемерными обещаниями. К сожалению, даже в такой ситуации он едва ли мог подобрать нужные слова. — Мелкая, всё закончилось… Никто больше тебя не обидит. Ты сама не дашь себя в обиду. Ну и… В конце концов… У тебя есть люди, которые могут помочь. У тебя есть Джоске. Есть Буч… Бруно. Последнее предложение сорвалось с губ Леоне с опаской и надеждой в голосе: — И у тебя есть я. На долю секунды тело Рены перестало трястись в истерике, а девушка перестала всхлипывать, пытаясь осознать всё сказанное мужчиной. Вместо внятного ответа Рена слегка коснулась ладонями спины Аббаккио — в знак согласия. Раньше Леоне думал, что только объятия, дарованные Бруно, могли приносить столько счастья и покоя в душу. — Аббаккио… — Леоне, малая. У меня же есть имя. — Л-леоне… Можно я скажу кое-что? — М? — удивлённо хмыкнул бывший полицейский. — Если… Если ты… — заикаясь, пролепетала Рена. — Если ты оставишь Буччеллати… Если ты… Посмеешь предать его… Если обидишь… Я, чёрт возьми, клянусь всеми Богами… Я устрою тебе самый настоящий кошмар, от которого ты никогда не сможешь очнуться… Ты слышишь меня?! Леоне вздрогнул, поняв, что девочка отнюдь не шутит. Всем телом он чувствовал исходящую от Рены по-настоящему гневную ауру. — Рена, ты чего?.. — Просто скажи, что не оставишь его! Поклянись мне! — Объясни, что происходит! — У него сам и спросишь, — девушка внезапно притихла, вновь перейдя на тихий дрожащий голосок и утыкаясь носом в плечо мужчины. — Пожалуйста… Пообещай… Недоумевая и мысленно оправдывая все странности в поведении Рены случившейся у неё истерикой, Аббаккио опустил голову и снова прижал к себе девушку. — Обещаю. Жизнью клянусь.***
— Из тебя бы получился неплохой отец. — В каком смысле? — Леоне настороженно нахмурился, усаживаясь на кровать рядом с Бруно и протягивая ему кружку кофе. — Да так. Просто говорю, — хитро улыбнулся Буччеллати, наблюдая за тем, как выражение лица Аббаккио меняется от ничего не понимающего до резко познавшего всю суть мироздания. — И много ты успел видеть? — Почти всё. Леоне чуть не поперхнулся горячим напитком, на что Бруно радостно усмехнулся. Вытирая кофе с губ, бывший полицейский насупился и (всего лишь слегка) покраснел. — Я проснулся почти сразу. Услышал грохот в коридоре, понял, что он доносится из комнаты Рены, пошёл туда, а там ты — сидишь около неё. Я хотел помешать тебе прочитать её воспоминания, но потом ты словно тоже заснул. А дальше… Странно как-то всё. Вы оба встали со своих мест, молчали где-то с минуту, ну и… Я не стал вмешиваться. — Может быть, и правильно сделал. Для начала… Скажи, тебе точно полегчало? — Аббаккио изредка казалось, что он по-прежнему находился в каком-то очень хорошем сне. Бруно сидел перед ним — отдохнувший, выздоровевший, избавившийся от своих кошмаров. Леоне не мог налюбоваться своим капо, то и дело всматриваясь в его спокойное лицо, играясь пальцами с солнечными зайчиками в его мягких чёрных волосах, вдыхая его улыбку и благодаря Всевышнего, что всё осталось позади. — Лучше. Я же говорил тебе. Где-то, наверное, раз пятьдесят, — отставив кружку на прикроватную тумбочку, Бруно взял Леоне за руки и убедительно тряхнул головой, сжимая холодные ладони бывшего полицейского. Не зная, улыбаться ли ему в ответ или возмущаться, Леоне тихо проговорил: — Можешь и шестьдесят. Хоть сотню или тысячу раз. Чтобы я окончательно убедился. И чтобы больше не доводил себя до такого состояния! — Лучше бы объяснил, что случилось между тобой и Реной. Я попытался выловить её в коридоре, но она куда-то быстро убежала… Неужели до сих пор побаивается меня? — задумчиво протянул Буччеллати, переводя взгляд на малюсенький порез от скальпеля на указательном пальце правой руки. — И откуда только взялся?.. Глубоко выдохнув, Аббаккио решился, наконец, заговорить: — Как бы… Это она тебе помогла. — Не понял? — Я сам до конца не понял толком, что случилось. Рена предложила свою помощь, показала, на что способен её станд. Настала очередь Бруно меняться в лице. Наклонившись чуть ближе к Леоне, он нахмурился и медленно протянул: — И? — И она применила свои способности на тебе. Порез… Чёрт, это и правда сложно объяснить. Особенно учитывая то, что и сама Рена нихрена не объяснила. Если я правильно понял, ей нужна была твоя кровь, чтобы помочь справиться с кошмарами или что-то вроде того. Создать связь между вами, проникнуть в мозг… Как-то так. А дальше… Дальше меня самого утянуло к ней в сон. Я многое увидел, Бруно. Руки предательски дёрнулись и тут же были перехвачены ладонями Буччеллати. — Она нам не враг. Жаль, что пришлось убедиться в этом именно таким способом. Я бы не хотел говорить об этом. Не ради себя — ради неё. Если она захочет, то сама поделиться с тобой. А я в её воспоминания больше ни за что не полезу, — Леоне мельком взглянул на своё запястье. На бледной коже зияли маленькие царапины — настолько сильно Рена схватила его тогда за руку. — Вот как… Хорошо. Надо будет поблагодарить её… — отодвинувшись от Леоне, мужчина опустил голову и прижал ладони друг к другу, опершись локтями о колени. Аббаккио показалось, что плечи Бруно нервно вздрогнули. — Может… Расскажешь, что тебе снилось? — Леоне… Это будет не менее сложно. — За последние несколько часов я увидел достаточно. Не думаю, что твой сон шокирует меня ещё сильнее. А тебе необходимо до конца отпустить его. Поделись со мной, Бруно. Выдержав паузу в минуту (долгую бесконечную минуту), Буччеллати начал рассказывать о кошмарах, преследовавших его несколько дней, уставшим голосом: — Я был в огне. В прямом смысле. Я горел. Всё вокруг горело. Этот дом сгорал в пламени. И вы… Наранча, эти ребята из Японии… Ты… Леоне, я видел, как ты сгорал заживо. Бывший полицейский словно почувствовал на своей коже жар, опаливший его. Аббаккио моментально обнял мужчину, невесомо целуя его в макушку и не позволяя капо терять контроль над эмоциями. Кажется, только сейчас он начинал понимать слова, сказанные Реной. Её просьбу ни за что не оставлять Бруно. — Это всего лишь сон. — Знаю. Но… Всё было как наяву. Я всех вас потерял. Не смог спасти. Подвёл. Джорно мне так сказал. — Эта гнида? — озлобленно шикнул Аббаккио, на что Бруно коротко кивнул: — Он там тоже был. Возвышался над вашими телами, постепенно становящимися угольками. Говорил, что это всё — моя вина. Что я убил вас собственными руками. А потом исчезал в пламени. И я загорался. Раз за разом, бесконечные круги ада… Леоне ничего не ответил, лишь шумно выдохнул. Он всегда старался не вдумываться в происходящее во снах, зная, что они, как правило, были лишь проекцией человеческих мыслей и переживаний. Даже ему было понятно, что обозначали кошмары Буччеллати. Он боялся подставить команду, не справиться с ношей, которую взвалил на плечи. И он по-прежнему беспокоился за Джорно. За мелкого, паршивого ублюдка Джованну, предавшего его доверие. — Я думал, что умру по-настоящему, Леоне, — надломлено шепнул Бруно. — Я так устал раз за разом терять вас. А потом… Всё стало таким другим. Светлым. Живым. Я очутился на пляже. Обычном, тихом пляже. Волны успокаивали слух, а свежий воздух словно собирал по частям мое сгоревшее тело. И там были вы все. В голосе капо мелькнула радость вперемешку с облегчением. Леоне усмехнулся, зарываясь носом в макушку Буччеллати: — И что мы там делали? — Просто отдыхали. Там была вся наша семья. Наранча, Миста… Фуго… Даже Джорно. Всё было, как прежде. Ты там тоже был. Звал к вам. Говорил, что без меня вам грустно и скучно. Знаешь, я даже подумал, что этот сон — реальность, а все, что происходило до этого, было лишь глупым кошмаром. — Ещё как тебя понимаю, — фыркнул Леоне, вспоминая всё, что насылала на него Рена. Чёрт. А девчонка-то прекрасно разбирается в людях и в их желаниях. — А Рена там была? — Нет. Хотя, на долю секунды мне показалось, что она мелькнула среди ребят. Был слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание. Бруно перебил грохот, раздавшийся из коридора и громкие японские ругательства, сказанные с далеко не самой приличной интонацией. Мужчины тут же подорвались с кровати и выбежали из комнаты, чтобы посмотреть на происходящее. В конце коридора, к их большому удивлению (Леоне едва подавил смешок, а вот Буччеллати не смог сдержать материнскую улыбку) Джоске, Окуясу и Рена пытались что-то сделать со сломанной лампочкой. Парни стояли на самом верху стремянки (и откуда только взяли?), а девушка помогала им, балансируя одной ногой на ступеньке. — И чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался Аббаккио, на что все трое мгновенно отреагировали (каждый по-своему): Джоске глупо улыбнулся, Окуясу надул губы, а Рена буквально не знала, куда себя девать, то отводя взгляд в сторону, то смущенно нахмуриваясь. Бывший полицейский прищурился. Ему показалось, что девчонка специально не хотела сталкиваться взглядами с ним и Бруно. (Разве у неё глаза не синего цвета? Почему они такие же голубые, как у Буччеллати? Они всегда были такими? Хрен разглядишь, сплошная темнота). — Джотаро-сан говорил, что тут лампа сломалась… Сказал посмотреть, что с этим можно сделать, — поспешил объяснить Джоске, пытаясь не упасть со стремянки. Леоне почти прыснул от смеха: — Сколько нужно обладателей стандов, чтобы вкрутить одну лампочку? Прикрываясь рукой, Буччеллати тихо засмеялся; Джоске и Окуясу чуть не рухнули на пол в приступе смеха. Рена лишь хмыкнула. Бывший полицейский обратился к ней, внутренне поражаясь тому, что она пошла на контакт с кем-то, кроме Хигашикаты: — А ты что тут делаешь? — Помогаю им. Увидела, что они тут не справляются и подумала, может быть, смогу что-то сделать, — торопливо пробормотала девушка, как бы намекая мужчинам, что им стоило бы поскорее уходить по своим делам. Услышав в её словах очевидные посылы, Аббаккио ухмыльнулся и, взяв Бруно под руку, потащил его обратно в комнату. — Ладно, мы вас услышали! Только будь осторожнее… Малая. — Кстати, Рена! — вдруг Бруно подал голос. — Мне тоже нужна будет помощь на кухне! Подойдёшь к обеду? — Эм… Д-да, — послышался из темноты робкий, но утвердительный ответ. Вдогонку ему прилетели слегка возмущённые перешёптывания Окуясу и Джоске: — А чего это Аббаккио-сан с ней такой вежливый? Чем она успела задобрить нашего сурового капитана? — Буччеллати-сан тоже её постоянно опекает… Она чем-то похожа на его дочку! — Ты думаешь, что несёшь, Окуясу? Она по характеру — вылитый Аббаккио-сан! Если уж и была бы чьим-нибудь ребёнком, то сто пудово его! — Я, вообще-то, всё слышу, придурки! — вмешался обиженный тон Рены. Леоне обречённо выдохнул. Бруно сжал его руку, лучезарно улыбаясь. В их маленькой, но сильной и сплочённой семье, случилось пополнение.