***
Я остановилась у зебры, дожидаясь зеленого. Всё ещё колебалась, прикидывая, не зайти ли мне в кондитерскую у дома. Замученный рабочей неделей мозг требовал сладкого, но полнеющая от минимума углеводов задница злорадно напомнила о своей особенности. Ладно, обойдусь — заварю фруктовый чай, заползу под плед и заряжу какую-нибудь киношку. Тоже расслабон… Мои ленивые мысли прервал резкий визг тормозов. В бок тяжело впечатался удар, сбивающий с ног. Повернув голову, я успела увидеть, что на меня наехал сараеподобный внедорожник. Сука, я же переходила на зелёный! Машина, ясен хер, сразу не остановилась и проволокла меня вперёд, впечатывая головой в бордюр. Сказать, что мне было адски больно — это скромно преуменьшить. Я не могла даже дышать, безуспешно раскрывая рот в немом крике. Лёгкие царапало при каждом даже слабом вдохе, весь левый бок прошивало вспышками боли. Скорее всего у меня разрыв селезёнки — вяло промелькнула мысль. Но если бы только это. В голове что-то резко пульсировало, и я чувствовала горячие струйки крови, стекающие от виска к шее. Где-то словно через слои ваты доносилось: «Танцуй под Бузову, тряси своими арбузами…» Ебануться можно, я сдохну под завывания Бузовой! Вселенная, за что? — Ашотик, что делать? Я правда её не видела… — испуганно заныл писклявый голос пиздоглазой курицы, которая не то что меня не видела, а красный и зелёный отличить не смогла. Ашотик ответил нескладным матом и я невольно вздрогнула. А правда, что они будут делать? Хорошо, если вызовут скорую, а если добьют, чтобы не отвечать? Как-то расплывчато, но увидела над собой две перепуганные морды. Хуже не придумаешь — тупая блонди и горячий кавказский джигит. Причём девица визгливо причитала: — Ты сама виновата, бросилась нам под колёса… Если бы не было так плохо, я бы, наверное, даже заржала, но мне было уже, честно говоря, ни до чего. Боль как-то притупилась, и я потихоньку стала проваливаться в какую-то серую мглу. Словно из жизни стирались все краски — уплывали звуки, слабели ощущения, меркло зрение. Эй, а где же свет в конце тоннеля? Неужели смерть — это банальное небытие…***
Надо же, я ещё жива? Возвращающееся сознание беспокойно тормошило, напоминая, при каких обстоятельствах меня вырубило. Ну, получается жива — вроде бы ничего и не болит, кроме области чуть повыше виска. Там, где меня и приложило об бордюр. Значит, я всё-таки в больнице, только почему-то лежу как-то странно. По идее должна прийти в себя на ровной больничной койке, вся опутанная трубочками и капельницами. Но нет. Я лежала ничком, скрутившись в невнятный комок, уткнувшись фейсом в… землю? Испуганно открыв глаза, я поняла, что вокруг глухая ночь. И явно я не в больнице. Перевернувшись на спину, я попыталась осмотреться. Голова болела нещадно, но я приподнялась на локтях, всматриваясь в темноту. Твою же — я валяюсь где-то в глухом лесу! А я-то наивная думала, хуже того, что меня сбили на светофоре, быть не может. Ну так вот, получите и распишитесь. Вместо больницы эти упыри, похоже, вывезли меня в ближайшую посадку. Хорошо хоть не добили, решили, видимо, что сама откинусь. И, кстати, что там с моей головой — может, там такая дырища, что и мозги наружу? Осторожно нащупав пальцами источник боли, я обнаружила рану, но, вроде как, с уже запёкшейся кровью и довольно небольшую. Ну и разумеется шишку довольно приличных размеров. Осторожно провела руками, с удивлением ощущая, что ни рёбра, ни бок не реагируют болью, а ведь должны. У меня как минимум переломы и ушибы после такого-то удара. Так, надо добраться до телефона и подать сигнал S.O.S. Пошарив рукой вокруг, я поняла, что моей сумочки нет. И это тоже странно — там не было ничего ценного, что могло побудить девицу на такой машине оставить её себе. По идее её должны были выкинуть вместе со мной. Ну и чёрт с ней. Мобильника, конечно, жалко, да и побегать теперь, восстанавливая паспорт и удостоверение, придётся немало. Но сойдемся на том, что жива — и то хлеб. И вообще, раз меня никто не спасет, надо самой отрывать задницу и двигаться в сторону ближайшей трассы. Она же должна быть где-то недалеко. А там разберусь и со всем остальным. Я, набравшись сил, села, упрямо игнорируя неслабое головокружение. Нет, я не буду тут валяться беспомощной тушкой, хватит с меня на сегодня экстрима. Сделав очередное усилие, я, кряхтя приподнялась, но, по ходу, всё-таки переоценила свои силы. Перед глазами замельтешили фиолетовые вспышки, и я беспомощно повалилась обратно на землю, чувствуя, что снова отключаюсь. Ну всё, наверное, теперь точно конец, пускайте финальные титры… И опять я не угадала — по ходу я живучая, как кошка. На этот раз выход из астрала был немного полегче. Я открыла глаза, сощурившись от ярких солнечных лучей, бивших прямо в лицо, и прислушалась к организму. Слабо ныло мое «боевое ранение», но это пережить можно. Осмотревшись, я убедилась — ночью мне ничего не привиделось. Но вот что-то я не припомню такого пейзажа в своём регионе. Меня что, не поленились вывезти в Сибирь? Кругом сплошные ёлки и сосны, чего сроду не было в нашей южной местности. Я села, перевела взгляд на свои ноги, и до меня дошло, что со мной случилось что-то явно похуже дорожной аварии. Что за хрень, это не мое тело! Я — высокая фигуристая барышня, но то, что сейчас валяется на полянке, явно меньше ростом. Да и рассмотрев руки, убедилась, что они другие, не мои. Вместо золотисто-тёплого оттенка кожи, который меня полностью устраивал — нечто молочно-белое, сто пудово ещё и с веснушками на фейсе. Красивого френч-маникюра не было и в помине — неровно обрезанные ногти совершенно другой формы. А что же тогда у меня с лицом? Может, там такая квазимода, что лучше бы я окончательно сдохла? При торопливом ощупывании головы стало понятно, что волосы хозяйка тела обрезала чуть ли не под ноль. Но самая вишенка на торте — это внешний прикид. Загадочная незнакомка, в чьё тело меня угораздило неизвестно каким макаром попасть, была одета в военную форму времён Второй мировой. Немецкую форму. Я не специалист в этих военных штуках, но характерные нашивки, знаменитая символика орла, серый цвет говорили сами за себя. Я чувствовала, как скрипит моя бедная крыша, собираясь рвануть подальше от таких потрясений. Если нацистскую форму я могла хоть как-то объяснить — какой-то дебил или маньяк переодел меня и выбросил здесь. Ну мало ли, фетиш у человека такой или чувство юмора дурное. Тоже, конечно, жесть, но хотя бы как-то вписывается в логику. Но чужое тело? Это вообще как? Может, я всё-таки в больнице, лежу на операционном столе, и сейчас в моей бедной черепушке ковыряется нейрохирург? Я осторожно поднялась, надеясь, что меня не вырубит снова, но обошлось. Опыта лесных походов у меня не было от слова совсем. Значит пойду наугад. Если эта девушка как-то попала на полянку, значит где-то же есть дорога или населённый пункт. Надо выйти хоть куда-то, а там посмотрим, что делать. Страшно, конечно, но сюрреализм ситуации придал мне какой-то пофигистичный настрой. Того, чего быть не может, бояться не стоит, верно? Странно, если это сон, то почему такие реальные ощущения? Я шла довольно-таки долго и уже ощущала первые признаки усталости, да и пить хотелось всё сильнее. Обычно во сне не бывает таких ярких телесных ощущений. Да когда я уже проснусь? Нет, делаю всё-таки ставку на то, что я лежу в коме. Господи, эти странные видения теперь что — моя реальность на ближайшие месяцы или сколько там люди валяются овощем после ЧМТ? Строя догадки одна другой лучше, я вышла на какую-то грунтовую дорогу. Эх, как бы мне пригодился сейчас мой телефончик с навигацией. Но чего нет, того нет. И место, куда я вышла, мне ни о чём не говорило. С обеих сторон дороги густой лес, куда ведёт грунтовка непонятно. Ни одного привычного дорожного знака, да и вообще каких-либо признаков цивилизации нет. Я обречённо вздохнула и потопала вперёд. Ну, а какие ещё варианты? Куда-то да ведь приведёт меня эта дорога, верно? Солнце пекло так, словно сейчас в разгаре лето, а ведь всего лишь конец апреля. Жажда мучила меня всё сильнее, но я словно проклятая застряла на этой бесконечной дороге. Страх потихоньку делал своё дело — если допустить, что это не сон, то куда же всё-таки меня вывезли эти психи? И как я сейчас буду объяснять у ближайшего поста полиции, почему одета в нацистскую форму? Меня отвлёк шум, который доносился вроде как сзади. Радостно прислушиваясь, я решила, что наконец-то в этом Богом забытом месте проедет хотя бы одна машина. Выбежав навстречу, чтобы водила издалека меня заметил и притормозил, я поражённо застыла с дурацкой улыбкой на лице. До меня как-то резко дошло, что лучше бы мне оставаться в лесу. Навстречу шла настоящая военная колонна — танки, военные грузовики и главное так много, словно где-то рядом полным ходом шла война. Но главный пиздец был даже не в этом. Всмотревшись в этот парад военной техники, я в очередной раз не поверила глазам. Автопарк-то в стиле ретро, на каждой железяке красная свастика, а такие мотоциклы я видела разве что в военных фильмах. Твою мать, я что пришла в себя в сорок каком-то году? — взревела паника внутри меня. «Такого просто не может быть. Это глюки, вызванные наркозом», — попробовал успокоить здравый смысл. Ну, не знаю, как там оно на самом деле, а я пожалуй лучше шустро побегу обратно в лесочек. Некогда сейчас разбираться реальность это или бред. Но оказывается меня заметили и уже орали в матюгальник: — А ну стоять! Стоять, или мы будем стрелять! Господи, они орут по-немецки! Мозг отказывался рассматривать правдоподобность в происходящем — в моём времени такого просто не может быть. Но выяснять, что за херня происходит, я не собиралась. Ноги сами продолжали нести подальше к лесу, и остановилась я, только когда услышала автоматную очередь. Не-не так мы не договаривались. Ещё одну смерть пусть даже в вымышленном наркозном бреду я пережить не хотела. Попыталась прикинуть, что бы я стала делать, если каким-то волшебным образом и правда оказалась в сорок первом? В первую очередь как я выгляжу? Если у меня физиономия с явными еврейскими или славянскими чертами, эти сволочи меня сразу грохнут или засунут в какой-нибудь концлагерь. Вторая проблема: немецкий-то я худо-бедно понимала, слава Богу выбрала когда-то в школе. Да и частенько приходилось освежать знания — Павел Алексеевич любил меня посылать на международные экологические сходки. Вот буквально недавно ездила на конференцию в Берлин и общалась с забугорными коллегами довольно-таки связно. Но скорее всего, у меня чудовищный акцент, и ещё, бывает, я путаю глаголы. Но самое главное: что мне сейчас говорить? Что-о-о? Предусмотрительная девушка почему-то пыталась скрыть свой пол — обрезанные волосы, перетянутая под формой грудь. Так может и мне косить под немецкого парнишку? Ко мне уже подбежали двое солдат: — Ты кто такой? С перепугу я не могла выдать ни одной фразы по-немецки, горло словно сдавило спазмом. Вблизи нацисты с автоматами наперевес — это уже не кадры из военного фильма или старых фотографий. Не знаю, глюки у меня или уже полным ходом загробная жизнь идёт, но они выглядели вполне себе реальными. Такой беззащитной я себя давно не чувствовала. Точнее сказать, вообще никогда не чувствовала. — Не хочешь отвечать? — высокий тип с мерзкой рожей перехватил меня под локоть и потащил к машине. — Ничего, заговоришь. — Может, парень немой? — добродушно спросил его товарищ. Я задумалась, может и правда откосить под немую. Но тут загвоздка в том, хватит ли мне мастерства грамотно притворяться и что они всё-таки со мной сделают, не добившись ни одного ответа. — Может и немой, — зверюга посильнее сжал моё предплечье, подгоняя идти быстрее. — А может и дезертир. Меня бесцеремонно запихнули в машину. О-хи-реть. Еду не пойми куда в окружении десятка эсэсовских тварей. Вот это у меня разошлась фантазия! Чем дольше мы ехали, тем больше я хотела как можно быстрее очнуться или проснуться. Украдкой щипала себя за руку — не помогало. Начинала закрадываться смутная догадка, что всё же происходящее сейчас — это реальность. Дурная, чудовищно херовая, но реальность. Прислушиваясь к разговорам солдат, я поняла, что мы находимся где-то под Брестом. И скорее всего, это начало войны — все настроены оптимистично, уверены, что через пару месяцев будут жрать икру на Красной площади. Так и хотелось просветить самоуверенных гадов, что они ошибаются и очень сильно. Что им вообще не светит взять Москву. Но, конечно, это ничего мне не даст, кроме медленной и мучительной смерти. Господи, о чём я думаю? Мне надо срочно сгенерировать правдоподобную историю, которая позволит сохранить голову на плечах. Если буду убедительна, глядишь, останусь в живых, а там постараюсь при любом удобном случае сбежать к своим. Не собираюсь оставаться среди этих выродков, которые пришли на нашу землю разрушать и убивать. Бежать, правда, особо некуда, если кругом война. Неважно, попаду ли я к своим или останусь в немецкой дивизии, исход один — смерть поджидает всех в любой момент. Вернуться в своё время и тело, я так понимаю, нереально. Я не особый спец в такой ахинее, как попаданцы в другой мир, и прочей мути, но тут, хочешь не хочешь, приходилось признать очевидное. Скорее всего, в тот вечер я действительно умерла. Девушку, в чьём теле я пребываю, тоже кто-то угостил ударом по голове. Ну и если дать волю фантазии, то возможно, моя душа как-то попала в её тело, а её — соответственно в мое. Обмену и возврату, как говорится, не подлежит. Неизвестно кому не повезло больше. Я в красках представила девицу из этого времени, которая очнулась в две тысячи девятнадцатом и пытается убедить врачей, что она не Арина Новикова. Да её, скорее всего, в психушке запрут, когда она начнёт доказывать, что сейчас сорок первый год. Но хотя бы будет жива и в безопасности. Мне не повезло больше. Попала в эпицентр войны и называется крутись, как хочешь. Но это всё мои фантазии, а как там оно на самом деле — пойди разберись. В конце концов, по-прежнему оставался вариант того, что это всё — бред моего сознания. А между тем мы куда-то приехали. Я осторожно выглянула, отодвинув немного брезент. Так вот оказывается как выглядели оккупированные деревни. Местные бабы зашуганно пробираются с вёдрами к колодцу, мужиков вообще не видно, даже дети притихшие, вместо весёлых игр жмутся по подворьям. Зато, смотрю, немцы чувствуют себя на захваченной территории просто отлично. Кто-то устроил постирушки прямо в корыте, кто-то разжился местным самогоном, кто-то загорает на солнышке, да строит наполеоновские планы. Эти идиоты действительно считают, что перебьют нас за пару месяцев и поедут осенью к своим фрау победителями. Ну-ну, мальчики, тут вас ждёт о-о-очень большой сюрприз. — Ну что, вы поймали тех, кто заминировал дорогу? — к нам заглянул очередной самоуверенный придурок. — Русские ублюдки хорошо прячутся, — отозвался один из моих попутчиков. — Надо найти кого-то из местных, кто хорошо ориентируется в этих чёртовых лесах. — Вылезай, — всё тот же злобнорожий бугай грубо потянул меня за руку. Пинком придал ускорения к какой-то избе, видно, оборудованной под их штаб. Так, похоже я определилась, какой легендой угостить этих уродов. И меня будет не на чем подловить. Немчик, выполняющий функции вахтёра, гостеприимно распахнул двери, и меня снова пнули, проталкивая в комнату. Я быстро огляделась — всё в лучших традициях военного кинематографа. Деревянные стены, небольшие окошки, причудливо смешаны предметы деревенского быта и чужие здесь телефон, портрет Гитлера, огромная карта на стене. За столом сидел, обложившись кипой бумаг и что-то усердно выписывая, очередной эсэсовский хрен. — Лейтенант Винтер, по-моему, мы поймали дезертира! Мальчишка молчит, может, он вообще шпион. Эсэсовский хрен медленно окинул нас взглядом, и я услышала скрип двигающегося стула. Ой, можете не вставать, лейтенант, не надо меня пугать, я и так напугана по самое не хочу. Но он медленно вышел из-за стола и подошёл ко мне, остановившись буквально в двух шагах. Я немного успокоилась, рассмотрев его поближе. Высокий, с прекрасной осанкой и совсем ещё молодой — ну максимум двадцать пять. Мысленно хихикнула, допрашивать он меня собрался, я между прочим постарше него буду. Но это так сказать морально, а вот сколько лет девчонке я даже предположить не могу. Судя по тому, что меня окрестили мальчишкой, личико у неё совсем юное. И это тоже должно сыграть мне на руку в моей легенде. Винтер протянул руку, ощупывая мою шишку и чуть нахмурился: — Из какой ты части? Кто тебя ранил? Почему ты болтался один на дороге? Отвечай! Н-да, погорячилась я, купившись на его внешность. Винтер выглядел вполне себе симпатичным парнем — плавные черты лица, чёткие скулы, волевой подбородок. В другое время я бы, может, даже запала на его небесно-голубые глазки, но передо мной сейчас в первую очередь офицер Третьего Рейха. Хладнокровный, с промытыми мозгами, который вот-вот отдаст меня под трибунал, если не решусь наконец-то чётко и внятно объяснить, кто я такая. Было страшно открывать рот — я боялась, что меня выдаст голос, недостаточно низкий для парня, и акцент. Так, надо успокоиться, попробовать изменить тембр голоса и главное — не торопиться, чтобы не путаться в словах. — Ты дезертир? Если будешь продолжать молчать, живо встанешь к ближайшей стене, — бесстрастно пообещал лейтенант. — Я не дезертир, — выдала я самым низким, каким могла, голосом. — Имя, рядовой, — Винтер цепко изучал меня нечитаемым взглядом, и я испугалась уже по-настоящему. Я не знала, что он сейчас видит, как я теперь выгляжу, и могла только действовать методом научного тыка. Если ошибусь, рванёт так, что мало не покажется. Так, имя, имя, щас будет вам имя. В голову зашло только имя мужика, с которым мы общались на конференции в Берлине. — Карл Майер, — уверенно представилась я. — Я не числюсь ни в какой части, я добровольно сбежал на фронт. — Сколько тебе лет? — чуть прищурился он. Меня уже начинали нервировать эти его приглядки. Стоял он как-то уж совсем близко — бессознательно я сделала шаг назад и, контролируя голос, ответила: — С-семнадцать, — Господи, хоть бы угадала, вот будет незадача, если всё-таки окажется, что у меня морда в морщинах. — Прекрати заикаться и рассказывай, — недовольно поморщился Винтер. — Всё рассказывай: как ты сюда попал, откуда форма и почему пытался бежать, когда тебя обнаружили? Так, сейчас главное вжиться в роль глупенького, но безобидного мальчишки. Ну что, погнали. Не забывая о соответствующей легенде мимике, я поведала историю юного Карла Майера, который пламенно хотел попасть на фронт и послужить Родине и своему кумиру — фюреру. Да только не срослось — возраст не тот. Военкомат живо отправил мальчишку домой к мамочке с пожеланием подрасти. Успеется ещё попасть на поля боевой славы. Но Карл — парень упёртый, сбежал в товарном составе, прятался среди ящиков с боеприпасами до самой границы. Там же и разжился формой. И ведь почти добрался до линии фронта, если бы не проклятые русские. Они заминировали дорогу, поезд сошёл с рельс. Юный доброволец попал в самый замес — перестрелку с партизанами. Как результат: ЧМТ средней тяжести с кратковременной потерей сознания и дальнейшей дезориентацией. После пары дней, проведённых в тщетных попытках выйти из глухого леса, бедняжка Карл шугался собственной тени и сразу не признал своих. И вообще я пустила осторожным намёком, что Карлуша уже навоевался, а так как вроде возраст ещё не призывной, может, вернуть его домой к маме с папой? Совсем нескладно что-то получается, но ничего другого в голову не лезет. Если этот красавчик мне не поверит, неужто будет пытать, чтобы расколоть на правду? И что мне тогда говорить? Что сама ни хрена не пойму, как я здесь оказалась и кто я вообще? Винтер чуть склонил голову и коварно задал следующий вопрос: — Откуда ты, Майер? — Из… Берлина, — чувствуя подвох, ответила я. — Где живешь? — легкая улыбка скользнула по его губам. Ну что ж ты такой предсказуемый, лейтенант? Я как чувствовала, уже продумала ответить так, что не подловить. — Моренштрассе, 57, — я назвала адрес, где находилась гостиница, в которой я останавливалась, но если он сейчас будет уточнять, что находится рядом, я готова. — Скажи, наверное, неудобно жить рядом с вокзалом? — добродушно спросил Винтер. — Постоянная суета, шум? Я расплылась в невинной улыбке: — Наверное, но слава Богу вокзал от нас далеко. Наш дом в тихом приличном районе. И я очень горжусь, что в паре кварталов находится великий Рейхстаг. Лейтенант усмехнулся и сказал: — Ладно, убедил, что хотя бы частично говоришь правду. А что с документами? — Мой рюкзак остался в том поезде, — печально сообщила я. — Видишь, Карл, к чему приводят глупые необдуманные поступки? — нравоучительно заговорил он. — Ладно, я подумаю, что с тобой делать, — Винтер подошёл к дверям и негромко сказал кому-то: — Уведите мальчишку. Пусть фельдшер посмотрит его рану, потом накормите и заприте в сарае. И узнайте, гауптман Файгль у себя? Я медленно шла за солдатом, гадая, что именно придумает милашка-немец насчёт меня. Тяжёлые мысли не отпускали всё время, пока фельдшер обрабатывал мою шишку, пока я ела кашу с тушёнкой и сидела в компании крыс на сеновале. Ну почему я такая невезучая? Нет бы как нормальной попаданке перенестись через работающий в обе стороны артефакт в волшебный мир единорогов, эльфов, светлых магов и драконов. Так угораздило же попасть в разгар второй мировой. Вот какие могут быть варианты, даже если Винтер поверил мне? По идее должны пробить, действительно ли я сказала правду. Учитывая, что интернет и электронные базы данных ещё не придумали, посылать запрос в Берлин — дело не быстрое. Допустим дезертира с моим именем не найдётся, дальше что? Меня, скорее всего, отправят назад в Германию. И что я там буду делать? Хотя что я вообще буду здесь делать, запертая в чужом времени, в чужом теле? Война жахнет по всем — и по нашим, и по немцам. Не хочу быть здесь вообще! Я хочу открыть глаза и увидеть привычные декорации, хочу вернуться в свою жизнь. А если Винтера всё-таки что-то смутило и он продолжит допросы? Или не станет заморачиваться и просто отдаст приказ расстрелять мутного пацана, то есть меня? Господи, прошу верни всё как было! Пусть уже быстрее решает, эта неопределённость знатно бьёт по нервам. Я подошла к дверям, чувствуя лёгкий приступ паники. В голове мелькнула слабая мыслишка, можно ли как-то покинуть мою временную тюрьму. У-у, двери заблокированы здоровенным поленом, вообще без вариантов. Весёлые переговоры солдат во дворе штаба начинали здорово подбешивать. Хозяева жизни, блядь. Была б моя воля и дал бы кто-нибудь автомат в руки всех бы перестреляла. Да чтоб так, с размахом, чтоб кровища рекой и мозги по забору. Я ещё ничего особо не видела, но хватило даже этой захваченной немцами деревни, чтобы пробудить лютую ненависть к тем, кто пришёл на нашу землю поработить мой народ. У дверей послышалась какая-то возня. Ну кого там принесло? В сарай неторопливо вошёл Винтер, окидывая взглядом мою кислую физиономию: — Ну что, Карл, я решил что с тобой делать. Не хочешь узнать? Глядя на его строго-торжественную морду лица, я замерла в ожидании. Пока что отчётливо хотелось только текилы.