Марионетка с недостающими нитями

Иетсуна кажется всем другим человеком: она просит называть её «Тсуной»; улыбается непривычно много и кажется сильной. Отчего-то рядом с ней становится не по себе, чувствуется пламя, которое слегка давит, будто прощупывает, примеривается, проверяет на прочность. Тсунаёши сглатывает от своих мыслей, вспоминая, что через день Конфликт Колец, и он должен будет уговорить сестру отдать право наследования Занзасу. Так будет лучше, так будет спокойней, возможно, обойдется без драк — ведь все Хранители с ним согласились, несмотря на молчаливость и мрачность Реборна. В тот-самый-день всё пошло наперекосяк. Тсуна пришла одна, без поддержки и какого-либо оружия, в одних старых кроссовках, джинсах, белой рубашке и жилетке. Она улыбается так, словно ей открыты все секреты мира, а в голубых глазах отражается неприкрытая насмешка. Присутствовала едва ли не вся верхушка мафиозного мира, а она так легко и беззаботно бросила в сторону босса Варии коробку со словами, что ей это добро и даром не сдалось. Ошеломляющая пауза длилась недолго, Занзас разъярился едва ли не моментально, желая уничтожить наглую мелочь перед собой — Тсуна улыбалась так, словно этого и добивалась. Наверное, именно тогда Тсунаёши понял, что такое Небо и какими силами оно обладает. Тсуна вызвала в сражение всех варийцев и уложила их на лопатки за шесть минут, три из которых потратила на Занзаса. Земля, бетон, казалось сам воздух — плавились под их атаками, от жара пламени, а потом резко превращающегося в лёд. Если бы Тсунаёши изучал мифологию, то сравнил бы свою сестру с валькириями, но на ум упорно лезли ассоциация с демонами Ада, воздающими за грехи. Тсуна улыбалась в перепалках, улыбалась пока ждала, что противник оклемается, улыбалась замершим судьям, которых чуть не поджарило пламенем ярости — и была предельно серьёзна во время боя. Интуиция слабо подсказывала, что Тсуна злится. Что она мстит. Что её пламя способно пробраться через защитные барьеры, хоть те даже не треснули. Тсуна смотрит на поверженных врагов долгие десять секунд, пламя с рук исчезло, но глаза продолжают выдавать сильнейший гнев. Маска равнодушия едва не трещит по швам, когда она оборачивается к зрителям. Казалось, что Тсуна в шаге от того, чтобы научиться испепелять кого-то взглядом. Губы вновь трогает улыбка — хищная, острая, предупреждающая. Тсуна говорит не много, лишь о том, что она отказывается от всякого титула, не советует угрожать родственникам и, лично для отца, увижу в радиусе километра — убью. Тсуна уходит своим шагом, ровно и спокойно, лениво махнув рукой то ли на прощание, то ли чтобы разморозить лёд. Тсуна точно знает, что Занзас как глава Вонголы, попортит жизнь всем вместо неё. Она останавливается через квартал и устало прислоняется к стене в свете мигающего фонаря. — Долго за мной будешь идти? — Тсуна переводит взгляд на репетитора, который мистическим образом выходит из темноты. Чёрные глаза смотрят пристально, без ярких эмоций, с немым вопросом. Привычно и знакомо — если бы не тело и обстоятельства, можно подумать, что дома. Тсуна вновь улыбается, по-настоящему и извиняюще. Да, это не его-её репетитор, но такая необходимая деталь для новой картины мира. Расставаться всегда было тяжело. Тсуна полагал, что его ещё просто не накрыло осознание собственной смерти, лишь из-за чего-то невозможно знакомого. Тсуна уверен на девяносто пять процентов, что его-её сейчас пошлют и ударят коленом в живот. — Пойдёшь? — звучит слишком ребячески и Тсуна заглядывает в знакомые глаза снизу-вверх, утягивая за собой невозможной яркостью глаз.