Желание жить

      «Пусть моим последним словом будет, — что я верю в любовь.»       Дио сидит на роскошном кресле в своей комнате, положив ногу на ногу; взгляд его, как всегда, холодно беспристрастный, медленно обводит комнату. В особняке всё оставалось так же, как и было. Дио казалось, что с того момента прошла вечность; ноги затекли, но сил двинуть ими не было.       Дио не был бессмертным и не имел сверхспособностей, но зато был изворотливым и хитрым. Гадкий человек, который, наверное, и жизни был не достоин. Но так сложилось, что теперь он вынужден существовать в этом времени. Дио ведет плечами, будто пытается стряхнуть тяжесть своей жизни с них. Увы, так просто никогда ничего не получалось. Взгляд перетекает со стола на массивный шкаф, а мысли возвращаются к Джоджо.       Гадкий мальчишка, который всё сломал с самого начала. Даже спустя сотню лет, Дио не поменял своего мнения, хотя страстно хотел вновь ощутить его тепло. Джонатан был тем ещё честным ублюдком, но это было правильно. Кто-то в этой истории должен был управиться со злобой Дио, и Джоджо подходил на эту роль лучше всего на свете. Других Дио сразу бы уничтожил.       «Я мечтаю о звезде, о светозарном острове, где в глубине живительных досугов жизнь моя будет растить свои труды, как рисовая нива под осенним солнцем.»       Наша жизнь слишком коротка, но мы этого не осознаем. Чем дольше мы живем, тем короче она становится. Подумать только: один год для младенца — это вся его жизнь, а для старика — лишь небольшая часть, такая незаметная и затерянная во времени. Страшно подумать, что же нас всех ждет в конце? Дио старался не допускать мыслей о своей кончине.       Парень всё-таки встает, лениво и размеренно, словно бы его разбудили от сладкой дремоты. В жизни больше не наступит этот приятный момент, так почему он его прерывает? Время словно замедляется, и из невероятно аристократичных пальцев Дио выпадает бокал. Брал ли он его? Дио честно не помнит. Вино растекается по темному деревянному полу, словно кровь. Звон стекла не сразу донесся до него, но даже после этого ни один мускул на его лице не дрогнул. Разве это всё реально?       «Налей вино в свой собственный кубок, друг: в чужих оно теряет свой пенный венец.»       Слышатся торопливые шаги и стук в дверь — это точно не Джонатан; одна из служанок заходит в комнату, не услышав ответа от молодого господина. Женщина удивлённо смотрит на парня, который отмирает и проходит мимо неё, бледный, словно приведение. Ему срочно нужен Джонатан.       — Господин Дио, — тихо начинает служанка, но её перебивает громко захлопнувшаяся дверь. Брандо это всё не волнует.       Его собственные шаги кажутся необычайно громкими в мрачном особняке. Тревога проникает в мозг Дио, заставляя напрячься; взгляд мечется по стенам, которые внезапно плывут перед глазами. Разве это место не было сожжено? Неожиданно яркая мысль выталкивает все остальные, и Дио останавливается.       — Джонатан? — тихо шепчет парень, резко оборачиваясь. Ему всё это кажется? Внезапно он чувствует себя потерянным и ненужным, совсем незначимым в этом огромном мире. Он просто маленькая пылинка на полотне мироздания. Дио заигрался в Бога, скрывая свои злодеяния под личиной бессмертия.       Бессмертия?       — Джонатан! — беспомощно кричит Дио, а его ноги подкашиваются. Громкое эхо от падения раздается по всему особняку, нарушая его покой. Парня сейчас совершенно не волнует, что о нем подумают слуги или кто-то там ещё. Рот открылся в беззвучном крике; Дио рвет на себе волосы, пытаясь хоть как-то отрезвить себя. Не выходит. Неужели он уничтожил Джонатана? Дио оттягивает ворот рубашки и проверяет шею — шрама нет.       Почему он находится здесь? Он просто сошел с ума и ничего этого не было? Дио так хотел жить, что придумал себе другую реальность?       Слышатся тяжелые шаги; кто-то подходит к нему сзади, укладывая массивную ладонь на плечо. Дио не слышит голоса, но он чувствует — Д ж о н а т а н. Его разворачивают к себе в попытке поднять с колен и что-то сказать. Прекрасный, добрый, красивый Джонатан прямо перед ним.       Живой.       — Отец умер.       Дио читает по губам; его тряпичное тело успешно поднимают, а цепкие пальцы впиваются в плечи. Он знает про смерть отца, ведь сам же и убил его. От Джонатана пахнет талым снегом, свежестью и сильным желанием жить. Брандо совсем не вампир, не монстр, не бессмертный, но чувствует это: в глазах Джоджо плещется невероятно живой огонь. Джонатан, должно быть, подавлен, но перед Дио он не может показать страха и боли.       «Когда я предстану пред тобою в конце дня моего — ты увидишь рубцы мои и узнаешь, что у меня были и раны и исцеления.»       Дио чувствует себя ужасно. Вино готово вырваться из его желудка на пол. Дио опускает голову, будто бы кивая. Сейчас Брандо хочет одного — обнять Джонатана, вжаться в его сильное молодое тело, некогда принадлежавшее ему, уткнуться носом куда-то в ухо. И никогда, никогда больше не отпускать его.       — Прости меня, Джонатан, — срывается с губ Дио слишком резко. Имя Джонатана звучит особенно неправильно.       Парень смотрит на Брандо с неверием и сожалением — Джонатан, всё же, ощущает печаль, которая давит на его чистое благородное сердце. Его руки обнимают Дио за плечи, притягивают к широкой груди и, с излишней нежностью, гладят чужую спину. Парень не привык к такому, но он с удовольствием прижимается к Джонатану в ответ, к его прекрасной шее, где пульсирует горячая кровь.       Дио не вампир, не монстр, не бессмертный. Но он страсть как хочет припасть губами к этой невероятной светлой коже.       — За что ты извиняешься, Дио? — тихо шелестят губы Джонатана над его ухом. Наконец-то Брандо понимает, что это благословение. Ему был дан второй шанс, чтобы изменить всё.       Но нет, это не было одной из шуток судьбы и уж точно не было вторым шансом. Дио стал Богом, смог найти брешь в полотне неба и проникнуть в глубину мироздания, изменяя свою жизнь, как он пожелает. Когда Брандо умирал, то думал только об одном — он безумно хотел жить. Желал быть рядом с Джонатаном, пускай даже смертный и не выделяющийся из общей толпы глупых насекомых. Пускай даже мертвый.        И всё-таки, Дио всё также страстно желал жить. Он безумно скучал по Джонатану, но мысли о своей смерти, дряхлом теле и угасающем уме его только злили. Ему не хватило бы и вечности, чтобы насладиться жизнью, поэтому он постоянно пытался отмотать свою жизнь к началу, на время забывая об этом. Просто сейчас всё так обернулось.       — За то, что ты умер, — шепчет Дио в ответ, опаляя лицо Джонатана своим дыханием. Брандо слишком близко, его виски пульсируют от какого-то непонятного желания; он заглядывает Джоджо прямо в глаза. Тот понимает, что его брат пьян.       «Что ты есть — ты не видишь; что ты видишь — тень твоя.»       — Дио, тебе нужно отдохнуть… — неуверенно начинает Джонатан, поджимая губы. Дио видит, что тот готов заплакать: живой огонь сменяется чем-то бледным, слабым, призрачным отголоском души Джонатана. Брандо не хочет видеть этого.       — Смерть неизбежна. Все люди умирают, Джоджо.       Джонатан молчит, внимательно смотря на чистое лицо Дио: фарфоровая кожа, яркие янтарные глаза, поддатые алкогольной дымкой, правильный подбородок и вздёрнутый нос. Его утончённую внешность завершали три родинки на левом ухе — символ удачи.       — Если умрет такой, как я, ты станешь также переживать?       Дио криво улыбается, потому что знает ответ. В этом мире они с Джонатаном никогда не ссорились, играли в приличных братьев и послушных сыновей графа. Это была одна из вселенных, где Дио умирал от старости, неприлично богатый и с красавицей женой.       Но ему нужен был только Джонатан.       Смерть отца всегда заставляла Джоджо отчаянно грустить и кидаться в пучину горечи; Дио помогал ему каждый раз справляться с болью. Только позже Джонатан всегда умирал и ничто не могло ему помочь. Даже сам Дио.       Дио обещает, что в этот раз всё будет иначе. Глаза Джонатана наполняются слезами, и он крепче обнимает Брандо, прижимаясь к его уху губами.       — Не говори так! — шепчет Джонатан, а солёные дорожки стремительно бегут по его щекам. Дио ловит их губами — кристально чистые, прозрачные страдания, привкус которых оседает у него на языке. Джонатан не противится этому.       «Жизнь — плавание по морю, где мы встречаемся на том же небольшом корабле. В смерти мы достигаем берега — и расходимся в разные миры.»       Дио всегда попадал в Ад; Джонатан же бесследно исчезал в Раю, не оставляя сомнений, что он — истинный ангел. Прекрасное и чистое создание, его ни в коем случае нельзя было трогать, а уж тем более ранить.       Но Дио было всё равно, если он мог просто стоять в объятиях Джонатана, целовать его мокрые щёки и вновь наслаждаться своей короткой жизнью, которая будет повторяться вновь и вновь, ведь этого хочет Дио. Ради таких моментов стоило жить.       «Пусть моим последним словом будет, — что я верю в любовь.»