***
Чара неподвижно лежала на кровати, свернувшись в клубок. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. Она часто слышит встревоженные голоса приемных родителей и Фриск, но лишь глупо улыбается сама себе в ответ, утешая разбитое сердце. « — Месяц не срок», — шепотом она повторяет себе, как назойливую пластинку. — « Время все лечит. Нужно всего лишь подождать»… Но сколько? Она не знает. Возможно, еще месяц? Или два? По губам скользит грустная улыбка, стараясь прикрыть слезы. Руки, дрожа, машинально дотрагиваются до губ и мир застывает. Девушка помнит его жаркие поцелуи, что пронизывают каждую клетку в ее теле. Это было похоже на удар током, который не был больным, а скорее нежным, сладким. Душа изранена, почти что разорвана, но она держится и старается не падать духом. Потому что все хорошо. Потому что это ее вина и последствия. Девушка слышит свое бешеное сердце, что становится тяжело дышать. Все это вскруживает ей голову и она осознает насколько была глупа. Вся эта «игра» не была ею никогда. Эти эмоции не могут быть залогом потрясающей работы актеров, что так яро устраивали представление друг перед другом. Это тепло. Она до сих пор чувствует его, как будто оно и не исчезало куда-то, было всегда рядом и окутывало ее сердце. Девушка касается своей шеи и грустно улыбается самой себе. Чара помнит, ту отметку, печать, что он поставил ей. Зачем он это сделал? Что творится у него в голове? — Чара, ты в порядке? Все такой же заботливый голос матери. Хоть они не связаны кровью, но девушка готова была поставить все на то, что не кровное родство самое главное в семье. — Да, я в порядке, — она не узнала свой голос. Охрипший, неживой, практически сухой, — не беспокойся, мам. — Дитя, — печально произносит Ториэль, — открой дверь… Чара укутывается сильнее в одеяло, смотря куда-то вдаль. Ища что-то чего нет. Но от осознания того, что она не находит, становится как-то легче. — Все хорошо, правда, — нашептывает она скорее себе, чем матери. — Но… — Не беспокойся обо мне. Ей хочется приободрить свою мать, но получается, что она делает лишь для себя, что ей стало легче. Ториэль ей верит, хотя с трудом. Прислоняя свою руку к двери, женщина задумывается о правильности своих поступков. Правильно ли все оставлять вот так? Она понимает, что ничем не может добиться от нее, пока она сама не захочет. Время с каждой секундой все сильнее замедляется, оставляя за собой неизбежное. Тиканье часов раздражает. Чара не чувствует больше тепла, лишь холод пронизывающий до нитки. С каждой секундой становится холоднее, а так хочется тепла. Так не пойдет. Она строит вокруг себя невидимую стену, возвращающую ей краски и мир, который она потеряла по своей глупости. Она чувствует, как все постепенно возвращается назад и мягко улыбается самой себе, надевая маску «все хорошо». « — Теперь все будет хорошо, » — девушка поднимается с кровати и озирается по сторонам. Пора двигаться дальше. « — Стоит перед ними извиниться.» Шаг за шагом она закроет рану в сердце. Маленькими шагами, она научиться искренне улыбаться, как раньше и испытывать те чувства, которые были для нее давно потеряны и не имели шанс на возврат.***
Фриск дергает Чару в сторону. Ничего не говорит, прижимая ее к стене, а алоглазая девушка может лишь наблюдать, следить за ее действиями. — Чара, пообещай мне кое-что, — пацифистка сильнее сжимает плечи сестры, но та даже не чувствует этого. — Пообещай, что больше никогда так делать не будешь. Мама сильно волнуется за тебя и я. Я. Волнуюсь о тебе. Ты сама не своя в последнее время. Оставь прошлое в прошлом и живи настоящим. — Фриск… — Мне больно на тебя смотреть. Прошу тебя, Чара. — Все ее тело пробивает дрожь. — Не держи все в себе… Чара дотрагивается пальцами ее кисти руки, слегка улыбаясь. — Все хорошо. Прости, что заставила тебя волноваться. Больше этого не повторится… Она мягко улыбается, обнимая свою младшую сестренку. Тепло, но не настолько. Едва ощутимо, но достаточно, чтобы не замерзнуть. Фриск выводит Чару из комнаты, что-то говоря ей, но она ее не слышит. Алоглазая понимает, что время не лечит, а делает лишь больнее, разрывая ее сердце в клочья все сильнее с каждым мигом. Она не понимает причину этого. Пытаясь узнать, копаясь сильнее, боль пронизывала ее все яростнее. Сидя на месте, она ничего не добьется — это она знает теперь наверняка. — Я видела его. Он изменился. — Хмуро начинает Фриск, задумчиво смотря ввысь. — Стал совсем другим. Я его не узнаю.***
— Хэй, Тори, давно не виделись, — Санс широко улыбается. — Привет, и правда давно, — женщина мягко улыбается, всеми силами скрывая горечь. — У тебя все хорошо? — улыбка, едва пропадая, сменяется другой. Ториэль кивает, провожая своего гостя за стол. Она не смеет сказать о том, что происходит, не потому что не хочет, а потому что она обещала ей. Парень пытается ей поверить, но слова подруги не выходят из его головы. Чара дергается, замечая знакомую фигуру. Мир погружается во мрак, постепенно теряя вновь обретенные краски. Почему именно сейчас? Мир застывает. Она может лишь наблюдать за ним, скелетом, склонившимся в нескольких сантиметрах над ней. И постепенно терять всякую надежду выбраться из его потухших глазниц. — Поговорим? Так просто он разрушил ее мир вновь, забирая краски. Возможно, что все дело в том, что ее стена была не так прочна, как казалось или дело в другом? Она склоняется к первому варианту, ведь глупо даже предполагать, что было хоть что-то, что могло разрушить так просто. Она вновь слышит свое сердце и согревающий жар. И девушка молится лишь о том, чтобы эта теплота и свет исчезли из ее сердца как можно скорее. Он не замечает рядом стоящую Фриск и встревоженный взгляд своей подруги. Парень смотрит лишь на нее, прожигая своим взглядом, который она пыталась забыть, выкинуть из головы и больше не вспоминать. Это трудно назвать игрой. Девушка боится произнести вслух слова о том, что жива из-за него, прячась за первую попавшуюся дверь. Любовь — это яд. Чара даже боится подумать о любви, а испытать ее или почувствовать просто невероятная глупость. Внезапная и беспощадная. Существующая лишь для них двоих. Решительность горит, плавясь, словно мороженое на солнце, заставляя дрожать все свое тело. Они готовы были признать, что их игра окончилась ничьей, но никак не поражением с обеих сторон.