Трикстеры, что поменялись местами

Наступил конец декабря. Это была первая зима, которую Виолетта проводила вдали от родного дома и вместе с асами готовилась к предстоящему Йолю. Для каждого нашлось дело: кто-то украшал дома и улицы, кто-то подготавливал еду для пиршества, а кто-то продолжал нести свой пост, оберегая спокойствие обычных граждан. Среди всей этой праздничной кутерьмы можно было заметить знакомую, юркую фигурку. Виолетта постепенно влилась в жизнь Асгарда, и теперь активно участвовала в масштабных приготовлениях. К ней начали прислушиваться. Страх постепенно сходил на нет. Асы не могли не заметить, как Один благоволил внучке, и то, как правящая чета общалась между собой. Царь обучал ее всему и не отпускал от себя, поощряя за успехи. Едва опасность повторного вторжения миновала, Всеотец дал вольную Сигерту и Олуму, и Виолетта вздохнула полной грудью, чувствуя долгожданную свободу. День ото дня ее крылья расправлялись все шире и шире, чему не мог не поспособствовать Локи. Он гордился дочерью. Искренне. И относился к ней с трепетом. Виолетта оказалась благословением, а не проклятием. В Асгарде, один, Локи бы давно сошел с ума от одиночества. Но норны решили иначе, даруя ему душевное спокойствие. Близился праздник. Слуги сновали туда-сюда, завершая последние приготовления. Центральный зал утонул в цветах, в ярких убранствах и золотых огнях. Там и тут можно было заметить пышные венки из омелы. Виолетта бродила вдоль колонн, наблюдая за прибывающими гостями. Асгард всегда отмечал праздники с огромным размахом. Нескончаемым потоком лилась музыка. Воздух пропитался весельем, которое затягивало, опьяняло. Невозможно было не поддаться искушению и не пуститься в пляс. Весь этот размах был для Виолетты в новинку. Прежде новогодние праздники она отмечала в тесном кругу семьи, тихо и камерно. И сейчас, находясь среди асов, Виолетта немного терялась, но старалась не подавать виду. И только ближе к полуночи она смогла окончательно отпустить ситуацию и окунуться во всеобщее веселье. Что-то, а асы умели праздновать! Широкие, практически бесконечные столы ломились от обилия еды: сытная ветчина, огромное количество фруктов, печёные яблоки и мягкий, сладкий хлеб. Мед и сидр лились рекой. Ночной Асгард утонул в веселье, и Виолетта не стала исключением. Сперва она осторожно вслушивалась в чужие разговоры, спрятавшись за самым дальним столиком, а позже, украдкой, наблюдала за Вольштагом в окружении семьи. Этот тучный мужчина был отличным семьянином. Он души не чаял в своей сестре и родных племянниках. Виолетта не отводила от них взгляда и не переставала широко улыбаться. Дети буквально вили веревки из бравого, серьезного воина! Чего только стоил костюм йольского кота, который ему необычайно шел. Покрытый мягкой, причесанной на скорую руку шкурой, Вольштаг громко хохотал и улыбался, играя отведенную ему роль огромного, теплого и ненасытного кота! Кудрявая малышка Трим и светловолосый мальчик Альрик с присущим детям энтузиазмом подавали дяде яблоки, пытаясь насытить это огромное, доброе, пушистое чудище. «Такие забавные!» Чем глубже подбиралась ночь, тем сильнее менялся градус веселья. Тихие танцы перерастали в пьяную, безудержную гулянку, и Виолетта не осталась в стороне. Выйдя в центр зала, она плясала наравне со всеми — и старалась подхватить ритм каждого нового танца. Одурманенная музыкой, принцесса кружилась, будто не зная устали. Сердце бешено стучало в груди, а с лица не сходила счастливая улыбка. Одна песня сменяла другую, и вскоре Виолетта почувствовала, что окончательно выбилась из сил. Схватив первый попавшийся под руку бокал, она одним глотком осушила его. И тут же замерла. По горлу прошла горячая волна, наполненная крепкой горечью, и утонула где-то в желудке. Осознание пришло мгновенно. Медовуха! — Нет-нет-нет, — испуганно затараторила Виолетта. — Это не она, точно не она! С лица сошла вся краска. Сделав резкий шаг назад, Виолетта нечаянно толкнула танцующую пару, и, рвано извинившись, обернулась назад. Сигерт, сидевший в компании своих товарищей за широким столом, далеко не сразу заметил до смерти перепуганную принцессу. Она дрожала, как осенний лист на ветру и лихорадочно искала кого-то в толпе. И белела все больше и больше. — Ваша светлость! — он окликнул Виолетту и мгновенно поднялся из-за стола. — Сигерт, — голос ее утонул в какофонии звуков. — Я…я… Она всё ещё не верила, не понимала, что произошло. — Что случилось? Вы ранены? Вас кто-то обидел? — приблизившись к принцессе, обеспокоенно начал Сигерт. — Или лазутчик? — Нет… Кажется… — и, собрав всю волю в кулак, она призналась. — Кажется, я выпила медовуху. Сигерт нервно сглотнул, и его сердце пропустило удар. Асгардская медовуха — коварный напиток, который погубил немало человеческих жизней. Этот напиток не предназначался для людей. — Вы уверены? Сигерт сомневался. Возможно, принцесса ошиблась и, по незнанию, просто испугалась, выпив что-то другое? Или кто-то над ней подшутил? — Не совсем, — она качнула головой и мазнула тыльной стороной ладони по щеке, пытаясь скрыть подступающие на глаза слезы. В ее душе снова разгорелся страх, настоящий, всепоглощающий. Давно забытое чувство безысходности окатило с головой, и только участливость Сигерта не позволяла Виолетте расклеиться окончательно. — Я позову Эйр или Всеотца, — предложил он, отводя принцессу в сторону от шумной толпы. — Все будет хорошо, вы просто напуганы и это нормально. На пирах многое случается, но все будет хорошо, обещаю. Медленно кивнув, Виолетта послушно последовала за Сигертом. Он усадил ее за свободный стол и тут же скрылся в толпе. Ожидание оказалось настоящей пыткой. Каждая новая мысль пугала больше предыдущей. Виолетта знала вкус земного алкоголя и не могла спутать эти ощущения ни с чем другим. Без сомнений — это был мед, терпкий, слегка сладкий, но обжигающе-горячий. И если для асов этот напиток — почти как вода, то для нее — яд. Виолетта лихорадочно искала ответы на свои вопросы, теряясь в догадках. Вдруг она что-то упустила? Или всему виной ее асгардская кровь? Локи мог совершить ошибку, изучая ее, или просто учел все возможные риски, но забыл упомянуть в разговоре? Или кто-то неуместно подшутил над ней, подменив напиток? В Асгарде было достаточно талантливых магов, способных играть с чужим сознанием. Из долгих, невеселых мыслей Виолетту вывел тихий и спокойный голос Всеотца. Сигерт нашел его первым и привел за собой. Остановившись напротив, он посмотрел на нее холодным, пронзительным, почти задумчивым взглядом, а после уверенно протянул руку, предлагая подняться. — Я, вижу, ты порядком напугана, внучка, — он перехватил ее ладонь у основания и крепко сжал в своей руке, тем самым пытаясь передать свою уверенность. — Ты просто повзрослела. Виолетта вопросительно посмотрела на царя, совершенно не понимая, о чем он говорил. Она же обычная, земная девочка, совсем ребенок, который только-только преодолел черту земного совершеннолетия. Виолетта не ощущала себя взрослой. — Сигерт, кинжал, — приказным тоном произнес Всеотец, пользуясь моментом. Эйнхерий протестующе посмотрел на царя, но подчинился приказу. Ловко перехватив рукоять кинжала, царь поднес холодный металл к раскрытой девичьей ладони, и, не давая Виолетте опомниться, резким движение рассек кожу. Грубо, бесцеремонно сжав ее пальцы в кулак, Всеотец подавлял любую возможность сопротивления. Слова застряли в горле. Виолетта попыталась отстраниться, но лже-Один держал ладонь крепко. Его лицо не выражало никаких эмоций, и весь страх, накопившийся у нее внутри, с треском разбился о стену фальшивого, холодного безразличия. Всеотец молчал, словно ожидал чего-то. Словно… Осознание ситуации приходило урывками. Виолетта не сразу поняла, в чем причина его спокойствия и неожиданной улыбки со стороны Сигерта. — Кажется, ты начинаешь понимать, — заметил Всеотец, наконец-то отпуская ладонь. На месте раны почти не осталось крови, да и боль чувствовалось иначе. — Я, — Виолетта попыталась подобрать слова, но вскоре поняла, что это совершенно бессмысленно. — Я теперь не человек? — Все верно. — Больше не человек, — произнесла она полушепотом, всё ещё не отрывая взгляда от окровавленной, дрожащей ладони. «Больше не человек», — повторила она мысленно, пытаясь принять новую действительность. Но не смогла. Внутри словно что-то резко оборвалось, и на душе стало так гадко. «Он снова солгал. Он знал все с самого начала!» — Когда? — озвучила она вслух закономерный вопрос. — Не больше месяца. — Значит, вы знали обо всем с самого начала, — заметила она. — И утаили это от меня, — и слова были пропитаны осуждением. — Не дали мне выбора! Виолетта негодовала и с каждой секундой, с каждой новой мыслью ее злость становилась все сильнее. Она не видела смысла скрывать свои эмоции и злилась открыто, честно. — Я не просила! — она повысила голос, привлекая к себе ненужное внимание. — Так было лучше для тебя, дитя, — спокойно ответил лже-Один, стараясь смягчить краски. — Лучше? — к горлу подступил ком, — лучше для кого? Для меня или для вас? По щеке пробежала слеза, одна, вторая. Все эмоции хлынули наружу, выбираясь на свободу. Мазнув рукой по щекам, Виолетта с ненавистью смотрела на Локи, ещё до конца не осознавая происходящего. Он снова обманул ее. Но если раньше она находила причины, чтобы оправдать его, то теперь… Что он скажет в самое оправдание? Сколько он будет играть эту роль и водить всех за нос? — Ненавижу! — громко крикнула она в сердцах. — Видеть не хочу! Все это время вы обманывали меня! Все время держали поблизости, не потому, что любили. А потому что тешили свое самолюбие, — а в глазах, наполненных злобой, скользнул алый, едва уловимый блеск. Музыка стихла. Асы, находящиеся поблизости, с замиранием сердца наблюдали за ссорой царской четы. Даже Сигерт замер, не решаясь влезть в чужой разговор. — А я же говорила, — где-то поблизости, за спиной, послышался едкий смешок Аморы. — Ты знала? — не оборачиваясь, спросил эйнхерий. — Догадывалась, но… Не ожидала, что Всеотец поступит так подло с внучкой. С другой стороны, — она помедлила. — В ней нет ни грамма его крови. Она дочь Локи и внучка его заклятого врага — Лафея. «Виолетта лишь игрушка для него на старости лет», — догадался Сигерт. — Он мог ее отпустить, но не стал и упивался ее страданиями. Не так ли? Очень подло с его стороны. Сигерт ничего не ответил. Амора всегда была осмотрительнее других благодаря врождённому дару. Но он не прислушался, не воспринял слова в серьез, и теперь искренне жалел, что не уберег принцессу от слез. Она этого не заслужила. — Клянусь, я выберусь отсюда! Вот увидишь! — прыснула Виолетта, ощущая необычайный прилив сил. Спину жгло от наложенного заклинания, которое сейчас больше походило на проклятие. Слова путались, не позволяя Виолетте раскрыть всей правды. И это подогревало ненависть к отцу ещё сильнее. Он читал ее, словно открытую книгу, и потому молчал, сохраняя на лице маску безразличия. Локи точно знал — народ на его стороне, на стороне одинокого, покинутого всеми старца. Виолетта проиграла Локи с самого начала, когда доверилась ему. Когда решила, что он — не плохой отец и позволила себе привязаться. — Видеть вас не хочу, — отрезала Виолетта, отступая назад, туда, где было меньше всего людей. — Празднуйте. Извините, что испортила праздник, — ядовито добавила она.

***

Ярко украшенный дворец больше не радовал Виолетту. Проходя по широким коридорам, она безразлично оглядывалась по сторонам. Все ее старания теперь казались такими незначительным. Что уж говорить об асах, которые вновь смотрели на нее с подозрением и опаской. В каждом лице она считывала знакомую неприязнь. Слухи в Асгарде распространялись с небывалой скоростью. Кто ожидал от ребенка Локи иного исхода? Остановившись у широкой двери, Виолетта горько вздохнула. Как теперь жить? Ей была чужда асгардская сущность. Она не просто так опасалась этой части себя — сложной, сломанной и необузданной. Виолетта знала, что за силой скрывались боль, чувство утраты и одиночество. — Возможно, такова цена моей жизни, — тихо прошептала Виолетта, проходя вглубь тускло освещенной комнаты. Разве у нее было право выбора? И могла ли ее судьба сложиться иначе? Она не могла знать. — Неведение приятно, но… — Виолетта опустилась на кровать и обняла руками коленки. — Так ли это правильно? Она горько вздохнула, рассматривая темную, усыпанную звёздами, линию горизонта. Эти странные, яркие переливы и отражение в глади воды — за несколько долгих недель они стали такими привычными и болезненно родными. — Мама, папа, братик, я скучаю, — тихо, почти шепотом, произнесла Виолетта. — Простите меня, я такая несдержанная. Я подвела вас, так подвела. Но слез не последовало. Виолетта с головой ушла в омут противоречивых чувств. Она просто не могла больше плакать, отчётливо понимая, что это не принесет ей облегчения. Все эмоции исчезли, растворились, и остались там, внутри просторного зала, наполненного людьми. Упиваясь горем, Виолетта совсем не заметила, как тихо, почти невесомо отворилась дверь. В комнату прошел Локи, без фальшивых масок, и замер у порога, закрывая за собой. В этот раз все было по-другому, иначе. Прежние их ссоры, стычки выливались в эмоциональный пожар, в ругань до хрипоты. И он всегда приходил, дав ей время все обдумать, и не ругал за сломанные вещи, за разорванные книги. Они — пустяк. Книги — можно переписать, вещи — заменить. Но сегодня все пошло по другому, неизвестному ему сценарию. Виолетта перестала бороться, и, кажется, совсем замкнулась. Она тихо сидела на кровати и молча, безразлично изучала звёздное небо. — Виолетта, — окликнул Локи ее осторожно. — Я… — и осекся. — Уйди прочь, оставь меня. — Послушай… Виолетта, — Локи сделал настойчивый шаг вперёд. — Не надо. Я не хочу слушать тебя, — и, не оборачиваясь, добавила. — Я не хочу выслушивать очередную ложь. Хотя… — протянула и после язвительно хмыкнула. — Так ли это удивительно, ведь ты бог коварства и обмана. Ложь — твоя суть. Ты не можешь иначе. Разве я не права? — Права, — он не стал отрицать очевидного. — Тогда дай побыть одной. — Позволь мне объясниться, — и снова сделал шаг. Виолетта только отрицательно качнула головой. — Все для моего блага, — вспомнила она его слова. — Ведь я не пойму. Но даже так, почему ты принимал это решение в одиночку? Гордость не позволила поговорить с мамой? С отчимом? Ты не стал, потому что они бы сказали однозначное нет. — Виолетта, послушай, — в этот раз он был настойчивее. Обогнув кровать, он встал напротив дочери и посмотрел в ее глаза, наполненные не болью, и даже не ненавистью, а настоящим, живым забытым страхом. — Ты ведь не уйдешь. — Не уйду, — согласился он. — И ты меня выслушаешь. Она ничего не ответила, а только безразлично пожала плечами. — Я хочу сказать, что виноват перед тобой. Очень сильно виноват. Я замечал все изменения, которые происходили с тобой. Видел, с какой лёгкостью ты начала справляться с бытовыми мелочами. Как легко начали поддаваться двери, и как изменилась твоя концентрация и память. Разве ты ничего не почувствовала? Виолетта только отстраненно качнула головой, недовольно поджав губы. — Но ты это видел! Знал, что так будет. — Не знал, — начал оправдываться он, но Виолетта не верила ни единому слову. — Не знал наверняка, — поправила она отца. — Даже сейчас лжешь и изворачивается, словно уж на сковородке. Думаешь, я не вижу? «Она должна знать, — сделал себе мысленную пощечину Локи. — Даже если не простит, ты хотя бы будешь честен перед собой». Устало опустившись на колени перед кроватью дочери, Локи снова посмотрел на детское, светлое, слегка бледное лицо. Виолетта была расстроена, испугана, и сейчас напоминала ему маленького, загнанного в угол зверка. Перед ним сидела обычная человеческая девочка, на плечи которой он взвалил непосильную ношу. Она устала верить ему, но в тоже время Локи замечал ее тихий интерес, и то, как до сих пор, даже обижаясь, она тянулась к нему. — Прости меня, что решил все за тебя. Я полагал, что так будет лучше, пытался обезопасить твою жизнь. — Ты сделал только хуже, — недовольно произнесла Виолетта и голос невольно дрогнул. — Я смирилась с тем, что мои старые мечты пошли крахом. Из-за тебя! Я смирилась с постоянной опасностью. Смирилась с тем, что жить стало сложнее. Но ты… — она осеклась, — ты умудрился испортить абсолютно все! Усложнить! Приумножить мои страдания! От безразличия не осталось следа. Все страхи наконец-то обрели свободу и Виолетта больше не хотела этого скрывать. — Я ведь ничего не просила. И если ты считаешь, что вечная жизнь — это дар, то я отвечу. Это — проклятие. Она поднялась с кровати, а вместе с ней и Локи. — Ты привык к такой жизни, но я… Я хотела закончить университет, найти друзей, грезила завести семью. Но теперь… что мне делать теперь? — ее голос задрожал ещё больше. — Просто представь, всего на минуту, как бегут года и столетия. И вот твои близкие уходят. Сначала мама, потом отчим. К этому я готова, но… потом уйдет брат, а после — все друзья. И если я осмелюсь полюбить человека и у нас родится обычный ребенок, не ас. Ты хоть представляешь, как это это больно — пережить дорогого тебе человека? И стоять на могиле собственного ребенка, а после — внука и правнука? Локи грустно улыбнулся. Виолетта, сама того не осознавая, вытянула его боль наружу, пробралась через миллионы возведенных стен. Он прикипел к родной дочери всей душой и не хотел ее терять, не хотел видеть, как она медленно стареет и угасает на его глазах. «Наверное, нужно было отпустить ее тогда, в Нью-Йорке. Забыть, как страшный сон», — нахмурившись, он нервно, дрожащими пальцами провел по своим волосам. Тяжёлый вдох, а после выдох. «Сурт, зачем я это вспомнил?» Перед глазами снова появились картинки прошлого. Башня Старка, белые стены и одинокая кровать, на которой лежала маленькая, хрупкая и мертвенно-бледная, замученная девочка. Его собственная, кровная дочь. За мысленными упреками в свой адрес Локи не сразу почувствовал мягкое, неловкое касание рук. Всхлип. — Иди ко мне, — он распахнул объятия и аккуратно притянул Виолетту к себе. «Кажется, это праздник пошел совсем не по плану», — грустно подумал Локи, начав тихо убаюкивать дочь в своих объятиях. — Моя упрямица. Поплачь, тебе это нужно. Он чувствовал, как Виолетта дрожала, чувствовал, как ей не хватало воздуха из-за гулких и частых всхлипов. Она сбивалась и очень громко рыдала. «Ты так сильно меня любишь, что готова простить любую мою ошибку», — удивлялся Локи, аккуратно убирая с лица Виолетты прилипшие к щекам волосы. — Я… — горький всхлип перешёл в долгий, неловкий кашель. — Я не думала, что… — Твой родной отец трус и смутьян. А ещё эгоист, который не думает чувствах других, — Виолетта покачала головой, окончательно размазав слезы и сопли по зеленой тунике. — Т-ш-ш-ш, поплачь и ничего не говори… Если не хочется. Она промолчала, но вместо этого крепко обняла Локи, да так сильно, словно боялась, что он вот-вот исчезнет. — Я не оставлю тебя одну, Виолетта. Мне правда было одиноко, но сейчас, — тихо, вкрадчиво начал Локи, — ты рядом, и это главное. Он очень редко говорил о своих чувствах, но, похоже, нужно с чего-то начинать. — Я научу тебя магии, владению мечом или кинжалами. Если захочешь. Хотя на магии буду настаивать. Всхлипы потихоньку стихали, но Локи, войдя во вкус, всё ещё баюкал дочь в своих объятиях. — Расскажу всякие асгардские премудрости, а дальше… Ты решишь, как тебе жить. Если не захочешь быть асом, то я пойму. Проживёшь столетие, а потом… Я буду ждать тебя здесь. Вселенная не ограничивается двумя точками в пространстве. Я знаю, тебе очень страшно, Виолетта, но я обещаю, что помогу тебе пережить любую утрату и буду рядом. Не стану сбегать, ведь ты… — он замолчал, подбирая слова. — Стала для меня всем, хоть я этого и не показываю. Я переживаю о тебе и сыне постоянно. Но я мало привязан к нему, и он не приходит ко мне в ночных кошмарах. — Ты хочешь оградиться от него, чтобы не натворить ошибок? — уточнила Виолетта без осуждения. Она помнила, с каким добром и лаской Локи относился к сыну. Но, в тоже время, она замечала, как сложно ему было находить с ним общий контакт. — Возможно, — не стал отрицать он. — Для него я дядя Локи, пускай так и останется. Слезы постепенно сошли на нет, но Виолетта не разрывала своих крепких объятий. Она, подобно испуганному птенцу, льнула к отцу, пытаясь согреться. Слушала его тихий, убаюкивающим монолог. Локи старался быть честным и не скрывал своих чувств. До глубокой ночи он рассказывал о поступках, которые совершил в приступе безумства, о тоске по родным. Он непривычно долго и много говорил, лишь иногда упуская неприятные детали прошлого (плен Таноса). — Чтобы не случилось, я буду на твоей стороне. Тебе не придется нести этот груз в одиночку, — мягко, по-взрослому серьезно произнесла Виолетта. — Все оступаются, но не каждый признает свои ошибки. — Ты уверена? — Да, — ответила без капли сомнения. — Я останусь здесь, с тобой, сколько понадобится. По своей воле. — Пока я не буду уверен, что смогу спокойно отпустить тебя обратно, на Землю. — Хорошо, договорились.