14.09.17
Дазай нагрянул с этим предложением нежданно. Ворвался просто однажды в сентябре к рабочему месту, чуть ли не подпрыгивая от радости. А нет, подпрыгивая. Показал билеты, рассказал, мол, традиция. Почти каждую зиму стараемся ездить в Европу в горы. Это, Ацуши, твой первый год, ай-да с нами! Не успел Накаждима нахмуриться, как уже прямо над ухом тихо и лукаво прозвучало: «за мой счё-ё-ёт». Ацуши сразу вскочил. Такого вот он себе не позволял. Совсем. Хоть и хотелось втайне. Замахал руками, закрутил головой. — Ни в коем случае, Дазай-сан! Никак не могу. Нет! Извините, со всем уважением, но… — Ну Ацуши-ку-ун, — захныкал Осаму, перебивая. Театрально, конечно, захныкал. Всё у него так, — Всё для тебя же! Я, считай, извиняюсь за низкую зарплату. И устраиваю оплачиваемый отпуск. В низкой его, Накаджимы, зарплате, сложно было кого-либо обвинить. Ацуши не особо понимал, как работают частные агентства. Конкретно это агентство, точнее. Но на новом месте работы сидел прилежно, не жалуясь, пока тот, кто его сюда затащил, его же пинками отсюда и не выставил.***
А сцапал его Дазай в кафе. Небольшом таком кафе, в не особо богатом районе Йокогамы. Ацуши туда устроила благосклонная тётка. Через пять колен, вроде, родственница. Единственная, кого нашли ему работники детдома. И то, согласилась она взять парня к себе только после восемнадцати. Она была славной, хоть Ацуши и видел, что дел у неё по горло, а мальчик скорее обуза. Поэтому старался быть полезным по максимуму. С утра открывал её кафе, расставлял столы, стулья. Ссорились сначала с уборщиком, щуплым дедушкой, об обязанностях, потом договорились: на дедушке чистота столов и стульев в зале и на кухне, на Ацуши всё остальное. Мытьё полов там, разгрузка продуктов, порядок на рабочих местах поваров. Ну и собственно, что официально, работа официанта. Вечером наблюдал как сначала уходят посетители, потом второй официант, потом повара. Провожал дедушку-уборщика и дожидался тётушку, моя полы в зале и на кухне. Помогал ей потом прибраться в кабинете, ставил стулья на столы, ещё раз пробегался взглядом по кафе и шёл с чистой совестью с ней домой. А дома у тётки было четверо детей. Двое своих, двое от незадачливой младшей сестрицы, которой почему-то дома не водилось. Жили дружно. До плиты Ацуши не пускали, быстро прознав, что юноша в готовку особо не умеет, наказали сидеть с мелкими. Он играл с ними, чтобы, пока тётка готовила, не отвлекали, а потом и сказку на ночь читал. Падал на свой футон в общей детской без сил абсолютно. Так прожил года полтора, заимев привычку пару раз в месяц падать в обмороки и тратя приличную часть зарплаты на какие-то витамины и таблетки от головы. Тётка жала плечами про себя, мол, вызвался, сам и виноват. Может хоть так научится здраво распределять свои силы, взрослая детина же. Не научился. А потом пришёл Дазай. Вечером свежего мартовского дня пришёл с какой-то девицей об руку в тёткино кафе. Поэзию читал. Ацуши тогда их завидев, усмехнулся, думая, что это может быть отличным отвлекающим маневром, чтобы не дать понять, что привёл парень красотку не в дорогущий ресторан, а к ним. Так вот, они зашли. Сели. Ацуши принял заказ. Впервые тогда увидел эту ухмылку с прищуром на себе. Не понял к чему, правда, и ушёл озвучивать блюда поварам. Минут через пятнадцать отнёс им за столик готовое, расставил и отошёл к соседнему месту. Был будний день, новые люди заходили редко, и Ацуши позволил себе, оперевшись поясницей на стол, передохнуть минуту-другую. Старательный мальчик. И тут он увидел сцену. Тот самый поэт-обольститель одним плавным жестом положил томик стихов во внутренний карман плаща, достав оттуда-же второй какой-то сборник. В другой обложке. Девушка, разнежено прикрывшая глаза, сначала даже не заметила подмены. Пока мужчина не начал читать. Это потом только Ацуши узнал, что нерадивый сборник — пособие по самоубийству и потом только узнал, зачем Дазай-сан читает его девушкам. А тогда Накаджима мог только с немым, мягко сказать, удивлением, наблюдать, как девушка распахнула глаза, вскинула брови и, обозвав Дазая поехавшим, головой ударившимся психом, спешно покинула кафе. Дазай остался сидеть печальный. Спустя минут двадцать Ацуши вызвали принести счёт. И когда недоумевающий мальчишка уже разворачивался, его легко схватили за штанину, вынуждая обернуться. — А что такой симпатичный юноша делает сегодня вечером? Это была одна из самых диких недель в жизни Накаджимы. Он тогда, в первый день, зарделся жутко и, что-то промямлив, убежал за счетом. А, дождавшись оплаты, убежал быстрее, чем Дазай смог хоть что-то ещё неординарное сказать. И на второй день Дазай пришёл снова. Он так дня четыре к ним ходил, постоянно доводя Ацуши до нервной дрожи и негодования своими подкатами. А потом парень-таки решился. Подождал пока Осаму покинет кафе, засёк двадцать секунд и выбежал следом. А там, в опускающихся на Йокогаму сумерках, минут десять сбивчиво растолковывал, что мужчина ему не интересен, это против рабочего кодекса, да и Дазаю Ацуши вряд ли интересен, мол, мозг после разрыва от мужчины требует переключиться на что угодно примерно приемлемое. Защитные реакции и всё такое. Обмолвился, ещё, дурак, про прочитанные от балды учебники психологии. Дазай в конце всей тирады только хмыкнул. Развернулся и ушёл. А на следующий день явился снова. И когда Ацуши, тяжело вздыхая, подошел к посетителю, готовясь повторить всё то же ещё раз, Дазай остановил его. — Не рычи, о, тигр, я всё понял. Но подружиться-то мы сможем? Ацуши действительно задумался. Мужчина был не то, чтобы прям приятным. Скажем так, если бы у Ацуши была возможность вот те пять дней назад не приходить в смену, он бы не пришёл. Но с другой стороны… никто никогда ещё так настойчиво в круг его общения не напрашивался. Что ему, послать его что ли? Невежливо же. По-свински прям. Да и вообще… — Т-только если не будете приходить ежедневно. И с работы чур не сбивать. Решиться такое произнести было сложно, но, вроде, проанализировав просьбу и так, и сяк, ничего такого в ней не было. Всё справедливо. Он надеялся. Подумав пару секунд, Дазай кивнул, а Ацуши с облегчением выдохнул. Дазай почти прекратил ходить в кафе, зато выцыганил номер телефона и СМСками уже выведал когда у Накаджимы кончается смена. Гулять Ацуши не мог в силу обязанностей в тёткином доме, но проводить себя позволял. Тогда-то Дазай и подметил, сколько всего парень делает в кафе, ещё и мельком увидел хаос дома у родственницы. И в нем взыграл азарт. Захотелось побыть спасителем его золушки из злобных лап мачехи. Предложил работу. Босс, конечно, не даст ему серьёзной должности. Куда там, без вышки-то. Но вот если секретарем… а ещё можно подселить к себе в свободную комнату… и будет Осаму ловить на себе благодарные взгляды этих необычных глаз. Ай, красота-а. Только белого коня не хватало. Так и случилось в общем-то. Ацуши рассказали в общих чертах о компании — частное детективное агентство — и показали рабочее место. Стол, стул, компьютер, огороженные стенками. Работа не пыльная, сидишь составляешь протоколы, считаешь доходы-расходы. Ацуши было жутко, жутко, стыдно, что он бросил тётку, но она его ко всем богам отпустила, мол, до тебя справлялась, и сейчас не умру. А ещё голову всё больше посещали шальные мысли о том, что деньги теперь можно откладывать на учебники. Вот некоторые дети-подростки в Диснейленд хотят, некоторые — в Нью-Йорке побывать, а Ацуши очень хотелось в самое святое для него место. У-ни-вер-си-тет. Чтобы не быть вот так до конца жизни секретарём. Агентство летом не отдыхало, вот так Накаджима и провёл с ними месяц весны, лето и, вот, сентябрь. Откладывал потихоньку из зарплаты, покупал учебники по иностранному. Учил одновременно английский, немецкий и греческий. Тренировался в перерывах. А Куникида-сан, правая рука босса, однажды заметил. Звал теперь даже иногда на дела с иностранцами. Жизнь налаживалась. За исключением непредсказуемого порой поведения соседа по квартире, выбивающего под дых из зоны комфорта.***
— Дазай-сан, ну вы что… Я же… Вы же знаете я не могу. Прекратите пожалуйста, — сказал совсем уж неуютно себя чувствующий Накаджима. — Ну я же знаю что у тебя не хватит на билет, тигр, — жалобным голосом протянул Дазай. Он всегда называл Ацуши тигром, когда парень упрямился и выпускал когти, не давая подступиться к себе близко. — Ну… ну и что! Если хотите, я… Смогу начать копить, да! Вот с завтрашнего дня начну, а на следующий год смогу с вами поехать, а? Вы только скажите сколько. — А если, — хитро щурясь, начал Дазай. Накаджима заимел острое желание обессилено застонать. Видно же, задумал что-то. А когда Дазай-сан что-то задумывает, последствия почти всегда разгребают все вокруг него, но не он сам, — Если вот ты, допустим, заплатишь половину. А вторую заплачу я! И это... — продолжил Дазай повышенным тоном. Чтобы если что перекричать открывшего уже было в недовольстве рот Ацуши, — Это будет за завтраки и ужины. Мы не договаривались, я не просил, а ты все равно готовишь и мне тоже. И продуктов больше покупаешь, получается. Это будет моей благодарностью. Так тебя устроит? Ацуши призадумался. В общем и целом… Дазай прав. Он действительно делал слишком большие на одного омлеты, варил слишком много риса. Не мог по-другому. Иначе чувствовал себя кругом должным. За работу, за жильё, за человеческое отношение. Сначала оправдывался, мол, случайно вышло, не рассчитал порцию, а потом как-то стало традицией. — Ну… — Шестьдесят на сорок. Шестьдесят твои. Ацуши в очередной раз тяжело вздохнул, удивляясь, как так выходит. Вроде и стараешься держать ситуацию под своим контролем, а сейчас вот сидишь перед, формально, начальником, пока он с хитрой лыбой уговаривает тебя же заплатить больше денег за твой отпуск. Ну и к черту. Всё равно каждый Новый год встречался в одиночестве и со слезами. — Ладно. Хорошо. Шестьдесят на сорок. И я буду следить, — сощурился Ацуши, стуча костяшкой по монитору, как бы намекая, что вот уже полгода ответственен за счёта Агенства. В ответ слышит смешок. — Договорились, тигр. По и-мэйл скину сканы билетов, сумму и ссылочку на базу вечером. И уходит, потрепав напоследок Ацуши по волосам. Тот тяжело вздыхает.***
Сканы действительно скинул. И все остальное тоже. А Ацуши пришлось поднимать челюсть с пола. Сумма, в принципе, была ему по силам. Ему на будущее (если очень повезёт) обучение пока хватало имеющихся учебников и книг на перевод. И он мог пока сконцентрироваться на них. А освободившиеся финансы откладывать на поездку. И даже немножечко оставалось, там, в кино сходить. Точно, Кёка же звала! А он с краснеющими ушами отказывался вечно. Стыдно было говорить, что на мели, а девочка, наверное, думала, что в ней проблема. А сейчас всё будет хорошо. Да. Вот. А вот та самая база… Вау. Выглядела как замок какого-то графа. Графа вампира. Пятиэтажное, из темного красного дерева. И даже не коробка. На каждом этаже, судя по фото, по четыре комнаты кругом. Одну грань занимала лестница через все этажи. А противоположную к ней — балкон, от пола до потолка застеклённый. И на нем, на каждом этаже, по дивану, нескольким громадным креслам, и меховому ковру. То ли стилизация, то ли действительно шкуры. Вот и получалось здание шестиугольным. На первом этаже бар, огромный стол, биллиард. Ещё что-то было, наверное, но на фотографиях не видно. Снаружи парковка, продуктовый, домики какие-то древние. Видимо, работников курорта. В отдалении канатка. И всё. Вокруг горы-горы-горы. И снег. Сугробища — с головой провалиться можно, никто и не заметит. База стояла на холме. Остальные подобные ей, как понимал Накаджима, были внизу — и дальше. Ближе к населенным пунктам, ниже над уровнем моря, в меньшем количестве природного рельефа. А эта стояла вызывающим штыком посреди бесконечной белизны, мол, а что вы мне сделаете? Где хочу, там и стою. Ни названия, ни сайта этой базы Ацуши не нашёл. База и всё тут. Фотографии ещё на гугл-диске. Где её Дазай только, такую, нашёл. Но грех жаловаться. Обычно Ацуши Новый год праздновал один. Ну как один. В детдоме воспитатели уходили на новогоднюю ночь праздновать. А маленькие дети, сгрудившись вокруг окон, наблюдали за салютом. Ацуши тогда заметил, как искры и свет отражаются в глазах его соседей и соседок. И становилось так тепло, так хорошо. Быть частью чего-то большого и счастливого. Не думать о синяках на животе, о боли в голове, о ломоте в костях. Его счастье сводилось к ощущению единства и салюту, рассекающему ночную темень тысячей цветных искр А потом случилось взросление. Соседи и соседки выросли. Вырос и Ацуши. Детдомовское воспитание брало своё. Жить там — как в джунглях. Ты либо хищник, либо жертва. Ацуши не был ни тем, ни другим. Он мог дать сдачи, если били. Царапался, кусался, вырывался. Потому что хотелось жить. Потому что воспитателей бить было нельзя. А соседей, дравшихся из прихоти… Но к ним, в кружок «сильных» Ацуши не входил. Не хотел сам, противно было, да и не брали. В основном потому что Накаджима больше времени проводил с мелкими, которых все бросали на произвол судьбы, а он и не понимал почему. В свои тринадцать он рассказывал на ночь пятилеткам выдуманные истории; делился тайнами о том, как размять шею и плечи, чтобы не болело; выискивал свернувшихся в углу детей и отводил к врачу на обработку синяков. Потому что сам в детстве боялся. Но в Новый год все равно было грустно. Детей запирали по корпусам, корпуса — по возрасту. Ацуши оказывался с одногодками, которые больше не смотрели на салюты, а распивали невесть что невесть где украденное. Потом начался и пубертат. Ацуши меньше стал времени проводить с младшими. Не из-за неприязни. Просто побои прекратили так быстро забываться, ненависть соседей стало сложнее игнорировать. Над ним по привычке издевались. И чем больше Накаджима начинал отличаться от них, тем больше запирался. В себе, в иностранных книгах. Он был свидетелем того, как пацана били, когда он другому пацану признался в симпатии. Смотрел на это в оцепенении. Он такой же. С ним сделают то же. Замолчать. Закрыться. Не привлекать внимания. Подождать до совершеннолетия. Он уйдёт, получит образование, будет свободным. Самостоятельным. В пятнадцать прочёл в какой-то книге, как семья праздновала Новый год. Хорошая семья. Мать, отец, два ребёнка, собака и кошка. Читал про накрытый стол, пышную елку, узнал что салюты можно запускать и самому. И с тех пор каждый год в этот день давал волю слезам. Обычно держался, подавлял со всех сил. Но тогда… тогда он из раза в раз вспоминал об этой книжке. И накатывало со всей силы. Очень ждал Нового года с тёткой. Но свалился тридцатого от перенапряжения. Очнулся в больнице. Пролежал с капельницей до второго. Обидно было. Очень. А тут случилось Агентство. Добрые ребята, относились к нему по-человечески. Как к равному. Он перестал чувствовать всепоглощающую усталость на работе потому что приходил туда как в… ну, не семью конечно. Куда там, полгода работы всего. Но, в общем, работать с ними было приятно. А тут, ого, так настойчиво зовут отдыхать. Интересно, а кто поедет? Есть же у всех свои семьи, да? Дазай, он, а остальные как? Они же не одни туда намылились… господи, лишь бы нет. Накаджима итак сутками мириться с заскоками своего коллеги, а тут… Да нет, сказал же Дазай — традиция. Завтра надо будет поспрашивать детективов, в общем. А сейчас спать надо. Полночь почти.15.10.17
Ехать собирались почти все. А вот с Кёкой проучилось любопытно. К ней как только Ацуши подошел с вопросом, словно из воздуха появилась Ёсано-сан. Сказала что-то про то, что девочку в этот хаос тащить не позволит. Останется с ней на каникулах. Ацуши был спокоен. Кёка жила у Ёсано с щедрой руки босса, так что, если они обе остаются в стране вместе праздновать — у них все будет хорошо. Девушки не так долго были знакомы, но уже напоминали сестёр. Куникида, как ни странно, ехал тоже. Мол, держать под контролем вас, идиотов.20.11.17
Когда распределяли комнаты, ближе к декабрю уже, Ацуши стушевался. Понятно было, что Дазай и тут к нему прилипнет, но как вот в такой ситуации пускать когти? Ну скажет он, что отдельную комнату хочет. А потом, вечером, со знакомого адреса, придёт дополнительный счёт, и тогда вообще конец. Времени-то в обрез осталось, где деньги взять? Или наоборот, не придёт ничего. Опять Дазай-сан вызовется за него платить, скручивая внутренности в тугой комок вины и беспомощности. И это уже не отдых будет, а черт знает что. Смерть от нервов. Рампо-сан быстро показал переписку с другом, говорил, что снимать с ним будет на пару. Друга этого Ацуши не знал, зато знало всё остальное агентство. Судя по тяжёлым вздохам, никто и не удивился. Но вздохи-таки были разочарованные. Что у них там.? Кирако Харуно, вторая секретарша, селилась с Наоми. Джуничиро с Кенджи. Куникида один. А Ацуши уже не знал, куда себя деть от неловкости, сжимал руки в кулаки. Давил в себе свои «хочу», морально готовясь двум неделям неловкости и негодования. Как вдруг… — А, Ацуши-кун, я не сказал. Я счёт тебе кидал за одноместный номер. Надеюсь ты не против? Не хотел тебя бросать, но… Знаешь… Наличие третьего человека в комнате, где намечается двойной суицид влюблённой пары это… — Нет-нет! Я понял! Без обид! Всё хорошо, Дазай-сан, я понял! Так. Не выдыхать слишком явно, не выдыхать слишком явно, не— Фух. Удача-таки повернулась лицом. Не сказать, что проживание с Дазаем было прям-таки адом но… Это было сродни круглосуточной работе няньки. Сам Дазай почти никогда не готовил, не убирал, читал только вслух поэзию и рассказывал. О себе. О планах на жизнь (на смерть), о прошлом, о повседневном. Говорил много и всюду. За завтраком, по дороге на работу, за ужином, в комнате Ацуши, когда тот работал. А тот боялся его выдворять. Боялся, что, намекнув, что нуждается в единении ему напомнят сколько всего для него делали и делают, а он, такой весь растакой, даже простой компании не рад. И ведь сказал однажды. Ацуши сказал, что нужно учиться. А ему в драматично-трагичной манере вывалили всё вышеописанное. Так парень ещё месяц этот разговор вспоминал, чувствуя как к горлу ком подкатывал. М-да. И вот, хоть две недели в тишине. Ну как в тишине. Дазаю конечно ничего не помешает в десять вечера забить по дверям номера Ацуши в поисках компании. Но тот… Может… Притвориться спящим! Вот. Да. А может он и правда начнёт засыпать рано. И притворяться не надо будет. Почти не соврёт. А если Дазай ещё и девушку или парня найдёт. Красота же! Ему столько всего рассказать будет партнёру! И на Ацуши времени не останется. Так. Всё. Стоп. Где его уважение, куда его несёт? Перед глазами на долю секунды предстают глаза воспитателя. Уважение. Благодарность. Да, точно. Его приняли в компанию, его взяли с собой. Его не бьют даже больше. Он должен быть благодарен. Он Дазаю, наверное, уже полжизни задолжал. И пусть не выделывается. Хочу-не хочу… Бери что дают. Пока дают. И не жалуйся. Да. Вот. Но облегчённый выдох таки вырывается от мыслей о жизни одному.***
Сходить с Кёкой в кино так и не вышло. Но они всё равно гуляли. Дело в том, что когда Ацуши додумался глянуть в погодник на их курорте, все, казалось бы, лишние деньги пришлось спустить на одежду. Куртка, перчатки, термобельё, флис, огромные меховые ботинки, ку-уча свитеров… Ужас просто. Ходили по торговому центру с Кёкой и Куникидой. Девочка вызвалась от скуки, а ещё заявила, что будет помогать самому Ацуши выбрать что-то сочетающееся и прилично выглядящее. А Куникида, изначально отправившийся за новой курткой, консультировал детей в вопросах практичности («Смотрите, тут подкладка однослойная, инеем покроетесь и деньги на ветер. А двухслойные там»; «Подошву с шипами бери или все кости отобьёшь»). Жутко весело было. И даже… Тепло как-то. Он опасался называть Куникиду другом. Всё-таки мужчина был старше его. Да и выглядел больно серьёзно. Кёка тоже была серьёзной большую часть времени но… Ацуши видел в ней ребёнка. Он знал, что она любит сладости и парки аттракционов. Знал, что у неё есть, хоть и специфичное, но чувство юмора. Прошлое, о котором по негласному договору не говорили, заставило её носить холодность как маску. А Куникида сам выбирал свою жизнь. Свои идеалы, ориентиры. Нет, безусловно, это восхищало! Ацуши постоянно на него ровнялся на работе. Но вот дружить с таким человеком было сложно. А кого, интересно, сам Куникида считает своими друзьями.? И несмотря на некоторую неловкость, вызванную сменой формального окружения на неформальное, день тот прошёл отлично. Единственное но… Три больших пакета. По приходу домой Ацуши беспомощно переводил взгляд с них на свою хилую спортивную сумку, ещё с приюта. С трудом вместил два, заполнив ещё и рюкзак. Ух, в те ботинки действительно по две ступни Ацуши могли поместиться, если бы не внутренние слои. Но Куникида был прав. Ноги в тепле — главное дело. Только вот за это пришлось платить… ужасной неловкостью. В том плане, что Накаджима вынужден был просить Куникиду, если он может конечно, положить к себе остаток его вещей. А Доппо смог. Ацуши везло. Оказывается, мужчина большинство вещей оставил на базе в том году, зная, что Агентство снова туда вернётся. И чемодан был заполнен только наполовину.23.12.17
Куникида, как всегда, оказался самым продуманным. С кучей сумок были почти все. Не хотелось даже негодовать на тему «всего же на две недели». Ведь Ацуши помнил, столько места занимает вся экипировка. С горем пополам в аэропорту разобрались. Раздражаясь, нервничая, спеша, прикрикивая друг на друга. Однако чемоданы были сначала успешно сданы, а потом (почти) успешно забраны. У Дазая, правда, конфисковали из ручной клади странного вида засушенное нечто. Оказалось, грибы. Таможенники удивились. Сотрудники агентства — нет. Но вот если два аэропорта, перелёт, а потом и поездку на автобусе до небольшого населенного пункта у подножия они преодолели в целом хорошо… Чтож, Ацуши с самого начала предполагал, что проблемы будут. И начались они с того, что в арендном пункте населенного пункта оставалось последние машины — два небольших сереньких седана. Ацуши ощутил дежа вю. Правда, раньше проблема ограничивалась тремя пакетами и одной спортивной сумкой. А сейчас у них в распоряжении было два седана и куча, просто куча чемоданов, сумок и рюкзаков. На секунду у всей компании на лице отразилась идентичная эмоция растерянности.