***
На следующий день она вообще не заходит в его комнату, погрузившись в поручения от Дебби, и лишь перед самым сном ей приходится заглянуть в кабинет за нужной книгой. Скотта, к удивлению и счастью, нет на месте. Руки роются в стопках многочисленных книг, но все мысли заняты только рабочим столом мужчины — когда ещё будет такая возможность? Его просто необходимо обыскать. То и дело оглядываясь на дверь, Дрю принимается перебирать многочисленные заметки и тетрадки профессора, лихорадочно пробегаясь глазами по отвратительному почерку, но всё не то, не то… Из подвернувшейся под руку книги выпадает несколько фотографий, и девушка бросается поднимать их, скрываясь под столом и мысленно чертыхаясь. Пока все мысли не выбивает оглушающе громкий скрип двери. Такой, что должно быть слышно на другом конце Америки. Точно-точно. — Нэнси. Я вижу твою… твои ноги. Девушка медленно выпрямляется, думая о том, что это, кажется, один из самых неловких моментов в её жизни. — Что за патологический интерес к моему личному пространству? — Скотт, сонный и лохматый, смеряет её взглядом, как ни странно, довольно равнодушным. В руке кружка с ещё дымящимся, ароматным кофе. — Я… Вы поверите мне, если я скажу, что влюблена в вас и пытаюсь узнать о вашей личности больше? — Нет. — Попытаться стоило. Она осторожно огибает стол, лицом к Скотту, берет из стопки первую попавшуюся книгу и невозмутимо взмахивает ей в воздухе. — Решила вот почитать… м-м-м… по теме наших исследований. — У тебя в руках Сервантес. — Ну да. Колесо судьбы вертится… крылья мельницы… — И те, кто ещё вчера были наверху, сегодня повержены в прах, — полудивленно-полумрачно заканчивает за неё Варнелл, проходя мимо, так близко, что она чувствует его запах — он напоминает о пыльных, залитых солнцем полках с книгами. А ещё от него веет местным душистым мылом с лавандой, чистотой и совсем немного хорошим табаком. Мужчина небрежным движением приглаживает взъерошенные, ещё немного влажные волосы, и усаживается в потёртое кресло, бегло оглядывая напряженную спину Нэнси. — Я, пожалуй, пойду, — бросает Дрю, ловя на себе этот задумчивый взгляд, и, стараясь не слишком спешить, направляется к двери. У самого выхода он окликает ее. — Дрю. Я не сплю со своими студентками. Так, на заметку. — А я не ваша студентка, — зачем-то моментально подчеркивает Нэнси. — Так, на заметку. И, покрываясь пунцовыми пятнами, выскальзывает из кабинета и спешит в ванную. «Господи, это что, был флирт?!» — девушка нервно перебирает и приглаживает рыжие пряди, недоверчиво разглядывая свои горящие скулы в зеркале. — У меня ведь есть парень, — неуверенно говорит она своему отражению. Оно лишь растерянно молчит в ответ. Их с Нэдом отношения считались идеальными. В том числе самой Нэнси. Он добрый, умный, заботливый. Но… В висках начинает гудеть. Слишком глубоко запрятанная тема. С ним она чувствовала себя деревянной куклой. Это было нормальным, когда они были детьми, но и со временем эта «деревянность» никуда не уходила, гормоны не бурлили, дыхание не сбивалось, сердце не колотилось бешено… Нет, она очень тепло к нему относилась, хотела о нем заботиться, делать приятное, и вовсе не считала, что страсть — это самое главное, но всё же… Всё же его прикосновения, всегда робкие и детские, не вызывали в ней абсолютно ничего. Совсем. И тепло его тела, которое она чувствовала при объятиях, тоже. Во всем этом она видела проблему, некую дефектность скорее в себе, нежели в Нэде. Возможно, просто её холодность никто не в состоянии растопить. Они как Барби и Кен — идеальная, но пластиковая картинка. Нэнси не удивилась бы, если однажды обнаружила бы между ног своего парня ровную поверхность.***
Утром вся команда отправляется по следам назревающего урагана. Фрости без умолку болтает под ухом, пока Нэнси делает вид, что слушает его, а вовсе не следит краем глаза за перемещениями Скотта, что-то горячо обсуждающего с Дебби. Впрочем, ситуация значительно улучшилась со вчерашнего дня. Сегодня Варнелл был как никогда грубой, раздражительной занозой в заднице, и это подбрасывало внушительные сомнения касаемо симпатии к такому неприятному типу. Нэнси помогала с записями и наблюдениями вечно погруженной в работу Дебби, пока Скотт мрачно и немного пафосно стоял в сторонке, разглядывая темнеющее небо. Будничное распределение обязанностей. — Ночь будет тяжелая, — всё, что сообщает Варнелл, прежде чем снова погрузиться в угрюмую тишину. Такая атмосфера заткнула даже болтливого Фрости, так что остаток дня они проводят в молчаливой кропотливой работе. К ночи погода действительно значительно портится, и Дебби с Чейсом уезжают в местный театр, чтобы помочь жителям подготовиться к непогоде. Фрости, честно сказав, что всё ещё боится грозы до дрожи, уходит на второй этаж, вооружившись плеером и конфетами. Нэнси тоже решает лечь спать, мучаясь мыслями о том, что расследование зашло в какой-то немыслимый тупик. Она с трудом погружается в тревожные сновидения, но просыпается среди ночи от раскатов грома. Попытка включить свет и отвлечься на чтение не срабатывает — электричества нет. Поэтому сыщица на ощупь, под аккомпанемент ударов града о старенькую черепицу, спускается в подвал, зная, что там точно есть фонарик или хотя бы свечи. В дверях она сталкивается с высоким силуэтом и испуганно, но тихо ахает, попятившись назад. — Тише. Это я, — знакомый голос не успокаивает, напротив — вызывает новую бурю эмоций. — Спускайся, в доме сейчас может быть опасно. Нэнси не спорит и начинает спускаться по ступеням, чувствуя, как Варнелл удивительно бережно придерживает её под локоть. Вместе они усаживаются на старенький диванчик, и Скотт зажигает пару свечей. Оба молчат. Нэнси, кажется, даже успевает задремать и подумать, что это всё лишь сон, настолько образ и присутствие Скотта неуловимы, но вновь просыпается от особенно громкого раската грома и какого-то чужеродного грохота наверху. Варнелла рядом нет. Девушка обеспокоено озирается и поднимается, сонно направляясь к лестнице и смутно замечая в ее начале какое-то движение. — Нэнси! Отойди! — она не успевает ничего ответить, оказываясь прижатой к стене позади неё, наблюдая как мимо пролетает что-то светящееся и округлое. — Это… Шаровая молния?! Она существует не только на странице в Википедии? — девушка изворачивается и приподнимается на носки, чтобы заглянуть за плечо Скотта, но шар, к большому разочарованию Нэнси, уже растворился в щитке. — Твоему любопытству просто нет предела, — качает головой Скотт, и детектив наконец понимает, что никогда ещё не находилась к нему так близко. А это, увы, гораздо интереснее и важнее всяких там молний. Слишком темно, чтобы разобрать точно, но футболка на нем наверняка мятая и от неё пахнет корицей и кофе. Дрю поднимает взгляд, осматривает четкую линию челюсти, щетину с проступающей сединой, затем красивый прямой нос, острые скулы, густые, всё ещё тёмные-тёмные волосы… — Что-то не так? — тихо спрашивает мужчина и, кажется, приподнимает бровь. Знает, что умеет это делать особенно выразительно. У него глубокий, всегда уверенный голос, иногда с едва уловимой хрипотцой. Кто бы мог подумать, что именно такие мужчины нравятся ей, Нэнси Дрю, правильной, осторожной девчонке. Варнелл этот изучающий, задумчивый взгляд замечает. И понимает правильно. Помедлив, поднимает руку и молча, не настойчиво поворачивает девушку к стене, наклоняется ближе и медленно отводит носом волосы на её затылке в сторону, обнажая шею и выдыхая на неё. Нэнси молчит, но рефлекторно втягивает шею в плечи и судорожно выдыхает. — Не нравится? Или боишься? — Щекотно. Она слышит его смешок прямо у себя над ухом. Это, вопреки воле девушки, вызывает мурашки. Сильные руки, испещрённые изящно проступающими венами, мягко обвивают её талию, с нажимом гладят под грудью, после соскальзывая на спину и поясницу, замирая там. Кажется, будто тепло от его рук начинает вибрировать, расползаться дальше, в живот и вниз по бёдрам, сосредотачиваясь в паху. Нэнси напрягается, но продолжает с интересом прислушиваться к сигналам своего тела. Тянущее чувство в животе то усиливается, то ослабевает, и от этой игры контрастов девушка ощутимо вздрагивает, осторожно прижимаясь спиной ближе к чужой грудной клетке. И прикрывает глаза от наслаждения. Пожалуй, с ней всё так. Это тепло ей отзывается. — Как кошка, которую давно не любили. Или неправильно это делали? Хотя на кошек у меня аллергия, на рыжих — особенно, — в обычно суровом, издевающемся голосе Варнелла слышится подобие улыбки. Он с нажимом проводит ладонями по её предплечьям, кончиком носа — контрастно мягко по затылку, едва-едва касается губами… И после этого делает шаг назад, разглядывая её медленно, словно запоминая. — Значит, вы изменили своё мнение обо мне? Разговор через десятилетие переносится на более ранний срок? — откашлявшись, спрашивает Нэнси, поворачиваясь к нему лицом и разглаживая на себе футболку. — Возможно. Я подумал, потом… ещё раз подумал, и пришёл к выводу, что нахожу привлекательным твоё любопытство и упрямство. Так что, я принимаю твоё предложение, — он скрещивает руки на груди и ухмыляется. — Но я ничего не… — начинает было Нэнси, но Варнелл прерывает ее: — Я же метеоролог. Считай, я чувствую, как в тебе разгорается целый торнадо. Уверен, он хочет быть изученным. С этими словами Варнелл, видимо желая оставить после себя более эффектное впечатление, поднимается по лестнице и уходит. Свет в подвале загорается, а сверху доносится голос Фрости: — Я что-то пропустил?!***
На следующий день, Нэнси решает наконец вплотную заняться своими прямыми обязанностями сыщицы: она обшаривает каждый уголок и каждую бумажку, выпытывает подробности у всех несчастных, кто попадётся под руку, трясёт братьев Харди, в общем, старательно погружается в работу, хоть в глубине души и понимая, что ответ у неё под носом, просто она не желает на него взглянуть. Вернее, «рассматривает все варианты», конечно же. Каждый участник команды, безусловно, не без греха, но и ничего серьёзного у них в шкафу отыскать не удаётся. Ни косточки от скелета. Оставался только один пробел на ее карте расследования диверсий в некогда удачной команде. И теперь, в попытках оттянуть казнь, она, напротив, сбрасывает все звонки от заказчика, подруг, братьев Харди и, конечно же, от Нэда… Нет, нет, нет, ещё денёк! Скотт, как правило, очень редко выходит из своего кабинета, и поэтому избегать его получается легко, и в то же время, то самое белое пятно — он сам, целиком и полностью. Дрю медлит ещё сутки, передвигаясь по дому едва ли не на цыпочках и постоянно озираясь. Кажется, она изобрела Скотторадар. Уловить, когда он ставит кружку на стол, откидывается в кресле, практически бесшумной походкой направляется к двери… Принимает душ на втором этаже. Ей даже удалось подсмотреть, как он потрясающе небрежно, точно в фильме, стягивает футболку одной рукой. Ночью она решается проникнуть в его кабинет, точно зная, что найденное там её совсем не обрадует. Оказавшись внутри (запасной ключ ей удалось найти в помещениях фермы), сыщица первым делом без труда взламывает замок шкафчика в рабочем столе, внимательно изучает несколько писем… Вот оно. Уволен с должности профессора из колледжа. «Попробуйте подать заявку в следующем году». — И те, кто ещё вчера были наверху, сегодня повержены в прах, — бормочет Нэнси, зажмуривая глаза и качая головой. Она знает, какой это удар. Последний, решающий удар прямиком в пропасть из гнева и желания навредить, заполнить местью пустоту. Варнелл самолюбив, и небезосновательно — когда-то он действительно был лучшим из лучших. Возможно, таковым и оставался, если бы не поселившаяся в сердце тоска. Кажется, он не успел запрыгнуть в последний поезд, идущий в Настоящее, оставшись в воспоминаниях и утратах прошлого. Рядом в ящике лежат старые фотокарточки, Скотт на них моложе и куда счастливее, и, кажется, это время действительно безвозвратно утеряно. Нэнси просто чувствует это. А ещё она знает, что в комнате есть камера, реагирующая на движение, поэтому сбегать нет никакого смысла. Нэнси лишь спокойно опускается в чужое кресло вместе с ногами, обхватывая их руками и начиная ждать. Он приходит не сразу. Медлит, задерживаясь в дверях. А когда наконец доходит до стола, присаживаясь на его край, Нэнси все еще остаётся удивительно спокойной. Потому что уже ничего не изменить. — Жаль, что мы не в красивой истории, где ты бы влюбился в меня так, как никогда раньше, и это решило бы все проблемы. И твои, и мои, — замечает Дрю, рассматривая в полумраке его силуэт и профиль. От него веет таким же спокойствием и каким-то смирением. Из приоткрытого окна слышится играющее где-то вдалеке веселое кантри и смех людей. — И впрямь жаль, — кивает Варнелл и, доставая из кармана пачку сигарет, медленно закуривает. Всполох огня на миг освещает его усталый взгляд и россыпь морщин в уголках глаз. Помолчав, он продолжает, туманным взглядом осматривая комнату: — Здесь вся моя жизнь. Техника, книги, старые дневники, газетные вырезки… Квартира в городе просто для галочки. Мне нечего там хранить, всё, из чего состояла моя жизнь, всегда со мной. А потом и оно потеряло смысл. Стариковский кризис, а? — он хрипло посмеивается. — Только я могу помочь сам себе. Но знаешь? Не хочу. Хочу чтобы мир, как раньше, ползал передо мной, восхваляя мою гениальность, вот это может и помогло бы. А так… Пустое. — Ну, спасибо за честность, — усмехается Нэнси, — Саботаж своей команды за щедрое вознаграждение — это не самое худшее, что мне встречалось. Люди делают вещи гораздо страшнее. Но… Но ей жаль, действительно жаль, что их жизни пересеклись лишь на миг и, как ни старайся, заставить их остаться рядом насильно не имеет никакого смысла. Ей никогда не удастся узнать его глубже, потому что внутри у него выжженная пустыня, засадить деревьями которую уже не получится, слишком поздно. Да и попробовать он вряд ли разрешит. — Ты многого обо мне не знаешь, и у меня нет сил снова кому-то об этом рассказывать. Как и устраивать романтичные свидания, мотаться по Америке в поисках… чего-то. В моей жизни уже было всё, — он заканчивает её мысли, тушит сигарету и одной рукой вытягивает Нэнси с кресла, после уже обеими подхватывает под бёдра, поднимая и усаживая на стол. Его пальцы сжимают упругую кожу, оглаживают, словно знакомясь с ней, чтобы вскоре вновь попрощаться. — Ты же не привяжешься ко мне после одного раза? — спрашивает, многозначительно и внимательно заглядывая в глаза девушки. — А ты? — она обезоруживающе улыбается, кладя ладони на его шею и мягко, с волнением массируя. Чувствует, как он тоже напрягается. Не отвечает. Нэнси проводит пальцем вдоль его челюсти, по скуле, придвигается ближе, пока Варнелл неспешно тянет ткань её юбки вверх по бёдрам, от чего между ног мгновенно схватывает пульсирующим напряжением. Мужчина целует ее коротко, смазано, сразу соскальзывая на нежную шею и плотно прижимая к себе, положив одну ладонь на поясницу. Они заводятся до ненормального быстро, Варнелл дышит шумно, уткнувшись в её волосы, после спускаясь ниже и всё так же неспешно касаясь жестковатыми губами плеч. — Подожди, — сбивчиво просит Нэнси и тянется к скинутой на кресло толстовке, доставая из кармана сливочные карамельки и хитро щурясь. — Будешь? Варнелл смеётся и конечно же соглашается, прихватывает губами прямо с её рук, попутно проскальзывая ладонью между бёдер и начиная поглаживать самыми кончиками пальцев. Наблюдает за реакцией, ищет, как ей больше нравится. В его руках, да в нём всём чувствуется понимание, как и зачем, и эта уверенность и надёжность, понимание без слов, только лишь через опыт и наблюдение, будоражит сознание Нэнси как, без преувеличения, никто и никогда. Скотт зарывается в копну её волос пальцами, гладит, ловит губами выдохи и судорожные невнятные звуки, впитывая и получая настоящее наслаждение от её реакции, энергии, Нэнси — как просторное поле, всё ещё полное цветов и деревьев, совершенно не изученное. Может быть, он вовсе не наблюдатель, а ураган, который способен всё в этом поле разрушить, если оно окажется ему по зубам. Дрю льнёт к этому мужчине, прижимаясь разгоряченной щекой к плечу и обвивая руками, растворяется в нем, как в самой удобной постели, не контролируя перемещение в пространстве и осознавая его только почувствовав под собой упругий матрас и очертания внушительного тела над собой. Наверное, впервые ей совершенно не больно, напротив — по-настоящему приятно чувствовать единение, когда она уже так расслабленна после разрядки. Он прижимается к ней обнаженными телом, и Нэнси с удовольствием оглаживает его ладонями: сначала часто вздымающуюся грудную клетку, затем рёбра, талию, напряженные мышцы рук. Они то долго, с остервенением целуются, (хотя, кажется, оба этого не планировали), то переходят на более медленный, тягуче-нежный ритм, подолгу лаская друг друга снова и снова. Так проходит их первая и, кажется, последняя ночь вместе. На рассвете Нэнси просыпается, обнаруживая себя уютно расположившейся под боком мирно спящего Скотта. Когда именно они уснули, она не помнила, но точно не больше двух часов назад. Тело и разум были удивительно, просто максимально расслаблены, как никогда раньше. Девушка лениво наблюдает, как ветерок из приоткрытой форточки едва касается её волос, разметавшихся по плечу и груди мужчины. Золотисто рыжие, красиво сочетающиеся с его немного загорелой кожей. Дрю проводит по ней пальцами, задирает голову, вглядываясь в чужое умиротворенное лицо, с хитрым прищуром всё же подмечая, что Варнелл тоже не спит. Он не выдерживает и чуть улыбается, сонно переворачивается на бок и прижимает ее к себе за бёдра, заставляя очередной табун мурашек пробежаться по всему телу. — Скотт, что мне с тобой делать? А с собой? — вдруг бормочет Нэнси, и Варнелл со вздохом пытается отвлечь её на тактильные ощущения, проскальзывая под коленку ладонью и поднимая, чтобы закинуть чужую ногу на себя, подтянув ближе и заставляя соприкоснуться их тела плотнее, вплоть до приглушенного оха девушки. — Я серьезно, — упрямо продолжает она, и Скотт со вздохом открывает глаза, взглянув прямо на неё. — Вероятно, делать то, что считаешь нужным? — пожимает он плечами и медленно откидывается обратно на спину. — Я не хочу. Я думаю… Думаю, что понимаю тебя. Не одобряю, но и не хочу чтобы ты расплачивался за действия, совершенные в порыве боли… — Нэнси. Это неважно. Я не оправдываю себя, так и ты этого не делай. В конце концов, я ведь никого не убил, так что в тюрьму меня не упекут. Ты можешь рассказать, что ты и сделала бы, не случись… это всё. — Но «это всё» случилось, — резонно замечает Нэнси, опуская разлохмаченную голову ему на предплечье. — Да и не в этом дело, по сути. Просто ты один из немногих, кому я сопереживаю. И не хочу, чтобы твоя репутация… — Моя репутация уже давно испорчена. Я грубый, агрессивный, самовлюблённый и так далее, ну, ты в курсе, — Варнелл рассеянно оглаживает пальцами её макушку, после приподнимает девушку за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Пока я играю из себя раскаявшегося, делай, что должна. Нужно заканчивать эту историю. В конце концов, всё тайное, рано или поздно, станет явным. Лучше — рано, чтобы не тянуть, а оторвать пластырь сразу, помнишь? — он приподнимается на локтях и смотрит на рассвет сквозь пыльное окно, пока Нэнси смотрит только на него и то, как лучи очерчивают рельефы его тела, тонут в волосах и посветлевших глазах. — Удивительно, какой я благородный и честный после хорошего секса, м? Уверен, я ещё пожалею. Пожалею, что не устроил твоему очаровательному, любопытному носу несчастный случай. Нэнси открывает было рот, чтобы что-то сказать, но так и не находит нужных слов. Лишь кутается в одеяло и остаток времени до подъема в полудреме наблюдает за тем, как обнаженный антагонист очередной её истории, совершенно идеальный в этих теплых лучах солнца и витающих в них пылинках, собирает какие-то книги в сумку.***
Более поздним утром она просыпается одна. Собирается, надевает явно специально для этого оставленную рубашку Скотта, сверху натянув свою футболку, чтобы скрыть чужую вещь, и тихонько выскальзывает из опустевшей комнаты, ни на миг на нее не оборачиваясь. На первом этаже тоже никого нет, как и в кабинете Варнелла. Девушка выходит на улицу и, не найдя себе занятия получше, садится на ступеньки, вытянув ноги. Она знает, что надо просто подождать и насладиться последними моментами в этом месте. Сыщица чувствует себя странно. Это приключение открыло для нее действительно много нового, и речь не только о красивом, харизматичном мужчине, почти на пару десятков лет старше неё, просто… Просто всё иначе. Раньше её расследования, в основном, очень чётко делились на чёрное и белое. На плохих и хороших, победителей и проигравших. Да, у всех были свои мотивы, секреты, обиды, но она — не психолог, её работа лишь в том, чтобы выводить злодеев на чистую воду, и после этого считать себя правой, спать спокойно. Но кажется, всё изменилось, встало с ног на голову, и не факт, что это к лучшему, но раз уж вселенная отправила её по новому пути… Что ж, так тому и быть. Тихо шуршат колеса машины. Нэнси поднимает голову и видит Скотта — он точно из её сновидения. Потому что это всё не могло быть реальным. — Я рассказал Дебби. Она заслуживает знать правду, — он опускается рядом. Помолчав, продолжает: — Но основная работа за тобой. — Уезжай домой, — откликается Нэнси, не поднимая на него взгляда. — Да, я помню, ты считаешь, что у тебя нет дома, но… попробуй. А я тут разберусь. — Нэнси, ты ведь не хочешь схитрить? — он поворачивается к ней и смотрит внимательными, такими глубоко синими глазами. Нет, это точно сон. Девушка лишь отрицательно качает головой, взглянув на него в ответ. — Я буду искать тебя. Так уж повелось, что я очень часто встречаю везде и всюду отсылки к своему прошлому. И… я буду искать. — Может быть, наши дороги и пересекутся, — он улыбается и, притянув поближе, вскользь касается губами её виска. — Ты молодец, Дрю. Береги своё чутьё. Варнелл поднимается и идёт к машине. Сознание Нэнси сильно замедляет и смазывает его удаляющийся силуэт, может, это просто слишком яркое и жаркое солнце. Внутри противно ноет ощущение недосказанности. Неужели всё? И как же так вышло, что они встретились, сошлись, пусть и на миг, такие разные, далёкие?.. И сейчас он просто уходит, вот так легко? Гудки в телефоне смешиваются с шумом заводящегося мотора. — НД! Наконец-то вы вышли на связь! Я уже начал волноваться, — оживленный голос в трубке выдёргивает Дрю из дереализации, и она наконец делает вдох. — Что там у вас? Как расследование? Рассказывайте всё быстрее! — Я… У меня всё хорошо, мистер Кролмайстер. Дело закрыто. Ваше оборудование в надёжных руках, работа в ближайшее время войдёт в привычное русло. — Какой сухой рапорт, НД. Но ведь вся суть — в деталях, — стариковский голос всё так же дружелюбен, что радует. В конце концов, это никто иной, как заказчик. — Да, верно… Знаете, пожалуй, я провалила основную часть расследования, не сердитесь на меня. Но я обещаю, что здесь больше ничего плохого не случится. — и мысленно добавляет: ведь всё плохое, тревожное и странное увёз с собой Скотт Варнелл. — Машина по раскрытию тайн дала сбой! Как интересно, — помолчав немного, веселится Кролмайстер, и в его голосе слышатся хитрые нотки. — Впрочем, простите моё любопытство. Я рад за вас. — Рады за меня? — Конечно, мисс Дрю. Я рад, что вы двинулись дальше. Очень важно ошибаться и переходить на новый уровень… Что ж, я чувствую, вы там устали. Поезжайте домой, Нэнси. Скоро я снова дам о себе знать. Дрю почти видит его лукавую улыбку старого лиса, прежде чем услышать гудки в трубке. И действительно, ужасно хотелось домой. Вырваться из этого момента во что-то более привычное, забыться, несмотря на то, что дома её ждало много всего, с чем следовало разобраться… Но пока — просто побыть в старом добром образе любимой дочки и подруги. Без всех этих взрослых вещей. Торнадо в её груди пора уходить в спячку.***
Спустя несколько месяцев. — Джесс, мы точно ничего не забыли? Ей-богу, у меня плохое предчувствие, — Бесс страдальчески заламывает руки, крайне озабоченно бегая вокруг кипы своих чемоданов. — По-моему, мы как раз взяли лишнего. Как мы вообще будем заталкиваться в такси, ты подумала?! — Джесс, нервно смотрящая то на часы, то на подруг, выглядела мрачнее тучи. После, задержав взгляд на Нэнси, добавила более мягко и в сотый раз: — Уверена, тебе понравится в Японии. Ты давно этого хотела. Забудешь… обо всём! — Мы там та-ак развеемся, что ты будешь молить о пощаде! — поддакнула Бесс, наконец обессиленно присев на один из чемоданов. — Если мы успеем добраться до аэропорта, конечно, — Нэнси улыбается, оглядывая подруг и вскоре замечая позади них подъезжающее такси, тут же махнув ему рукой. Все вместе в него они ожидаемо не вмещаются, при всех своих стараниях. — Я подожду другое такси, — заверяет их Нэнси, с боем заставляя подруг уехать первыми, и после, устало вздохнув, наконец-то садится прямо на всё ещё по-летнему горячий асфальт. В последнее время ей редко удавалось побыть одной — слишком часто подруги старались «быть рядом в тяжелый период с Нэдом», категорически не принимая тот факт, что сойтись вновь им вряд ли когда-нибудь удастся. Вообще, эти месяцы в родном городе дались её действительно тяжело. Отец не отпускал её на новые расследования, разумно полагая, что слишком велик сейчас шанс оступиться и наделать необратимых ошибок, хотя на почте скопилось уже несколько интересных предложений о делах в Германии и Греции. Она была благодарна ему и за то, что он, в отличие от других, не пытался выудить из дочери никаких подробностей. Наверное, понимал всё по глазам. Но зато приходилось терпеть на себе любопытные взгляды и слушать перешёптывания бывших одноклассников, соседей и просто знакомых: они с Нэдом, по скудным мерках местных, были яркой, счастливой парой. Образ Нэнси трещал по швам, и радовало лишь то, что никто и никогда не узнает подробностей, иначе бы ей точно пришлось срочно переезжать и менять имя. Приятное гудение мотора прерывает мысли девушки. Кажется, такси подоспело. Она поднимает голову, не в силах встать даже ради приличия, безучастно наблюдает как опускается стекло дверцы, чтобы попросить водителя помочь ей с багажом. — Подбросить? Лицо из её сновидения улыбается. Вновь эти морщинки в уголках глаз, скулы, длинные пальцы, нежно поглаживающие кожаный руль, не виданные раньше серебряные волосы в густо чёрной копне… И всё залито солнечным светом, прямо как тогда, реальность — точно плёночная фотография. — Ты должен был остаться моим сном, — недоверчиво бормочет Нэнси, козырьком приставляя ладонь ко лбу и вглядываясь в каждую черту лица, пытаясь воссоздать её в голове так, будто бы забывала хоть на минуту. — Верно, — мужчина кивает и разводит руками. — Но знаешь, очень уж захотелось тех карамелек. — Как ты меня нашёл? — Дрю понимает, что задает совершенно глупые, банальные вопросы, но в голове сплошной сумбур, а сердце стучит уже где-то в висках, так громко, что, кажется, вот-вот заглушит все прочие звуки. Так что — вполне простительно. На Варнелле как будто всё та же кофейного цвета футболка, старомодные потёртые джинсы. На заднем сидении далеко не нового, но всё такого же стильного Кадиллака Бруэм, дорожная сумка — Нэнси уверена, что там лишь пара футболок, книги да старые диски. Что ещё нужно для того, чтобы колесить по Америке в поисках непонятно чего когда тебе под сорок? Скотт небрежно пожимает плечами, по-кошачьи щурясь от солнца и разглядывая её рыжие локоны, в явном нетерпении желая их наконец коснуться. Всё, что между ними было (а было одновременно и много, и мало, но ярко — это точно), осталось словно на границе между старой и новой жизнью, и Варнелл не был уверен, стоит ли тянуть эту призрачную девушку из сказочного сна в свою новую реальность (а может быть, просто притворяющуюся таковой, а на деле — всё как с обоями, наспех наклеенными поверх старых газет). Впрочем, сейчас он не был уверен ни в чём. Но знал, что их судьбы уже и без того прогнулись и сильно изменились под влиянием друг друга, может быть, не в объективно лучшую сторону, может быть — Скотт сломает Нэнси жизнь, может — она ему, но эгоистичное желание начать это подобие чистого листа с ярко-рыжих красок и голубых кристальных глаз было слишком сильным, пронизывающим каждую мысль в его некогда рациональном разуме. Он не строил планов, и она — тоже, хоть и была юной, но далеко не наивной. Они молча смотрели друг на друга и так же безмолвно говорили друг другу — мы прогнём вероятности под себя и вновь пойдём рядом, и может быть, сможем что-то друг другу дать, а уж дальше — будь что будет. — Элементарно, Дрю. Я ведь охотник. Шёл по следу твоего торнадо.