Amarantum.

Мир не всегда был таким. Жестоким, коварным, не жалеющий ни слабых, ни притесненных. Наверное я единственная, кто еще верит в то, что когда-то, возможно много-много лет тому назад все было совершенно по-другому. Не так, как сейчас. Наверное те же растения были настоящие, зеленые, радующие глаз - не отравленные отходами, которыми нас "ежедневно снабжает" Корфагон. Или животные были менее пугливы. Не то что сейчас, попробуй подойти ближе, чем на несколько метров - они начнут визжать так, что соберутся все жители Роджерса. А там и до Освободительной армии рукой подать. Или как мы их называем иначе - Амазоны. Во всяком случае, сейчас мы живем не в том мире, что существовал когда-то, во времена спокойных правителей. Каждый из нас смотрит на мир одинаково - с отчаяньем в глазах. Я не знаю, как мы пришли к такому. Родилась я уже после падения человеческой цивилизации. После того, как Корфагон стал победителем на мировой арене, вырвавшись вперед ценой огромных кровопролитных усилий собственного народа, которого он ежегодно лишает всех прочих чувств. Не удивительно - ведь с того дня, как образовалась сверхдержава, держащая в страхе остальные, ранее господствующие мировые державы, своей жестокой политикой, прошло 59 лет. И я не солгу если скажу, что Корфагон развивается с чудовищной скоростью. Я приседаю на корточки и позволяю вдохнуть себе полной грудью. Я часто прихожу сюда - здесь красиво, кругом только массивные зеленые деревья, которые словно прячут меня от остального мира и в нескольких шагах от меня небольшое озеро. Иногда мы рыбачим здесь с стариной Боло, рыбы здесь много - озеро трещит по швам. Почему бы и нет? К тому же, это единственное, что приносит мне радость, ведь это не запрещено. Тоесть, здесь мало мест, куда нам разрешено ходить, но это одно из них. Корфагон иногда настаивает на этом сам - мол, стоит сходить сюда, чтобы восстановиться после Лишения. Дышать свежим весенним воздухом. Или летним. Кому как повезет. У воды ведь воздух лечебный. Есть еще одна причина, по которой я люблю этот лес, это озеро, это место. Здесь познакомились мои родители, и отец однажды проговорился мне, что *миллионы* лет назад это было его любимым местом. Он говорил это без чувств, но в его словах я не сомневаюсь. Теперь оно мне тоже нравится. Оно придает спокойствие, которое никто не может мне гарантировать. Мне нравится гулять здесь, иногда даже можно разлечься на зеленой невысокой траве и смотреть в небо. Просто лежать и смотреть в небо. На такое свободное.. такое родное.. жалко, но нам никогда не стать такими. Мы обречены на свою жалкую участь. Это можно сказать почти наша работа и обязанность - лишаться всех прочих человеческих чувств, чтобы в случае войны принести своей стране только победу.Правила придумали не мы - правительство. Ослушайся, вздумай бунтовать, слово поперек горла - и можешь заказывать себе место на кладбище. Мало кто из правительства интересуется тем, что в таком случае мы становимся живыми трупами. А если быть точнее - никто. Мы даже не люди - это тени, без прошлого. Души, без будущего. Но правительство говорит, что все ради нашего блага. Здоровья. Счастливого будущего. И мы верим. Мы восхваляем президента в священных гимнах. Мы отдаем ему всю пищу, одежду, все что у нас есть - до крошек. Потому что все делается ради нас. Ради страны. Я пытаюсь дышать более спокойнее и продолжаю смотреть на плывущие надо мной облака. После Лишения первого чувства я еще не восстановилась. Точнее уже пришла в себя, но иногда бывают моменты, когда чувствую себя жутко. Мама рассказывала, что такое случается. С ней например, после того, как ей заморозили чувство под номером 4 - радость, ее тошнило целых несколько недель. Было ощущение, что выворачивают ее внутренности. Жуткое зрелище, не для каждого. Прекратилось это все лишь тогда, когда ей прислали несколько дорогостоящих капсул из Лиана. Ее конечно перестало мутить, но запах протухших яблок и червивых ягод оставался еще долгое время. Не очень хочется, чтоб и от меня пахло так же. Не хочу лишаться своих чувств.. хочу остаться человеком. Разве этого много? Видимо много, очень много. Раз Корфагон не может не отказать нам в этом удовольствии. По мнению правительства, это неправильно. Нельзя иметь какие-либо чувства к семье, к родным, к друзьям. Ведь это, по их мнению и тормозит наше развитие. Чувства мешают нас использовать свои возможности в полную меру. В школе нам рассказывали о том, что раньше, люди не могли управлять своими эмоциями и из-за этого часто страдали сами же. После создания проэкта Амарантум, все изменилось. Жизнь стала куда проще. Так считают все, кроме меня. Недавно мне исполнилось 16 лет. Счастливой датой это, конечно, не назовешь. Скорей всего, мой день рождения навел меня на мысль, что через каких-то два месяца я лишусь первого чувства. Колбы номер один. Злопамятства. Меня готовили к этому с детства, я знаю, что каждый проходит через это рано или поздно. Каждый житель Корфагона, будь то округ Роджерс или Лиан, или другие остальные, входящие в состав Южной Америки, достигший шестнадцатилетнего возраста обязан явиться на церемонию "Амарантум" - проект, означающий уничтожение всякого проявление человеческих чувств. Затем они записывают всех, кто достиг нужного возраста и выше, и каждый в определенное время, является в Правительский Центр - он был создан уже после того, как мы стали колониями Северной Америки, где и теряет одно из своих чувств. И так продолжается из года в год, до достижения двадцатидвухлетнего возраста. Тогда ты по-настоящему становишься бесчеловечным монстром. У нас никогда не было иного выбора, к примеру, сбежать из страны. Куда? Даже если и получится... Рано или поздно все равно найдут. И тогда придется гораздо хуже. Нет, я не о физической боли, я о том, что они могут сделать с нашими родными.Тогда зачем рисковать? Как по мне, то я все еще надеюсь сохранить свою шкуру в целостности. Так что выбирать не приходится. А еще я ненавижу слоняться без дела. По меньшей мере - это неприятно. Мама настаивает на том, чтобы я побольше отдыхала. Хотя делает она это без особого выражения на лице - понятно, ведь моей матери перевалило за сорок и каждому здесь становится известно, что никаких чувств она не имеет. Иногда, конечно, я злюсь на нее, но долго злиться не приходится. Я и сама вскоре стану такой же. Выйду замуж за какого-нибудь мальчика, из круга знакомых моего отца (от всей души надеюсь, что это будет не Перри из соседнего дома, который постоянно ковыряется в носу), заведу детей, на которых по меньшей мере мне будет плевать из-за отсутствия человечности, они будут ненавидеть меня за это. Как иногда я свою мать. Но потом смирятся, станут взрослее, и в шестнадцать лет лишатся своего первого чувства. Дальше по кругу. Все так, как должно быть. Идеально, без изъянов. Счастливое будущее которое для нас создает правительство. Разве это не прекрасно? Иногда мы собираемся всей семьей за единым столом, поужинать. Но становится невыносимым, когда я осознаю, что единственным, практически все еще живым человеком являюсь в семье я. Ни отец, ни мать давно уже не знают что такое любовь, радость, счастье. Помню, как то раз, когда я неудачно скатилась с горки, и кажется, вывернула ногу наизнанку, мама даже бровью не повела. Она лишь предложила мне попытаться дойти до машины самой, в следствие чего я умудрилась поломать и вторую ногу. Так из года в год. Честно говоря, когда осознаешь, что по-другому уже не будет,начинаешь привыкать к этому. И я привыкла. Во всяком случае, я буду такой же.. судя по всему очень скоро. Всего через каких-то семь лет. Может оно и к лучшему. Мы, жители Лиана и Роджерса, крупнейших стран колонниальной Южной Америки, не можем быть уверенны в том, что где-то, нам могло бы быть лучше чем здесь. Мы имеем кучу ресурсов, только не знаем как этим пользоваться. В обмен на безбедное существование, Эмормос, крупнейшее государство Северной Америки предложило нам проходить программу Амарантум. И мы согласились. Теперь Эмормос имеет сильнейшую Армию в мире, из бесчувственных людей, а мы - продукты, одежду, вещи массового потребления. Так мы выживаем. Но не живем. Я предпочитаю называть вещи своими именами. И какая бы жестокая страна у нас не была я знаю, что нам не будут ни где рады. Если не рады в собственной стране. Не в каждой стране встретишь создание, полностью способное работать головой, но не чувствовать сердцем. Возникает неловкое ощущение - будто мы подопытные существа, и даже против воли, но нам необходимо забавлять публику. Отдавать жизни, а самое главное - отдавать чувства, за ту страну, за которую мы в последствии не сможем порадоваться. Мои чувства не имеют право принадлежать мне. Это единственная причина по которой я ненавижу наше правительство, а в остальном же - оно мне даже.. нравится. Вместо Лишения, я бы предпочла быструю смерть. Прежде чем я стану одной из них. Прежде чем мои чувства перестанут принадлежать мне. Это не справедливо. Но я знаю, что мир не всегда был таким. Я пытаюсь верить в то, что в далеком прошлом все было по-другому. Что наши сердца принадлежали нам одним. Что в мире существовала любовь. А главное любящая семья. Которой у меня никогда не было. Ни у кого из нас не было. Пока я поднимаюсь с колен, встряхивая с себя прилипшие листочки и крошечные веточки, я невольно задумываюсь о том, были ли мои родители такими, какие они есть сейчас, всегда.. нет, определенно, они такими не были. Я почти уверенна в этом, потому что мне хочется верить что до 22-ух лет они еще сохраняли в себе кое какие чувства. Возможно они тоже боролись. Как и я сейчас. Просто со временем они забыли - это тоже явно входило в планы государства. Так ведь гораздо проще. Нет воспоминаний, нет проблем. Мне становится не по себе от этих мыслей, и меня выворачивает прямо на зеленую траву. Я же говорю - еще не совсем восстановилась. Выворачивает так, что я с трудом удерживаюсь на ногах, и то благодаря дереву, на которое я и опираюсь двумя руками. Пока я пытаюсь прийти в себя я слышу как ревет гонг - снова открыт комендантский час. Я и не заметила, как долго пробыла здесь, и небо за это время успело покрыться розоватой кромкой заката. Надеюсь успеть домой до одиннадцати. После одиннадцати нам запрещено выходить на улицы. Безопасность важнее всего. Зачем я это говорю? Я-то никогда не придерживалась общественных норм. Живот издает звук умирающего кита. Поэтому после того, как меня перестает тошнить, я набираюсь сил и мчусь к дому. Чувства чувствами, а иногда и поесть не помешает. Во всяком случае радует одно - хотя бы есть Корфагон запретить нам просто не в состоянии. Искусственные продукты, которыми они снабжают нас ежемесячно, конечно, начинают действовать на нервы. Даже пережевывать их трудно. Но зато это еда. Какая-никакая, а все же есть можно. Я качаю головой, перебивая эти мысли и переступая бревна и ветки, покрытые лишайником иду по знакомой мне тропинке. До дома остается ярдов двадцать, не так уж много чтобы я успела выдохнуться. Прежде чем я дойду до дома, натяну довольную улыбочку на лицо и поцелую зомби-маму в щеку, мне хочется прежде вдохнуть в себя этот чистый воздух, побольше. Словно это единственное, что помогает мне держаться на плаву. На самом деле, есть еще и Ди с Роем.. это мои лучшие друзья. Дружим со школьной скамьи, а то и с пеленок. Но так как я не привыкла плакаться в жилетку, переживать свои проблемы я предпочитаю молча. Наконец добираюсь до дома. Аккуратно ступаю на ступеньки, стараясь оставлять после себя как можно меньше шума. Этого не требуется, просто все еще не могу избавиться от привычки. Мне больше нравится передвигаться безшумно. Папа говорит, что это у меня от него. Мама, что от нее. Кто их разберет? Я с глубоким вздохом открываю дверь, ступая на порог дома и как можно более радостнее говорю во весь голос: -Мам, пап, я уже дома! Как день прошел? Снимаю балетки, бросаю их в угол. Знаю, любой другой матери это бы не понравилось. Я имею в виду людей не из нашей страны. Но моей матери по меньшей мере безразлично, поэтому она даже не заметит этого. Не почувствует злости. Тем не менее я быстро спохватываюсь, хватаю их в руки и аккуратно складываю на полке. Не стану причинять больше хлопот. Спрашивать о том, как прошел день немного глупо, знаю, день-то у них всегда проходит однообразно. Но тем не менее они мои родители, и спросить хотя бы что-то - стоит. Некоторое время в доме висит напряженная тишина, я прислушиваюсь нет ли знакомых шагов. И вот в коридорчик выходит мама, не охотно шаркая ногами и говорит бесцветным голосом: -Все хорошо, малышка. День прошел как нельзя лучше. Каждый раз, когда она отвечает мне одну и ту же, казалось бы на первый взгляд простую фразу, я передергиваюсь и несколько минут собираюсь с мыслями, как перед важным экзаменом. Как бы я не пыталась внушить себе, что они мои настоящие биологические родители,у меня не выходит. Кажется, что такие бесчувственные создания, не способны воспитать и вырастить шестнадцатилетнюю дочь. Девочку, в своем уме. -Отлично, - выговариваю я. Она рассматривает меня с ног до головы, приближается на несколько шагов и заправляет прядь моих выбившихся светлых волос за ухо. -Мы заждались. Ты сегодня долго. Как прошла сборка урожая? Вспоминаю, что на самом деле собирать урожай мы с Ди закончили еще за полдень. Мистер и Миссис Постир с остальным справились в одиночку, мы же с Роем и Ди провели весь день вместе. Задержалась я только потому, что решила сходить еще и к озеру. Но этого матери знать вовсе не обязательно. -Это оказалось не так легко, как кажется. В прошлом году было куда легче, - отвечаю я. И вправду, в прошлом году из-за редких дождей урожай выдался не самый лучший, поэтому никаких трудностей в его сборке не возникло. В этом году пришлось попотеть. Что же будет на нашей плантации, мне даже подумать страшно. -Наверное устала, бедняжка, - равнодушно заявляет моя мама, - но что поделать? Завтра тяжелый день, собрать овощи мы должны до вечера, иначе не успеем. А этого нам допускать нельзя. Едва слышно фырчу. Конечно, кто если не мы должен кормить жирные задницы конкистодоров? -А где отец? - спрашиваю я.Хочется перевести тему. Ответ, можно сказать, я уже знаю. Скорей всего на плантациях, или работает в своем кабинете разрабатывая новые проекты. В последнее время он все чаще и чаще стал пропадать в кабинете. Даже поесть выходит редко. Мама стоит словно фарфоровая кукла. Интересно, слышала ли она что я задала вопрос? -Джейк получил ожог второй степени, когда работал над созданием видов аминокислот из осиного яда в своей лаборатории,-говорит моя мама словно рассказывает о какой-то неинтересной телепередаче. Я резко поднимаю голову, до этого рассматривавшая свои ноги. -Что? -Мне очень жаль, детка. Но я ведь предупреждала его, что это может быть опасно. Работать с живыми существами, синтезируя их ДНК. -Этого не может быть... Прежде чем я осознаю, что эти слова действительно произнесла я, я срываюсь с места и бегу вниз по лестнице, ведущей прямо в лабораторию моего отца. Мое сердце подпрыгивает и опускается, занимая место где-то рядом с желудком. Что бы там не происходило, он все еще мой отец. Я врываюсь в лабораторию, едва ли не скидывая дверь с петель, и останавливаюсь. Я почти никогда не была в этой части дома. Разве что в далеком детстве,о котором я практически ничего не помню. Как и того, каким оно было. Счастливым или несчастным. Мой отец выходит из маленькой кладовой, с стеклянной колбой в перевязанной руке и с натянутой фальшивой улыбкой отвечает голосом, лишенным всякого интереса к жизни: -Что-то случилось дорогая? -Но я думала что.. я думала ты.. -Со мной все в порядке, как видишь. Дела продвигаются вперед. Мне так тяжело дышать, что я хватаюсь руками о рядом стоящий столик, как утопающий о спасательный круг. Оборачиваюсь к только что подошедшей матери с непонимающим видом. Неужели соврала? Для чего? -Да,это.. замечательно.. - с трудом выговариваю я. Хотелось бы мне знать, какого черта моей маме понадобилось так жестоко подшутить надо мной. Это не смешно. Неужели в них просыпается черный юмор, с самого начала заложенный в них программой Амарантум? Перед глазами все плывет, от только что пережитого мною ужаса. Ну уж нет, сегодня язык за зубами держать не буду. Скажу ей. Скажу все что думаю о ее поведении. -Не понимаю, чего ты так испугалась, детка, - говорит мама, своим привычным тоном. А потом смеется. Трудно назвать мое состояние. Удивлением это вряд ли назовешь. Потом смеется отец. Слишком громко, что я зажимаю уши ладонями. Голос настолько противный и непохожий на низкий бас моего отца, что режет слух. -Не надо, пожалуйста! Я захожусь криком и просыпаюсь в холодном поту. Слабые лучики солнца пробиваются в мою комнату, сквозь занавешенные шторы, чтобы разбудить меня и подготовить к следующему дню. Мои пальцы крепко сжимают одеяло в кулаки, и тяжело дыша я все еще несколько минут смотрю перед собой, пытаясь убедить себя в том, что это всего лишь сон. К тому же, он повторяется уже не первый раз. Ровно с того дня, как я лишилась своего первого чувства. День явно выдастся не из веселеньких. Неудивительно - сегодня день сборки урожая. Я ненавижу такие дни, когда нам приходится отдавать всю свою пищу мерзким лаборантам из Центра. Видно мама с отцом еще не встали, иначе я бы расслышала, пусть и немного монотонные, но все же звуки их приглушенных голосов. Они всегда спорят, особенно по утрам и по всяким глупостям. Но этот спор не похож на остальные - он без эмоций, криков, слез. Сон как водой смыло. Я опускаю ноги на холодный паркет, нахожу теплые домашние тапочки, и согреваю в них свои ноги. По моей спине еще проносится мелкая дрожь, пока я пытаюсь успокоиться. Прийти в себя, после увиденного. Нужно как можно скорее отправиться на плантацию, иначе мы и вправду не успеем. Прежде чем я спущусь вниз позавтракать, мне следует умыться и привести себя в порядок. Я механически запускаю руки в волосы и собираю их в высокий тугой узел. Рядом, в тумбочке, копошится в клетке мой глупый хомяк Тиф. Название дурацкое, но ничего иного придумать я не смогла. Он выглядит так, будто и вправду смертельно болен, имеет окраску жуткого болотного цвета, и вообще, он очень злобный. Странно, но он всегда создает много шуму, даже во сне. Я уже не помню, кто подарил мне его, помню только что это было в детстве. Выбросить я его не решилась - то же правительство. Смерть животного у нас карается смертной казнью. Я поднимаюсь с кровати и иду в ванную комнату. Единственное, за что я могу сказать спасибо своим родителям, это за то, что им в голову пришла мысль снабдить меня отдельной ванной. Это создает удобства, ведь теперь мне не надо вставать по утрам слишком рано, чтобы успеть добежать до ванной комнаты раньше собственных родителей. Пальцы моих рук нервно дрожать, пока я пытаюсь открыть кран с холодной водой. Мой истерический смех сотрясает всю комнату. Нужно перестать так смеяться, иначе я сама себя напугаю. Набираю в руки холодную воду и мочу ею лицо. Это такое наслаждение, чувствовать прикосновение холодной воды на своей коже, особенно по утрам! Сразу же приходит спокойствие. Как будто ничего не произошло. Только от воспоминаний не убежишь. Плохие воспоминания норовят проникнуть в твое сердце, а потом никогда-никогда не отпускают. Я все еще помню как это происходило. Несколько месяцев назад состоялась моя первая Процедура. Я не волновалась по этому поводу, я знала, что каждый проходит через это. Не я первая, не я последняя. В тот день меня ввели в ярко освещенную операционную. Здесь было практически пусто, по сравнению с огромными размерами помещения, если не считать операционного кресла, несколько стеклянных шкафчиков со всем необходимым и новейшей медицинской технологии нового света. Затем приказали удобно расположиться в кресле. Их было несколько десятков, врачей, лица которых я не видела изза толстого слоя масок. А затем в меня ввели лошадиную дозу наркоза, так что я ничего не помню. Кроме.. Того как проснулась ровно через два дня, после проведения первого пункта Амарантум. Я не знаю, что они сделали со мной той ночью, но не трудно догадаться. Теперь я никогда не буду мстить. Даже если мне причинят самую страшную боль в мире. Я не помню ничего связанного с ненавистью дольше нескольких минут. А это значит я никогда не злюсь по-настоящему. По правде говоря это тяжело. Жить без чувств. Мама называет меня злюкой, потому что я прямолинейная. Тоесть всегда говорю правду в глаза и за это меня недолюбливают. Теперь приходится тяжело. На меня злятся, кричат, ругаются - а я не могу ответить тем же. От части. На самом деле я-то не стану стоять в сторонке, если заденут чувство моего достоинства. Мама рада, потому что очень скоро я стану пай-девочкой. Пока я умываюсь, чищу зубы и расчесываю волосы, до меня долетает запах жаренного мяса. Видимо мама уже встала. Запах настолько апетитен, что у меня урчит живот. Во рту тут же собирается слюна, Боже, как пахнет. Надо поторопиться. Не хочется, чтоб мама ждала меня слишком долго, тогда мне меньше достанется. Когда я спускаюсь по зигзагообразной лестнице, ведущей на первый этаж, я спрыгиваю на последних двух ступеньках. Хотя мама никогда не злится, следовательно не ругает меня, я всегда слышу ее голос, когда я вытворяю что-либо подобное: -Не веди себя как маленькая, Шерон. Это не культурно, в твоем-то возрасте. Ну да, думаю я. Я же семидесятилетняя старуха, которой все запрещено. Я вхожу в не большую, но довольно просторную кухню, и оглядываюсь пытаясь взглядом отыскать отца. Но видимо, он снова ушел не попрощавшись. Конечно же это в духе моих зомби-родителей. В таких случаях желать лучшего не приходится. Уходить - не попрощавшись. -Доброе утро, мам,-говорю я. -Привет милая,-отвечает она голосом, лишенного эмоций. -Папа уже на работе? Сегодня выходной, мне казалось, он останется дома. -Твой отец работает более 20 часов в сутки, - отвечает мама, - и даже выходные. И все ради твоего благополучия. Ты же понимаешь. Я закатываю глаза. Она говорит это так жеманно, что мне становится смешно. Могла бы не врать. Это вовсе не ради моего благополучия. Он не может работать ради моего счастливого будущего, потому что его вовсе не будет. И к тому же, он не может чувствовать ко мне что либо или любить меня как настоящий отец. Вслух я, конечно,скажу другое. -Здорово. Я сажусь за стол, и следующие минуты мечтаю о том, чтобы поскорее покинуть эту комнату. Оставаться с людьми, полностью противоречащие твоим идеалам - пусть это даже твои биологические родители, просто невыносимо. Как бы я не старалась. -У тебя ровно двадцать четыре минуты, чтобы покончить с завтраком и отправиться в школу. Говорит мама. И механически, летящей походкой направляется ко мне раскладывая на столе угощения. -Мам, я как раз хотела поговорить об этом.. - мне же нужно когда-нибудь поговорить с ней об этом. То, что она терпеть не может семью Постеров не в счет. Не она же дружит с Диадемой, а я. Мне выбирать. Дело в том, что недавно моей подруги Ди тоже исполнилось шестнадцать лет, и я собираюсь отправиться в Центр вместе с ней. Конечно не без Роя. Таких как мы - называют сопровождающими. На месте сопровождающих, конечно, чаще всего становятся родители, но вряд ли Постирам будет это интересно. Особенно ее папочке, который помешался на своей работе лазарета. Угощения пахнут настолько, что мой желудок уменьшается до размеров грецкого ореха. Я так и не прикасаюсь ни к чему на столе, пока не решаюсь рассказать о том, какие у меня планы на завтра. Моя мама без особого интереса берет в руки моющее средство и собирается вычистить плиту. До блеска. В нашем доме все блестит изумрудным блеском. Честно говоря, иногда от этого просто тошнит. -Да. Я слушаю. Я вся во внимании. Но только не забывай, что до школы остается двадцать две минуты. Твое время. Говори. Господи. Меня начинает раздражать ее поведение. Как можно настолько точно следовать своему времени? -Завтра состоится первая процедура Диадемы. Я бы хотела отправиться с ней,ей страшно, - бросаю я и замолкаю, потому что в этот момент мне кажется случится что-то ужасное. Взрыв, кризис, падение человеческой цивилизации. Я прислушиваюсь. Если мама собирается ударить меня или что-то в этом роде, то сейчас самое время. К счастью ничего подобного не происходит. -Я слышала об этом. На днях встретила Миссис Постир. -..и? Я жду ответа. Но он следует не сразу -Она очень слабая девчонка. Как и ее родители. Я не хочу чтобы ты водилась с такими, Шерон, - с этими словами она поворачивается в мою сторону. В ее глазах нет решительности, нет совершенно ничего кроме зрачков, но я знаю точно, она от своего мнения не откажется. -Она моя единственная подруга, - напоминаю я. В школе никто моего характера не вынес. за исключением тех *избранных*, о ком я сейчас говорю. Конечно есть еще и Рой, но он мальчик. А как известно, с мальчишками не всегда поделишься всеми "девчачими секретами". -Это не на долго, очень скоро тебя перестанет это интересовать, - нейтральным тоном отвечает она. Словно ей вовсе плевать на меня. Хотя это так и есть. Почти так. Я понимаю, что она подразумевает под этими словами. Скоро я действительно лишусь всех человеческих чувств, поэтому отсутствие друзей меня волновать перестанет. Зачем человеку друзья? К тому же если он не чувствует ни любви к ним, ни боли когда их нет. Верно, не зачем. Наверное моя мама права. "Попытайся собраться, - говорю я себе, - от этого разговора зависит многое" Соберешься тут. Как же.. Я так волнуюсь, будто завтра мое Лишение, а не Ди. И вот-вот уроню чашку с какао с рук. -Мам.. она не такая уж и слабая. Все волнуются при первом Лишении, - возражаю я, когда она начинает тереть плиту с жутким скрежетом. -А ты. Волновалась? - она смотрит мне в глаза. Даже неудобно как-то. Волновалась ли я? Думаю она знает ответ. Они с отцом так меня надресировали, что волноваться как-то не приходилось. -Нет. -Именно этот ответ я хотела услышать от тебя. Помни, Шерон. Иногда правильные поступки делают человека одиноким. Только не я. Поступок, который предлагает мне родная мать, правильным вряд ли назовешь. Я конечно уверена в том, что она не злится. Но все же усиливаю наступление. -Я хочу быть с ней. Хочу видеть это своими глазами. Говорят, это помогает в дальнейшем, - вру я. Это единственное, что может произвести на маму впечатление. Если на таких как она, вообще может что-то произвести впечатление. В этот момент она поворачивается ко мне, и я облегченно выдыхаю. Как и всегда ее лицо не выражает абсолютно ничего. Просто человек, из которого выкачали все соки. Но она все еще моя мать. -О чем это ты? -О возможном варианте наблюдения за Лишением. Выражения лица моей матери не меняется, но теперь она полностью поглощена моим ответом. -Возможно ты права.. Когда увидишь это, попытайся запомнить все в мельчайших деталях. Я ничего не помню из ночей своих Лишений, но слышала, что щупальца Гротов проникают прямо под кожу. Вот тут-то я ликую. Я победила эмоциональный спор в очередной раз. Не сильно хлопаю себя по коленке рукой, под столом. Я не уверенна в том, что знаю значение слова "Гроты".. но где-то определенно слышала. Если это то, о чем я думаю, то это действительно опасно. Я вспоминаю о том, как несколько лет назад, в лаборатории погиб мальчик которому едва стукнуло семнадцать, кажется из-за того, что щупальца Гротов проникли не туда, куда было необходимо. За одну ночь, в которой он должен был излечиться от колбы номер два - чувства страха, мальчик потерял добрую половину своей крови. Это ужасно. И хотя такие случаи происходили редко, никто от них не был застрахован. Я изо всех сил цепляюсь руками о края стула, чтобы не свалиться на пол. Какое-то странное волнение напало на меня, стоило подумать об этом. -Да, мам, я обязательно попробую выяснить как они работают, - отвечаю я. И вот последний жест рукой, и плита блестит как новенькая. Говоря по правде в нашем доме все блестит так, словно еще вчера мы обновили всю мебель. Такая сверхчистота иногда нервирует. Я так полагаю разговор окончен, потому что мама снова возвращается к своим делам. Только сейчас замечаю, что ни к чему на столе я еще не притронулась. Мама направляется к дверям, словно меня вовсе нет в этой комнате. Я хотя бы думала, что она решит попрощаться. -Мам? Вырывается у меня. На минутку она останавливается у порога, и оборачивается ко мне. -Да, милая. Все хорошо? Нет. Я ни в порядке. Ничего не хорошо. У меня возникает чувство броситься ей на шею, уткнуться в плечо, сделать то, чего я никогда себе не позволяла, но вместо этого я отвечаю: -Все в порядке, мам. Я буду скучать по тебе. -Отлично, я тоже. Отвечает она с ледяным спокойствием. С таким же успехом я бы могла разговорить и кухонную табуретку. Только не равнодушие.. мне бы было гораздо легче, если б она закричала, или рассмеялась в припадке истерики, но только не безразличие. Безразличие - порой хуже ненависти. Это еще раз доказывает,что она ничего не чувствует. И так будет всегда.. вне зависимости, хочу я этого или нет. Она не хлопает дверью, но даже мягкий скрип закрывающейся двери заставляет меня вздрогнуть. Конец 1 главы.