ID работы: 8597799

Философия до добра не доведёт

Слэш
NC-17
Завершён
727
Размер:
22 страницы, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
727 Нравится 31 Отзывы 172 В сборник Скачать

Часть 3.

Настройки текста
      Поцелуй не получился долгим — Кроули оторвался от губ и начал вылизывать ушную раковину, обжигая дыханием шею, проходясь рукой по бокам, вытаскивая рубашку из брюк. Азирафель резко поднялся, усаживая его на стол. Прижался к влажному манящему рту, проникая глубже. Мог ли он представить, насколько сладким может быть коньяк, если сцеловывать его с этих губ? Едва ли. И даже самые яркие фантазии не помогли бы.       — Азирафель, — горячий шёпот выбил воздух из лёгких вместе со стоном.       Быстрые пальцы заскользили под рубашкой по мягкому животу, спускаясь к пряжке ремня, пока блондин зализывал следы своих же укусов на шее. Руки блуждали по спине, сминая тонкую ткань, притягивая. Когда Кроули расстегнул светлые брюки, Азирафель не выдержал и надавил на грудь, укладывая спиной поверх беспорядочных бумаг, папок и тетрадей, с силой проезжаясь по внушительно натянутым в районе паха джинсам, отчего молодой человек задохнулся и подался наверх, желая продлить прикосновение.       — Пожалуйста, милый, — хриплый голос помог быстрее стащить узкие штаны с не менее узких бёдер. На светлых боксерах было заметно влажное пятно, которое блондин не смог не обвести пальцем. Почувствовав прикосновение, Кроули нетерпеливо стал извиваться, подобно змее, умоляя прикоснуться к нему, кожей к коже, умоляя глубоко засадить ему и жёстко отыметь.       Азирафель был уверен, что не выдержит долго, если это прекрасное создание будет так сладко стонать, поэтому быстро спустил тёмное бельё, так контрастировавшее с его бледной кожей и взял оба истекающих смазкой члена в ладонь, сжимая. Кроули захлебнулся стонами, а блондин зашептал его имя…       … просыпаясь.       Повернул голову к прикроватной тумбочке: 3.17. Опустил взгляд на изнывающий член и откинулся на подушку. Несмотря на абсолютную темноту и отсутствие свидетелей, щёки нестерпимо горели не только от возбуждения, но и от стыда. Стыдно было за свою слабость, за то, как он повёл себя почти две недели назад, за чувства — за всё. Он прикрыл глаза рукой в попытке ещё больше спрятаться от мира и начал ласкать себя, представляя мозолистую руку Кроули на своём члене и вспоминая его голос. Думать об этом потом он не собирался, но сейчас хотелось быстрее разобраться с возбуждением. Блондину не потребовалось много времени и через несколько движений он со сдавленным стоном излился себе на живот. Успокоив дыхание философ ещё раз взглянул на часы и с обречённым видом отправился в душ.       Прохладная вода уносила следы постыдного действа, но не воспоминания о нём. И мужчина просто стоял, подставляя лицо под струи, сбегавшие по щекам, как слёзы, в ожидании состояния абсолютной звенящей пустоты в голове. Звук капель, бьющихся о плитку на стене, шум струй воды у слива, сладкий запах мыла — это успокаивало, давая силы открыть глаза и честно взглянуть на действительность: он соскучился. По размеренным беседам, из-за которых он опаздывал на занятия, по плавным движениям худых рук, по голосу, по внимательным глазам, которые не позволено видеть никому, кроме него. Он соскучился по Кроули.       Блондин вздрогнул всем телом и понял, что замёрз — надо выходить из ванной, насухо обтираться мягким полотенцем и согреваться.       Часы показывали 4.15. Ложиться обратно смысла не было: через пару часов вставать, да и мысли всё одно не дадут уснуть.       Надев мягкую пижаму и закутавшись в махровый халат, мужчина прошлёпал босыми ногами на кухню, где привычно насыпал кофе в турку, залил водой и поставил всё на плиту. Один раз он чуть не упустил едва не сбежавший напиток, задумавшись.       Зима не позволяет разобраться во времени суток. Ты как будто теряешься и начинаешь считать время по-своему.       Фелл обхватил кружку обеими руками и смотрел в окно. Он чувствовал себя потерявшимся не только во времени: если бы тогда он позволил случиться всему, что приснилось сейчас и снилось последние пару недель, всё было бы куда проще списать на алкоголь, хотя это и было сомнительным оправданием для философа. Но все, даже самые примитивные, оправдания сейчас не работали. И сейчас он ненавидел себя за то, что ему нравилось думать об Энтони.       Желтый фонарь освещал пустую дорогу, занесённую снегом. Город мирно спал, уютно накрывшись пушистым одеялом и не собирался ближайшее время отряхиваться от дрёмы. Пар от кофе приятно контрастировал с морозной улицей и выкуривал из головы последние переживания. Азирафель перестал дрожать. Согрелся он не от горячего напитка, а от мыслей о тёплых объятьях Кроули.       Свет уличного фонаря начал блекнуть в несмелых лучах утреннего солнца, лениво пробивающегося через завесу облаков и нагромождение городских крыш, тихо шепча о начале нового дня, полного дел, волнений и суеты, среди которых не останется времени на то, что действительно важно, не останется времени на жизнь.       Мужчина поставил в раковину пустую кружку, открыл шкаф с одеждой и снял с вешалки ещё с вечера подготовленный костюм. Ремень пришлось застегнуть на одно отверстие дальше, если он не хотел потерять брюки по дороге. Небрежно сложив в портфель несколько папок с документами мистер Фелл вышел из дома, махнув рукой на губку для обуви — всё равно туфли запачкаются, пока он по сырости асфальта дойдёт до университета. Подававшее надежду утреннее солнце решило снова отсидеться за облаками, поэтому ничего не мешало обнаглевшему ледяному ветру обдувать беззащитные щеки, а снегу с поразительной проворностью залетать за ворот пальто.       Студенты в коридоре, судя по хмурым лицам, прониклись настроением погоды, и их нельзя было упрекнуть в избытке энтузиазма, когда они проходили мимо уставшего с самого утра преподавателя. Кроули среди них снова не было: он ссылался на болезнь. Фелл верил ему без особых размышлений на этот счёт.       Последняя лекция имела скорее организационный характер: философ говорил, что почти вся группа исправно посещала занятия, поэтому староста может собрать зачётки и принести их в любое удобное время, назначал даты для отработок немногим счастливчикам и сулил всем удачной сдачи экзаменов.       Желание что-то рассказывать пропало вместе с Энтони на лекциях, потому что мистер Фелл понимал, что слушать его всё равно никто не будет. Он мог провести это занятие ещё неделю или две назад, но Гэбриэл снова решил внести важный вклад в образование учащихся и сказал, что их кафедра ничем не хуже остальных, так что и занятия закончатся в конце декабря, по расписанию.       Измотанные приближающейся сессией студенты были рады освободиться раньше и быстро покинули кабинет, оставив философа в удручающей пустоте. Обычно он был рад возможности побыть в тишине, но сейчас одиночество его тяготило. Сейчас одиночество было полно воспоминаний и связанных с ними мыслей, давило грузом в самом корне нерешённых проблем. От этого хотелось сбежать.

***

      Кроули вышел из поликлиники со справкой и, укутавшись в шарф, направился к учебным корпусам, которые находились в нескольких кварталах, в надежде встретить Ньюта и скрасить его компанией оставшийся день. Пассивно уповать на судьбу молодой человек не привык, поэтому укрепил свою надежду тем, что проверил расписание айтишника и ускорил шаг: информатика заканчивалась через 10 минут, а до здания ещё надо было дойти.       Увидев ожидающего друга, Ньют удивился, но улыбнулся и помахал рукой.       — Не думал встретить тебя до конца недели, — сказал он, подойдя. — Ты же не собирался приходить.       — Передумал, как видишь. Да я не на учёбу, просто чтобы дома не сидеть, а то совсем там скисну.       — Окей. Мы можем сходить в кино, но сначала надо поесть, иначе я помру от голода.       Кроули устраивал такой план, и они пошли в столовую, где Ньют обещал съесть слона, но ограничился парой бутербродов и салатом. «Слабак», — подумал про себя инженер. Себе он взял только кофе, который медленно пил, внимательно слушая про сайты, которые отказывались открываться правильно вне зависимости от того, как Пульцифер написал коды. Энтони с сочувствием смотрел на парня сквозь тёмные очки, скрывающие не только гетерохромию, но и синяки под глазами от недосыпа, болезни и внушительного количества алкоголя, выпитого за последние несколько дней. Плохая идея? Отвратительная, он и сам понимал, но ему очень хотелось как-то забыть то, что забываться совершенно не собиралось, и постоянно сверлило Кроули череп, погружаясь всё глубже.       Молодой человек выпал из разговора, когда за его спиной раздался знакомый голос, заказавший у мадам Трейси кружку какао.       — Это всё, дорогой? Неважно выглядите…       — Да, я не голоден, спасибо.       Кроули сглотнул, окончательно переставая слушать, что говорит Ньют. Оборачиваясь в зал, он очень надеялся, что ошибся, но почти сразу увидел спину, обтянутую бежевым пиджаком, и светлый кучерявый затылок. Когда мозг сообразил, что происходит, рука уже отодвинула стул за столиком философа и колени услужливо согнулись, усаживая студента.       — Доброго дня, — тихо произнёс он.       Фелл медленно поднял голову и несколько секунд не мог сфокусировать взгляд.       — Здравствуйте, Энтони. Вас сегодня не было…       От обращения на «вы» челюсти непроизвольно сжались.       — Как и прошлую неделю, да, — чуть резко произнёс он и спокойнее пояснил, — я и правда простудился, сегодня тут рядом в поликлинике был.       Философ внимательнее вгляделся в осунувшееся лицо и усталые покрасневшие глаза («Он перестал носить при мне очки»), и сердце неприятно сжалось. Он молчал.       Понимая, что диалог придётся продолжать самому, Кроули заговорил:       — Думаю, нам стоит поговорить о… — он запнулся, подбирая слова, но подсказки от собеседника не услышал. — О том, что произошло.       Фелл сидел, обхватив горячую кружку обеими руками и уставясь в стол перед собой.       — Не знаю, что вы хотите обсуждать… — устало начал Фелл. — Я, кажется, уже сказал, что я — преподаватель, вы…       — Студент. Между нами не должно быть ничего подобного, — закончил за него Кроули. — Да, я слышал… Но потом я услышал «Не так быстро, дорогой». Что это значило? — совсем шёпотом договорил он.       — Я не знаю, — Фелл чуть тряхнул головой, будто избавляясь от непрошенных мыслей, — мы были пьяны и…       — И… Что?       — Ничего, — мужчина резко встал. — Прошу меня извинить, мне надо вести занятия.       И мистер Фелл ушёл, если не сказать «позорно сбежал», оставив молодого человека одного.       Проводив блондина взглядом, Кроули вернулся к Ньюту, который наблюдал всю короткую сцену нахмурившись.       — Всё хорошо?       — Ага, — плюхнулся на своё место инженер. — На чём мы остановились?       Диалог продолжился, и едва ли мир когда-то видел более оживлённого Кроули: он много шутил, язвил и непозволительно громко смеялся.

***

      Вернувшись на кафедру, мистер Фелл заглянул в кабинет к Агнессе и попросил подменить его на остаток дня. Женщина сказала, что она уже взяла ведомости его групп и философ может вполне спокойно вернуться домой и посвятить освободившееся время себе.       Так он и поступил.       Скинул ботинки, не напрягаясь, чтобы поставить их ровно. Оставил портфель в коридоре. Прошёл на кухню. Снял пиджак, бросив его на спинку стула. Долго смотрел на бутылку вина, махнул рукой и налил себе бокал. Прошёл в гостиную и грузно сел в кресло, развязав бабочку и расстегнув верхние пуговицы рубашки.       Сил не осталось ни на что. Хотелось забыть обо всём и жалеть себя остаток жизни. Почему с ним это происходит? Мистер Фелл всегда вёл спокойную размеренную жизнь и не напрашивался на проблемы. Один раз, когда-то настолько давно, что, кажется, это было в прошлой жизни, состоял в отношениях с прекрасной девушкой, которая могла бы стать не менее прекрасной женой, если бы в один момент светловолосый студент философского факультета не понял, что ничего к этой юной особе не испытывает, кроме обычной симпатии. Обманывать девушку он не хотел и пожелал ей найти парня, который действительно будет любить её так, как она того заслуживает. После этого он не пытался смотреть на девушек. Сейчас он не мог вспомнить как её зовут, и даже с трудом представил черты лица, которые быстро испарились, оставив лишь пустоту. Решение посвятить себя преподаванию даже не принималось — оно просто выглядело единственно правильным.       Фелла всегда интересовали книги. С ними он путешествовал в другие страны и даже миры, мог помыслить немыслимое, знакомился с чем-то новым и терял что-то привычное, он любил и ненавидел. И едва ли мог представить, что появится человек, который заставит сердце биться чаще одним своим присутствием. Это пугало. Мужчина боялся испытывать такие сильные эмоции, боялся открываться кому-то, боялся, что вся его спокойная правильная жизнь покатится под откос, если он позволит Энтони пошатнуть хрупкое мироустройство, ворвавшись хотя бы в мысли Фелла ураганом, от которого не укрыться. Сейчас он впервые боялся остаться один и больше никогда не почувствовать горячей руки на своей щеке. Мужчина вытер кулаком навернувшиеся слёзы и закрыл глаза, решая просидеть в этом кресле до вечера, а потом уйти спать с надеждами, что сегодняшняя ночь оставит его без сновидений.

***

      — Змеюка, может, отнесёшь завтра зачётки, раз уж вы с этим философом так спелись.       — Ничего мы не спелись, отвали, я первый день, как выздоровел, а ты меня опять по морозу гонишь чёрт знает куда. Вообще своего историка можешь попросить на дому подписать.       — Зззавали! — почти зажужжала староста от злости. — Ты уже выздоровел, значит всё нормально!       И без того немногочисленные силы окончательно покинули Кроули. Желание язвить, как, впрочем, и вообще разговаривать с одногруппницей улетучилось.       — Ладно, — буркнул он, — только оставь меня в покое.       — С превеликой радостью избавлюсь от твоего общества! — и девушка развернулась на каблуках, оставляя чёрные следы от подошвы на линолеуме.       Молодой человек живо представил, какой неловкости будет полна вся ситуация, и нахмурился. Но это был прекрасный повод поговорить так, чтобы собеседник не сбежал. Оно того стоило.       Тучи за окном сгущались, прогоняя случайных прохожих с улицы и обещая в скором времени разразиться жутким снегопадом.

***

      Сумка вместо привычной пустоты оттягивала плечо весом двадцати зачёток. Сырой от снега шарф неприятно касался нежной кожи шеи.       Если верить расписанию, у преподавателя сейчас было окно, и искать его следовало в кабинете. Кроули остановился перед дверью, перевёл дыхание. Нервно облизнул губы и попытался придать лицу расслабленное выражение. Получилось косо. Стук костяшек пальцев по дереву неприятно зарезонировал в черепе. «Войдите», послышавшееся изнутри, окончательно растоптало даже напускное спокойствие.       — Добрый день.       — Энтони? — преподаватель напряжённо защёлкал ручкой. — Что вы…       — Я принёс зачётки, — и студент похлопал рукой по сумке в подтверждение своих слов.       Философ чуть выдохнул, откладывая ручку, но нахмуренные брови не собирались покидать усталое лицо. Он махнул рукой в сторону дивана, стараясь не смотреть на молодого человека.       — Мне надо дописать одну ведомость, и я весь в вашем распоряжении. Это не займёт больше пяти минут.       — Хорошо, не отвлекаю.       На самом деле блондину надо было только поставить три подписи, так что пять минут были преувеличением, дававшим возможность привести мысли в порядок.       А Кроули был просто рад рассматривать этот сосредоточенный профиль без каких-либо самокопаний и вопросов со стороны обладателя данного профиля.       Преподаватель закончил заполнять строки и решил, что дальше тянуть время не имеет смысла. Да и что может случиться, если обычный студент пришёл подписать обычную стопку обычных зачёток?       — Тут вся группа? — кивнул он на открытые книжечки, каким-то чудом не падающие с узкого бедра Кроули.       — Кроме тех двоих, которые ни на одном занятии не появились.       — Отлично, подавай тогда по одной.       Молодой человек едва сдержал улыбку, снова услышав свободное обращение, и протянул первую зачётку.       — Гэбриэл больше не досаждал лишней работой? — начать разговор оказалось легко, как будто напряжения между ними никогда и не было.       — Слава богу. У него, кажется, появились другие увлечения, кроме надоедания преподавателям, — задумчиво ответил Азирафель.       — Хах, это его увлечение вместо меня должно было зачётки нести, — оскалился студент и поймал на себе укоризненный взгляд, который быстро сменился тихим смешком.       Спокойствие, которого так не хватало обоим, разлилось в груди тёплым молоком с мёдом, которым заботливая мать поит ребёнка, когда он не может уснуть.       Зачётки закончились, а разговор продолжался.       — Как подготовка к экзаменам?       — Да прекрасно: я пока валялся дома, болея, перечитал всё учебники, так что для меня это уже не больная тема.       — Как хоть ты умудрился простудиться, дорогой? — с искренним беспокойством спросил блондин.       Молодой человек пожал плечами и после короткой паузы тихо произнёс:       — Я скучал…       Заглянув в открытые глаза, мужчина понял, что студент имеет в виду не причину болезни. И все чувства прошедших дней нахлынули вновь, поднимаясь с самых глубин, заливая краской щёки, ускоряя биение измученного сердца. Только по сравнению прошлым букетом эмоций чего-то не хватало: взгляд грустных глаз прогонял все страхи.       — Я тоже, — сдался Азирафель, позволяя в двух коротких словах прозвучать тоске, отчаянию, радости встречи и… страсти?       Кроули медленно провёл языком по нижней губе, глядя в глаза напротив.       Само время оглушительно заскрипело тормозами, останавливаясь.       — Закрой дверь, — осипшим голосом попросил блондин.       Кровь шумела в ушах. На ватных ногах студент поднялся и медленно прошёл несколько шагов, упираясь лбом в гладкое дерево, поворачивая ключ в замке и безуспешно пытаясь вдохнуть глубже.       Горячие ладони легли на бёдра, мягко, но уверенно разворачивая на сто восемьдесят градусов. Худые ноги окончательно отказались держать на себе весь груз ответственности за вертикальное положение и подогнулись. От падения спасло мягкое тело, моментально прижавшее Энтони к двери. Влажный рот накрыл пересохшие губы целомудренным поцелуем.       — Я сейчас упаду, — простонал Кроули.       — Я тебе не позволю, — заверил его блондин и потянул на себя, пятясь к дивану.       Азирафель сел сам и усадил Энтони себе на колени, утягивая в поцелуй. Тонкие руки коснулись груди, выбивая воздух из лёгких, заставляя разорвать поцелуй, чтобы заглянуть в разные глаза и увидеть желание, затапливающее радужку расширившимся зрачком, и какую-то щемящую тоску в самой глубине. Мужчина взял в руки худое лицо и аккуратно обвёл ломаную линию бровей, немного спустился, наслаждаясь тонкой кожей век под подушечками пальцев. Молодой человек выглядел таким открытым и беззащитным, что у Азирафеля подступили слёзы, а ком в горле едва позволял вдохнуть. Увидев покрасневшие глаза, Кроули стал зацеловывать лицо мужчины, непрестанно шепча его имя, обжигая кожу горячим дыханием. Блондин одной рукой зарылся в длинные волосы, снимая резинку с хвостика на затылке, другую опустил на ягодицы любовника, сминая, прижимая ближе. Не смог сдержать высокого стона, когда почувствовал прохладные пальцы на своей горячей коже под расстёгивающимися пуговицами небесно-голубой рубашки.       Сердце то замирало, когда мочки уха нежно касались обветренные губы, то начинало биться с удвоенной силой, когда мужчина слышал горячий шёпот, рассказывающий о том, что именно с ним хотят сделать. Он подрагивающими руками начал расстёгивать ремень на джинсах Кроули, прикусывая и целуя каждый сантиметр его шеи, заставляя того хныкать и тереться о бедро Азирафеля.       — Дорогой, остановись на секунду, пожалуйста, иначе я вечность буду расстёгивать пуговицу на твоих штанах, — хрипло попросил он.       — Да, конечно, прости.       — Ничего, всё прекрасно. Ты прекрасный.       И Азирафель снова прижался к этим влажным губам, о которых грезил во время любого разговора.       Справившись наконец со всеми застёжками на таких узких джинсах, Азирафель коснулся члена через мягкую ткань белья и, поглаживая, ловил каждый судорожный выдох, не обращая внимания на то, как больно сжимали чужие пальцы его плечи. Кроули терялся в ощущениях, утыкаясь влажным от пота лбом в изгиб плеча. Горло саднило от постоянных приглушённых стонов.       В маленькой комнате стало душно от тяжелого дыхания. Вибрации плотного воздуха позволяли чувствовать каждый звук: рука провела по бедру, сжимая, пальцы проследили линию челюсти, нос шумно вдохнул сигаретный запах с ворота чёрной рубашки.       Одежда липла к мокрой спине, неприятно охлаждая. Кощунственно было тратить на какую-то простейшую физику жар такого близкого тела. Кроули заёрзал, пытаясь отстраниться от ласкающей его руки и начал мелкими поцелуями спускаться от шеи к соску, стягивая рубашку с округлых плеч, помогая выпутывать руки из рукавов. Вкус пота сносил крышу, твёрдость возбуждённого соска приятно раздражала язык, громкий стон сверху устремлялся прямиком в пах, заставляя член подрагивать. Но собственное удовольствие сейчас мало волновало Энтони. Он продолжил спускаться губами по животу, лаская языком пупок, перекатывая пальцами горошины сосков.       — Можно я?.. Пожалуйста, позволь мне… — шептал молодой человек, расстёгивая светлые брюки, прижимаясь лицом, втягивая мускусный аромат.       Бледная рука зарылась в рыжие волосы, массируя кожу головы. Мужчина забыл, как дышать и отчаянно закивал головой. Слова давно закончились, мозг пытался уловить и оставить в памяти каждую деталь. Жарко, почти горячечно.       Подрагивающие пальцы стянули бельё к щиколоткам, губы проследили линию по внутренней поверхности бедра от колена, выше. Глаза Азирафеля заслезились от того, что он не мигая следил за происходящим между его ног.       — Как же я хотел сделать это, — отрывисто шептал Энтони между поцелуями и укусами. — Сколько раз мне снилось, как я становлюсь перед тобой на колени и беру в рот, — короткие ногти оставляли на бёдрах красные полосы. — Ох, Азирафель… Сколько раз я дрочил, представляя, как глубоко ты засаживаешь мне в глотку, не давая вдохнуть, как крепко, до боли, держишь за волосы. Моя слюна течёт по подбородку, на твои яйца.       Блондин чуть не кончал от шёпота снизу. На периферии сознания появился вопрос, как он до этого докатился, но ему не дали право голоса — остальной части сознания слишком нравилось и происходящее, и обещанное. Азирафель прикрыл глаза рукой, медленно выдохнув, и наклонился, целуя Кроули.       — Пожалуйста, дорогой, замолчи и сделай всё это, — попросил он в поцелуй.       И Кроули счастливо улыбнулся, наклоняясь и облизывая наконец багровую напряжённую головку. Блондин захлебнулся стоном. Быстрый язык широко мазнул вверх по стволу, и губы плотно обхватили член, вызывая клокотание в груди Азирафеля. Энтони сразу начал насаживаться глубоко, отрываясь только чтобы поиграться с нежной щёлкой уретры, слизывая предэякулят.       Мужчина скулил от узости горла, от того напряжения, с которым растягивались его стенки, принимая толстый член. Он разочарованно простонал, когда жар рта сменился рукой и посмотрел вниз. Глаза, подернутые поволокой, раскрасневшиеся щёки, влажные блестящие губы, растянутые в хищной улыбке.       — Тебе нравится? — глупейший вопрос.       — Да. Конечно. Не останавливайся, пожалуйста, — очевиднейший ответ.       Молодой человек облизнулся и втянул в рот одно яичко, посасывая. Азирафель откинул голову и собрал в кулак рыжие волосы на затылке. Кроули вернулся к члену, взяв глубоко и делая глотательные движения, от чего блондин закричал. Язык поигрался с уздечкой, и Энтони снова начал двигать головой быстро, с большой амплитудой. Азирафель задрожал:       — Я скоро… Энтони, дорогой… — он сильно потянул за волосы, но молодой человек только сильнее насадился на член, глотая сперму, вопреки всем законам физики обжигающую горло.       Кроули поднялся и тут же упал вперёд — сильные руки опять усадили его на пухлые колени. Мягкая рука обхватила изнывающий член и сильно сжала. Вторая провела по спине вниз и пальцы немного надавили на анус, обводя, массируя. Азирафель дрочил грубо, быстро доводя до разрядки, шепча имя любовника, мелко целуя вздувшиеся на виске венки.       Энтони глухо застонал в плечо, изливаясь в руку мужчины, и окончательно обмяк в его объятиях. Мягкий шёпот на ухо позволял плыть на волнах посторгазменной неги.       Пальцы перестали отчаянно сжимать мягкие кудри, теперь они просто гладили, извиняясь за причинённую боль. Дыхание восстанавливалось. Сознание с неохотой возвращалось.       — Технически, я уже не твой студент, так что не дай бог у тебя остались какие-то муки совести, — слабо сказал Кроули.       — Никаких, — честно ответил блондин. — Прости меня.       Молодой человек замотал головой:       — Ерунда, всё прошло, — горячая рука легла на щёку, поглаживая. — Сейчас важно не это.       Слабая улыбка выразила согласие Азирафеля. Он накрыл своей рукой руку Кроули и потёрся о его ладонь. Теперь он был рад тому, куда завела его скучная жизнь преподавателя философии.       Ветер за окном стих. Пушистый снег лежал ровным покрывалом. Рождество обещало быть белым.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.