***
Кроули пришёл в столовую один, взял кофе и, окинув глазами помещение, увидел за одним из столиков Анафему: — Не против, я присоединюсь? Девушка подняла голову от книги: — Да, конечно, садись, — она убрала сумку со стула рядом. — Выглядишь растерянным. Всё нормально? — Просто отлично. Меня терзают мысли, о которых я пока не готов думать, так что давай просто поговорим. Что читаешь? — Пророчества матушки Шиптон — Ньют подарил. Особой ценности в них, конечно, нет, но весьма занимательно. Тут им в ноги начало упираться что-то крайне настойчивое. Кроули посмотрел под стол, увидел швабру, проследил, откуда эта швабра берёт начало, и уткнулся взглядом в седого старика со смешной шапкой на голове. Радушием его лицо не светилось. — Да поднимите же вы ноги, молодёжь неблагодарная, — грозно сказал он. Анафема подняла сумку с пола и положила на колени. — А ты вообще на ведьму похожа, зря вас перестали сжигать, — бормотал он себе под нос. — Мистер Шедвелл, — услышали студенты щебетание мадам Трейси, — как мило с Вашей стороны, что Вы моете тут пол, хотя вовсе не обязаны. — Замолчи, вавилонская блудница! — прогрохотал уборщик. — Твоё заведение самое грязное место из всех, что мне доводилось видать, причём «грязное» в любом из смыслов! — Пойдём, оставим их вдвоём, — хохотнула Анафема на ухо Кроули. «Гнездо порока и разврата!» — доносилось до них, когда они выходили на улицу. — Прогуляемся? — предложил Энтони, — пока дождя нет. — Давай, — согласилась девушка. Студенты бесцельно пошли по скверику, болтая о пророчествах, ураганах и чае, который матушка Анафемы заваривала ей, когда она болела.***
Немного успокоившись, Фелл начал вспоминать, что ему говорил про фикус Кроули. — Так, карантин, — сказал себе философ, подошёл к подоконнику и перенёс горшок на свой стол. — Пока постоишь тут, завтра принесу раствор, начну тебя опрыскивать. Блондин снова сел и какое-то время смотрел на растение, в самых тёмных глубинах души завидуя листьям, которых касались эти изящные пальцы. Впрочем, он не собирался признаваться в этом самому себе. Фелла мало волновало, что их отношения с Энтони выходили за рамки «преподаватель-студент»: Кроули был лет на десять старше обычных студентов, явно не преследовал никаких корыстных целей и с ним было действительно интересно разговаривать. Слушая молодого человека, Фелл не пропускал ни слова совершенно не из-за бархатного голоса и не мог отвести взгляд от тонких губ, которые тот часто облизывал быстрым языком, только потому, что не удобно было смотреть в глаза, всегда скрытые тёмными очками. Очки… Мужчина не обращал внимания, что Энтони носит их постоянно, пока молодой человек не снял их десять минут назад — Фелл всё ещё ни разу не видел глаза Кроули. Это подогревало и без того бушевавший интерес к студенту. На следующий день преподаватель, как и обещал, пришёл с бутылочкой голубоватого раствора и первым делом подошёл к фикусу. — Почему вы думаете, что в моде сиреневый? — Гэбриэл вчера пришёл в новом шарфе этого цвета. А на что ещё он может ориентироваться в таких вопросах, если не на последние веяния моды? Кроули рассмеялся и его смех отдался у блондина вибрациями в области солнечного сплетения. Фелл осмотрел оставшиеся листья, аккуратно касаясь их подушечками пальцев. — Риголетто действительно думал, что ему это сойдёт с рук? — спросил студент, и всё его лицо выразило недоумение. «Как сильно изогнулась его бровь», — удивился блондин. — «Вот бы проследить эту изломанную линию пальцем…» Не нашёл новых пятен и, немного успокоившись, вставил трубочку опрыскивателя в бутылку с купоросом. Пока философ сдавал ключи от аудитории, Кроули прошёл чуть вперёд, и блондину открылся вид со спины. «Боже, как он не падает с такими бёдрами», — пронеслось у него в голове. — «Хотя даже если бы он и упал, я бы обязательно его подхватил». Всё так же, витая в своих мыслях, философ обработал листочки. Энтони, задумавшись, постучал концом ручки по губам. «Хотел бы я стать его ручкой, чтобы так же прижиматься к…» — Ох, — тряхнул головой блондин и решил проверить оставшиеся на подоконнике цветы. Ближайшие пару дней один взгляд на пресловутый фикус вызывал у философа неприятные (хотя кого он обманывал?..) мысли об инженере, от которых он долго ещё не мог отделаться. И даже завалы на работе не помогали.***
Конец недели. Последняя пара, где их ещё и задержали. Обычно Кроули после такого направился бы прямиком в бар, но сейчас он был в том же корпусе, где располагалась и кафедра гуманитарных наук, поэтому молодой человек решил порадовать печень и, пренебрегая тем фактом, что нормальные люди уже давно разъехались бы по домам, решил на удачу заглянуть к философу — спросить, как поживает фикус (инженер не собирался признаваться даже себе, что это был просто повод). Кроули, не выключая Элиса Купера, повесил наушники на шею, постучал в знакомую дверь, из-за которой приглушённо донеслось: «Ну кого там ещё нелёгкая принесла?» — и повернул ручку, просовывая голову: — Доброго вечера? — Ах, Энтони, это вы, — мужчина снял круглые очки, отрываясь от кипы бумаг. На его лице было написано, что если кто-то отвлёк его из-за пустяка, то этому самому кому-то лучше прямо сейчас взять ноги в руки и пропутешествовать куда-нибудь в район Альфа Центавра. Но увидев рыжую голову, он заметно расслабился, — проходите, пожалуйста. Я только что вскипятил чайник. Вам заварить чай или кофе? — Чёрный чай, если можно, спасибо, — сказал он, проходя в кабинет. — Я вас не отвлекаю? — Нет, ерунда, — заверил его Фелл. — Давно пора было уходить, но я что-то увлёкся. Присаживайтесь, — мужчина указал Кроули на диванчик, а сам пошёл хлопотать с чайником. — Вы просто так зашли или хотели что-то обсудить? — Хотел узнать, как поживает один зелёный пакостник, — устраиваясь на диване ответил студент. «Your cruel device Your blood, like ice» — И вовсе он не пакостник, — блондин вернулся с заварочным чайником и поставил кружки на кофейный столик. Своё кресло он выдвинул из-за рабочего стола и сел рядом. — Я обрабатывал листья, как вы и сказали. Сейчас у него всё прекрасно, но я решил оставить его на своём столе — тут он больше радует глаз. — Пожалуй, да, — согласился Кроули. За окном уже стемнело, завывал ветер и моросил мелкий неприятный дождь, похожий на пыль. Они сидели в сухости кабинета: Фелл в своём кресле, Кроули на маленьком диванчике рядом — с дымящимися кружками чая, разморенные после трудного дня; от слабой настольной лампы исходил тёплый свет, которого не хватало на всё помещение, поэтому создавалось впечатление, что они вдвоём находятся в своём маленьком освещённом мире, посреди темноты и холода всей вселенной. Кроули слишком нетерпеливо глотнул горячий чай, обжигая верхнюю губу, и зашипел облизывая её, хоть как-то унимая боль. «Your mouth, so hot Your web, I'm caught» Блондин переполошился: — Ну куда же вы так торопитесь, дорогой? Дать холодной воды? — Нет, ерунда, сейчас пройдёт, — он достал из кармана тонкий носовой платок и вытер подбородок, на который тоже немного пролил чай. Фелл сглотнул скопившуюся слюну. «Your skin, so wet Black lace, on sweat» Удостоверившись, что молодой человек действительно в порядке, философ попытался начать непринуждённый разговор: — Энтони… «I hear you calling and it's needles and pins I want to hurt you just to hear you screaming my name» Кроули поднял голову, слушая. — Извините, что спрашиваю, но почему вы постоянно в тёмных очках? — Так спокойнее. А что? — Ничего, просто я подумал, что ни разу не видел ваши глаза. — А очень хочется? — грустно усмехнулся он. — Да, — мужчина спрятался за кружкой чая. Он не смел надеяться, что студент сейчас снимет очки и посмотрит ему в глаза безо всякой преграды, но именно это и произошло. И Фелл замер. «One look, could kill My pain, your thrill» На него смотрели два глаза: один зелёный, другой голубой. Кроули неправильно понял его молчание, резко выдохнув и с досадой потянувшись за очками на столе. — Нет-нет, — мужчина поспешил его остановить, положив руку на запястье студента. «Don't want to touch you but you're under my skin Deep in» — Это… красиво, — он убрал руку и спрятался за кружкой. — Надевайте их реже, если можно. — Ладно, — судорожно выдохнул Кроули и оставил очки лежать. Философ почувствовал, что стоит сменить тему: — На чём вы специализируетесь? — Инженер путей сообщения, — как можно более непринуждённо ответил тот. — Было бы интересно проложить дорогу. — Надеюсь, вы вдохновлялись не проектировщиками М25, — улыбнулся блондин. Кроули тихо рассмеялся и мужчина чуть крепче сжал кружку. — Хотел вникнуть в суть этого ада. Думаю, там есть какой-то глубокий, сокрытый от смертных смысл, — произнёс он с излишней серьёзностью. И снова смех расслабляющими волнами наполнил этот маленький кабинет. Беседа потекла сама собой, избавляясь от неловкости, как избавляется от давления воздух, покидая ограниченный объём воздушного шарика. Стрелки часов старательно накручивали обороты, даже не надеясь, что двое мужчин, увлечённых друг другом, обратят на их труды хоть какое-то внимание. Энтони развалился на своём диване, далеко вытянув ноги и иногда задевал стопой лодыжку, обтянутую светлым носком. Фелл глубоко утонул в кресле, блаженно улыбаясь каждый раз, когда длинные пальцы поправляли рыжие волосы, оголяя шею. — Почему у вас так работы прибавилось? — прервав молчаливый зрительный контакт, который в очередной раз затянулся, спросил студент, указывая на заваленный бумагами рабочий стол пустой кружкой. Чай был давно выпит, налит заново и снова выпит. — Гэбриэл уехал на конференцию. — Ага на показ мод, — пробурчал Кроули, от чего философ прыснул. — Оставил все группы мне, а он постоянно задаёт им какие-то рефераты, так что вот я сижу, читаю их писанину до… — он махнул руками на часы, — половины десятого! Энтони, я совершенно беспардонно вас задержал! — Да нет, мне некуда спешить, но я, пожалуй, и правда пойду, — сказал студент, вставая с дивана, — вам ещё работать и первую пару завтра, наверное, вести. — Вторую, но не суть, — ответил Фелл, тоже вставая со своего места. Подойдя к двери, Кроули развернулся и протянул руку для прощания: — Всего доброго. — До свидания, Энтони, — мужчина пожал протянутую руку и не отпускал дольше положенного. «I want to hold you, but my senses tell me to stop I want to kiss you but I want it too much» — Заходите ещё, если будете рядом. — Обязательно. Кроули услышал за спиной звук закрывающейся двери. «Я в дерьме», — подумал он, надевая очки. — Я в дерьме, — произнёс Фелл, упираясь лбом в закрытую дверь.***
Следующие три дня Кроули начинались с того, что он просыпался с крепким стояком, шёл в душ, передёргивал и позорно быстро кончал, представляя, как проводит языком по таким мягким губам и целует глубже, слушая, как блондин выстанывает его имя. Следующие три дня мистера Фелла начинались с большой кружки кофе, который он варил, стоя в свободной пижаме у плиты совершенно разбитый после бессонной ночи, полной таких запретных фантазий о собственных пальцах, зарывшихся в рыжие волосы. Он почти чувствовал, как чужой кадык перекатывается под его губами, которые он сильно прикусывал, отчаянно стараясь пересчитать уже наконец всех овец и поспать хоть пару часов. Коллеги замечали сонного философа и списывали всё на заведующего кафедрой, свалившего на него гору работы. Тот, в свою очередь, не спешил их разубеждать. Ньют, встречая Кроули в институте, обходился только приветствием и боялся начинать диалог: инженер ходил чернее снежных туч, уже который день собиравшихся за окном, и парень не представлял, что могло послужить тому причиной. Анафема пробовала напоить Энтони успокоительным отваром, но после первого глотка молодой человек поморщился: «Ромашка!» — и налил себе в кофе очередную порцию коньяка, фляга с которым теперь постоянно лежала в сумке. Но как чёрные тучи разрешились первым пушистым снегом, за ночь покрывшим землю, скрывая изъяны дороги, и осветлившим мрачный пейзаж, так и Кроули, выглянув в окно, решил, что ничего плохого не произойдёт, если он немного успокоится и зайдёт после пар на кафедру философии. И вот он уже уверенно вышагивает по просторному светлому коридору, привычно стучится в дверь и, услышав разрешение, заходит. В кабинете мистер Фелл стоит рядом с одним из огромных застеклённых шкафов и показывает какую-то книгу Агнессе Псих — преподавателю психологии, про которую Кроули слышал только то, что она постоянно немного не в себе. Вот и сейчас она резко подняла голову от книги, посмотрев на вошедшего и сказала, глядя ему в глаза: — А вот и юноша. Странно, я ждала вас десятью минутами раньше. Кроули обернулся, подумав, что он не заметил кого-то за своей спиной, но там никого не было, а философ, поздоровавшись шепнул ему: — Не обращайте внимания, Энтони, она сегодня перебрала пирожков мадам Трейси с необычной начинкой. — Ох, Азирафель, я всё слышу, и это просто грибы. А вообще лучше не за моими пирожками следи, а за своим остывающим какао, — совершенно не обидевшись сказала женщина. — Точно, совсем забыл про какао! — мужчина начал озираться по сторонам в поисках белой кружки. — Ну ладно, мальчики, оставляю вас вдвоём. Книгу верну через двенадцать дней, Азирафель. — Да, конечно. Всего доброго, — бросил философ в закрывающуюся дверь. Проводив женщину взглядом, Кроули снял очки и вопросительно посмотрел на блондина: — Азирафель? — Она с самого начала стала меня так называть, — пожал плечами он. — Азирафель… — медленно повторил студент, смакуя имя, — вам подходит. И пристально посмотрев мужчине в глаза, спросил: — Можно я тоже буду вас так называть, когда мы вдвоём? Блондин немного удивился и неуверенно кивнул: — Если Вам так нравится. — И, может, уже перейдём на «ты»? — совсем потерял совесть инженер, — Я слышал несколько раз «дорогой» в свой адрес, и… я не против, если вам удобно. Бедный преподаватель совершенно смутился, но вспомнил уровень формальности их общения, приближающийся к нулю, и подумал, что так и в правду будет удобнее. — И всё равно я должен заметить, что ты, Энтони, в край обнаглел, — с укором в голосе, но весельем в глазах ответил философ. Он понимал, что сближаясь со студентом, роет себе яму посреди зыбучих песков, но ничего не мог с собой поделать — мужчине нравился интерес к его персоне со стороны этого молодого человека. Мазохизм? Пусть так. — Тут ты абсолютно прав, — подтвердил Кроули с самодовольной ухмылкой. Едва ли он мог объяснить, что за игривое настроение на него сегодня напало. Возможно, оно было сродни истерическому хохоту после трёх суток непрестанного осмысления своих чувств и понимания, что их едва ли одобрят. Молчание гремело, как колокольня, созывающая целый город на молитву, а отчаянно тоскливые взгляды могли сказать больше любых слов. Но оба, не сговариваясь, решили устроить минуту солидарности с глухими и слепыми. Это единодушие прервал Гэбриэл, без стука зашедший в кабинет и потребовавший мистера Фелла на пару слов. — Располагайся, Энтони. Я сейчас, — и преподаватель вышел в коридор. Кроули послушался совета и вальяжно прошёл к уже облюбованному дивану, вытаскивая телефон из заднего кармана узких джинсов и кладя его куда-то на стол. В конце своего короткого путешествия он таки запутался в ногах и попросту рухнул на маленькие подушки. Изящность и точность, с которой он всё это проделал, позволяла предположить, что подобным образом в ногах он путался не впервые. Сейчас, в отсутствие хозяина кабинета, который обычно занимал девяносто процентов внимания студента, Кроули смог лучше осмотреть помещение: на полках стояли совершенно разные книги, чего не ожидаешь от рабочего места преподавателя. От тонких брошюр по домоводству до многотомников на разных языках, облачённых в солидные потрёпанные временем обложки. Ты должен был начать чувствовать себя одиноким и раздавленным, но светлое пальто на высокой вешалке у двери, маленькие очки на столе, в которых Азирафель выглядел презабавно, расстёгнутый кожаный портфель рядом со столом, оставленная среди цветов белая кружка с недопитым какао — всё это успокаивало. И Кроули, уютно поёрзав, глубоко придвинулся к спинке дивана. Вскоре послышались приближающиеся шаги, преподаватель вошёл, повернул ключ в замке, во избежание подобных визитов в ближайшее время и откинулся спиной, глухо ударяясь о дверь затылком: — Блядский мудак, — едва слышно выдохнул он. Но Энтони услышал, и округлились глаза, а брови поплыли вверх с целеустремлённостью лосося во время нереста: — Не думал, что ты знаешь такие слова. — Прошу прощения, но он сказал к концу недели заполнить ведомости, — он не самым аккуратным образом бухнул очередную стопку бумаг на рабочий стол. Те, недолго думая, разлетелись, — потому что… просто потому что! — Да ладно, прости дураку — у него просто лексикона не хватает, чтобы сформулировать причину. — Энтони… Он всё-таки завкафедрой… — попытался возразить философ. — Дела это не меняет. — Да, ты прав. — Забей на него, — и Кроули достал из сумки внушительных размеров флягу, внутри которой что-то очень заманчиво плескалось при каждом движении. — А ты искуситель, Энтони… — Благо, что ты не святой. Сделаешь кофе? Чем темнее становилось за окном, тем выше становилась концентрация алкоголя в кофе, так что через пару часов, когда свет в соседних окнах начал выключаться, а количество машин на парковке для сотрудников начало резко падать, в кружках мужчин плескался уже чистый коньяк. Они не замечали время, когда доставали початую бутылку из запасов Азирафеля, но замечали, как меньше получалось успокоить ускорившееся дыхание, как меньше хотелось прятать тяжёлые взгляды, как часто сталкивались их руки и дыхание сбивалось вновь. Никто не понял, как разговор зашёл о размере мозга у китов, но оба вдруг поняли, что без этих знаний дальнейшее развитие человечества как вида невозможно, а потому решили не лишать цивилизацию столь занимательного процесса и спросить интернет. — Где мой телефон? — завертел головой Кроули. — Не знаю, я не видел. — Можешь позвонить мне? — пьяный мозг Энтони вспомнил, что его хозяин в порыве сентиментальности решил поставить на звонок философа песню ABBA, только когда блондин уже внимательно слушал гудки своего телефона. «What a crazy day, When I kissed the teacher» Азирафель нашёл телефон на столе, под одним из разлетевшихся листов бумаги, и взял его, всеми силами пытаясь не показать, как сильно он надеялся, что это не случайность. «All my sense had flown away When I kissed the teacher» — Серьёзно? — с улыбкой спросил блондин, передавая телефон. Кроули взял его и на мгновение коснулся этих тёплых пальцев. Этого было достаточно. Энтони встал с кресла и, наклонившись, сильно прижался своими губами к губам мужчины. Целовал нежно, медленно. Целовал, глубоко проникая языком между открытых в удивлении губ. Целовал так, как давно этого хотел. Целовал, пытаясь передать всё, что не мог высказать в словах. Перед глазами появлялись цветные вспышки от того, как сильно он зажмурился. Ладони как будто горели, когда он касался таких мягких кудрей на затылке. Лёгкие жгло изнутри. Секунды казались вечностью. Когда он почувствовал руку на своей груди, то был уверен, что его оттолкнут, но она только аккуратно легла поверх тонкой рубашки и медленно начала спускаться к животу, переходя на спину, притягивая. До весьма чуткого сейчас слуха Энтони донёсся тихий всхлип, а язык во влажности чужого рта ощутил ответное движение. Кроули думал, что умрёт прямо сейчас от избытка чувств. И был согласен на это.