Глядя в бесконечные небеса

      Чуя медленно брел по лестнице, направляясь в сторону своей квартиры. Последние пару дней выдались для него невероятно тяжелыми и выматывающими, так что он дошел до дома, наверное, на чистом упрямстве. Он был вымотан настолько, что с трудом вообще держался в сознании. Сутки смены на ногах в кафе, расследование с Рампо, после которого он официально заявил о себе, как о детективе (хотя большую часть этого времени просто простоял рядом с ним, стараясь не уснуть) и четыре пары по французскому.       Нет, французский Накахара искренне любил, да и учиться ему тоже нравилось, но только не тогда, когда единственное, что ему хочется, просто упасть и сдохнуть на месте, лишь бы вообще больше никогда не шевелиться. И уж тем более, не подниматься. Даже одна мысль о том, что завтра рано с утра ему на задание с Куникидой, вызывает лишь отвращение. Ну, и желание застрелиться (кажется, он немного понимает Дазая). Кто бы мог подумать (вы только скумбрии это не говорите, а то возгордится еще). С другой стороны, после двух суток вообще без сна и практически без отдыха, это желание было вполне понятным.       Вообще, если рыжик правильно мог определить, его присутствие в ВДА сильно возвысило эту организацию. Та и раньше была достаточно влиятельной на арене Йокогамы, но с его появлением их положение стало еще выше. Хорошо еще, что они не трубили о нем налево и направо. Рыжик хоть и состоял в Вооруженным Детективном Агентстве, но больше состоял там пока чисто формально. По крайней мере, никаких серьезных заданий ему, пока он не закончит институт, не видать. Хотя сопровождать кого-то из детективов ему приходилось. А еще он несколько раз помогал людям, которые оказывались на грани смерти.       В первый умудрился подхватить гравитацией падающий автобус, полный пассажиров, который слетел с высокого моста. В другой раз — падающую с крана девушку, которая пыталась сфотографироваться там, но сорвалась. А еще несколько раз других таких же нужных, пусть и случайных происшествий, а происшествия и правда были случайными, потому что, проходя мимо, он ну никак не мог ожидать, что такое вообще может случиться. К счастью, реакция у него была просто превосходной, так что все случайные «находки», вернее, «осадки» (если судить по тому, что они выпадали) были спасены.       Чуя искренне старался не светиться на камерах. А если светился, то прикрывал лицо и волосы — капюшоном, чтобы его никто не мог узнать. С другой стороны, стоило признать, что это не сильно помогло скрывать его присутствие в городе. Дазай ведь уже наверняка знает о том, что он тут. Было бы странно, если бы не знал. Все-таки, скрыть хоть что-то от этого мудака очень сложно, если не совершенно невозможно. Всевидящий Демон Портовой мафии ведь. Осталось теперь только выяснить, почему именно он не пришел к нему.       Не заинтересован? Возможно, но как-то верится с трудом.       Выжидает? Эта версия более жизнеспособна, но не совсем понятно, чего именно Осаму ждет.       Рыжик тихо вздыхает и чуть не врезается лбом в железную дверь коридора. Ему понадобилось почти две минуты, чтобы полностью осознать, что он дошел до родненькой квартиры. Он почти минуту гремит ключами, трясущимися руками пытаясь вставить их в замок и открыть дверь. Та открывается и скрипит, заставляя его сильно насторожиться. Парень прикусывает губу и тихо матерится.       Он сказал, что Дазай не заинтересован?       Забудьте.       Но почему он приперся именно сейчас, когда он даже сопротивляться нормально не может… Давно не спал, и хоть организм любого эспера куда сильнее, чем у обычного человека, все равно сейчас практически бесполезен, как боец. Нет, если нужно, он будет драться, но хотелось бы обойтись без этого.       Спать хочется… — Ну и какого ты тут забыл? — устало выдыхает Чуя, медленно проходя по коридору и приваливаясь к косяку двери спальни. У него жутко трещит голова, а перед глазами мир кружится и расплывается, от чего стоять вертикально непомерно сложно, но он стоит. Он не может показать свою слабость. Перед кем угодно, кроме него. Потому что у него в гостях единственный человек, перед которым Накахара не готов показать свою слабость. Не готов показать, что он тоже может быть хрупок и раним.       Потому что Осаму Дазай этого не оценит.       Никогда не ценил, так с чего сейчас?..       Рыжик не собирается показывать свою слабость перед этим человеком.        Не перед ним.       Только не перед Дазаем. — Ну привет, Чуечка. — противно тянет шатен, улыбаясь немного безумно и широко. Он развалился на его кровати, невозмутимо прихлебывая виски из граненого стакана. С собой прихватил? Возможно, потому что у самого рыжика сейчас ни капли спиртного в жизни нет. Дорого, да и некогда, собственно. — Сволочь… — Больше всего ему хочется рухнуть на кровать и больше не вставать никогда. Даже на попить воды сил нет. Что уж говорить про мытье и готовку. А у него в холодильнике, наверное, и вовсе мышь повесилась. А значит, нужно будет сходить в магазин и… На этой мысли парень чуть ли не застонал от отчаяния и безысходности. — Ты совсем не вежлив, малыш Чу. — недобро усмехается Осаму, а единственный глаз, не прикрытый повязкой из бинтов, горит кроваво-красным. Накахара с трудом удерживается от желания перекреститься. Слишком уж нынешний вид этого суицидника напоминает мифического вампира, что тоже не прибавляет ему хорошего настроения. А если вспомнить, что эта сволочь вскрыла его замок, от чего его дверь теперь этот самый замок не имеет, то настроение окончательно портится. — Что тебе нужно от меня, гнида? — в голосе мало ярости, но много усталости. Именно той, от которой ноют кости и мышцы. Именно той, после которой хочется рухнуть там, где стоял. Именно той, после которой тошнит от работы. Рыжик медленно вздыхает и чуть сильнее опирается на стену. Его ноги вот-вот подломятся, а делать это на глазах у Дазая… смерти подобно.       Он почти повисает на руках, цепляясь ими за косяк, а сам старательно пытается обуздать расплывающийся перед глазами мир. Если он рухнет в обморок, то от этого не будет ничего хорошего. Ему нельзя показывать свою слабость, потому что такое чудовище, каким сейчас является шатен, вообще не может понять, что обычные люди имеют свои слабости. На секунду ему кажется, что Осаму взволнованно смотрит на него. Но нет, это всего лишь игра воображения.       Потому что этот Дазай за него волноваться никогда не будет. — Ну, как же, Чу-у-уя. — противно тянет суицидник, и на остатках бодрости и упрямства рыжику хочется ему врезать. Но нельзя, иначе он просто потеряет равновесие и уткнется лицом в пол. Это будет тот еще конфуз. А веселить скумбрию Чуя не собирается. По крайней мере, не в этом состоянии. — Я пришел посмотреть в бессовестную морду предателя.       Эта сволочь серьезно или прикалывается? — Бессовестный предатель здесь только ты. Это ведь ты убил Мори-сана, хотя тот тебе доверял. Более того, он был твоим учителем! — безразлично и немного злобно напоминает Накахара, тяжело вздыхает. Это отдается острой вспышкой боли в висках, от которой хочется позорно скулить. Он старается оставаться таким же спокойным и не меняться в лице, хотя ему все сильнее хочется упасть куда-нибудь, а потом… а потом будь, что будет. — Ты все еще вспоминаешь его? И все еще не смог меня простить… Какой ты у нас, оказывается, сентиментальный. Не думал, что в мафии за такое убивают? — Так я и не в мафии. Теперь. — пожимает плечами рыжик и скалится, когда замечает на лице бывшего напарника яркое недовольство, граничащее с бешенством. Что, съел?! — То, что ты говоришь, не имеет никакого смысла. Ты настолько уязвим именно потому, что все меряешь чувствами. Разве не проще было бы все делать с рациональной точки зрения? — Возможно, но это мне решать. Ты сделал свой выбор. А я — свой. — пожимает плечами Накахара, раздраженно матерясь про себя. Ему хочется лечь и уснуть. Ну, или хотя бы сесть. И он совершенно точно не собирался базарить с этой скумбрией суицидальной дальше. Только, наверное, все же придется. — Мы уже все решили, и каждый остается при своем мнении. Так зачем ты здесь? — Чуя, возвращайся в Портовую мафию. — Ха?! — Накахара, где стоял, там чуть не сел. Он был настолько поражен этим предложением, что ему на секунду показалось, что это всего лишь его галлюцинация. Он даже ущипнул себя за руку, чтобы проверить. Но нет, не сон. А просто очень странная и дикая версия реальности. — Ты совсем ебанулся? — Чу-у-уя. А чем тебе мое предложение не нравится? Возвращайся в мафию. — Нет. — просто и решительно. Если бы рыжик пил, он бы сейчас с удовольствием хлебнул чего-нибудь горячительного. Вот только он не пил вот уже почти четыре года как. Да и ничего спиртного в доме, кроме виски Дазая, не было. А брать что-то из рук этого перебинтованного урода тот не собирался. — Ну почему? — Тебе правда интересно, или ты просто прикалываешься? Впрочем, не отвечай. — упредил поток словоизлияния Чуя, вздыхая. Он решительно не понимает, что ему делать во всей этой ситуации. Дурдом, ей-Ками. — Во-первых, я, если ты не забыл, предатель, который сбежал из мафии из-за тебя. Во-вторых, я уже состою в ВДА. И в-третьих… В-третьих, я никогда не вернусь к тому, во что ты превратился. Никогда, слышишь? — ВДА, значит… — голос Осаму налился грозой. Накахара чуть вздрогнул, но ничего не сказал. Дазай его в любом случае не убьет — по крайней мере, пока — а подумать ему точно будет полезно. — Я простил тебе предательство, я простил тебе побег, я простил то, что ты мотался хрен знает где больше трех лет. А сейчас… сейчас ты мне просто так заявляешь, что вступил в ВДА?! — А ты не забыл, из-за кого я сбежал? — ядовитой змеей зашипел рыжик, зло сверкая голубыми глазами. Его жутко бесило, что шатен считал себя вправе распоряжаться его судьбой. — Но ты… ты — принадлежишь мне!!! — почти истерично выкрикнул суицидник, хватая Чуя за руку и выламывая ее. Тот лишь раздраженно шикнул, но дергаться не стал. — Так считаешь только ты. Я уже давно не принадлежу тебе. Никогда не принадлежал. — Это не правда. Ты — мой! Мой!!! — Дазай, ты обманываешь сам себя. Я не нужен тебе, пойми. Я никогда не смогу быть с тем человеком, кому не могу доверить свою жизнь. — Возможно, это так. — шатен рванул к нему и схватил за волосы, больно накручивая их на свою руку. Накахара сдавленно охнул, недовольно рыкнув. Вывернувшись, он снова сильно врезал наглой скумбрии по морде, чтобы не смела распускать руки. — Вот только я хочу, чтобы ты принадлежал мне, Чуечка. И ради этого я пойду на все. — Ты лишь обманываешь сам себя. — укоризненно покачал головой рыжик, прекрасно понимая, что шатен не хочет осознавать очевидного. Дазай все пытается подчинить его себе, но не понимает, что просто пытается сломать его. Так дело не пойдет. — Я не принадлежу тебе, Осаму. — Но ты — мой… — растерянно пробормотал тот. Сейчас он напоминал маленького ребенка, у которого злые люди отобрали игрушку. Это вызвало лишь очередной тяжелый вздох у Чуи. Накахара как всегда был прав. Такому напарнику он бы доверить не смог не то что свою жизнь — домашнее животное. Никогда. — Дазай, ты похож на ребенка, у которого отобрали игрушку. Она не была нужна ребенку совершенно, так как уже стара и давно надоела, но стоило ей сбежать, а кому-то проявить к этой игрушке интерес, так ты сразу кричишь «мое»! Это глупо. — Заткнись! — рычит суицидник, отвешивая парню пощечину. Рыжик дергается, но не сопротивляется, растягивая кровоточащие губы в широкой улыбке. Он мог бы вырваться и избить шатена. Мог бы. Но не будет. В кои-то веки будет бить шатена его же оружием — словами. — Я не нужен тебе, признай это. В тебе просто говорит уязвленное самолюбие. Как же, твоя «игрушка» сбежала, выбрав другого «ребенка»! — довольно щерится Накахара. Он видит, как Дазай вздрагивает, но не может остановиться. Его несет. — Когда-то я действительно был твоим, Осаму. Но эти времена давно прошли. Я не нужен тебе. Никогда не был нужен. Так смысл пытаться забрать обратно то, что тебе не нужно и уже не принадлежит? — Чуя… — тот почти что скулит и отчаянно целует, кусая губы владельца Смутной печали. Тот вздрагивает и замирает, не в силах оттолкнуть. Сердце болезненно екает и трепещет, а в уголках голубых глаз выступают слезы. Рыжик давно… так давно мечтал об этом поцелуе. Как жаль, что это всего лишь спектакль, направленный только на одного зрителя — Накахару Чую.       Дазай такой ублюдок…       Он никогда не поскупится любыми методами, если это поможет ему добиться своего.       И суициднику будет плевать, что именно чувствует его оппонент. — Хватит. — рыжик вздрагивает и прикрывает рот рукой, отползая. Шатен тянется к нему за поцелуем, а потом смотрит растерянно, хмуря брови. Он не понимает, что пошло не так. Он не понимает, почему его очередной блистательный план сорвался. Не понимает… или не хочет понимать?       А Чуе больно… Так больно и плохо… Он же любит эту сволочь. Любит, а скумбрия лишь снова хочет им воспользоваться.       Снова… — Почему? — в глазах Дазая растерянность.       Хах, как будто он и правда не понимает, почему нет.       Вся разница в том, что он все прекрасно понимает. — Осаму… Послушай, что я сейчас тебе скажу. Это было глупо: бросить все и припереться к почти что своему врагу даже без охраны. Ты как понял, что я нахожусь в Йокогаме, и найдя мой адрес, так сразу и прибежал? Зачем? — Чуя… я… я ведь люблю тебя. — говорят лживые губы пустые слова, а в глазах - пустота и таящийся в глубине зрачка интерес. Ах да, интересная «игрушка», как Чуя мог забыть…       Молчание… тяжелое. Его трудно выносить почти физически. — Молодец, Дазай. Я-то считал, что видел абсолютно все твои темные и ублюдочные стороны и что меня теперь трудно удивить. Но сейчас, поздравляю, в моих глазах ты пробил пол. — тихо произносит Чуя, которому хочется расплакаться, как маленькому ребенку. Ему больно. Ему так больно и обидно… Как же тяжело понимать, что человеку, которого ты любишь, ты интересен только в качестве игрушки и пешки. — Ты хотел сделать мне этим больнее? Ты ведь и так прекрасно знаешь, что я к тебе чувствовал и чувствую до сих пор. Я… — Не говори, Чуя! — Я люблю тебя. — Молчи! — Люблю, понимаешь? А ты… Тебе так хотелось посмеяться надо мной, который способен после всего, что ты совершил по отношению ко мне, все еще испытывать к тебе светлые чувства? Молодец, ты посмеялся. Дальше что? Чего ты хочешь от меня добиться? — парень мгновенно погас, словно у него весь запал вынули. А потом на остатках сил еле слышно произносит. — Какая жалость, что я раскусил твой план, ведь так?       Рыжику кажется, что в глубине зрачка шатена мелькает страх. Он прикрывает глаза, стараясь сдержать слезы. Ему больно… Ему так больно… Как же больно… Впрочем, сам виноват. Чуя так и знал, что ему не следовало влюбляться в этого мудака. Кто же виноват, что сердце выбрало этого суицидника? Как говорится, любовь зла, полюбишь и козла. Вот козел, видимо, ему и достался. Или это просто карма? — Чуя… ты… — Не смей извиняться. Ты ведь не чувствуешь вины, так смысл сорить словами? — потухшим голосом еле слышно произносит Накахара, больше всего на свете мечтая просто рухнуть куда-нибудь и сдохнуть. Он чувствует себя самым несчастным человеком на земле, а в груди неприятно жжется и печет горечь. — Когда убивать будешь? — Что?.. — встрепенулся Осаму. — Когда ты меня убивать будешь? — терпеливо повторяет рыжик, вздыхая. — Что? Ты так жаждешь отправиться на тот свет? И так просто позволишь мне себя убить? — ему кажется, или в голосе Дазая действительно есть волнение за него? Впрочем, скорее всего лишь кажется. Там уж точно море ехидства и презрения, от которых можно захлебнуться. — Чу-уя, ты точно в порядке? — А по мне не видно? — устало выдыхает рыжик, а потом, держась за стеночку, направляется к кровати. Он не успевает даже шаг сделать, как его хватают за запястье, сильно дергая к себе. Накахара теряет опору и резко падает, чуть не ударяясь виском о угол тумбочки. Если бы не его реакция, благодаря которой он мгновенно сгруппировался, то он бы пострадал куда сильнее. А так всего лишь ушиб локти и коленки. Достаточно мало, чтобы волноваться серьезно о своем здоровье. — Что ты творишь, сволочь? — Даже не кричишь? И не сопротивляешься? Какой ты беспомощный, Чу-у-уечка. — деланно удивляется Осаму, а в следующий момент хватает Чую за волосы и сильно дергает, приподнимая его голову за них. Тот рычит и со всей дури бьет надоедливого суицидника в живот, отчего шатена буквально пополам складывает. Накахара медленно приподнимается и устремляется к кровати.       У него никаких сил уже нет.       Недавняя эмоциональная встряска выпила остатки его сил.       Наверное, то, что он сейчас собирается сделать, будет верхом глупости с точки зрения любого здравомыслящего человека. Даже не наверное, а точно. Потому что Боссу Портовой мафии нельзя подставлять спину. Вот только Чуе абсолютно все равно, потому что он устал настолько, что даже толком думать не может и не хочет. Этот ублюдок убьет его? Так вперед! Он даже сопротивляться не будет. Рыжик падает на подушку и замирает, не в силах пошевелить и пальцем.       Если Дазай действительно хочет его убить, пусть убивает.       В конце-то концов, сколько бояться можно? — Чуя? — Убивай, если хочешь, но не сейчас. Завтра… — зевает. — Можешь прикончить. — Чуя… — Завтра… — раздраженно-устало бубнит уже в полусне, сворачиваясь в клубок. — я спать… — Как скажешь, малыш Чу. — сквозь сон слышит он голос Дазая, а волос касается холодная рука. Парень ежится, зябко поводя плечами. Сверху на него накидывают одеяло, и Накахара заворачивается в него с головой. Сбоку прогибается матрас, и на кровать кто-то ложится. Впрочем, почему кто-то? Кроме Осаму других вариантов нет. Рыжик не может поверить, что это мог сделать горе-суицидник. Тот не может, не умеет быть таким нежным. Кто угодно, только не он.       Да и…       В конце-то концов, зачем это ему?

***

— Смотрю, ты носишь мое пальто. — эти слова были первыми, что услышал Чуя, когда проснулся. Накахара сел на кровати и недоуменно моргнул, вскидывая одну бровь чуть вверх. — В смысле? — прохрипел рыжик, мгновенно проснувшись. Долго смотрел то в бесстыжие глаза бывшего напарника, то на серое пальто, которое суицидник удерживал в своих руках. Быстро сопоставил все, а потом прикрыл глаза, тяжело вздыхая. — Так это ты был тем идиотом, кто мне отдал чье-то совершенно новое пальто? — Почему чье-то? — удивился Осаму. — Я его купил специально для тебя. — А… — Чтобы ты не простудился, разумеется! — всплеснул тот руками, предугадав главный волнующий Чую вопрос. — Я верну тебе деньги. Сколько?.. — Нет-нет, это подарок. — машет руками скумбрия, а потом перескакивает на следующую тему. — А где твоя уродливая шляпа? — Была взорвана вместе с моей машиной. — пожал плечами владелец Смутной печали. Он невольно все еще испытывал угрызения совести, потому что просто уничтожил подарок Мори Огая, пусть и который символизировал его принадлежность мафии. Можно было бы просто спрятать шляпу и больше никогда не надевать. Жаль, что эта мысль пришла к нему только сейчас. — Так я и раньше предлагал тебе… — Не начинай. — угрожающе. — Где все твое вино? — продолжил расспросы суицидник. Накахара недовольно поморщился, чувствуя раздражение. Он терпеть не мог отвечать на вопросы, связанные с его личной жизнью, но все-таки ответил: — Я больше не пью. — Точно же… Денег нет? — Да. Я экономлю. — рыжик даже не видел смысла это скрывать. Ну да, он действительно экономит каждую копейку теперь. И что? — Значит, дорогие бутылки ты покупать теперь не можешь, а дешевку — брезгливость не позволяет. — постановил Дазай. — С сигаретами точно также? — Могу, но не хочу в обоих случаях. — спокойно. Это было действительно так. Если бы захотел, Чуя бы мог покупать элитное вино. Пусть в лучшем случае раз в полгода, но смог бы. И сигареты тоже. Другое дело, что он не собирался этого делать, так как он с куда большей пользой купит себе что-нибудь для экспериментов с готовкой… В общем, неважно.       Молчание. Оно не давило и было даже… уютным.       Возможно, рыжик даже расслабился бы, если бы ни на миг не забывал о том, что рядом с ним находится самый непредсказуемый человек во всем городе, если не в мире — Дазай Осаму. — Значит, ты теперь принадлежишь ВДА… — Да. Моя способность может не только уничтожать, но и спасать жизни. Знал бы ты, как я счастлив… — парень не выдержал и расплылся в широкой удовлетворенной улыбке. Он никогда и подумать не мог, что его страшная способность может спасать чьи-то жизни, а не только уничтожать их. Это было так… так здорово. — Я тоже могу быть хорошим человеком… — Я могу уничтожить его. — Что? — Я могу уничтожить ВДА. Я могу уничтожить этот город. Я могу уничтожить все, что тебе дорого и нравится. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне. Если ты согласишься стать моим, я буду покупать тебе все, что ты захочешь. Сделаю все, что ты захочешь. В пределах разумного, разумеется. — У тебя нет пределов разумного, Дазай. Потому что ты — ебанный псих. — спокойно сообщил Чуя, который совершенно не воспринял слова Осаму всерьез. Зря. Очень зря. — Ты меня не понял, Чуя. Я уничтожу ВДА, если ты не будешь принадлежать мне. — тихо и размеренно проговорил он, отчего по позвоночнику Накахары пробежали холодные мурашки. Тот не раз уже видел эту маску Дазая. - Я. Его. Уничтожу. Не веришь мне? Думаешь, эта жалкая конторка устоит, если я действительно захочу ее уничтожения? — Ты… пошутил? — не слишком уверенно проговорил парень, вздрагивая. — Нет, я не шучу. Я действительно уничтожу ВДА. Я уничтожу твою кондитерскую, в которой ты работаешь. Я уничтожу этот город и затоплю его в крови. По улицам будут течь реки крови, а небо окрасится в алый. — Ты — псих, Осаму! — недовольно рыкнул Накахара, вздыхая. — У тебя должны быть хоть какие-то рамки. У тебя шарики за ролики заезжают. И крыша едет. — У меня будет все, что я хочу. А сейчас я хочу тебя, Чуя. Тебя, понимаешь? Я уничтожу все — абсолютно все. Если ты попытаешься сбежать, я скую тебя цепями и сломаю, чтобы ты навсегда остался со мной. Я заставлю тебя служить мне и преклоняться, как своему Божеству. Я заставлю тебя… — Больной ублюдок… — пробормотал рыжик, качая головой. Ему не нравилось, насколько на самом деле плоха была эта ситуация. Его бывший напарник был безумен. Безумен настолько, что даже примерно понять не получалось, насколько именно. Это… Это не походило ни на что. Это была уже полная клиника. Дальше просто некуда.       И, судя по словам суицидника, этакой идеей «фикс» стал он — Накахара Чуя, так вовремя (или не вовремя) сбежавший. Вот уж точно: то ли плакать, то ли смеяться.       И ведь не понятно, что ему теперь делать.       По крайней мере, теперь уж точно понятно, что оставлять Дазая без присмотра нельзя. А то мало ли что он там натворит. — Но если ты согласишься… Я куплю тебе лучшие шляпы. Я куплю тебе лучшее вино и сигареты. Я куплю тебе машины и мотоциклы — хоть сто штук. Я могу опрокинуть весь этот мир к твоим ногам. Я сделаю все, что угодно. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне, Чуя. — тихо проговорил Осаму, смотря пристально и внимательно. — Мне. Только мне. Ты — мой. — Прости, но… мне кажется, или ты действительно хочешь меня купить? — пораженно шепчет Чуя, недоверчиво глядя на Дазая. Тот жадно посверкивает красновато-карими глазами. У Накахары ощущение, будто своим взглядом шатен буквально облизывает его. Это заставляет рыжика чувствовать себя крайне неуютно и зябко кутаться в плед, хотя это едва ли поможет, если тот действительно что-то захочет ему сделать.       И это жуть как бесит.       Потому что Накахара не привык быть беспомощным даже перед этим беспринципным ублюдком.       И психом тоже. — Ты прав. Я хочу тебя купить, Чуя. — спокойно кивает суицидник, немного безумно улыбаясь. — Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне.       Чуя передергивает плечами и хмурится, гордо вскидывая подбородок. А потом спрашивает на свой страх и риск: — А что мне все-таки мешает просто послать тебя? Я теперь нужен тебе. А вот ты мне — нет. Я ведь могу снова сбежать. Ты не сможешь отлавливать меня по всей планете. — Чуечка, малыш… Мне плевать на твое мнение. То, что я сейчас говорил, лишь чистая формальность. Я уже давно все решил за тебя. Тебе только остается с этим согласиться. Ты — мой, и это не обсуждается. Хочешь, можешь попробовать сбежать. Вот только я найду тебя везде, где бы ты ни находился. Найду и снова захвачу, чтобы такая очаровашка снова была лишь моей. — Дазай усмехается зло, а глаза горят предвкушением. — А потом я пленю тебя. Пленю и сделаю так, чтобы ты нуждался во мне… Починю свою сломанную игрушку, чтобы играть с ней. — И как ты это сделаешь? Пленишь меня? Вперед, вот только я воспользуюсь способностью сразу же, как ты отойдешь от меня хотя бы на метр. Будешь постоянно сидеть рядом? У тебя не хватит терпения, да и дела мафии никто не отменял. Накачаешь пси-ингибитором, чтобы способность не активировалась? Вперед. Вот только я сдохну сразу же, как меня оставят без присмотра дольше, чем на пару секунд. Я смогу, ты же знаешь. А круглосуточно наблюдать за мной вы не сможете. — Именно поэтому я предлагаю эту сделку заключить добровольно. — спокойно говорит Осаму.       «Пока» — остается невысказанным висеть в воздухе.       Чуя прикрывает глаза и рычит, чувствуя бешенство. Он не хочет быть плененным. Он не хочет быть игрушкой. Не хочет быть марионеткой, которой могут вертеть, как вздумается. Он, черт возьми, просто хочет спокойствия и того, чтобы от него отъебался этот чертов суицидник.       И угораздило же этого мудака зациклиться именно на нем. Почему не на Акутагаве, например? Прекрасная парочка бы была. Ну, или на Кое, хотя сестрице подобного Накахара никогда бы и под страхом смертной казни не пожелал. — Почему ты думаешь, что я соглашусь? — они оба уже знают ответ, но Чуя все равно хочет потянуть время. — Потому что ты не бросишь ВДА, не бросишь кондитерскую, не бросишь этот город. Потому что ты слишком благороден и чист, чтобы сбежать, поджав хвост, и бросить все на произвол судьбы. Особенно, если есть угроза в моем лице. — тихо и спокойно говорит Осаму, пытливо заглядывая в глаза. — Ты будешь своеобразным «тормозом», который не позволит мне уничтожить все вокруг. — Ты знаешь, на что давить, чтобы я согласился. — устало и обреченно. — Конечно, мы же напарники. — не хвастовство, а простая констатация факта.       Чуе даже ругаться не хочется.       А самое главное…       И не поспоришь ведь.