Глядя в бесконечные небеса

Страшно вспомнить, как давно я не выпускала главы к этому фанфику. Очень сожалею, что так долго забивала на этот фанфик, но не было никаких сил, времени и желания. Глава посвящена Диане Дазай. Надеюсь, что ты жива и здорова. Приятного чтения всем))) P.S. До конца фанфика осталось уже немного.

***

Как Чуя ожидал, его улучшение было временным. Однако, он совсем не был готов к тому, что за ним наступит. Более того, он даже не подозревал, что ухудшение случится так быстро. Если бы он мог осознать, с какой скоростью все это происходит, Накахара был бы в ужасе. Но он не мог, потому что с трудом соскребал остатки своей личности, которой оставалось все меньше и меньше. Мужчина чувствовал какую-то угрозу и что-то неладное во всем, но все это оставалось лишь на грани его сознания, настойчиво скребясь, будто дикий кот, выпрашивающий редкую ласку. Рыжий с трудом сглотнул слюну, чувствуя невероятную слабость и боль в горле. Ему сказали, что он не может нормально глотать из-за увеличившихся лимфатических узлов (он не помнил, что это должно значить). Более того, ему было так больно и трудно глотать, что уж говорить о хоть каких-то приемах пищи. Эспер с трудом помнил, что кто-то его насильно кормил чем-то пресным и достаточно жидким, но потом ругался из-за того, что он так и не смог это съесть. Владелец Смутной печали с трудом выхватил из ускользающего сознания крики этого человека и мрачное обещание другого достать трубку для приема пищи. Чуя не знал, о чем те говорили и что имели ввиду, но ему не нравились их голоса. Они были громкими и злыми, и из раза в раз ввинчивались в его голову раскаленными болтами, заставляя его с трудом сворачиваться в комочек и скулить от боли. Иногда Накахара не мог даже издавать звуки, хотя все было невыносимо больно и страшно, и даже за очередной вздох приходилось бороться слишком сильно. Он смутно помнил испуганный хоровод бледных лиц и белой одежды, которые вращались перед его глазами, не останавливаясь. Они вообще были на диво подвижными, и мужчина смутно отметил это, потому что всегда думал, что врачи должны быть другими. Какими именно, он не знал, но какими-то другими. Его всегда будили, когда приносили еду, состоящую только из очень жидких каш или супов, которыми насильно кормили его, потому что он сам не мог поднять даже руку. Это всегда было наименее любимое им время, потому что ему приходилось всегда давиться ими, хотя они и состояли по большей части из воды. Они кричали что-то о потере веса, а кто-то даже порывался его ударить, но другой оттащил его. А рыжий просто хотел спать и надеялся, что его перестанут будить. Когда он спит, все не так больно. А меньше боли — ему же лучше. Эспер вообще начал все больше спать и все меньше бодрствовать, потому что слишком быстро уставал и утомлялся. Он не помнил, делал ли что-то особенно напряжное или сложное — на самом деле он не думал, что сейчас у него хватило бы на это сил, но ему слишком хотелось спать. Владелец Смутной печали лишь помнил, что его будили, брали анализы, кормили и пытались о чем-то поговорить, но… это быстро прекращалось? Он не мог сказать, но если они и беседовали, то эти разговоры совсем не отложились в его памяти. Иногда голос в голове ехидно отпускал замечания, что он, вполне молодой парень, из-за других превращается в древнюю развалину. Однако, Чуя не мог долго сосредотачиваться на нем, а потом тот начал затихать, пока вообще не перестал появляться. Но Накахара не отметил это, больше отвлеченной неожиданной ноющей болью в суставах, которая увеличивалась и становилась острее по мере того, как он шевелился или пытался что-то делать. Мужчина в принципе старался поменьше шевелиться, но это не всегда помогало, и боль все равно становилась совершенно невыносимой. Рыжий смутно отмечал постоянно наличие врачей и огромное множество уколов, хотя и с трудом понимал, с чем именно это связано. Но после этого ему становилось легче, и он в какой-то степени даже полюбил иглы. Эсперу стало труднее членораздельно говорить, но он даже не понимал это, сраженный болезнью. Недавно, внезапно очнувшись, в редкие теперь моменты осознанности, владелец Смутной печали вдруг отметил, что его свертываемость крови стала гораздо хуже. Видимо, когда у него взяли кровь для анализов, она через некоторое время не остановилась, как это было обычно, а продолжила идти. И самое страшное, что он понял это лишь тогда, когда его, провалившегося в какое-то болезненное забытье, растрясла медсестра, с ужасом крича из-за промокшей от крови ваты и простыней. Он с настоящим ужасом понял, что практически не помнит совершенно ничего, лишь какие-то очень смутные обрывки. Но Чуя не успел даже ничего понять или осознать сверх этого, потому что момент ясности сменился чем-то иным. Накахара все сильнее проваливался в туман и, как бы он ни боролся, все было бесполезно. Он помнит, что прерывисто спал, и ему казалось, что на его кровати сидит яркая фиолетовая бабочка, светящаяся в полумраке. Мужчине хотелось схватить ее, но он не мог даже поднять руку. А в следующий момент он уже услышал сильный грохот, отдающийся очередной вспышкой боли. Видимо, рыжий как-то умудрился выдернуть иголку из руки и уронить капельницу с какими-то приборами, когда пытался добраться до даже не существующей бабочки. Эспер помнит, что на грохот сразу же прибежали врачи. Или же нет? Все, что он помнит, что их не было, а потом, когда он снова открыл глаза, те внезапно появились молчаливыми белыми призраками, нависая над ним. А еще он не мог двинуть руками и ногами, потому что все время натыкался на какие-то ограничения. И, сколько бы он ни боролся, ему не удавалось получить свободу движений. Владелец Смутной печали то засыпал, то внезапно просыпался, и это случалось так часто, что он начал утрачивать любое чувство времени в мире своей палаты. Чуя даже не успел отследить тот факт, когда рядом с ним появился аппарат искусственной вентиляции легких. Он только знал, что до этого его не было, а сейчас он уже был. Также Накахара почему-то утратил возможность нормально дышать и постоянно хрипло кашлял, отхаркивая что-то желтовато-красное. Даже с трубкой в носу ему приходилось бороться за каждый вздох, но это было все же легче, чем без нее. Мужчина внезапно понял, что может лежать только на спине или левом боку, потому что если он ложился на правый, там начинало так остро болеть… Он не знал, из-за чего это, но ему и боли вполне хватало, чтобы даже в спутанном сознании не ложиться на больное место. В моменты ясности, которые случались все реже и длились все меньше, рыжий не мог ужасаться тому, во что превращается. Он знал, что все было связано с его болезнью. Единственным поводом для радости (и то весьма сомнительным) могло являться только то, что его способность не выходит из-под контроля и не пытается уничтожить все и вся. Однако, хотя в какой-то степени это радовало, но также вызывало у него острую тревогу. Эспер прекрасно знал, что Арахабаки никогда бы не упустил возможности вырваться на свободу, как только его сосуд даст слабину. Именно поэтому ему казалось достаточно странной и тревожной деталь, что его гравитация вообще ни разу не начинала шалить. Да и Бог Хаоса и Разрушения как-то подозрительно притих. Не задумал ли тот чего недоброго, выжидая тот момент, когда ни у кого не будет возможности остановить его? Учитывая, что Дазай уже довольно давно нет поблизости, это не казалось такой уж невероятной идеей, вот только владелец Смутной печали не думал, что у того хватит на это терпения. Впрочем, Чуя на всякий случай постарается сделать что-нибудь в силу своих возможностей, чтобы помешать ему. Вторым моментом, который достаточно сильно беспокоил Накахару, было то, что он вообще не мог вспомнить, когда именно его посещали. Мужчина мог предположить, что просто провел все это время в болезненном забытье, которое случалось с ним все чаще и чаще, поэтому просто забыл это. Но, опять-таки, он вообще не помнил ни один из моментов их посещения, а ведь те старались ходить к нему не меньше раза в три дня. И какова вероятность, что он пропустил абсолютно все? Это уже напоминало какую-то фантастику, а у рыжего с фантастикой дела не складывались от слова совсем. И ему казалось, что что-то здесь не так. Но эти моменты ясности были слишком короткими, а он сам — слишком уставшим и вялым, чтобы собрать этот пазл. Стоило ему лишь на миг прикрыть глаза, все начиналось заново. Эспер и утратил полное ощущение времени и даже не в силах был сказать, сегодня утро, день или вечер. Даже приходы медицинского персонала с едой и лекарствами не вносили в его мир ясность, потому что они с поразительной ловкостью избегали всех его вопросов. Ну, если владелец Смутной печали в принципе осознавал себя настолько, чтобы спрашивать у них хоть что-то. Чуя лишь смутно ощущал какие-то уколы, от которых ему становилось легче, а еще постоянно тянуло погрузиться в мирный сон. Все медсестры и доктора, казалось, имели одно и тоже лицо, ничем друг от друга не отличаясь. Даже голоса, кажется, у них были похожи. Это было самым странным, но Накахара себя слишком плохо чувствовал, чтобы пытаться разобраться в этом. Да и как бы он смог? У него не было никаких сил — иногда их не хватало даже на дыхание, поэтому все, что он мог, так это прикрыть глаза и уснуть. Иногда мужчине, казалось, что такое ухудшение произошло абсолютно внезапно, и, как говорится в узких кругах, ничего не предвещало беды. Иногда ему казалось, что такого не должно быть. Просто не может быть, и все происходящее — один долгий и слишком затянувшийся кошмар, от которого он никак не может очнуться. Почему-то он был уверен, что еще вчера мог вполне неплохо самостоятельно передвигаться, пусть и чувствуя некую слабость, а потом… Рыжий хмурился и морщился, но в голове царила абсолютная пустота, не отпускающая ничего, что до этого так жадно поглотила. Иногда он даже не мог сказать, кем именно является он сам, и что делает в этом странном месте. Иногда у него создавалось ощущение, будто он провел во сне гораздо больше времени, чем одну ночь. Иногда ему начинало казаться, что он находится не в больнице. Уже не в больнице? Или еще не в больнице? Эспер не помнил, но что-то во всей этой ситуации, которая касалась его, казалось абсолютно неправильным. Пусть смутно, но владелец Смутной печали понимал, что не должен быть здесь. Он не может быть здесь. Ему нужно… На этом моменте он обычно замирал, потому что головная боль становилась совершенно невыносимой, и он истошно кричал, раздирая горло, из-за чего прибегали медсестры или врачи и делали ему новые уколы. Отсутствие Арахабаки, который вообще не подавал признаков жизни, начинало сильно напрягать, и Чуя все более явно ощущал, что здесь что-то не так. Это ощущение острой неправильности и нависающей угрозы становилось все больше и сильнее по мере того, как Накахара проводил в этом месте все больше времени. Да, он понимал, что у него агрессивная форма рака, и даже был готов ко всем возможным последствиям. Однако, эти последствия были слишком странными, хотя мужчина и не мог сказать, что именно его беспокоит. Что-то было не так. Что-то было… Что-то было… Рыжий на миг закрывает глаза, тут же ускользая в сон, а потом, когда открывает, в полумраке палаты замечает стоящую медсестру, которая возится с его капельницей. Это не кажется странным, и он уже было собирается расслабиться, тем более что тяжесть неподъемным грузом лежит на нем, не давай пошевелиться, но вдруг его что-то словно бьет наотмашь. Эспер ошеломленно оглядывается по сторонам совершенно дикими глазами, не понимая, что это было, а потом замечает в руках медсестры какой-то странный шприц с красноватой жидкостью, которую та вставила в его капельницу. Видимо, она не ожидала, что он очнется, или же просто не придала этому значение. Острый приступ тревоги был настолько сильным и внезапным, что владелец Смутной печали задергался и закричал. Ну, насколько он был на это способен. Чуя отчаянно потянулся к своей способности, с ужасом понимая, что не чувствует никакого отклика. — Блядь! Что ты так внезапно проснулся?! До этого ведь все хорошо было! — ругается медсестра неожиданно низким и грубым голосом, который явно принадлежит мужчине, кидаясь к нему. Из-под ее (его?) шапки выпадает длинная белая прядь волос. Она (он?) тянется к нему со шприцем в руке, хватая его за руку. Накахара хотел было сдаться, но резкая боль в руке мгновенно отрезвила его, от чего он начал бороться лишь сильнее. — Ничего-ничего, сейчас сделаем маленькой укольчик, поспишь и… В голове у рыжего отчаянно зазвенело. На миг он почувствовал, будто что-то внутри него до предела растягивается, похожее на резиновую ленту, готовую лопнуть в любой момент. Это походило на странное ощущение, будто эспер уперся в упругую гибкую стену, на которую давит и изо всех сил пытается порвать. Более того, он чувствовал, как что-то отчаянно тянется к нему с другой стороны, также стремясь разрушить эту преграду. — Пошел вон! — закричал владелец Смутной печали, вообще не обращая внимания на боль. Он сильно пнул этого человека, от чего тот отлетел в стену и стукнулся об нее, тут же вскакивая на ноги. Чуя отчаянно натянул внутри себя это «что-то» еще сильнее, уже чувствуя, как еще немного, и оно сдастся. — Да чего ты вдруг прыткий-то такой?! — разъяренно зашипел определенно мужчина, стаскивая с себя медицинскую шапку. На него из-под совершенно белых волос с ненавистью взглянули ярко-алые глаза, светящиеся в темноте. Мужчина утер кровь от разбитой губы и носа, после чего сплюнул на пол. — Как в тебе вообще нашлись силы, чтобы сделать нечто такое? Ты же был слаб, как котенок! — Как котенок? — угрожающе зарычал Накахара, злобно оскалив зубы. Если и котенок, то какого-нибудь тигра-людоеда, не иначе. Его отчаянно шатало от слабости, но он упрямо продолжал стоять, сжимая кулаки. Более того, он продолжал давить на внутреннюю преграду, желая во чтобы то ни было преодолеть ее. — Мне же сказали, что это количества крови достаточно, чтобы ты утратил все силы, и твою способность будет легче забрать! Так почему ты сопротивляешься? — закричал мужчина. — Разве ты сам не хотел избавиться от нее?! Кажется, рыжий уже знал, кто именно его ждет на другой стороне. И пусть у них не было взаимных теплых чувств к друг другу, но они вполне могут объединиться ради общего врага. Осталось совсем чуть-чуть… Чуть-чуть… Еще чуть-чуть и… Преграда с треском лопнула, и эспер ощутил прежнюю кипучую энергию и силу, которая охватила все его существо. Да, владелец Смутной печали прекрасно понимал, что это никак не повлияет на его рак, однако во всем остальном… «Ну вот мы снова и встретились…» — пророкотал Арахабаки, вливаясь во всю его суть. — «Что, не получилось у тебя от меня избавиться?» — Не получилось. — довольно оскалился Чуя, с хрустом разминая кулаки. Он знал, что потом его организм еще не раз спросит с него за подобное, учитывая, в каком именно состоянии он был, но сейчас ему даже дышать и стоять легче было. Тем более, что набить морду недругу было куда важнее. Этим Накахара занялся, решив заодно и стрясти с этого мудака все интересующие его ответы. Судя по всему, тот прекрасно его знал, так что стоило бы поинтересоваться, откуда именно. Белобрысый напротив него радостно вскинулся, слишком уж довольно сверкая красными глазами, за что в один из этих самых глаз кулаком и получил. Его тут же откинуло в стену, от чего он свалил все, что не свалил до этого. Рыжий с любопытством отметил, что, несмотря на грохот, в палату так никто и не прибежал. Вероятно, он был прав, когда предположил, что это не больница. Но тогда как давно его уже похитили? Кто это сделал? Да и зачем? Вдруг мужчина вскочил и радостно захохотал, а от него к эсперу потянулся странный туман. Владелец Смутной печали испуганно нахмурился, когда что-то внутри него отозвалось и потянулось навстречу туману. Однако, еще сильнее ему захотелось расчихаться. Но не успел он решить, что делать, чтобы это прекратилось, как дверь в комнату выбило, от чего та изо всех сил врезалась в альбиноса, откинув его прочь. Это был Рампо и Кенджи? По крайней мере, только второй мог так сильно швырнуть дверь. Но почему тогда второй не смог войти? Даже голос не подал, но были слышны его спешно удаляющиеся шаги. — Чуя! — громко крикнул Эдогава, и Накахара радостно улыбнулся ему, потому что был рад его видеть. Он с интересом проследил, как Великий детектив быстро побежал к нему, раскрывая книгу, которую нес под мышкой. — О, Рампо, скажи мне… — только начал рыжий, как вдруг книга в руках парня засветилась ярко-фиолетовым светом. А в следующий момент его поглотила вспышка яркого света, и эспер почувствовал, что его куда-то засасывают. Видимо, в книгу. — Что за? Последнее, что он услышал от брюнета, было: — Я тебе потом все объясню.