Добрый вечер! В эфире — новости, а с вами Сунан Годжималь. И сегодня в программе:
Оберегают обделенных или преступников? Почему правительство недовольно работой организаций по защите прав граждан с особым статусом? Беспорядки на улицах второго кольца в центральном округе. Чего добивается десяток людей, вышедших на митинг? Укрепляем связи: главы нескольких округов вновь собрались вместе, чтобы обсудить новые более безопасные способы транспортно-экономической связи между районами. Не поделили: между звездой эстрады и бывшим депутатом вновь разгорелся скандал. Это и много другое в нашем выпуске. Не переключайтесь. Однако Стефан и вовсе выключает телевизор и уходит, потому что ему нужно позвать своего господина.***
Черный диван с бархатной обивкой и каркасом из черного матового дерева. Рядом — два таких же низких кресла с высокими спинками и специальными выемками под голову. Сбоку возле каждого располагаются миниатюрные столики-подставки на крученых ножках, служащие только для того, чтобы на них парила одна-единственная чашечка на блюдце. Перед креслами — пространство и камин, глубоко вдающийся в стену. Он загражден черной кованой металлической решеткой довольно искусной работы: все детали выделаны особенно аккуратно и тонко. Над камином справа и слева висят часы из черного дерева с маятниками, до долей секунд работающие точно одновременно. Сама стена обклеена темно-зелеными, почти черными, обоями с редким ненавязчивым узорчатым оттиском. На камине стоит модель скелета кошки, вытянувшей туловище, будто бы для того, чтобы размяться, а в паре метров от потрескивающего огня лежит ковер-имитация пантеры. На диване, смотря на разинутую пасть ненастоящего хищника, сидит человек. Рука держит за витиеватое ушко узкую, вытянутую чашку с чересчур крепким чаем без сахара, с поверхности которого еще вздымается прозрачный белый дымок. Сам человек одет в классический костюм: темно-серые укороченные брюки в полоску, такой же пиджак на четырех пуговицах и жилет, а под низом — белая рубашка с высоким воротником, закрывающим горло почти до подбородка. К пиджаку прикреплена бронзовая цепочка с крохотной брошкой в виде львиной морды. Длинные черные как смоль волосы аккуратно уложены на голове, придавая обладателю более аристократичный вид. Дыхание ровное и настолько нечастое, что может показаться, будто человек спит. Огонь тихо скрежещет, мелодично врываясь своими звуками в общую тишину, а затем слышится более сильный треск — щепка подскакивает с места и отлетает в сторону. Человек открывает глаза, ставит чашку на столик и встает, подходя к камину и беря в руки кочергу. Щепка прыгает обратно в огонь через пару движений, а в комнате из-за стука в дверь глухо вздрагивает воздух. — Господин… — Да-да, понял. Сейчас подойду.***
Длинный коридор первого этажа, в котором слышно отдаленное тихое позвякивание звеньев цепей друг о друга, не имеющий окон, зато усеянный бесконечным количеством дверей справа и слева. По нему, отбивая каблуками кожаных накремленных туфель, идут два человека. — В каком состоянии его доставили? — Ничего особенного: осмотр пока не проводили, но внешних дефектов нет. — На контакт не шел? — Нет, господин. — Приковали? — Да. Двое останавливаются у одной из дверей, и мужчина открывает ее, придерживая и пропуская своего господина внутрь, а затем заходит следом. Помещение, в котором оказываются оба, представляет собой достаточно большую комнату, разделенную на два отсека, не считая узкого коридора, соединяющего их. Первая половина является вольером с одноместной лежанкой, небольшим столом рядом, крайне примитивным душем в одном углу, возле которого располагается туалет, и со специфической кушеткой в другом. Кроме этих вещей здесь нет больше ничего: только гладкие белые стены со странными выемками, потолок, с протянутыми вдоль него трубками и вентиляцией сразу в четырех углах, и пол, устланный слоем спрессованных опилок, выкрашенных в черный цвет. Однако помещение чистое, теплое, воздух в нем свеж, а на тонкой подушке с таким же матрасом и одеялом нет ни одного пятнышка. Вторая — это комната наблюдения с целой стеной, завешанной экранами и имеющей несколько компьютеров и контролирующих блоков, которые полностью регулируют все автоматические процессы, связанные с вольером; еще одной стеной, полностью закрытой полками, которые хранят инструменты разного рода: от коротких плеток, до длинных дубинок-шокеров; а также с рабочими местами для персонала. Подобных помещений на этом этаже несколько десятков и они не отличаются абсолютно ничем — разве что в половине других клеток одна из стен представляет собой абсолютно прозрачное многослойное стекло, выходящее в просторную гостиную для приемов. Парень поворачивает голову к экранам, на которых виднеется часть вольера, где размещена та самая кушетка — специально оборудованная, с креплениями и отдельными отодвигающимися частями для рук и ног. На этой кушетке трепыхается раздетый до гола кот. Особь привезли совершенно недавно, поэтому с непривычки она еще пытается вырваться, не понимая, что это невозможно, и с этого дома ей в принципе больше не выйти. Господин медленно подходит к двери, ведущей в коридор, поправляя брошь, и ждет, когда замки откроют, а ему поднесут кое-что из вещей, находящихся на полках. Затем он шагает вперед, пока за ним следует целый конвой из медиков и персонала. Вторая дверь вскоре тоже открывается, и парень оказывается внутри вольера, останавливаясь у противоположной от двери стены и поворачиваясь лицом к кушетке. Остальные люди разбредаются по помещению, начиная заниматься своими делами. Человек же присаживается на край лежанки, закидывая ногу на ногу и, укладывая на бедра плетку с шокером, а на колени — ладони, одна поверх другой, начинает рассматривать новоприбывший экземпляр. Особь, привязанная к кушетке, имеет почти кошачью голову — лишь более глубоко посаженные глаза, почти кошачий, однако сохранивший более выпирающую форму и относительно широкие ноздри нос и губы — обычные, но от уголков рта переходящие в нависшие кошачьи, выдают в нем людское начало. Строение туловища же почти полностью человеческое — только хвост, более длинные руки и стопы, плотные когти и отсутствие ключиц, из-за чего особь имеет способность сложить свои плечи до такой степени, что может пролезть куда-либо вплоть до бедер, являются не такими, как у людей. Экземпляру восемнадцать лет, он худощав и жилист, определенно мужского пола — господин коллекционирует лишь самцов — с тремя крупными складками кожи на лбу и кличкой Нэко. Человек отлично понимал, что в его руки попал очередной крайне редкий вид — кот эльф. Порода кошачьих практически такая же с виду, как и сфинксы, только с особенной формой ушей: будто бы выгнутых наружу и слегка отличающихся по форме от обычных. Пока господин блуждает глазами по худощавому, поджарому телу Нэко, тот часто раздувает грудь, дергает носом и ушами, боязливо бегая глазами от человека к человеку и попеременно яро стараясь освободить шею от ошейника — тот явно заставляет его нервничать больше всего. Его гладкий розоватый хвост извивается, как змея, где-то под кушеткой, раздражая своими хаотичными движениями покой этой комнаты. — Успокойся. Ты попал в частную коллекцию, а не в лабораторию, — человек обычно ничего не говорит в таких ситуациях, однако вид трепыхающегося чуть ли не ребенка заставляет его нарушить молчание. Особь резко переводит свои узкие из-за света зрачки на говорящего и упирается в него взглядом, раздувая ноздри и выдыхая в его сторону. В этот момент медики заканчивают раскладывать все необходимое и приступают к осмотру: три человека в шесть рук щупают и исследуют чуть ли не каждый сантиметр тела, заглядывают в рот, оценивают состояние зубов, проверяют реакции и доходят до гениталий, одновременно делая какие-то пометки и записи. Экземпляр в это время изворачивается, шипит или испуганно совсем перестает двигаться, когда ему нажимают куда-то на живот или чем-то постукивают то по локтям, то по коленям. Процедуры продолжаются достаточное количество времени, и весь этот период господин внимательно наблюдает за работой врачей, следя, чтобы они не пропустили ни одной мелочи. Осмотр заканчивается наконец, и медики забирают свои инструменты, отчитываясь перед человеком. — …вакцинацию проведем завтра. — Хорошо, можете идти. Господин снова берет инструменты и поднимается.***
Че — слишком известная фамилия, чтобы иметь возможность вести себя не как ее обладатель. Хенвон — имя, которое носит ребенок чиновника, обладающего слишком известной фамилией. Че Хенвон — парень, успевший к своим двадцати пяти годам обзавестись собственным бизнесом — не без помощи отца — и коллекцией, равной которой нет во всех округах востока. Она является самой богатой и разнообразной среди всех прочих и содержит около тридцати пород редчайших котов. Девять из них, включая привезенную сегодня особь, — конечные мутанты. Коты — отвратительные существа, отщепенцы эволюции, совершенно бесполезные, вредящие обществу создания, которые годятся лишь для развлечения публики. И совершенно неважно будут ли они при этом выступать в цирках, принимая самые разнообразные роли — в том числе и животную — или бороться на аренах, раздирая себя до крови, чтобы повеселить толпу. Потому что они — почти животные, мутировавшие и не имеющие с человеком практически ничего общего. Другой характеристики Хенвон бы им не дал, как и люди из его окружения. Их бич — тешить людей своим видом, не более. Особенно это справедливо для тех, кого называют конечными мутантами — таких котов, которые в своем строении в большей степени вобрали кошачьи черты, нежели человеческие. Чаще всего они практически полностью покрыты шерстью, имеют не только хорошо развитый слуховой аппарат, но и обоняние со зрением. Голова их едва ли отличима от кошачьей, однако туловище сохраняет людской вид — естественно, не учитывая наличие хвоста, суженой и выпирающей вперед, а не в бока груди и особенное строение плеч, и иногда — крайне редко — тазовых костей. Таких особей мало, и в основном они содержатся в коллекциях тех, кому доставляет удовольствие иметь у себя такую странную форму жизни. В цирках и на аренах они появляются реже и чаще всего в конечном итоге отправляются в дома к коллекционерам. Остальные же коты живут на окраинах округов, по большей мере составляя бедствующую, ненужную часть населения. И их бы давно выгнали или уничтожили, только вот эти бесполезные организации по защите прав граждан с особым статусом не дают очистить округ от грязи. По-другому этих существ назвать нельзя, потому что они засоряют собой жизнь районов не только в эстетическом, но и в плане сохранения спокойствия: коты иногда бросаются на обычных людей, промышляют разбоем и в общем пользуются не лучшей репутацией среди населения. Ни один выпуск новостей не обходится без упоминания какого-нибудь преступления, связанного с котами, ни одна газета не выходит без хотя бы одной колонки, повествующей о происшествии, которое устроили все те же коты. Однако правительство все же планирует и действует, стараясь обеспечить безопасность своим гражданам: оно отлавливает преступников и в кратчайшие сроки сажает в тюрьмы. Помимо этого оно ограничивает список видов занятости, на которую могут устроиться коты, и тот продолжает сокращаться все больше и больше с каждым днем; старается ограничить их передвижение, так что первое кольцо уже полностью очищено и защищено от нежелательных посетителей дорогих улиц. Также чиновники все чаще выступают с призывами не появляться на территории четвертого кольца и в целом остерегаться его обитателей. Конечно, чтобы полностью оградиться от этих преступников и уродов нужно время, и пока они еще могут разгуливать по улицам, устраиваться на ограниченный список более-менее оплачиваемой человеческой работы и достаточно свободно контактировать с гражданами при надобности. Но придет время, и все они окажутся запертыми в тюрьмах, частных коллекциях или в пределах своих жалких окраинных районов. Хенвон в этом уверен.***
Че подходит к кушетке, закидывая руки на поясницу, и склоняется над экземпляром, который смотрит на него полными ужаса глазами и все еще пытается вывернуть лапы из оков. Парень смотрит на морду, покрывшуюся пятнами, а кот все также вырывается, со страхом реагируя на малейшее движение человека, разглядывающего его. Хенвон опускает руки и выпрямляется, делая один единственный жест ладонью на камеру, после чего все крепления щелкают, высвобождая особь. Теперь движения сковывает лишь одна окова на ноге, прикрепленная к длинной цепи и ошейник — тоже с цепью. Как только это происходит, Нэко соскальзывает с кушетки на пол, отскакивая в дальний угол комнаты, и сгибает спину, отбивая хаотичный ритм хвостом по полу. Он вытягивает шею и несколько раз дергает сковывающий ее обод, раздувая ноздри, а затем, словно загнанный зверь, смотрит через плечо на господина. Последний выравнивается и покачивает плеткой с шокером, молча глядя на экземпляр — ожидаемая агрессия не оправдывается. Впрочем, оказываясь в клетках коллекционеров, коты редко нападают, возможно, из-за трусости, а, возможно, из-за понимания того, что их животные силы ничтожны перед человеческими технологиями. Че глубоко вдыхает и выдыхает: смотреть на этих жалких существ немного противно, когда они находятся вот в таком состоянии на первых порах. И парень даже не знает, что конкретно ему не нравится: смотреть в подобные моменты на кота или осознавать, что они такие вот существуют — способные осознать свою потребность в свободе, но не быть ее достойными. — С теперешнего момента, — уши дергаются на звук глубокого хрипловатого голоса, — я — твой хозяин, а ты — моя собственность. Теперь твоя задача — жить по тем установкам, которые для тебя здесь предопределены, и чем быстрее ты с этим смиришься, тем лучше. К тому же учти, что за непослушание я наказываю, как и за любую оплошность: мне неважно — пытался ли ты наладить контакт с кем-то из соседних комнат или ранил кого-то из моих подчиненных, пытаясь сбежать. Хенвон перебрасывает из одной руки в другую плетку с шокером и разрывает зрительный контакт. — Сочту молчание за знак того, что ты все понял, — эта фраза, кажется, вырывается уже автоматично, поскольку коты в большинстве случаев не отвечают. Парень открывает дверь и возвращается в комнату наблюдения. Там к нему сразу подходит человек из персонала. — Господин, разрешите? — Да, слушаю, — Че кладет плетку с шокером на стол и поправляет пиджак. — Ваш отец звонил, просил перенести разговор на максимально раннее время, в которое вы сможете с ним побеседовать. Хенвон проводит тыльной стороной ладони по ткани. — Хорошо, тогда звоните ему прямо сейчас. — В какой комнате желаете разговаривать? — В малом зале.***
Парень заходит в прямоугольную относительно маленькую, однако просторную комнату, обставленную довольно скудно: слева от входа в дальнем углу стоит бильярдный стол, а возле стен — полки с местами под кии и шары, напротив располагаются низкие диванчики темно-коричневого цвета квадратной формы без подлокотников, справа, так же в дальнем углу, находится небольшой стеклянный комод, являющийся баром-холодильником с множеством бутылок в нем, над которым под наклоном висит слишком большой для этого помещения экран. По сравнению с другими комнатами, эта довольно безвкусна и не вписывается в общий интерьер особняка. Че подходит к столу, как попало раскидывая на нем шары и забрасывая некоторые в лузы, и аккуратно кладет кий на сукно. После упирается пальцами в бортик и устремляет глаза в одну точку, едва ли собираясь до этого углубленно о чем-либо мыслить. — Добрый вечер, — Хенвона резко выбрасывает в реальность, — прости, что пришлось перенести наш разговор на пораньше, но дела вынуждают, — мужчина сдержано и коротко улыбается. — А ты чего такой перепуганный? Парень разворачивается, поправляя прядь волос, упавшую на лоб, и улыбается более открыто. — Добрый вечер. Ничего, папа, просто задумался, — он отходит от стола и садится на диванчик. — Ах, ну ладно, — мужчина снова позволяет быстрой улыбке упасть на свои губы, — как твои дела? Что там с той особью, которую ты хотел заполучить? — У меня все в порядке, отдыхал сегодня: вот еще партию не успел закончить, как ты позвонил. А кот у меня, привезли практически только что, так что думаю выставить его вскоре напоказ, когда закончат с обследованием и он сам пока адаптируется. Еще на первом предложении мужчина отводит взгляд от сына и направляет его сквозь экран на бильярдный стол, расплываясь в лоснящейся горделивой ухмылке и вздергивая ворот пиджака. — Нравится? Парень молчит несколько секунд, пока убеждается, что отец спрашивал, не про новый экземпляр, а после словно нехотя отвечает: — Да, да нравится. — Часто играешь? — Практически каждый день… — Правильно, — мужчина причмокивает и будто бы нахохливается, все еще ухмыляясь, но теперь более сдержанно, — каждый деловой человек должен уметь играть в бильярд. А где бы ты еще этому научился, если бы я не сделал тебе этот подарок? Ты ведь только дома и сидишь в свободное время. Хенвон сдержанно молчит, улыбаясь будто бы виновато, и рассматривает свои туфли. — Папа, а как твои дела? — Парень мягко переводит тему. Че старший прищуривается на секунду. — Ах, сынок, я по этому поводу и звоню… — Что-то случилось? — Да, но не беспокойся. — Папа… — Да ничего страшного — опять проблемы с котами. За последние пару дней еще двенадцать штук отловили — наглецы устраиваются в фирмы, компании. Их удел — цирки да питомники какие-нибудь частные, а они суют свои волосатые носы туда, где позволено находится лишь нормальным людям! — Мужчина плюется слюной, заходясь гневным восклицанием. — К тому же, было еще два нападения: ограбили ювелирный и расцарапали какого-то бизнесменишку… — Папа, успокойся… — Да как тут успокоишься! Дерзкие они слишком — дай мне волю, я б их всех поусыплял! И проблем меньше было бы и воздуху больше! Ох, ладно… — мужчина моргает несколько раз, глубоко вздыхая. — Я что хотел сказать, в общем-то. На выходных у меня не получится приехать — сам понимаешь, так что не жди и сходи лучше проветриться, а то, сидя дома, ты себе девушку не найдешь. — Папа… — Все-все, не начинаю. Но проветриться все равно сходи. — Ладно. — Вот и хорошо. До звонка тогда, сынок! — Мужчина кивает напоследок и первым отключает свою камеру. — До звонка, папа… Хенвон вздыхает, думая о том, что ему легче ограбить магазин, чтобы увидеться с отцом, а не ждать пока тот сам приедет. Че-старший работает в отделе безопасности в департаменте округа и непосредственно связан с полицией и судом. Он собирает информацию о преступлениях со всех отделов, отчеты по ним, раскрываемость, а затем выступает с обобщенными и систематизированными докладами перед коллегами. И, скажем так, работа его очень поглощает: ему нравится копаться во всех этих бумажках, таблицах и цифрах, нравится анализировать статистику, а еще больше нравятся слова, которые используются в его работе, к примеру — криминогенная обстановка. Уж как они ему нравятся! Для счастья больше ничего и не надо, дайте ему только статистическую сводку с целыми числами и возможность сделать из нее вывод, что в районе образовалась криминогенная обстановка, как он будет доволен! Однако поглощает работа не только заманчивыми словосочетаниями: Че-старший человек очень пылкий, и те сведения, с которыми он работает, уж очень его раззадоривают. Увеличившееся количество ограблений или какое-нибудь жестокое убийство заставляют реагировать крайне эмоционально и без того не совсем молодого чиновника — возможно, даже немного староватого — однако еще больше волнений доставляет ему все это, если в преступлении участвовали коты. Ненавидит он их крайне откровенно, можно даже сказать — страстно, и считает, что их всех нужно или запереть или усыпить, что он часто грозиться сделать, будь его воля. Однако Хенвон совсем не уверен, что его отец был бы способен на подобное, даже если бы появилась такая возможность. Уж чересчур он… ну не такой. Предел его дозволенных пороков — обман, ложь, но никак не убийство. И парень уверен: именно поэтому его отец поддерживает, в том числе и финансово, законопроекты и чиновников их вводящих об ограничении прав котов, а не всякие ультраорганизации, старающиеся легализовать массовое уничтожение этого слоя населения. Хенвон поднимается с диванчика и выходит в коридор. — Стефан! В коридоре слышится легкий хлопок, а затем стук подошв, который спустя несколько секунд перерастает в звук шагов, принадлежащий невысокой фигуре, натянутой, словно струна, а еще через пару секунд к парню подходит гладко выбритый мужчина европейской внешности. Его квадратное лицо, кое-где отмеченное морщинами, имело серьезное выражение; глаза, из-за формы кажущиеся будто бы уставшими, однако на самом деле довольно бодрые и живые, блестели ясной приятной, но уже слегка стухшей голубизной; несмотря на общее впечатление элегантности, высокий округлый лоб придавал обладателю доброты, а причесанные набок каштановые волосы с небольшой проседью аккуратно лежали на голове. На вид ему, казалось, за сорок лет, а одет он был в белоснежную, словно только что отглаженную, объемную рубашку, черную жилетку с едва заметными зелеными полосками на ней и такой же расцветки брюки. — Да, господин. — Стефан, приведи, пожалуйста, в порядок бильярдный стол, скажи всем, что я собираюсь отдыхать, и… ладно, я сам… Это все, Стефан. Только стол. — Слушаюсь. Мужчина легко улыбается и тут же заходит в комнату, прежде кланяясь на прощание, а Че расстегивает пиджак и направляется в конец коридора.***
Наполненная ванна, с клубящимся над ней паром. К ней поднимаются три ступеньки из не слишком темного коричневого мрамора, последняя из которых переходит в широкий борт. За ним колышется вода, пахнущая лавандой и еще чем-то едва уловимым и свежим. По ней разбегаются волны из-за каплей, падающих с бронзового крана с широкими вентилями. Большие, почти панорамные окна, практически возле которых находится ванна, выходят в сад и придерживают за собой балкон с коваными перилами. От него отходят две лестницы — прямые и подкрученные на самом конце, также с коваными перилами. В саду в основном растут лишь вишневые деревья и только одно сливовое. Начало осени, поэтому на ветках до сих пор висят лишь сине-фиолетовые плоды, налитые соком. Хенвон заходит в комнату, наслаждаясь тем, как кругом тихо и спокойно — он сам такой же, дополняет вечернее пространство своими незаметными шагами и плавными движениями. Вода тихо-тихо всплескивает, поцокивая своими язычками-волнами после того, как ладонь проходится по гладкой поверхности. Че стряхивает лишние капли с пальцев и становится на мягкий коврик. Руки, на которые падает лунный рассеянный свет, подцепляют махровый пояс халата, и тот извивается в них, шлепая по бокам, в итоге обвисая вдоль тела. Парень встряхивает плечами, и одежда водопадом обрушивается на пол. Хенвон переступает бортик ванны, медленно погружая ногу в горячую воду, после — вторую, и медленно присаживается, поочередно вытягивая вперед стопы. Из-за тепла тело начинает расслабляться, глаза блаженно закрываются, а легкие с наслаждением наполняются мягким ароматом лаванды. Че слушает лишь то, как медленно успокаивается плеск на поверхности, а за открытыми окнами тихо посапывают сумерки. Осенние вечера уже начинают становиться холодными, однако сейчас они еще достаточно тихие и лишенные пробирающего до самых косточек ветра, а потому позволяют слушать шуршание каждой ветки, цокот высохшего листа, ползущего по асфальту, и какой-то хрип, посвистывание. Проходит пять минут, десять, пятнадцать… Хенвон открывает глаза. Практически каждый раз он, принимая ванную, слышит под окнами звуки будто бы чьего-то дыхания: громкого, тяжёлого, глубокого. Однако, выходя осмотреться, парень никого не обнаруживает. Будто бы никого. Будто бы все мерещится. И в самом деле: сад находится на территории особняка — охраняемой территории, войти на которую можно либо через главный, либо через черный ход. Других путей нет: преодолеть двухметровый гладкий забор просто так невозможно, к тому же по периметру стоят камеры. Эти хрипы начали слышаться парню около месяца назад, может, больше, может, меньше. Просто, когда звуки привлекли особое внимание к себе, то не казались сознанию такими новыми или никогда не слышимыми ранее. Вот только менее странными они от этого не стали. Хрипение, явное, четкое, чуть ли не такое, будто то, что издает звуки, сидит прямо на балконе, продолжало слышаться не сказать, чтобы с какой-то определенной периодичностью, но с тем же не пропадая на большое количество дней. Оно будоражило сознание хозяина дома, однако кроме него никто больше ничего подозрительного не замечал. Ни охрана, ни прислуга, ни даже абсолютные по своей точности камеры видеонаблюдения ни разу не обнаруживали чего-то даже малость необычного. В конце концов Хенвон решил, что это все от нервов и волнения: он ведь вот уже которую неделю охотится, и это определенно сказывается на его спокойствии. К тому же похожая ситуация уже была. Парень как-то собирался поймать одну особь, долго готовился для этого, переживал и нервничал настолько, что часто даже не спал ночью. Стресс в итоге вылился в галлюцинации, правда в тот раз они были зрительные: парню померещилось сначала, будто бы очень худой и относительно небольшого роста кот прошмыгнул по лестнице прямо в его комнату (с тем же находившийся в тот момент рядом Стефан ничего не увидел). А через пару дней ночью Че-младший, очередной раз борясь с бессонницей, решил выйти на балкон, однако оцепенел, едва оторвав голову от подушки: у балконной двери, пытаясь просунуть руку в приоткрытое окно, сверкал глазами кот. Он был больше предыдущего, с острыми вытянутыми ушами и крайне когтистыми лапами, по крайней мере так казалось в тот момент. Хенвон оглянулся в поисках какой-нибудь защиты или оружия — все же он считал себя опытным по части котов и если не победить, то хотя бы защититься он думал, что способен. Но едва его взгляд устремился обратно к окну, то видение исчезло, будто его там никогда и не было. Парень еще долго сидел и вглядывался в ночную темноту, не решаясь включить свет, потому что и без того темное пространство за окном утонуло бы в абсолютном мраке. Сердце сильно стучало в груди, а в голове только и повторялось: Он не мог так быстро сбежать. Он еще где-то рядом. И действительно — тех мгновений, за которые хозяин дома повернул голову в сторону от окна и обратно не хватило бы коту, чтобы высунуть лапу, спрыгнуть с балкона и убежать, прежде каким-то образом перемахнув через забор. По крайней мере парню так казалось. Хенвон подошел ближе к окну, проверил балконную дверь и закрыл окно, осмотрел пространство сада и чуть не осел, увидев шевеление справа у одной из вишен. Однако страх оказался напрасным — фигура, так напугавшая его в тот момент, принадлежала садовнику. Че в начале рассердился — не проделки ли это чересчур веселого старика, но отмел эту идею сразу же. Слишком уж глупой она казалась. А после испугался уже за него и тут же открыл окно. — Мистер Ли! — окликнул парень. Старик вздрогнул, сощурился и повернулся к дому. — Аааа, господин Хенвон! — улыбка тут же расплылась по пожилому лицу, — уже так поздно, почему вы не спите? — садовник выровнялся, упершись крупной ладонью о ствол дерева. — Сон не идет. А вы что тут так поздно делаете? — говорил он, обращаясь к своему работнику, однако глаза его бегали по всему периметру сада. Старик тоже оглянулся. — Да вот переживаю за эту вишню: давеча заметил, как она соком исходить стала, и все не уймусь. Думаю, с корнями что-то случилось али вредители заедают. Растение оно ведь тоже живое, ему ведь тоже больно бывает, — он говорил как-то по-старомодному, не только исходя из той лексики, что он использовал, но и из того, что он ею выражал. Хенвон не всегда понимал, что он хочет сказать, а если и понимал, то считал его слова по-старчески глупыми и наивными. Ему казалось, что каким бы опытом не обладали некоторые люди, в старости они уже не могли приспособить этот опыт к современности, а оттого и слова их не всегда были уместны или правильны. Это относилось и к садовнику. Привыкнув жить по-другому, так как жили раньше, он не мог примириться с нынешней действительностью и еще пытался продвигать идеи прошлого, давно минувшего и больше не существовавшего. Но какими бы наивными не казались слова этого человека, Че-младший относился к нему с почтением и уважением и никогда старался не спорить по поводу чего-либо. Разве что редко вырывались какие-либо грубоватые слова в его адрес, но они не то чтобы были специальные — ведь кто не ошибается? — Мистер Ли, а вы тут ничего не видели? — В каком смысле, господин? — Здесь… никого кроме вас не было? Старик пригладил второй ладонью редкие темные волосы с проседью, обернулся и поджал губы. — Да нет, я тут один. — И что даже к…кошки какой-нибудь заблудшей не было? — Да откуда ж ей взяться, господин? Этот скорый и абсолютно уверенный ответ подействовал как успокоительное на юношу в тот момент и если не моментально, то очень быстро заставил расслабиться. И правда — откуда им взяться? — А вам что — померещилось что-то? Парень улыбнулся. — Да вот именно, что, наверное, померещилось. Не берите в голову! И идите ложитесь спать, мистер Ли! Вы и так встаете ни свет ни заря, а уже вон который час! — Ладно-ладно! Доброй ночи, господин! — Доброй ночи! Хенвон закрыл окно и, сделав полшага назад, приобнял себя руками, устремив взгляд в пустоту. Темнота на улице сгущалась, как и тучи на небе, которые закрывали звезды одну за одной, а садовник все стоял у дерева, что-то высматривал и щупал. Спустя какое-то время, успокоившись окончательно, парень лег спать и заснул на удивление быстро, возможно, его так усмирили слова старика, а возможно, усталость и постоянное напряжение все же взяли верх и заставили организм расслабиться. Проснувшись же, Че-младший не был уже так спокоен: верить словам подслеповатого старика, учитывая, что дело было ночью, неосмотрительно. К тому же нужно было взять во внимание отсутствие возможности проверить наверняка не было ли никого на самом деле — камеры тогда еще не были установлены, а охрана еще не патрулировала сад — и тот факт, что в то время участились случаи нападений и налетов котов на особняки первого кольца. Как Хенвон не подумал обо всем этом еще ночью, он не знал, однако сейчас вся эта информация вызывала в нем неподдельный ужас. В то же утро было решено приобрести систему видеонаблюдения и усилить охрану. Что же касается особи, то к сожалению, спустя пару часов после подъема стало известно, что она мертва — ее нашли сбитой пьяным водителем практически уже возле арены, на которой она должна была выступать. Естественно разбираться никто не стал, потому что виноват был однозначно сам кот и никто иной. Охотиться Че младшему было уже не на кого, и видения больше не появлялись. Сам он стал более спокоен после того, как усовершенствовал свою охрану. Окончательно же уверенность в собственной безопасности пришла через пару недель, когда в департаменте приняли закон о невозможности передвижения котов по территории первого кольца.***
Хенвон выдыхает, умывая лицо, и медленно поднимается, включая воду и растирая мочалкой отпаренную кожу, а затем вылезает из ванны и убирает с себя лишнюю влагу махровым полотенцем. После возвращает на тело халат и идет к выходу на балкон, по пути затягивая пояс на талии. Когда дверь открывается, холодный воздух резко врывается в комнату, неприятно слизывая с шеи ледяными прикосновениями стекающие капли, а парень проходит к самому краю, упираясь ладонями в железные перила, и всматривается в темноту сада. Там видны лишь еще более черные тени, так четко выраженные из-за света луны, и ничего больше, ничего такого, что могло бы хрипеть или посвистывать. Что ж, наверное, опять волнение сказывается. Че убирает руки, засовывая их в большие теплые карманы своего халата, передергивает расслабленно повисшими плечами и еще раз окидывает взглядом деревья, перенося взор на небо, засыпанное звездами. Парень выдыхает, возвращается в комнату, плотно защелкивая двери и зашторивая выход на балкон плотными занавесками, и спускает воду в ванне, после убирая халат в гардероб. Затем переодевается в пижаму: мягкие льняные штаны в серую клетку и такую же ночную рубашку с маленьким округлым воротником. Большая кровать с балдахином — не слишком пышным и, скорее, изящным — стоит здесь же, только в другой части комнаты, из-за чего последнюю нельзя назвать ни ванной, ни спальней. Парень подходит к постели и откидывает к изголовью все декоративные подушки: ажурные темно-зеленые с мелкими, небольшими акцентами в рисунке из нитей грязно-золотого цвета, а после ложится, натягивая одеяло себе по грудь. Его взгляд блуждает по складкам занавесок, стараясь проникнуть сквозь ткань, туда, откуда уже не слышится никаких звуков, кроме шума слегка усилившегося ветра.