Ad infinitum

Он помнит это. Ночь, которая случилась недавно. Ночь, которая случилась давно. Что такое время для бессмертного? Оно не стоит того, чтобы его считать. Оно стирается, просыпаясь сухим песком сквозь простёртые пальцы, и сокровищами кажутся не часы и секунды, а встречи, взгляды, прикосновения. С дер Тодом они виделись часто - положение в какой-то мере обязывало. Кроллок не считал, что он отправил больше всех душ на его попечение, но тешил себя мыслью о том, что его существование прибавляет Смерти работы. И поводов наведываться к нему. Его золотистые волосы и небесно-сумеречные глаза не были пошлым лучом света в царстве тьмы, но разбавляли одиночество. Иногда Тод приходил без повода в виде жертвы, сам. Той ночью было так же - лёгкие шаги из середины залы, эхо каблуков, дробно рассыпающееся по углам. Смерть опять нарядился в платье, с трёхъярусной юбкой и рюшами на рукавах - ужасно старомодное даже по меркам тысячелетнего графа, но так подходящее оттенком к его глазам. Они сидели, почти бок о бок на маленькой банкетке. Тод говорил о людях. О том, как они воспринимают жизнь. Какой хотят смерти. А он смотрел на него, не отрываясь, и думал, что тонкая бархотка на его/её шее не выдержит прикосновения острого когтя. Потом прервал, коснувшись пальцами подбородка, и Смерть умолк на полуслове, в изумлении глядя на него. У Тода были в те мгновения совершенно огромные глаза - лучистые в обрамлении светлых, почти мерцающих ресниц. И нежная манящая кожа, открытая неглубоким декольте. Кроллок обнял её/его, привлёк ближе. Мешавшая полоска из кружева и ткани, как он и думал, разлетелась от одного прикосновения, освобождая длинную изящную шею. Удивительнее всего было то, что дер Тод не мешал. Не спорил. Не попытался отстраниться, когда граф склонился к нему. Дальнейшее, неподвластное времени, стоит перед глазами и болью отзывается в выдвинувшихся клыках. "Один глоток." Предупреждение раскатывается по залу и зависает в воздухе, словно не срывалось вовсе ни с чьих губ. Тод легко склоняет голову назад и вправо. Поощряет. Просит? Тонкая кожа почти не имеет вкуса и холодна даже для него. Смерть выдыхает, ощущая, как скользят по ней чужие губы. Сорвано. Тихо. И стонет, в голос, когда щеки нежной лаской касаются согнутые пальцы, а горло вспарывают острые клыки. Один глоток. Кровь Тода едкая и кажется горькой. Ночная темнота красит её в чёрный цвет. Он никогда не забудет этого вкуса. Ему не перестанет сниться стонущий в его объятиях Смерть. Тод исчез тогда, лёгкой дымкой истаяв в первом утреннем ветерке. Насмешка с золотистыми волосами и глазами цвета пасмурного неба. Сейчас он наверняка танцует с другими. И дарит им свою улыбку и свои поцелуи. Пальцы с длинными чёрными ногтями стискиваются в кулак... и разжимаются, лишь кончиками касаясь оконного стекла, такого же холодного, как его мраморная кожа. Никому не по силам очаровать самого Смерть. Никому не по силам приручить его. Ладонь, скрытая тёмной шёлковой перчаткой накрывает его руку внезапно. В этот раз Кроллок не слышит даже тихих шагов. На периферии взгляда светится золото. Если чуть повернуться, станет видно, что оно имеет форму лёгких кудрей. - Зачем ты вернулся? - Не глупите, граф... Тод не смеётся откровенно, но между строк, словно звёздные льдинки вспыхивает его потустороннее веселье. - Вы - вампир, - его голос становится тише. - Смерть всегда будет рядом... - и на грани слышимости, возле самого уха тёмные губы обозначают, - ...с тобой.