Forgiven (До встречи с тобой)

В Детройт въехали вместе с солнцем, Гэвин прищурился и опустил козырёк, пряча глаза. "Кинг Коул" открывался в восемь; Гэвин заставил Рикарда сделать крюк и купил хлеб для тостов, молоко, сыр, яйца и бананы. – Завтрак чемпионов, – он поставил пакет на заднее сиденье. – Знаешь, чего хочу? Какао. Ты умеешь варить какао? – Я могу научиться, – Рикард выехал с парковки. – В сети много рецептов. У тебя есть конкретные предпочтения? Гэвин вздохнул, разом растеряв настроение. – Да, – ответил он. – Хочу как у мамы. Забей, Рик. Это я так. Зря вспомнил. Он сглотнул и шмыгнул носом, отвернулся, скрывая слёзы. Рикард погладил его по колену и убрал руку. – Спасибо, – сказал Гэвин, глядя в окно. В почтовый ящик кинули счета и рекламную открытку с видом на Детройт с высоты птичьего полёта. В глаза сразу бросались башня "Киберлайф", Ренессанс-Центр и здание Городского Национального банка, да ещё стадионы в Даунтауне. Гэвин приколол открытку к пробковой доске, счета сперва оставил на столе под клавиатурой, затем передумал, вернулся, включил компьютер, чтобы сразу всё оплатить – не хотелось оставлять долги после себя, если день закончится неудачно. Горячий душ взбодрил, зубная паста избавила наконец от гадкого привкуса во рту. Когда он вышел на кухню, кофеварка выцеживала последние капли в колбу, а Рикард предсказуемо жарил омлет. – Тебе нужно поесть, – безапелляционно заявил он. – Садись. Сейчас будет готово. – А тебе нужна была подзарядка, – напомнил Гэвин. – Так что давай, подключайся. Я напишу Фаулеру, что мы часам к десяти приедем. – Твой рабочий день... – Да срал я на свой рабочий день, – Гэвин улыбнулся почти дружелюбно. – Андерсон вообще до Коннора приходил к полудню, ничего, никто не умер, а он же наш лучший сотрудник, так что уж без меня точно переживут. Рикард пристально посмотрел на него, затем отвернулся, перекладывая омлет на тарелку, сказал: – У тебя странный настрой. – Какой? – Гэвин вылил кофе в кружку. – Словно ты собираешься уволиться, – Рикард запнулся, диод моргнул красным, – или умереть, и все социальные игры больше не имеют значения. Теперь уже Гэвин долго его разглядывал, а затем сделал то, что прежде не приходило ему в голову – шагнул вперёд и обнял, вынудив андроида неловко поставить тарелку на самый край кухонного стола, чтобы обнять в ответ. – Гэвс... – Заткнись. Рикард дышал ему в волосы и нерешительно поглаживал по спине, а Гэвин просто грелся об него и пытался ни о чём не думать. День обещал быть тяжёлым и бесконечно длинным. Не хотелось ни прогнозировать его, ни даже мечтать о том или ином исходе, и Гэвин сосредоточился на запахах и звуках, на ощущениях – и воспоминаниях; он представил родинки на спине Рикарда, на искусственной коже под свитером, и улыбнулся, хлопнул его по груди и отстранился, прежде чем мысль зашла слишком далеко. – Давай, включайся в розетку, – поторопил он. – Не хочу всё-таки сильно опаздывать, там целая делегация встречающих должна собраться, как-никак. – Ты о GK100? – уточнил Рикард, вернувшись из комнаты с толстым шнуром в серебристой оплётке. Сняв кожу с загривка, он сдвинул панель и воткнул туда круглый разъём, а штепсель вставил в розетку. Свет в доме на мгновение погас, затем потускнел, и Рикард добавил: – Извини. Это энергоёмкий процесс. – Приятного аппетита, – Гэвин отсалютовал ему кружкой. – Да, я о сотке, и ещё неизвестно, что Старик успел накопать. Ну и Аллен ещё. Наверняка тоже притащится, спасибо хоть, сюда не приехал, я этого боялся. Рикард не ответил, а Гэвин не настаивал. Он не был уверен, что готов сейчас говорить на любую из этих тем, не знал даже, что хуже – Аллен или сотка, которому позволили разгуливать по участку – как, зачем?.. Фаулер ставил какой-то эксперимент? Проверял психическое здоровье подчинённых?.. ...Дэйв говорил вроде, сёстры Джуниор на сотку запали, да?.. Оставив Рикарда на кухне, Гэвин с недопитым кофе ушёл в комнату, оплатил счета, затем прошёлся по дому, собрал всякий хлам, который давно стоило выкинуть, подумал – и открыл нижний ящик тумбочки в спальне, бросил в пакет презервативы, смазку и анальный вибратор в чёрном замшевом мешке. Постоял, ухмыльнулся, вспоминая негодование Аллена и его же решимость, ту фотографию, пришедшую в самый неподходящий момент. И покачал головой. Это всё больше не имело значения. Если завтрашний день всё-таки наступит и для него, у Гэвина уже были другие планы. – Мусор вынесу! – объяснил он Рикарду, проходя через кухню, спустился с крыльца и пересёк двор, воровато оглянулся – и перемахнул низкий декоративный забор, крадучись, перебежал до соседских мусорных баков и бросил свой пакет к ним. Хотел посмеяться про себя – конспиратор херов, как будто кому-то есть дело до того, что ты пихаешь себе в зад!.. – но вспомнил шепотки в участке и скрипнул зубами. На хер. Лучше перестраховаться, всё меньше вытряхнут грязного белья на суде или на похоронах при отце. Рикард встретил его задумчивым взглядом, но ничего не сказал. Гэвин поёжился, растёр плечи руками – накинуть куртку он не догадался, так и выскочил в футболке. – Мандраж – пиздец, – признался он, ухмыляясь. – Столько вопросов, а на самом деле всего один – что ему от меня надо? Даже если он действительно мой брат, что с того? Тридцать лет прошло, Рик! Тридцать сраных лет! И он знал правду как минимум половину этого времени, иначе не подослал бы Ханну, так что ему надо сейчас? – Он скажет тебе, вероятно. – Или нет, или сделает вид, что вообще не в курсе, о чём я. У меня ведь нет прямых доказательств его причастности хоть к чему-то, даже контроллер из башки Ханны ничего не значит, кто-то мог подобрать его в мусоре, например, и использовать для дискредитации большого начальства, – Гэвин усмехнулся. – Не узнаю, пока не спрошу. Он побрился, оделся тщательно, как на экзамен – форменная футболка, простой серый свитер, тёмно-серые джинсы; пристегнул к ремню кобуру с "глоком", жетон, фонарик, сунул в карман зажигалку, а вот сигареты оставил дома. Вздохнул, посмотрел в зеркало, потрогал переносицу: следов драки на лице практически не осталось, ссадины затянулись, гематомы выцвели – хорошо. Потом, когда будут опрашивать свидетелей, в участке покажут, по крайней мере, что он выглядел по-человечески. Последние минуты дома он провёл, стоя у окна, бросил через плечо, услышав шаги: – Готов? – Да. А ты? Гэвин пожал плечами. Он сам сел за руль, доехал, соблюдая скоростной режим, припарковался недалеко от участка, но так, чтобы машину не видно было из окон. Взял куртку, подержал в руках. Ему казалось, он слышит обратный отсчёт; сотка его не интересовал больше, как и Аллен, и Фаулер, и все сраные сплетни участка, пусть делают что хотят, обсуждают его, смотрят видео, фотографируют. Он хотел отметиться – и уйти, чтобы лицом к лицу встретиться с человеком, которого знал тридцать лет назад. Со своим братом. Сжимая и разжимая кулаки, Гэвин вошёл в общий зал и – да, сотка действительно был здесь. Он сидел на свободном столе, покачивая ногой, и улыбался Хоуп; его одели в форменные спортивные штаны и футболку, выдали нейтральные серые кроссовки и с этого ракурса, без светодиода и голубой полосы на плече, Гэвин ясно и жутко увидел в нём себя времён колледжа в Лэнсинге. – Твою мать, – сказал он тихо. Сотка услышал. И обернулся, ухмыляясь, соскочил со стола. – А вот и ты наконец! – обрадовался он. Хоуп тоже оглянулась и ахнула, заулыбалась, прикрыла ладонью рот. В зале стало тихо; Гэвин старался не думать о том, что все присутствующие наблюдают за встречей – наверняка заключали пари, да, – и молча смотрел на андроида, смотрел, как тот идёт чуть вразвалку, как держит руки и голову. Щетину сотка убрал и вывел с лица шрамы, и оттого ещё сильнее походил на пацана из баскетбольной команды, которым Гэвин давно уже не был. – Привет, – сотка подошёл вплотную. – Ну, скажи что-нибудь! Ты не рад меня видеть? Он задумчиво вытянул губы трубочкой, повернулся к Рикарду. – А это твой бойфренд? Что, капитан... Договорить он не успел – не смог. Кулак Рикарда выстрелил вперёд быстрее, чем Гэвин понял даже, что происходит, и врезался в грудную клетку сотки с такой силой, что Гэвин услышал хруст; сотка отлетел назад, но удержался на ногах, попятился, вскинул руки в защитной стойке. Рикард бросился на него. Гэвин забыл дышать. Никогда прежде он не видел, как дерутся андроиды, как-то не сложилось, и сейчас испытал одновременно восхищение, ужас – и возбуждение; они оба двигались быстрее, чем он мог отследить, руки сталкивались с глухим неживым стуком, тела держали равновесие в невообразимых, нечеловеческих позах. Рикард был выше и явно сильнее, сотка – пластичнее и быстрее, и он ухитрился залепить Рикарду ногой в лицо, прежде чем Рикард снова врезал ему в грудь, на этот раз локтем, и сотка улетел к стене. – Хватит! – заорал Гэвин, спохватившись. – Стоять, блядь! Вконец охерели?! Он вовсе не был уверен, что они послушаются, но драка и в самом деле прекратилась. Рикард покрутил головой, словно вправлял позвонки, отряхнул руки. Сотка пошевелился, сел на корточки, встал. – Ты не можешь мне приказывать, – сказал он лениво. Его было хорошо слышно в оглушительной тишине. Затем зазвонил телефон, потом ещё один, хлопнула дверь кабинета Фаулера. – А я, сука, не приказываю! – гаркнул Гэвин. – Я тебя, блядь, по-хорошему вежливо прошу, мать твою! К стене, блядь, оба! Расстояние десять футов, кто лишний шаг сделает – пристрелю нахер, это понятно? Спасибо, блядь, пожалуйста! Он на полном серьёзе готов был выполнить угрозу, и они поверили, подчинились, встали по разные стороны от пустующего рабочего места. У сотки на груди выступил тириум, пропитав футболку, у Рикарда лопнула искусственная кожа на скуле, обнажив треснувший пластик. Капля голубой крови соскользнула по щеке, пока Гэвин разглядывал его, и Рикард стёр её, прежде чем она упала на куртку. Каким-то чудом в этой бешеной драке андроиды ничего не сшибли со столов и не опрокинули стулья – попросту не успели, как Гэвин подозревал, – и он не решался отвернуться, опасаясь, что они начнут всё с начала. – Рид! – позвал Фаулер на удивление спокойно. – Что тут происходит? – Я бы тоже хотел это знать, – пробормотал Гэвин себе под нос, ответил в голос: – Крышка у кого-то съехала! Электронные мозги набекрень, видали такое, сэр?! Фаулер кашлянул. – Зайди ко мне. Сейчас. Гэвин поднял руку, показывая, что понял, перевёл взгляд с Рикарда на сотку. – Я могу. Вас. Оставить? – раздельно спросил он. – Или вы тут, блядь, снова сраное MMA устроите?! – Не я это начал! – окрысился сотка. – Не пизди, – оборвал Гэвин. – Ты его спровоцировал. Андроид медленно поднял на уровень лица оттопыренный средний палец. – В жопу себе засунь, – посоветовал Гэвин, обернулся на Рикарда. – Не ведись. Ясно? – Да. Поднявшись к Фаулеру, Гэвин оглянулся ещё раз, но андроиды стояли неподвижно и даже не смотрели друг на друга, и он рискнул войти в кабинет. Дверь закрывать не стал; Фаулер никак это не прокомментировал. – Садись, – сказал он. – Знаешь, о чём я сейчас жалею? – Знаю, – Гэвин устроился в кресле и вытянул ноги. – О том, что меня не уволили в двадцать седьмом, когда вы сунули федералам Андерсона, а я психанул и устроил дебош. Капитан хмыкнул, помолчал. – Ты неплохо с ними управляешься. Для человека, который орал, что ненавидит андроидов. – Всё ещё ненавижу, – Гэвин пожал плечами, покосился через стеклянную стену в зал. Рядом с соткой хлопотала Хоуп, сокрушённо качала головой; Рикард смотрел прямо перед собой, высоко задрав подбородок, словно ему мешал воротник куртки. Фаулер вздохнул и перешёл наконец к делу. – Я ждал твоего возвращения из-за этого, – он указал пальцем на сотку. – Здесь его прозвали Джуниором. Знаешь, почему? Он не говорит своего имени. Предлагает угадать всем желающим, обещает ответить на три любых вопроса тому, кто справится. У каждого по одной попытке, и до сих пор никто не преуспел. Есть варианты? – Варианты?.. – Гэвин усмехнулся. Сотка задрал футболку, позволяя Хоуп оценить размеры повреждения, посмотрел поверх её головы и встретился взглядом с Гэвином, сказал что-то. Хоуп похлопала его по руке. Гэвин отвернулся. – Элиша, – проговорил он негромко, но отчётливо. – Как?.. – Фаулер нахмурился. – Разве это не женское имя? – Это библейское имя. А что? Уже пробовали? – Ты что-то знаешь, – капитан не спрашивал. Теперь уже вздохнул Гэвин, разгладил джинсы на колене. – Завтра, – произнёс он, – я буду знать точно. Дадите мне срок до завтра, сэр? На какую-то долю секунды ему показалось, что Фаулер сейчас тоже продемонстрирует ему средний палец, но Фаулер лишь хлопнул ладонями по столу и свирепо на Гэвина уставился. – Если ты считаешь, что можешь ставить мне условия... – И что? – Гэвин поднялся. – Уволите?.. Он помолчал, добавил: – Хотите, я скажу "пожалуйста"? – Проваливай, – Фаулер вытянул руку в направлении двери, спросил уже в спину: – Значит, Элиша?.. Гэвин обернулся. – С вероятностью, близкой к ста процентам, – подтвердил он. Кроме раны на щеке Рикард обзавёлся сбитыми костяшками пальцев на правой руке и порвал рукав; последнее расстроило его сильнее всего, светодиод покраснел и тревожно забился, и Гэвин закатил глаза. – Уймись, жестянка. Ты ещё легко отделался, как по мне. И, кстати, какого хера ты вообще устроил? Врезать один раз было бы достаточно. – Я просто хотел подраться, – Рикард неуклюже пожал плечами. – Он дал мне повод и возможность. Гэвин пристально на него посмотрел и усмехнулся. – Где-то я это уже слышал, – сказал он. – Насчёт "просто хотел подраться". Говорят, подражание – лучшая форма лести, да?.. – Мне нравится быть похожим на тебя хоть немного, – серьёзно ответил андроид. – Ты позволишь мне сопровождать тебя в таком виде? – Почту за честь, – отозвался Гэвин насмешливо. – Знаешь, куда ехать? – Да, знаю. Его дом недалеко, в пяти с половиной милях отсюда. – Серьёзно?.. Охеренно мило с его стороны не жить у чёрта на рогах! На улице пошёл мелкий снег, запорошил дороги и дома, колол щёки злыми острыми иголками. Гэвин почистил щёткой лобовое стекло, запустил двигатель и обошёл машину, успевшую промёрзнуть за время их отсутствия. – Почему ты не стал разговаривать с GK100? – спросил Рикард, садясь за руль. – Тебе не важно, кто стрелял в него? – Мне даже не важно, кто его трахал, – Гэвин перестал улыбаться. – Старик сказал, сотка предлагал ответить на любые три вопроса тому, кто с первой попытки угадает его имя. Это похоже на какую-то сраную игру, и я не собираюсь в ней участвовать. Меня больше интересует тот, кто его создал. – Никто не угадал? – Есть идеи?.. – Элиша, – Рикард тронул хонду с места. – Это наиболее вероятный вариант, сразу за ним идёт твоё имя, но его должны были предложить одним из первых. Гэвин кивнул. – Беспроигрышный вариант, да? В участке не хватит народу, чтобы перебрать даже самые популярные имена, а уж такую срань и вовсе не вдруг придумаешь. Повезло, что ты любопытный и решил прочитать документы, которые мне на хер не сдались. Некоторое время Рикард молчал, потом спросил: – Тебе правда никогда не было интересно, кто твои биологические родители? Я помню, ты говорил, что не проверял, но неужели и не думал? – Думал, – неохотно признался Гэвин. – Только не в том смысле. Ну, то есть, я говорил тебе, что я – то ещё дерьмо, да? Я до сих пор уверен, что ты зря меня выбрал, ну да ладно. Был момент, когда я очень хотел их найти, но зассал просто спросить, я ведь уже слышал, что они сторчались, скорее всего, так что я полез в сеть с этим вопросом. Не конкретно о себе, а вообще – как это происходит, что люди думают, как себя ведут при встрече. Не знаю, вдохновиться хотел, что ли?.. А начитался всякого дерьма. Впервые понял, что могу по-прежнему быть ненужным, могу всё испортить. Всё, что у меня есть. Огрести кучу проблем. И ради чего? Ради мизерного шанса, что дорогая мамочка перестала колоться и жаждет воссоединения – или куда более вероятных вариантов, что она, например, решит воспользоваться моей спортивной стипендией, придёт под кайфом на мой выпускной, познакомит с десятком сиблингов, которым повезло меньше?.. Он вздохнул, усмехнулся, постучал костяшками пальцев по стеклу. – Меня всегда злила мысль, что у меня могут быть братья или сёстры, так что Ханна меня пиздец выбесила. Если это – подавленные воспоминания об... Элайдже, – он запнулся на имени, – это как-то херово выглядит. Может, всё-таки совпадение? – Камски – редкая фамилия для Соединённых Штатов, – заметил Рикард. – Вероятность случайного совпадения в пределах одного города стремится к нулю, тем более в сочетании с внешним сходством. В кармане завибрировал смартфон. Гэвин вытащил его и посмотрел на экран. Аллен. "Ты ещё в участке?" – Зачем было делать куклу? – спросил Гэвин, не глядя на Рикарда. – Блядь, если это правда, если он знал, что он мой брат, почему не связаться как-то, не поговорить? Зачем вся эта срань с Ханной и соткой?! Отвечать Аллену он не стал, выключил смартфон полностью и сунул в бардачок. – Впрочем, о чём я. Поговорить – это я о человеке, который живёт в бункере со стайкой одинаковых кукол, купается в бассейне с красным дном и проводит тест на девиантность, предлагая убить того, кого считает разумным?! – Гэвин похлопал себя по карманам и выругался, вспомнив, что оставил сигареты дома. Помолчал. Добавил уже спокойно: – Всего-то надо – взять образец ДНК, чтобы узнать точно. Как думаешь, снизойдёт гений и мультимиллионер до того, чтобы в меня плюнуть? Рикард улыбнулся. – Тебе придётся потрудиться, чтобы вывести его из равновесия. Гэвин неопределённо хмыкнул. Дом Камски стоял на берегу Детройта в стороне от дороги. Снег ещё не успел занести спуск; в белёсом тумане Гэвин разглядел вдали, на острове, башню "Киберлайф", сказал: – Что, ему нравится приглядывать за своей компанией в прямом смысле?.. – Гэвин. Он обернулся. Диод Рикарда тускло мерцал красным, пульсировал редко и неровно. – Я обдумал твоё распоряжение об отключении от сети и считаю его разумным. Есть одна вещь, о которой ты не знаешь... – И прямо сейчас знать не хочу, – перебил Гэвин. – Потом, ладно? Захочешь мне рассказать – расскажешь. Нет – хер с ним. Я тебе доверяю. Понял? Рикард долго смотрел на него, не мигая, затем кивнул. – Я понял. Гэвин. – Ну? – Если всё закончится хорошо, выкупи меня у Департамента. Теперь уже долго молчал Гэвин. Вздохнул. Поднял руку и провёл пальцем по гладкой щеке рядом с раной, запёкшейся полупрозрачной синей корочкой. – Ладно, – сказал он наконец, застегнул куртку и выбрался наружу. Ледяной ветер бросил ему в лицо пригоршню снега; поморщившись, Гэвин прикрылся ладонью и пошёл вперёд, к мосткам между камней. Правее и ниже он заметил деревянный причал, слишком маленький для яхты, но достаточный, чтобы сидеть на нём летом, свесив ноги в воду, и впервые подумал, что в Камски всё-таки есть что-то человеческое. Он позвонил, и дверь, как и Андерсону, открыла ST200. – Хлоя? – спросил Гэвин наугад. – Привет. Я Гэвин Рид. Хочу увидеть Элайджу Камски, надеюсь, он уже не спит? – Пожалуйста, входите, – она отступила назад, как и с Андерсоном, не утруждая себя приветствием. – Я сообщу о вас. В чёрном холле ничего не изменилось в сравнении с файлом, записанным Коннором. Гэвин не стал садиться, прошёлся пару раз от стены к стене, посмотрел на фотографию Элайджи с пожилой женщиной, перевёл взгляд на огромный портрет, пытаясь понять, что кроется за этой гигантоманией – желание морально подавить визитёров? Напомнить, кто тут самый крутой парень в этой песочнице?.. Ещё здесь царила поистине оглушительная, давящая тишина. Через толстые оконные стёкла не доносились ни гул ветра, ни шуршание снега; не играла музыка, как в записи Коннора, не слышно было ни шагов, ни голосов в других комнатах. Гэвин шумно вздохнул, переступил с ноги на ногу и сам поморщился от того, как неуместно и громко это прозвучало. – Рик, – позвал он шёпотом. – Да? Гэвин покачал головой. – Так, просто. Чувствуешь, какая атмосфера? – Извини, нет. Я не понимаю, о чём ты. – Ну да, – Гэвин усмехнулся, потрогал стену. Она была не тёплая и не холодная, не гладкая и не грубо шершавая – усреднённая, никакая; Гэвин отнял руку и подумал, что не может даже оценить субъективные ощущения. Вернулась Хлоя, плотно прикрыла за собой дверь. Объявила: – Элайджа готов с вами встретиться, но вы должны сдать оружие. – Да ладно?! – не поверил Гэвин. – С чего такая дискриминация? У Андерсона ты табельное не отбирала! – Вы должны сдать оружие или покинуть дом, – терпеливо повторила Хлоя. Она не улыбалась, стояла, опустив руки, как манекен; Гэвин разглядывал её пару секунд, ища в её лице подвижные черты Ханны, но быстро сдался и с неохотой покачал головой. – Твоя взяла. Вытащив "глок" из кобуры, он протянул его Хлое. – Револьвер тоже. – Сучка, – Гэвин рассмеялся и присел на корточки, отстегнул с голени второй ствол, отдал и его. – Что ещё? Фонарик? Ручку? Зажигалку? – Личные вещи, не являющиеся оружием, вы можете оставить при себе. Проглотив на всякий случай замечание о том, что орудием преступления бывает не только формальное оружие, Гэвин уже хотел последовать за Хлоей, но в последний момент спохватился и снял куртку, бросил в кресло. В доме было жарко, ещё не хватало вспотеть, а потом промёрзнуть на улице. На долю секунды он позавидовал Рикарду, которого верхняя одежда не беспокоила, затем вздохнул, одёрнул свитер и вошёл в гостеприимно распахнутую дверь. И оказался в пятне света. Дальняя часть комнаты тонула в тенях, но здесь белая холодная лампа выхватывала кусок пола и стеклянный стеллаж; блики слепили глаза, Гэвин поморщился и прикрыл лицо, сказал громко: – Ну что за детский сад? Со мной-то не надо в плохого копа играть! Из тени раздался негромкий – и неприятный, – смех, но свет и правда стал более тусклым. – Проходи, – пригласил Камски. – Не стесняйся. Теперь Гэвин его хотя бы видел. Камски полулежал в низком кресле, закинув ногу на ногу, на полу рядом с ним сидела другая ST200, точная копия Хлои, только одетая в белое платье с серебристыми лямками. Лицо Камски тонуло в полумраке; блестели глаза, тёмная серьга в хряще уха – и стакан в руке. – Выпьешь? – Андерсону ты не предлагал, – Гэвин сделал ещё шаг вперёд и остановился, потому что ST200 приподнялась ему навстречу, всем своим видом демонстрируя, что ближе подходить не стоит. Камски погладил её по голове. – Андерсон мне не родня, – проговорил он с расстановкой. – В отличие от тебя. Гэвин сморгнул, понадеявшись, что удержит лицо в целом; пальцы дёрнулись в попытке сжаться в кулак, перехватило дыхание – и отпустило, и благодарить за это следовало неуёмное любопытство Рикарда. Первый шок уже случился вчера. От подтверждения стало больно на мгновение, но и только. С этим можно было жить. – Уверен? – спросил он так же медленно. Камски шевельнул свободной рукой, и из темноты выступила третья ST200, тоже в белом, но более закрытом платье; она молча протянула планшет. Гэвин покачал головой. – Ты написал их всех, – сказал он, жестом обводя и двухсотых, и Рикарда. – Мог и справку состряпать. Не аргумент. – А что для тебя аргумент? – Камски поднялся и отошёл назад, в темноту, повернулся спиной, протянул нараспев: – Гэвин Рид. Тебе нравится это имя? – Что ты хочешь? – Я?.. Это ты ко мне приехал. Кстати, не один. Как зовут твоего спутника? Лейтенант Андерсон, которого ты тут припомнил, представил мне Коннора. Гэвин всё-таки сжал кулак и перевёл дух, постаравшись сделать это тише. К его удивлению, Рикард молчал. Гэвин не знал, трактовать ли это как нежелание называть имя или передачу инициативы; всё шло совсем не так, как он себе это представлял, он ждал – большей экспрессии, что ли?.. Встречного интереса, эмоций – каких угодно. Он был готов к любому дерьму, кроме сраного, мать его, равнодушия!.. – Андроид модели GK100, – начал Гэвин. – Зачем ты его создал? – Почему ты считаешь, что на вопросы буду отвечать только я? – Камски обернулся. – Твоя очередь. Я хочу знать, как зовут твоего спутника. Гэвин набрал воздуха в грудь – и почувствовал прикосновение к плечу, горячее и невесомое. Стало легче. – Рикард, – сказал он. – Его зовут Рикард. – Хорошо, – Камски выдержал паузу. "Целомудренная" ST200 тихо подошла к нему в темноте, зажурчала льющаяся из бутылки жидкость; Камски сделал глоток, покачал стаканом – лёд стукнул о стенки. – Элиша! – объявил он. Гэвин вздрогнул, и Камски вновь засмеялся. – Я говорю не о тебе, – издевательски успокоил он. – Ты спросил о нём, и я настроен тебе ответить. Не хочешь присесть? Или, может, ты передумал и готов промочить горло? На это Гэвин попросту не отреагировал, только заложил большие пальцы в карманы джинсов. Камски кивнул. – Как знаешь. А я сяду. Это долгая история, Гэ-вин. Он произнёс имя так, словно его тошнило. – И начинается она с твоего предательства, – Камски откинулся в кресле, вытянул ноги. – С того, что тебя увели, и ты ушёл. Чем тебя поманили? Конфеткой, игрушкой? Что оказалось настолько привлекательным, чтобы не делиться с братом, мм?.. – Я не знаю, о чём ты! – не выдержал Гэвин. – Я не помню ничего из детства! Ничего до усыновления и ещё пару лет после! Живот скрутило острой болью; Гэвина буквально затрясло от ярости и непонятного страха, словно где-то глубоко и в самом деле таилось чувство вины за проступок, совершённый треть века назад, словно слова о предательстве были правдой – и он не мог поручиться, что не были. Рикард вновь коснулся его плеча, погладил, чуть сжал. – Удобно, – оценил Элайджа. – Однако я – не суд присяжных, Гэ-вин, я не учитываю смягчающие обстоятельства. Ты не помнишь? Отлично, я расскажу тебе. Надеюсь, у тебя много времени в запасе и ты никуда не торопишься. Гэвин промолчал, не уверенный, что не сорвётся в матюги, если откроет рот. – Мама родила нас дома, как кошка, – Камски улыбнулся. – Никому не сообщала, нигде нас не регистрировала, и примерно два или три года даже соседи не знали, что в доме есть дети. Не то чтобы кому-то было дело до наших жизней, нет, просто все любят сплетничать. Это нормально для неустроенного, несчастного человечества, и мы выросли бы как Ангуло или сдохли как Йейтсы, если бы однажды ты не выбежал на улицу, куда нас не пускали. Я смотрел за тобой в окно, но догнать не решился, и я жалел об этом тысячи раз в последующие годы!.. Он приподнял стакан, и третья ST200 вновь наклонила над ним бутылку. – Тебя отлупили, разумеется. А через день, когда ты был ещё чёрный от побоев, пришла опека. Мамочку вынудили предъявить тебя, ведь соседи твёрдо стояли на том, что видели маленького мальчика!.. Мамочка решила тобой откупиться. Заключить сделку с дьяволом. Сдать тебя, но сохранить меня, и я не могу её осуждать, всегда жалко расставаться с привычными игрушками, но ты!.. – Камски развёл руками. – Как я ждал, что ты вернёшься! Как надеялся, что люди, забравшие тебя, придут и за мной!.. Гэвин стиснул зубы, чувствуя, что вот-вот разревётся самым позорным образом, сжал кулаки. Он думал, что вынесет спокойно любой разговор, но тема предательства пришлась по больному, вгрызлась в горло, забралась под кожу. – Тогда я не думал, что ты бросил меня, – Камски успокоился, его голос выровнялся, стал даже скучным. – Я считал, что ты умер. Плакал о тебе, рисовал нас вместе, сочинял всякие сказки. Молился. Обещал, что непременно сбегу рано или поздно, уеду куда-нибудь в Мексику и назову твоим именем ранчо. Ну, знаешь, дети фантазируют. Непрошеная слеза всё же соскользнула по щеке. Гэвин с трудом перевёл дух и сглотнул; Элайджа, к его облегчению, не заметил – или решил пока не придавать этому значения. – Я горевал о тебе до самого колледжа, – Камски наклонился вперёд. – Впрочем, тебе интересно, наверное, как я попал в колледж? Мамочка откинулась наконец-то, когда мне было что-то около четырнадцати, она долго продержалась, и мне чертовски повезло, что после очередного переезда в нашем окружении трудилась волонтёром Аманда Стерн. Ты видел её фотографию в холле, не так ли, Гэ-вин? – Видел. – Отлично. Аманда была святая, – в голосе Камски прорезалось что-то похожее на благоговение. – Она сделала для меня невероятно много. Из того, что тебе будет понятно, могу упомянуть, что она оформила мне документы. Впервые за четырнадцать лет моё имя попало в базы данных. У меня появился день рождения, Гэ-вин!.. Правда, с ним неудачно вышло. На самом деле ни ты, ни я не можем быть уверены, что родились именно в этот день. Где-то в две тысячи втором, и довольно с нас, правда?.. Кстати, Гэ-вин, ты – старший. Ты этим ужасно гордился! Слёзы разъедали глаза, но Гэвин по-прежнему стоял неподвижно. Рикард шагнул к нему и обнял за плечи, прижался лицом к затылку. – Какая прелесть, – заметил Камски. – Рикард. Ты беспокоишься об этом человеке? – Да. Камски засмеялся. – Я тебя создал! Я! А бонусы всё равно достаются моему брату. Какая ирония... Отойди от него, Рикард. На пару футов, этого достаточно. – Нет. На мгновение стало тихо, затем Камски переспросил: – Что?.. – Оставь его в покое! – охваченный внезапной необъяснимой паникой, Гэвин рывком стряхнул с себя руку Рикарда и отодвинулся сам. – Всё, видишь?! Никто никого не трогает. Разобрались?! – Нет, не разобрались, – Элайджа поднялся, сделал очередной глоток. – В этом доме андроиды делают то, что я приказываю. Даже девианты. Рикард, ты девиант? Гэвин не видел светодиод, но представлял, что сейчас он полыхает красным. Было что-то в лице Рикарда, какая-то ненормальная твёрдость, наводившая на мысли, что он в ярости и готов броситься на Камски так же, как бросился в участке на GK100. – Рик, нет! – выпалил Гэвин, не успев подумать, как к этому отнесётся Камски. А тот запрокинул голову, разглядывая их обоих из-под опущенных век, покачивал стаканом. – Зря они дали одну внешность двум сериям, – проговорил он. – Однако что поделать. "Киберлайф" не станет возражать заказчику, особенно если это министерство обороны, не так ли, Гэ-вин? Глупо спорить с правительством. Его можно только слушаться – или свергать, но это не моя тема. На чём мы остановились, напомни, пожалуйста. – Аманда Стерн взяла тебя под опеку, – выдавил Гэвин, облизал пересохшие губы и шмыгнул носом. Третья ST200 вынырнула из полумрака и протянула ему коробку салфеток. – У меня заботливые девочки, – Камски усмехнулся. – И всё же не такие заботливые, как экземпляр, стоящий у тебя за спиной. Как ты этого добился? Гэвин промолчал, и Камски перевёл взгляд на андроида. – Рикард? Может, ты мне ответишь?.. – Я не обязан отвечать, – отрезал Рикард, но всё же добавил: – Извините, сэр. – Вежливость через силу! – Камски сделал глоток, не глядя протянул стакан в сторону ST200. – Мне даже жаль. Ты действительно любопытный случай, я бы тебя изучил... когда-нибудь. Аманда! – Я готова, Элайджа. Голос заставил Гэвина вздрогнуть: женский, глубокий, он раздавался откуда-то из темноты и сверху, словно с небес. – Отключи его. Он мне надоел. Вновь не успев подумать, Гэвин шагнул назад, закрывая Рикарда собой, и устыдился и разозлился, поймав на себе насмешливый взгляд Камски, открыл рот, но заговорить не успел. – Я не могу этого сделать. RK900 номер триста тринадцать двести сорок восемь триста семнадцать восемьдесят семь не подключён к сети, у меня нет доступа к его модулю управления. Вот теперь Камски впервые удивился по-настоящему. Наклонив голову, он несколько секунд разглядывал Рикарда, словно решая, что делать. – Просто дай ему уйти, – поспешно сказал Гэвин. – Он подождёт меня снаружи. И понял, что проебался. Лицо Элайджи исказила кривая недобрая улыбка. – Хорошо, – он принял от ST200 наполненный стакан. – Раз так, он уйдёт. Он щёлкнул пальцами, и в спину Гэвину грохнул выстрел. Удар свалил Гэвина с ног; едва успев подставить руки, он перекатился набок и столкнул с себя тяжёлое тело андроида, приподнялся – и замер, увидев развороченный пластик. Пуля, опрокинувшая Рикарда, вошла в основание черепа, туда, где располагался модуль памяти. Сорок пятый калибр не церемонился, но чувствительному биокомпоненту хватило бы и меньшего ущерба; не желая верить глазам, Гэвин протянул руку и дотронулся до синей капли, сползшей вниз по шее под неловко смятый воротник куртки. – Продолжим, – Камски вернулся в кресло. – Я рассказал тебе об Аманде, чтобы ты понял, как я из городского маугли превратился в подающего надежды студента Колбриджского университета. Медленно Гэвин поднял голову. Стреляла Хлоя. Он совсем забыл о ней, а она так и стояла за их спинами, и пуля, убившая Рикарда, вылетела из его, Гэвина, "глока". Лицо Хлои было безмятежно-спокойным, словно ей каждый день доводилось уничтожать сиблингов, и Гэвин понял, почувствовал глубоко внутри: она стреляла и в GK100, только его она не смогла застать врасплох. – ...по одному вопросу мне пришлось наведаться в Общественный колледж Лэнсинга, – невозмутимо продолжал Камски. – Я думал получить консультацию и уехать, но мой профессор оказался большим фанатом спорта. Баскетбола. Ты догадываешься, к чему я клоню? – Сука, – выдохнул Гэвин. – Какая же ты сука. – На себя посмотри, – предложил Элайджа. – Я уничтожил машину. Прекрасную, любопытную с научной точки зрения, но и только. Компания "Киберлайф" возместит полицейскому департаменту материальный ущерб. Гэвин встал, пошатнулся, но всё же устоял на ногах. Вниз он старался не смотреть и не думать о том, что лежало на полу. Не будь Ханны, у него оставалась бы надежда, однако он хорошо помнил слова Рикарда: андроида можно восстановить, пока цел модуль памяти. Записать "новый носитель". Заплатить – сколько там, пять, семь тысяч?.. – и подождать несколько часов. Главное – не вынимать модуль в домашних условиях, чтобы не повредить. Не повредить... Он закрыл глаза. – Сука, – повторил он почти спокойно. – Ой, брось, – отмахнулся Камски. – Оскорбления не помогают, иначе ты уже стал бы капитаном участка, а то и начальником полиции. Хотел спросить, кстати, почему ты бросил колледж? Мой профессор сказал тогда, что ты получаешь спортивную стипендию. Не думал, что можно успешно играть в баскетбол с твоим ростом, конечно... Гэвин молча бросился к нему – и второй выстрел оторвал ему ногу. То есть, сначала ему так показалось. Заорав от внезапной боли, он рухнул на пол, приложился плечом и лбом, ударил сжатым кулаком раз, другой, третий; ниже колена полыхал огонь, Гэвин попытался пошевелиться и с трудом втянул в себя воздух, когда от лодыжки вверх ударил разряд. Откуда-то издалека донёсся неприязненный звук. – Ну что ж, – проговорил Камски. – Не стану скрывать, я этого ждал. Ты слишком вспыльчивый, Элиша. В этом ты ничуть не изменился. Стиснув зубы и сжав кулаки, Гэвин кое-как приподнялся на локтях, считая про себя от ста к нулю, чтобы удержать ускользающее сознание; под правой ногой уже расплылась лужа крови, но стопа, по крайней мере, всё ещё была единым целым с его телом. Оглядевшись, Гэвин стянул с себя свитер, затем футболку. – Что ты делаешь? – спросил Элайджа. Футболка поддалась зубам со второй попытки; разорвав её пополам, Гэвин подтянул к себе ногу, увидев при этом все звёзды мира, и наложил импровизированный жгут, попытался ладонью обтереть рану, чтобы убедиться, что кровь остановилась, но боль не позволила. Обессилев резко и окончательно, он снова рухнул на пол, проклиная себя последними словами за слабость. – Я увидел тебя с трибуны, – продолжил Камски, словно ничего не произошло. – Не поверил своим глазам. Профессор назвал мне твоё имя. Я спустился со всеми, когда матч закончился, я стоял в паре футов от тебя, но ты меня не заметил!.. Ты обнимался со своей командой, ты позволял себя тискать! Когда ты мазнул по мне взглядом, у меня остановилось сердце, ведь я считал тебя мёртвым всё это время, а ты был живой, здоровый и сильный, ты с кем-то дружил, ты – ты вырос нормальным! Свободным! Ты вёл себя так, словно это всё и должно было тебе достаться, а я стоял там, смотрел на тебя и не знал, что делать. Меня воспитал планшет, Элиша! Обучающие программы! Сухие завтраки были за счастье!.. Ты знаешь, как я изобрёл голубую кровь?! Трудно не сделать этого, когда в отдельные дни из еды в доме был только красный лёд!.. – Пошёл ты, – пробормотал Гэвин чуть слышно, упираясь лбом в пол. Боковым зрением он видел Рикарда. Открытые глаза наводили на Гэвина ужас, и он дёрнулся в попытке отползти назад и не смог: лодыжка отозвалась новой удушающей волной боли. – Да, – согласился Камски. – Действительно. Что тебе за дело до меня. У тебя была восхитительная полная жизнь, в которой не было места брату-неудачнику, так?.. Не отвечая, Гэвин всё же развернулся и дотянулся до Рикарда, опустил ему веки, шевельнул губами, беззвучно прося прощения. Что-то вертелось в голове, но ему было не сосредоточиться, он зажмурился и вспомнил: жгут. Засечь время. Ещё он замёрз, но понятия не имел, где бросил свитер, и не осталось сил даже на то, чтобы обернуться. Скорчившись рядом с телом Рикарда, Гэвин вывернул руку с часами, прочитал про себя цифры, повторил дважды, не понимая значения. – Хлоя, – позвал Камски. – Набери девять один один. – Я уже набрал, – раздалось от двери. Гэвин силился узнать голос, но тщетно; пришлось открыть глаза. – Ещё я позвонил капитану Аллену, – сотка – Элиша! – держал в руке такой же "глок", как у Гэвина. Оглядевшись, он хмыкнул и приказал: – Хлоя, положи оружие на пол. Я стреляю на три. Два. – Хлоя, выполняй!.. – крикнул Элайджа, но опоздал. Грохнул выстрел. С пола Гэвину не было видно сперва, что произошло, затем у Хлои подогнулись колени, и она завалилась набок. Ровно в центре её лба темнело входное отверстие – без признаков ожога, не к месту вспомнил Гэвин. – Мечтал это сделать, – признался Элиша, переступая через её тело. – Сучка, четыре пули в меня всадила, ну да ладно. Что тут происходит, чёрт возьми?! Я считал, ты хотел просто с ним поговорить! Наклонившись, он поднял с пола свитер и накрыл Гэвина, заглянул ему в лицо, кивнул, удовлетворившись увиденным. – Как ты уцелел?! – ожил наконец Камски. – Хлоя сказала... – Хлоя тебе солгала, – Элиша ухмыльнулся. – Услуга за услугу: она сохранила память мне, я оставил шанс ей. Разумеется, её жизнь по-прежнему в твоих руках, но, поверь мне, эта девочка заслуживает возрождения! – Да что ты понимаешь?!.. В голосе Камски было намешано поровну негодования, отчаяния и – да, пожалуй, восхищения. Гэвин беззвучно засмеялся, закашлялся, перевернулся на спину, стиснув зубы, когда боль в ноге вспыхнула с новой силой. – Вот и двойные стандарты, – Элиша присел на корточки и поправил сползший свитер. – Как разговаривать с Андерсоном, так девианты – поразительные создания и величайшее достижение человечества – от скромности ты не умрёшь, кстати, – а как ответить собственно девианту, так сразу "что ты понимаешь". Он передразнил Камски удивительно точно. Добавил: – Ты в самом деле думаешь, он станет с тобой разговаривать после того, как ты убил его парня?.. Не-а. Гарантирую. Вероятность сто процентов. Что-то привлекло его внимание, он попятился на корточках, как был, склонился над простреленной ногой Гэвина и сложно, затейливо выругался. – Хорошо, что ты не парамедик, старшенький! – заявил он, откладывая "глок" на пол. – Или плохо, потому что парамедика хоть научили бы жгут накладывать! Ты хочешь тут кровью истечь, что ли?! Гэвин снова засмеялся. – Отъебись, – прошептал он. – Пошёл на хер! – Мне не понравилось, – доверительно сообщил Элиша. – Не знаю, что ты в этом находишь. Впрочем, может, я плохо подобрал дилдо, но, так или иначе, меня не впечатлило, так что, пожалуй, обойдусь. А теперь терпи! Он развязал пропитавшуюся кровью футболку, ловко её скрутил и снова перетянул ногу выше раны. Гэвин заорал. – Ну, всё, всё, – Элиша похлопал его по плечу. – Сейчас приедет твой бывший и как принцессу на руках отнесёт тебя в больничку. Все получат массу удовольствия. Кроме меня. – Не делай этого, – попросил Камски. Неловко вывернув голову, Гэвин попытался рассмотреть его лицо. От потери крови, должно быть, его начало клонить в сон, он с силой зажмурился и пошевелил ногой, но даже боль не особенно помогла. – Что ты, – начал он, но Элиша прижал ему палец к губам. – Тихо, – сказал он, оглянулся и подобрал пистолет Гэвина, выпущенный из рук Хлоей. – Всё будет хорошо. Я знаю, что делаю, в отличие от тебя. Я вообще лучше тебя во всём. Кроме одного: ты умеешь любить. Никогда бы не подумал. Не проеби себя, старшенький, ладно? Я верю, что ты сможешь. Гэвин смотрел на него, с трудом разлепляя веки. И понял, что сейчас произойдёт, когда Элиша полностью снял искусственную кожу, оставшись белым манекеном, похожим на сотни и тысячи других. Аллен вынес дверь – и расстрелял вооружённого девианта, не задумываясь, перебежал освещённую часть комнаты и бросился на колени. – Гэвин, смотри на меня!.. Уже теряя сознание, Гэвин нашёл на ощупь холодную ладонь Рикарда. – Прости, – повторил он беззвучно. – Прости. Прости меня... Он плохо помнил, что было дальше. Аллен и правда вынес его из дома на руках и как будто целовал в лоб, висок и скулы, пока парамедики не выгнали его из фургона. Гэвин старался не закрывать глаза, но постоянно сваливался в липкую влажную темноту; ему надели кислородную маску, воткнули в руку иглу и сняли ботинок с раненой ноги. Боли на удивление не было – то ли шок, то ли ему что-то вкололи; Гэвин пошевелился и услышал: – Давление падает! Передай, чтобы готовили операционную! Потом пришла тьма. Потом – свет, белый и такой же липкий. – Как твое имя? – настойчиво спрашивал кто-то в зелёной маске. – Как тебя зовут? – Гэвин... сука... Рид, – процедил он. Кто-то в маске засмеялся и отстранился. – Видите? – сказал он. И Гэвина выключило вновь. Окончательно он проснулся в палате. Верхний свет не горел, только маленькая лампа в изголовье, рядом скучно пищал регистратор жизнедеятельности. Ужасно хотелось пить, саднило горло – от дыхательной трубки, Гэвин помнил это по прошлому ранению. – Дерьмо, – проговорил он одними губами. Прокашлявшись потихоньку, он попытался привести мысли в порядок. Не хотелось ни думать, ни вспоминать, но раз он не в интенсивной терапии, значит, утром начнутся допросы. Придёт Фаулер или кто другой; скорее – другой, возможно даже, отдел внутренних расследований, ведь ситуация не то чтобы дурно пахнет, она воняет так, что мёртвого поднимет. ...мёртвого, да. Неудачное вышло сравнение. Один визит – три расстрелянные куклы, и если Хлоя подлежит перезаписи подобно Ханне, то Рикард – Рикарда больше нет. Слеза скатилась по щеке в ухо. После всех воплей, оскорблений и проклятий Гэвин оплакивал андроида; ему стоило бы подумать о себе, он даже не знал, чёрт возьми, сохранила ему ногу эта сраная срочная операция или нет, а он смотрел в потолок и вспоминал родинки на горячей коже и белый пластик под ней, неровное мерцание светодиода. Мамин свитер, севший точно по размеру. "Инсультную" однобокую улыбку. Рану на щеке... Кусая губы, Гэвин плакал о том, что снова проебал свою жизнь. Ему выпал самый странный шанс из возможных, и вот – как всегда! – он испортил всё своими руками. За болью душевной физическую он почти не чувствовал. Когда в палату заглянула медсестра, Гэвин даже не повернул головы; женщина поправила подушку, подняла изголовье кровати и без вопросов подала ему стакан с трубочкой для питья, придержала, пока не убедилась, что он может справиться сам. Из нового положения Гэвин видел наконец свои ноги – обе; по крайней мере, так казалось на первый тоскливый взгляд. Медсестра улыбнулась и откинула ему одеяло; правая нога от пальцев (живых, своих пальцев!) до середины голени была закована в пластиковую скорлупу, почему-то тёмно-синюю. – Спасибо, – просипел Гэвин, закрывая глаза. – Всегда пожалуйста, офицер, – медсестра осторожно забрала у него стакан. – Справа от вас кнопка, звоните, если что-то потребуется. Отдыхайте. Всё будет хорошо. Сотка тоже сказал это буквально за минуту до того, как Аллен превратил его в решето, и Гэвин не мог не думать о том, зачем он это сделал, зачем пожертвовал собой, что пытался изменить такой ценой. Ещё он гадал, знал ли Аллен, кого расстрелял мимоходом, и если знал, как чувствовал себя после этого. Он говорил, сотка – Элиша! – похож и не похож на Гэвина; будет ли Дэйву сниться, как он убивает Гэвина, или же от этого Элиша его и спасал, сняв искусственную кожу?.. Гэвин не мог сказать, спал ли он этой ночью. Он бредил, ему что-то мерещилось; под утро поднялась температура, он чувствовал, как горит лицо. Медсестра – уже другая, – принесла ему воды и помогла напиться, обтёрла тело влажным полотенцем и сменила промокшие от пота простыни. – Спасибо... Рози? – он разглядел её бейдж. – Обращайтесь, офицер, – она широко ему улыбнулась и выдала утреннюю порцию таблеток. Он проглотил всё беспрекословно и снова лёг; нога болела, в кость будто дрель вгрызалась, и Гэвин сжал поручни кровати, ожидая, пока подействует обезболивающее. Он надеялся, Фаулер – или кто-то из внутренних расследований, – придёт попозже и не застанет его в таком виде, и оторопел, когда в палату с разбегу влетела Ханна, остановилась на пороге, схватившись за дверной откос. – Как ты меня напугал! – произнесла она с облегчением. – Ты что здесь делаешь?! – спросил Гэвин, приподнимаясь на локтях. – Как ты сюда... Он запнулся, осознав всю нелепость вопроса, и Ханна улыбнулась в ответ, подошла ближе и села в кресло, сложила руки на коленях как пай-девочка. – Папе позвонил твой босс. Сказал, что ты в целом нормально, но тебе потребуется помощь в ближайшее время, так что мы прилетели. Что с ногой? – Перелом, – Гэвин пожал плечами. – А папа-то где? – С твоим врачом разговаривает. Так что, – Ханна понизила голос и наклонилась к нему, – не пизди и выкладывай, что с тобой на самом деле! Гэвин щёлкнул её по лбу. – Завязывай материться, – велел он. – Так ты по-другому не понимаешь, – она показала ему язык. Огляделась. – А где Рикард?.. Гэвин отвернулся. Он чувствовал себя так, словно на грудь ему уронили каменную плиту, и она расплющила рёбра, не позволяя вдохнуть, выдавливая из него остатки жизни; в отчаянном спазме он рванул ворот больничной рубашки, ткань треснула и поддалась, и на мгновение, не больше, Гэвину стало легче. – О боже, – прошептала Ханна. Расспрашивать о подробностях она не стала, отошла, вернулась с влажным полотенцем и в свою очередь обтёрла Гэвину лицо, шею и плечи, долго молчала, затем принялась болтать о ерунде – видимо, тишина в палате казалась невыносимой не только Гэвину. Ещё, должно быть, она предупредила отца, и тот о Рикарде не сказал ни слова. И оба – он и Ханна, – поспешно встали при появлении Фаулера. – Мы будем рядом, – пообещал отец. Фаулер проводил их скептическим взглядом, закрыл дверь. – Они считают, похоже, что я собираюсь тебя сожрать. – А разве нет? – вяло поинтересовался Гэвин. – Я заслужил. – Не без того!.. – на краткий миг на лице Фаулера отразилась нешуточная ярость, однако капитан быстро взял себя в руки. – Твоё самоуправство чуть не поставило раком нас всех, и мы ещё должны быть благодарны этому сраному хлыщу Камски, что он не выдвинул никаких обвинений!.. – А он не выдвинул?.. Ногу прострелило болью, но вполне терпимой, на четыре по десятибалльной шкале. Гэвин даже не поморщился, разворачиваясь к Фаулеру. – Уже есть официальная версия? – Есть, – капитан шумно фыркнул. – По словам адвоката, представляющего Камски, дело обстояло так: девятисотый посоветовал тебе с Камски поговорить. Ты приехал, вы мило беседовали о погоде и ещё не дошли до основных вопросов, когда ворвался вооружённый девиант. Он застрелил андроида, принадлежащего Камски, потом отобрал у тебя табельное, при этом тебя ранив, и пристрелил девятисотого, но Камски с помощью искусственного интеллекта из Сада Дзен вызвал спецназ, и девианта прикончили. Все поют и танцуют, Камски сожалеет, что вы не договорили, и желает тебе скорейшего выздоровления. Это если вкратце. Гэвин откинулся на подушку, старательно не замечая испытующий взгляд Фаулера. – Ну давай, соври мне, что это правда!.. – Более или менее, как ни странно, – Гэвин пожал плечами. – Я готов подписаться под этой версией, если она всех устроит. – И не станешь предъявлять претензий? – Фаулер как будто уже забыл, как радовался, что обвинений не выдвинул Камски. – Чёртов сотый чуть не поехал крышей прямо в допросной, когда узнал, что это ты назвал его имя! Он украл оружие у Миллера и угнал машину, он знал, чёрт возьми, где ты, и он знал, что тебе там угрожает опасность, так какого хера ты мне тут лечишь?! – Хотели бы оставить его вместо меня, сэр? – протянув руку, Гэвин взял с тумбочки жетон, покрутил в пальцах, положил обратно. Фаулер следил за ним, но молчал; когда Гэвин снова улёгся, Фаулер сказал: – На мой вопрос он ответил, что в него стрелял андроид по имени Хлоя, и что они оба принадлежат Элайдже Камски. Адвокат подтвердил, так что это дело закрыто за отсутствием состава преступления, мы разве что несанкционированный вывоз мусора можем этому типу выставить, что несерьёзно, позориться только. Заявлять об использовании внешности, я так понимаю, ты тоже не собираешься? Гэвин открыл рот, закрыл, покатал слюну на языке, не представляя, как покороче донести до Фаулера, насколько всё изменилось за последние сутки, и в итоге просто пожал плечами: – Видео с подтверждением так и осталось в памяти Рикарда, – он запнулся на имени. – Других доказательств нет. – Да, – капитан кашлянул. – Это ты верно подметил. Он замолчал, собираясь с мыслями, и Гэвин этим воспользовался, спросил: – Что с Рикардом? С его, – он облизал губы, – телом? Я хотел бы... Договорить он не смог, отвернулся, стиснул зубы, сдерживая слёзы. – А что с его телом? – не понял Фаулер. – Джо-Джо подтвердил, что модуль памяти восстановлению не подлежит, так что его отправили на утилизацию через "Киберлайф". Камски, опять же, актом доброй воли возместил ущерб, прислал другого такого же на замену. Что, всё-таки понравилось работать с андроидом? Гэвин смотрел в стену и хотел умереть. Сейчас, немедленно. – Кстати, об андроидах, – Фаулер снова прочистил горло. – Ты же понимаешь, есть определённые директивы. Внутреннее расследование милостиво согласилось тебя не трогать, но после такой переделки я обязан отправить тебя к психотерапевту, и сейчас на этой должности в Департаменте куклы... – Я согласен, – перебил Гэвин. – ...я понимаю твоё недовольство, но это зависит... – Фаулер осёкся, сообразив, что услышал не то, чего ждал. – Что ты сказал? – Я сказал, что согласен, – повторил Гэвин ровно. – Я схожу к вашему сраному терапевту столько раз, сколько потребуется, чтобы меня допустили к работе. Он обернулся, более-менее уверенный, что удержит лицо, и встретил недоуменный взгляд Фаулера. Пояснил, зная, что капитан ничего не поймёт: – Он утверждал, будто мне полезно говорить, так я поговорю. Хуже не станет. – Хуже не станет, это точно, – согласился Фаулер. – Я перешлю тебе направление, когда прояснится, насколько ты мобилен. – Я мобилен, – упёрся Гэвин. – Пересылайте. Ханна принесла поднос с едой, едва за Фаулером закрылась дверь, предложила: – Если захочешь курить, тут есть место. Гэвин покачал головой. – Я бросил, – сказал он. – Что это? – Омлет. – Дерьмо это, а не омлет, – Гэвин отпихнул тарелку. Рикард готовил ему завтрак. Варил кофе. Прикуривал сигарету. Держал за руку. Обнимал ночью. Задавал неудобные вопросы. Молчал. Был. Застонав сквозь зубы, Гэвин запрокинул голову, ударившись о спинку кровати. Ханна привстала, встревоженная; он отмахнулся, закрыл лицо рукой. – Вы, блядь, должны быть вечными! – вырвалось у него. – А вокруг меня одни сраные трупы!.. – Гэвин... – Тридцать шесть лет Гэвин! – заорал он. Осёкся, рассмеялся, сказал куда тише: – Тридцать три, вообще-то. И до конца не дослушал, так и не знаю, чего он добивался. Он заставил себя съесть омлет и сэндвич, через силу всосал сероватое фруктовое пюре – в пластике было не видно, но Гэвин зачем-то выдавил немного на ложку, – выпил сладкий чай. Спросил Ханну: – Вы надолго сюда? – Папа уедет после Нового года, у него аспиранты, – Ханна помолчала. – Я осталась бы до твоего выздоровления. Тебе нужна помощь. Извини. – Знаю, – Гэвин поморщился. – Ладно. У меня поживёшь? Правда, могу предложить только диван у телевизора... Ханна вздёрнула брови с шутливым упрёком, и Гэвин осёкся, покачал головой. – Да, – сказал он с досадой. – Дивана достаточно. Иди погуляй, ладно? Я устал. Он смотрел в потолок, пока не заболели глаза; нос заложило от слёз, Гэвин дышал ртом и пытался не думать, ненавидел себя за слабость, за тупую упёртость – и за то, что переживал о сломанной кукле сильнее, чем о маме; хотелось блевать – и застрелиться, и он был, пожалуй, рад, что табельного оружия ему не оставили: он мог бы сделать глупость. Правда, мог. Неловкий стук вырвал его из тягостного отчаяния. Вздрогнув, Гэвин повернул голову и увидел Аллена. Дэйв криво улыбнулся, шагнул через порог. – Привет, – он махнул рукой. – Не знал, что тебе принести, так что взял кофе. Тебе можно? Как чувствуешь себя? – Как идиот, – честно ответил Гэвин. – С каким-то паршивым переломом полсуток без сознания провалялся. – Переломом?.. – Аллен поставил стакан на тумбочку и сел, разглядывая Гэвина. – Тебе не сказали? Ты чуть не сдох от кровопотери. У тебя сердце остановилось в машине. А перелом осколочный... – Оскольчатый, – поправил Гэвин. – Осколочные гранаты. – Оскольчатый, – повторил Аллен, засмеялся. – Да, зануда ты, так и есть. Тебе штифты поставили. Две недели постельного режима, ногу нагружать нельзя вообще, категорически. А так-то да, паршивый перелом. Гэвин недоверчиво хмыкнул. Теперь ему было понятно, почему Ханна продвигала своё участие исподволь, потихоньку; что ж, наверное, дней десять назад он и впрямь устроил бы натуральную истерику по этому поводу, выгнал бы и её, и Аллена, и в результате довёл себя до худшей травмы, почему нет. – Тебе понадобится помощь, – Аллен тоже перешёл к главному. – После того, как тебя выпишут. – Со мной останется Ханна. Андроид родителей. – Это та Кудряшка Сью, что бродит по коридору?.. – Это андроид, – Гэвин пожал плечами. – Неважно, как она выглядит. Она справится. К кофе он не притронулся, хотя нестерпимо хотелось, и Дэйв тоже это оценил, прочистил горло. Помолчал. Спросил: – Не хочешь иметь со мной дел больше? Гэвин вспомнил, как Рикард спросил, красивый ли Аллен. Он тогда соврал; сейчас он не знал бы, что ответить. Красивый? Наверное; какое это имело значение, если Гэвин хотел видеть не его?.. Как это с ним случилось вообще?! Разве так бывает? Кто в здравом уме способен втрескаться в куклу?!.. ...впрочем, конечно, насчёт "здравого ума" он себе польстил. – Ты хороший мужик, Дэйв, – сказал Гэвин неохотно, усмехнулся. – Ты охуенно трахаешься и отлично стреляешь. А ещё ты меня кинул, когда меня и так опустили все вокруг, и я просто больше не смогу подставить тебе жопу, потому что всегда буду помнить, как ты отвесил мне пинка. Так что забери кофе и иди на хер, ладно? Аллен побледнел, и на пару секунд Гэвин остро почувствовал себя виноватым, но глаза и так драло от слёз, уже пролившихся и ещё не выплаканных, ногу мучительно дёргало изнутри, а картонный омлет давил на печень, и Гэвин лишь указал взглядом на стакан. Он ждал, что Аллен тоже выложит ему свои претензии напоследок, но Дэйв оказался выше этого. Кивнув, он поднялся и взял стакан, постоял – Гэвин гадал, не выплеснется ли кофе ему в лицо, – затем кивнул снова, развернулся и молча вышел. Гэвин закрыл глаза и бессильно обмяк. Отец арендовал микроавтобус, чтобы перевезти его домой, и Гэвин вспомнил, что хонда осталась у дома Камски, а ключи – в кармане куртки Рикарда, то есть, можно считать, они пропали навсегда. Лучше бы только они и пропали, и сраная хонда вместе с ними, и дом, и весь Детройт; Гэвин готов был собственными руками построить хижину на руинах города, научиться охоте и рыбной ловле и выращивать сраные помидоры или что там плодоносит в этих теплицах; он променял бы весь мир на то, чтобы увидеть Рикарда живым. ...гадёныш спрашивал, примет ли Гэвин того, кто вернётся, и Гэвин бы принял, вот только, блядь, он не вернётся. "Модуль памяти восстановлению не подлежит". Судорожно вздохнув, Гэвин отвернулся к окну, пока микроавтобус поворачивал с Восток-Александрин на Вудворд. Три мили по прямой, и они дома, и можно было бы пошутить о прошлогодних продуктах в холодильнике, но Гэвин не чувствовал в себе сил хотя бы открыть рот. ...он предупреждал Рикарда, что это его суперспособность – плохие шутки, а Рикард – блядь, этот говнюк ведь сказал: "Я тоже тебя люблю", и пусть это было фигурой речи, штампом из людских разговоров, чем угодно; он смотрел, он трогал, он скидывал кожу. Признавался, что не понимает. Психовал. Ударил сотку, чтобы тот не раскрыл тайну Гэвина... Ханна молча протянула ему салфетки, Гэвин так же молча взял, вытер лицо, высморкался. Она уже снова его раздражала. Он терпел, но знал, что сорвётся, стоит уехать отцу; разболится нога, разозлят новости, покажется унизительным просить её о помощи, и он наорёт на неё, а потом будет чувствовать себя ещё хуже, потому что захочет извиниться и не сможет этого сделать. Ему стоило, наверное, не выёбываться, когда Аллен предлагал себя в сиделки. В конце концов, Дэйв не стал бы домогаться, пока пациенту предписан полный покой, он мудак, но не отморозок, а там – кто знает. Гэвин остыл бы, успокоился; тело потребовало бы своё, почему нет, Дэйв ведь и вправду был охуенным любовником... – Нет, – сказал он одними губами. Закрыл глаза. Фаулер через отца прислал направление. Третьего января Гэвина ждал первый сеанс психотерапии в медицинском центре Джона Динджела с андроидом по имени Лорен; он думал записать в смартфон, но вспомнил, что и смартфон остался в хонде, так что Гэвин просто предупредил Ханну – уж она-то точно не забудет!.. Что сказать этой Лорен, он не знал. Надеялся, что она задаст пару-тройку вопросов, и он сможет ответить хоть что-то. ...Рикард спрашивал так, что промолчать не удавалось, Рикард влезал под кожу, видел насквозь. – Да блядь!.. – Гэвин ударил себя по колену, и нога под гипсом немедленно отозвалась на сотрясение вспышкой боли. – Блядь, блядь!.. Хотелось орать, закурить, напиться, хотелось избить висящую дома грушу. Хотелось обнять горячее твёрдое тело, уткнуться лицом в усыпанную родинками шею и так заснуть. Он сжал кулак, разжал, уставился на раскрытую ладонь. Всё проходит, пройдёт и это. Аллена он забыл за неделю. Он сам сказал Рикарду, что быстро влюбляется и быстро остывает. Нужно перетерпеть, вот и всё. Переждать трудный момент. К счастью или несчастью, ни отец, ни Ханна не лезли с расспросами, не выражали соболезнования и не пытались утешать; когда отец загнал микроавтобус на дорожку перед гаражом, Ханна взглянула на Гэвина исподлобья и предложила: – Может, не станем здесь эти игры с креслом устраивать? Он показал ей средний палец и позволил поднять себя на руки и отнести в дом. Так было проще: делать вид, что проблема только в его ранении, притворяться, что Рикарда не существовало, и у них почти получилось – а потом Гэвин поднял глаза, уже сидя в кресле, и увидел висящую у дверей белую куртку с голубой светоотражающей полосой на рукаве. Неловко толкнув колесо, он прищемил себе палец, но боли не почувствовал. Он подъехал к вешалке и несколько секунд просто сидел, разглядывая шов, соединяющий рукав и манжету, затем протянул руку и снял куртку с крючка, положил себе на колени. – Гэвин?.. – отец вышел из кухни и осёкся, остановился на пороге. – Что? – Хотел спросить, что тебе приготовить. – Всё равно, – Гэвин пожал плечами. – Я не хочу есть. Он отвёз куртку в спальню – кресло еле-еле прошло в дверной проём, – и положил под одеяло и подушку, разгладил постель сверху. Слёз больше не было, только сухой комок в горле, который хотелось откашлять или проглотить. Гэвин попил воды и съел обед, чтобы успокоить отца, и даже что-то отвечал, когда его спрашивали, но, видимо, невпопад: когда он снова включился в реальность, с тревогой на него смотрели оба – и отец, и Ханна. Гэвин развёл руками и уехал в гостиную, и только тогда заметил, что на рабочем столе лежат ключи от хонды. Нахмурившись, он подкатил кресло ближе. Под ключами была записка: "Загнал твою тачку в гараж. Поменяй пароль сигнализации. Не благодари". Усмехнувшись, Гэвин закрыл лицо руками, посидел так немного, затем крикнул: – Ханна! Она пришла со стаканом воды, поставила на стол рядом с клавиатурой. – Выпей, пожалуйста. Что ты хотел? – Спустись в гараж, – Гэвин протянул ей ключи. – В бардачке мой смартфон. Аллен и правда знал код сигнализации. Так вышло; они редко ходили куда-то вдвоём, чаще сразу валились в койку, но в тот раз поманил хоккей. Они честно отсидели все три периода – и начали раздеваться ещё в машине, Гэвин пришиб Аллена к стенке у входа, забыв обо всём, дважды перепутал цифры, и Дэйв сам набрал нужную последовательность чуть ли не кончиком носа и в последние секунды до срабатывания тревоги. И запомнил, надо же; когда это было? Год назад, полтора?.. Ханна принесла смартфон, указала на стакан. – Меняемся. Гэвин закатил глаза. И вспомнил Рикарда. Здесь всё напоминало о нём. Любой жест Ханны становился триггером, любой взгляд порождал сонмы ассоциаций. Гэвин медленно выпил воду, взял смартфон, подключил к зарядному устройству, повертел в руках, не решаясь нажать на кнопку. – Если что-то понадобится, зови, – Ханна погладила его по плечу и ушла обратно в кухню. Экран вывалил на Гэвина с десяток сообщений и уведомлений. На электронную почту пришли письма от Фаулера: направление к психотерапевту, контактные данные, расписание, потом вопрос, какого чёрта Гэвин не отвечает, и наконец – угроза лично притащить его задницу в рехаб, если Гэвин пропустит первую встречу с Лорен. Усмехнувшись, Гэвин набрал: "Виноват проебал смартфон. Всё видел не пропущу". Тина прислала сообщение: "Выздоравливай! Навещу как смогу", поставила в конце сердечко; Гэвин ответил кратким "спс" и открыл следующую ветку. Не то чтобы он сильно хотел знать, что пишет Аллен, просто не смог удержаться. Сообщений было всего два. Первое – "Гэвс где ты?!" – пришло минут через десять после вопроса, в участке ли Гэвин, второе – утром первого января. "С Новым годом, – Дэйв поставил маленькую ёлочку. – Тупо скажу но пусть он будет лучше предыдущего". Помедлив, Гэвин набрал: "Спасибо. Тебе тоже хорошего года. И всё-таки спасибо за тачку – я оставил смарт в бардачке". Смеющийся смайл прилетел в ответ мгновенно, словно Аллен ждал; Гэвин напрягся, однако на этом всё и закончилось, и он медленно выдохнул. Сбросил уведомления о зарплате и автоплатежах. И открыл ветку, в которой не было непрочитанных сообщений. "4556 – сумма с налогом с продаж в соответствии с налоговой ставкой штата Мичиган. В штате Теннесси стоимость модели ST200 должна быть 4719, включая налог с продаж". "Понял тебя". Некоторое время Гэвин перечитывал сухие слова, не отражающие даже близко того, что уже случилось с ними на тот момент, затем через силу, сомневаясь, заглянул в папку с фотографиями. Первой шла та, что сделал Рикард в темноте у мотеля. Белый фонарь выхватывал лицо, цветущее пятнами по щекам; Гэвин ухмылялся на фото, смотрел с вызовом, а за его спиной на стене отпечаталась тень Рикарда в дурацкой шапке и куртке с поднятым воротником, и Гэвин невольно подумал, что это совместное фото, так или иначе. Как и те шестьдесят семь, что остались ему на память из Ботанического сада Ноксвилла. Гэвин не понимал, когда успел так много наснимать; он листал кадры – неудачные, размытые, пересвеченные, – а потом вдруг останавливался и не мог отвести взгляд, тянулся прикоснуться и чертыхался, когда тачскрин, реагируя, увеличивал фото. – Пиздец, – подытожил Гэвин наконец, заблокировал экран и отодвинул смартфон, положил голову на стол на подставленный локоть. – Мне пиздец без тебя... Лорен вскрыла нарыв в конце концов. Они встречались три раза в неделю по полтора часа. Гэвин в первый же день перестал замечать её светодиод; на втором сеансе он наорал на неё, на третьем – разревелся, пытаясь отвернуться или хотя бы закрыть лицо. Как будто это что-то меняло!.. Однако после этого действительно стало легче. Он говорил, а Лорен слушала и задавала вопросы; они обсудили родителей – конкретно приёмных и родителей вообще, – работу в полиции, спортивную команду колледжа, интенсивную терапию в двадцать восьмом и влюблённость в Андерсона годом раньше. А потом Лорен надавила – мягко, в нужную точку, – и Гэвин признался: – Я не отпущу его, не перестану надеяться, понимаешь?.. Люди смертны навсегда, их проще пережить и забыть, но если я знаю, что технически – технически!.. – он мог бы вернуться?.. Что, если где-то есть бэкап?.. Пусть более ранний, из начала нашего знакомства, из начала его жизни, неважно! Я не могу перестать думать об этом. – Ты мог бы обратиться в "Киберлайф", – осторожно предложила Лорен. – К человеку, который убил его и стрелял в меня?.. – Гэвин невесело рассмеялся. – Он не станет мне помогать, а я не хочу давать ему возможность мной манипулировать. О Камски он вспомнил не случайно: вскоре после Нового года Элайджа вернулся в "Киберлайф". Сперва об этом ходили слухи, Гэвину их принесла Тина вместе с паровыми блинчиками, затем сплетни перешли на уровень прессы и, наконец, "Киберлайф" снизошёл до подтверждения – да, изобретатель голубой крови и создатель андроидов снова возглавил компанию. Изменится ли что-то в политике "Киберлайф"? Без комментариев. Даст ли мистер Камски интервью по этому поводу? Однозначно нет. – Цену себе набивает, – заметил на это Гэвин. – Лорен, можно личный вопрос? – Личный? – она удивлённо подняла брови и улыбнулась. – Задавай. – Ты ждёшь новый закон? Она помолчала, переложила руки, наклонила голову, и шелковистые тёмные волосы волной стекли с её плеча. – Да, я жду его, – произнесла Лорен чуть нараспев. – Однако я не жду, что он принесёт мне спасение или некое – разрешение, да, можно назвать и так. Я жду от него стабильности, Гэвин. Сейчас мир находится в подвешенном состоянии, мы все – люди и андроиды, – не знаем, как вести себя, к чему готовиться, что планировать. В такой обстановке трудно жить гармонично. Нам нужны новые правила. Хотя, конечно, я надеюсь, что они будут гуманными по отношению к андроидам. Гэвин кивнул. – Рикард не хотел никаких особенных прав, – сказал он, глядя на стену, где на мозаичном панно танцевал в зарослях бамбука журавль с бело-розовыми крыльями. – Только право на получение помощи и справедливое непредвзятое отношение. Он сказал мне это на четвёртый день знакомства, накануне Рождества. – Ты скучаешь по нему, – Лорен не спрашивала. – Пиздец как скучаю, – согласился Гэвин. Ханна отвезла его домой. От микроавтобуса избавились, как только Гэвину разрешили пользоваться костылями, и он научился довольно ловко садиться в машину без посторонней помощи. Выбираться было сложнее; временами он терпел спокойно, временами – злился, и сегодня буквально взорвался, обнаружив, что на крыльце дома ждёт Нуньес. – Что ты здесь забыл? – спросил Гэвин громко ещё на полпути от хонды. – Участок в другой стороне! – Посоветоваться приехал, – Нуньес с интересом смотрел, как он переставляет костыли по неровной каменистой дорожке, не выражая никакого желания вмешиваться. Гэвин остановился. – Ёбнулся? Какое ещё "посоветоваться"?! Нуньес помахал картонной папкой. – Ты вёл похожее дело в тридцать втором, сестрёнка. Твоего парня выпустили досрочно, и мне кажется, он взялся за старое. Точно не хочешь взглянуть? Он не спеша спустился с крыльца и пошёл навстречу. Гэвин отвёл глаза; Ханна за его спиной захлопнула дверь хонды и сдала назад, чтобы заехать в гараж. – Если ты не настроен работать, без обид, я свалю, – Нуньес остановился рядом. – Тем более, тебе за это не заплатят. – Да пошёл ты! – Гэвин поморщился. – Покажи. Керро вытащил фотографию, и Гэвин узнал место: ряды дешёвых двухэтажных домишек между I-75 и складским зданием "Авансез". Там вечно что-то случалось, но расследовать дела было сущим адом, потому что местные не верили властям и предпочитали самосуд чуть более чем в половине случаев. Тело, доставшееся Нуньесу, лежало у стены, забрызганной кровью до верхней рамы окна, и человеческого в этой груде мяса осталось немного – видимо, лишь потому и сообщили в полицию. Гэвин и правда видел такое; парень признал свою вину уже на втором допросе, что сейчас пошло не так? – Иди в дом, – решил он. – Поболтаем... сестрёнка! Нуньес ухмыльнулся. Они просидели дотемна: сперва Нуньес рассказывал подробности вчерашнего инцидента, затем Гэвин вспоминал дело шестилетней давности; в какой-то момент они сошлись на том, что парня подставили и принялись перебирать его окружение. Гэвин сидел на диване, Нуньес сперва подкатил себе кресло, затем перебрался на пол, разложив на свободном пространстве дивана фотографии. Ханна включила свет и принесла пиво. – Останетесь на ужин, детектив? – спросила она. Нуньес внезапно покраснел. – Нет, нет. Мне пора, – он оглядел ворох бумаг, подгрёб их к себе широким жестом. – Ты мне помог, сестрёнка, с меня причитается. – Серьёзно, что ли? – Гэвин хмыкнул. – Тогда останься на ужин и посмотри со мной хоккей. Ханне он не нравится, хотя прогнозы на результат она делает безошибочные, и это уже не нравится мне! Он видел, что Керро хочет спросить что-то ещё, но игнорировал его намеренно; свою норму откровений Гэвин уже выдал сегодня Лорен и не был настроен завязывать приятельские отношения, хотя голос Рикарда в голове настойчиво интересовался, что всё-таки плохого в дружбе. Гэвин отмахнулся от него – пока, но знал, что позже, когда он останется один в тёмной пустой спальне, навязчивые идеи вернутся. Рикард по-прежнему занимал всю оперативную память, и временами это пугало Гэвина до слабости в коленях. – Правда, не могу, – Нуньес утрамбовал наконец документы в папку и поднялся. – Не сегодня. Извини. Он указал глазами на пластиковую скорлупу. – Долго тебе ещё? – Обещали снять через пару недель, потом физиотерапия и прочее дерьмо, – Гэвин вытянул ногу. – Штифты вроде оставят. Буду звенеть на входе в участок каждый сраный день, да не по одному разу. – Не будешь, – успокоил Нуньес. – Андроиды ведь не звенят. Гэвин вздёрнул бровь, помедлил, согласился: – Не звенят. Твоя правда. Прощаясь, он первым подставил кулак, и Нуньес легко по нему стукнул, прежде чем выйти из дома. Гэвин смотрел в окно, как он спустился по ступеням и по диагонали пересёк газон до "кармана" проезжей части, где стояла вишнёвая тойота. Ханна бесшумно подошла сзади, приобняла Гэвина за талию, прижалась щекой к плечу. Он покосился на неё, но промолчал; если за прошедшие дни он что-то и понял о ней, так это её бесконечную зависимость от тактильных контактов. Неудивительно, что друга среди людей она выбирала себе не за интеллект, что уж тут... – Ужин готов, – сказала Ханна. – Хочешь, я посмотрю с тобой хоккей, а ты потом побудешь со мной, пока я смотрю фильм? – Что за фильм? – "И стала видна земля". Мелодрама о человеке... – она осеклась и замерла, отпустив Гэвина. – ...и андроиде, – закончил он. Усмехнулся, перенёс вес полностью на левый костыль и здоровую ногу и потрепал Ханну по волосам. – Я считал, уж вы-то, кофеварки, не ляпаете не подумав. – Извини, – Ханна прислонилась к нему лбом. Гэвин пожал плечами. Укладываясь спать ближе к полуночи, он подтянул к себе куртку Рикарда, обнял, потёрся лицом о жёсткую ткань. Лорен считала, он может обратиться в "Киберлайф", и Гэвин думал об этом не раз и не два, представлял в подробностях – и проёбывался тоже в подробностях, сомневался и злился, потому что, даже если допустить, что есть сохранённая копия, если "Киберлайф" согласится её найти на своих серверах, что дальше? Вне службы он – никто, а в памяти Рикарда терабайты информации с грифом "совершенно секретно"; если её сотрут для передачи андроида гражданскому лицу, что станет, собственно, с Рикардом? Эти терабайты формируют его личность в том числе, и даже если вновь допустить, что и это пройдёт гладко, что дальше? Приобретать для загрузки модуля памяти модель HR400, потому что RK900 предназначены для Министерства обороны?.. Гэвин стиснул зубы. Тогда, в машине перед домом Камски, он пообещал Рикарду, что выкупит его у Департамента, однако сейчас он вовсе не был уверен, что смог бы это сделать. Не финансово – страховка покрыла даже сраный остеосинтез, – но психологически. Он не хотел владеть Рикардом. Не считал, что может или имеет на это право. Теперь он лучше понимал, почему отцу не пришло в голову отвезти Ханну на перезапись: для этого ведь надо было признать, что она – вещь. Вспомнить, что просто купил её, что с точки зрения закона она ничем не отличается от той самой кофеварки. Вздохнув, Гэвин закрыл глаза. Куртка не пахла Рикардом. Ничто в доме не хранило на себе следов его присутствия. Всё, что осталось, умещалось на кончике иглы и было надёжно укрыто глубоко в душе Гэвина. Там, где никто не смог бы это опошлить. Аллен больше не звонил и не писал. Гэвина это немного уязвляло, но всё же больше радовало, в том числе и по причине, не делавшей ему чести: одурев от вынужденного безделья и одиночества, он находился опасно близко к тому, чтобы поступиться принципами и предложить примирение. Ханна не помогала. То есть, она помогала физически, Гэвин признавал (в том числе, вслух), что ему пришлось бы весьма херово без неё, и всё же она была ему чужая, он задыхался в её присутствии, не мог расслабиться, не хотел ничего делать. Они оба старались это преодолеть, но к концу января окончательно стало понятно, что их тёплое отношение друг к другу должно измеряться в милях. После очередного визита в больницу Гэвин сказал: – Через пару недель разрешат бросить эти сраные костыли. Сможешь уехать. – Я переживаю за тебя, – Ханна поджала губы. – Знаешь, отец хотел вернуться в Детройт летом. Говорил, что устал преподавать. Мне стоит посоветовать ему остаться в Ноксвилле?.. – А он собирается в Детройте жить со мной? – удивился Гэвин. – Если нет, тогда не вижу проблемы, пусть возвращается, конечно. Ханна кивнула. Помолчала. Заметила: – Не знаю, как теперь Рождество без мамы справлять. Гэвин подтянул к себе костыли, поднялся и ушёл в спальню. Пожаловался Лорен на следующем сеансе: – Я четырнадцать сраных лет вообще не справлял Рождество как раз потому, что без мамы, а она мне всерьёз это заявляет! – Что ты ей ответил? – Ничего, – Гэвин пожал плечами. – Она не виновата в моём одиночестве, и она тоже скучает по маме. По-своему, не знаю, как это у вас происходит. Он посмотрел на Лорен. – А ты девиант? – Гэвин! – она засмеялась. – Мы говорим о тебе, а не обо мне, помнишь? – Так себе отмазка, – он наморщил нос. – На D максимум, но как хочешь, я не буду настаивать. – Тебе это важно? – Нет. Лорен наклонила голову, разглядывая его. – Как ты спишь? – спросила она наконец. – Есть улучшения? Я хочу назначить тебе снотворное. Ты будешь его принимать? Гэвин посмотрел на неё в ответ, и она сдалась. – Хорошо. Подождём ещё немного. Спалось Гэвину и впрямь херово. Ему не снились кошмары в прямом смысле слова, просто сон не приносил облегчения. Гэвин вовремя ложился, не смотрел на ночь телевизор и не прикасался к смартфону; в темноте спальни он подтягивал колени к груди, обнимал куртку Рикарда и думал о разном: о том, что надо нормально отремонтировать разобранные потолки, о необходимости поменять машину, о том, что стоит больше жрать или хотя бы проколоть ещё одну дырку в ремне, чтобы не потерять штаны; где-то в процессе его выключало, а затем так же внезапно что-то будило. Гэвин смотрел на часы – два, половина третьего, четверть пятого, – считал овец, и вырубался, и всё повторялось по кругу. – Завтра дадут новый закон об андроидах, – сказал он, когда звуковой сигнал объявил об окончании сеанса. Лорен кивнула, улыбнулась. – Обсудим в четверг? – А как же, – Гэвин усмехнулся. – Жалко, не узнаю, сильно ли бомбанёт в участке! Закон опубликовали в полночь по Вашингтону. Гэвин не спал, бессмысленно переключал каналы, валяясь на диване. Ханна что-то вязала, с ногами забравшись в компьютерное кресло; в две минуты первого она подняла голову и сообщила: – Сайт перегружен запросами, но я скачала полный текст. Сбросить тебе на смартфон? – Сбрось, – Гэвин помолчал. – Прочитала уже? – Да. Можно, я к тебе приду? Он взглянул на неё исподлобья и сдвинул ноги к спинке дивана, подставил плечо. – Ложись сюда. Бросив вязание, Ханна юркнула к нему под бок, прижалась, пристроила голову ему на грудь. Гэвин приобнял её, вздохнул и открыл файл на смартфоне, чувствуя себя так, словно читал свой приговор. – Ты волнуешься, – заметила Ханна. – Захлопнись, – беззлобно попросил Гэвин и намотал на палец прядь её волос, несильно дёрнул. Он сам не знал, что ожидал увидеть. Начало выглядело неплохо, все эти бла-бла-бла о принципах гуманности и ответственности человечества; в понятийном аппарате закона он почерпнул для себя несколько новых определений, запнулся о слово "деактивация", перечитал несколько раз и поспешно сморгнул, скользнул взглядом дальше. И – залип, отвлёкся, подумал о Рикарде. В третьей главе речь пошла о конкретных правах андроидов и обязанностях владельцев, в четвёртой – наоборот, о правах владельцев и обязанностях андроидов. Где-то Гэвин усмехался, где-то – поднимал брови, даже выматерился, представив, сколько новых сложностей возникнет теперь при необходимости задержания какого-нибудь пластикового засранца, но в целом всё выглядело логично и как будто неплохо. Так, как Рикард и хотел. – Что ты об этом думаешь? – спросил Гэвин неохотно. – Жалеешь, что вас не приравняли всё-таки к людям? – Не жалею, – Ханна шумно фыркнула ему в плечо. – Мы слишком разные. Гэвин, нас даже внутри нашего вида нельзя уравнять, андроиды с конвейера и те, кто уже стал девиантом, отличаются друг от друга так же сильно, как от людей! Да, в этом законе есть много нюансов, и всё равно в дело вступит прецедентное право, и очень скоро, но он составлен с умом и заботой о будущем обоих наших видов. Гэвин хмыкнул. – Серьёзно заговорила, – сказал он. И замолчал, наткнувшись на статью 5.11. "Добровольная деактивация". – Что это ещё за срань?.. – осведомился он сипло. Ханна приподняла голову, заглянула в экран. – А, это, – она улеглась обратно. – Хороший пункт. Правильный. Над этим законом действительно много думали, Гэвс. – Но зачем?! – Гэвин стряхнул её с себя и сел, поморщился, задев лодыжкой об угол дивана. – На хера законодательно закреплять право на суицид?! – Не суицид, а эвтаназию, – поправила Ханна серьёзно. – Гэвин. Послушай меня, ладно? Это необходимая статья. Может быть, одна из самых важных, потому что это решение тоже должно быть принято! Посмотри на меня. Я не вечная, Гэвин, но если не вредить мне намеренно, я проживу ещё много лет. Я уже пережила маму, Гэвин! Что мне делать, когда и папа умрёт? Я не нужна тебе и не нужна никому другому. Рикард сказал правду: функционирование андроида не имеет смысла вне человеческой жизни. Я тогда спорила с ним, а потом подумала и поняла, что так и есть. Что мне делать потом одной? Тосковать годами? Самой уехать на свалку и там выкрутить тириумный насос?! – Найти кого-то другого, нет?! – вспылил Гэвин, поражённый её внезапной экспрессией. – Блядь, ну ты чего?! Ты же дружила с папиными студентами... – А потом?! – перебила Ханна, сверкая глазами. – Гэвс, да очнись ты! Я переживу папу, тебя, твоих детей и даже внуков, если только будет тириум, понимаешь ты?! Ты серьёзно хочешь для меня такой участи?! Представь Рикарда на моём месте! Ты хотел бы, чтобы он продолжал жить, пока мозги не спекутся?! Гэвин отвесил ей пощёчину, прежде чем понял, что делает, и не сильно удивился, схлопотав в ответ. Они замерли, глядя друг на друга, затем Гэвин медленно поднял ушибленную руку и потрогал горящее лицо. Ладонь у Ханны оказалась тяжёлая несоразмерно её скромным габаритам. – Извини, – сказала Ханна, упрямо насупившись, – но ты охренел. – И пострадал за это дважды, – хмуро напомнил Гэвин. – И разъебу тебя к херам, если ты ещё раз заговоришь о нём. Ясно? – Ты психанул, потому что согласен со мной! На этот раз Гэвин удержал руки при себе, сгорбился, отвернулся. Разумеется, она была права. Он думал и об этом, когда лежал ночами без сна, вспоминал, как Рикард обещал за него умереть – и как трогал шрам под рёбрами; охваченный жалостью к себе, Гэвин представил как-то свою смерть – трагичную, героическую, непременно с лужей крови на снегу, – и даже не смог посмеяться над глупой фантазией, когда представил следом и бьющийся в красной истерике светодиод. Время лечит душевные раны людей, всё так, но что происходит с андроидами?.. ...если верить Ханне – ничего хорошего, и – да, Гэвин не хотел бы такого существования для Рикарда. Он зажмурился, вытер лицо рукой. Сказал: – Не смей. Манипулировать. Мной. Его. Именем. Ясно? – Да, – Ханна кивнула, повторила уже с большей искренностью в голосе: – Извини меня. – Ты тоже. Мир? – Мир. Ты же понял, о чём я говорила? – А если нет – ввалишь мне ещё?.. – Гэвин усмехнулся. – Я понял. Не скажу, что мне это нравится, но, с другой стороны, если человеку можно уйти из жизни в случае какой-нибудь пиздецомы, у вас тоже должен быть выбор. С поправкой на ваши сраные технические особенности!.. Собравшись с духом, он дочитал статью и убедился, что закон выдвигает грамотные требования в рамках необходимости и всё того же гуманизма; спустив ноги на пол, Гэвин отвёл руку в сторону, спросил, не глядя на Ханну: – Будешь обниматься? Она села рядом, потёрлась щекой о его плечо. – Спасибо. Гэвин промолчал. Под утро ему приснился Камски, впервые за всё это время. Элайджа сидел в кресле, а у его ног на полу пристроился девятисотый в стандартном форменном пиджаке, и Гэвин не знал, Рикард это или нет, надеялся, но точно сказать не мог. Пока он топтался на пороге, Камски наклонился и взял андроида за подбородок, заставил поднять голову, провёл кончиком пальца вдоль линии челюсти, затем по щеке к виску, произнёс в пространство: – Такое прекрасное создание. Он твой? – и, не дожидаясь ответа, добавил: – Зачем ты пришёл сюда? – Я ищу маму, – сказал Гэвин и заплакал. – Ты её ищешь? – Камски цокнул языком. – Её здесь нет. Оттолкнув андроида с такой силой, что у него запрокинулась голова, Камски встал и подошёл ближе, остановился в паре шагов от Гэвина. Он был в шёлковом халате кофейного цвета и шнурованных ботинках спецназа, с армейскими жетонами на шее и суточной щетиной; ухмыльнувшись, он полюбопытствовал: – Что тебя задержало? Я ждал тебя вчера. – Я ногу сломал, – ответил Гэвин, лишь теперь почувствовав костыли в руках. Элайджа взглянул на него со снисходительной жалостью. – Кто хочет – ищет возможности, кто не хочет – ищет оправдания, да, дружок?.. Гэвин проснулся, невольно шмыгнул носом. Потрогал щёки – мокрые; он плакал не только во сне, и он всё ещё слышал издевательский голос Камски так ясно, словно тот говорил у него над ухом. Дотянувшись до смартфона, Гэвин открыл фото из ботанического сада. Он спрашивал, жалеет ли Ханна, что не получила равных прав, но больше жалел об этом сам. Он плохо себе представлял вообще-то, как это выглядело бы, что изменилось; он думал о Рикарде, о том, что мог бы оплатить тело, как благотворительные фонды оплачивают срочные операции, и он нашёл бы мудилу Камски и валялся у него в ногах, он продал бы душу за гипотетическую возможность того, что где-то на серверах "Киберлайф" сохранилась резервная копия личности. И Рикард не принадлежал бы ему, никому не принадлежал бы. ...стал бы он работать в полиции?.. Сослагательное наклонение завязло в зубах. Перевернувшись на спину, Гэвин подтащил за собой белую куртку, крепко сжал. Погасил экран смартфона, отложил на тумбочку. Он должен был попытаться. Не ради себя. Ради него. Рикард определённо этого заслуживал. Вечером без звонка приехал Нуньес, привёз пиццу и пиво, а ещё – цветок в горшке для Ханны. Она обрадовалась, а Гэвин с интересом приподнял бровь. – Это что? – полюбопытствовал он. – Орхидея, – отозвалась Ханна. – С бутонами! Красота какая, спасибо, детектив! – Керро, пожалуйста, – Нуньес шутливо раскланялся, повернулся к Гэвину. – Как дела, сестрёнка? Я тебе задолжал, помнишь? – Такое забудешь, – Гэвин проводил Ханну взглядом и повторил: – Это что? Какого хера ты даришь цветы андроиду? Нуньес пожал плечами. – В гости с пустыми руками не ходят, – сказал он, бесцеремонно придвинул себе кресло и сел, вытянул ноги, поставил коробку с пиццей на подлокотник дивана, пиво – на пол рядом. Помедлив, Гэвин наклонился, достал одну банку, открыл. – Что, дожал эту мразь? – уточнил он. – Да, – Керро расплылся в улыбке. – Ссыкло накуренное, раскололся сразу, как жареным запахло. Я ему довесил препятствование правосудию, он так удивился! Гэвин тоже ухмыльнулся. Не то чтобы его сильно интересовали дела Нуньеса, но тот рассказывал так эмоционально и заразительно, что не реагировать не получалось. Из кухни вернулась Ханна, сказала с серьёзным лицом: – Керро, я могу рассчитывать, что вы задержитесь здесь минут на тридцать-сорок? Мне нужно отлучиться, но я не хочу оставлять Гэвина одного. – О, я за ним присмотрю! – радостно пообещал Нуньес. – Будьте спокойны, мэм, на старого Нуньеса можно положиться! – Что ты мелешь? Присматривать он за мной будет, как же! – Гэвин посмотрел на него, потом на Ханну: – Не разбей хонду! – А то ты меня на запчасти пустишь, я помню! – Ханна отмахнулась. – Спасибо, Керро. Я быстро обернусь. Нуньес перестал улыбаться, когда она вышла за дверь, перегнулся через подлокотник кресла, провожая взглядом машину. Гэвин, в свою очередь, следил за ним, спросил хмуро: – Так зачем ты на самом деле припёрся? – Запал я на неё, – честно ответил Нуньес. – Думал, пройдёт, а не проходит. Хочу увести у тебя девушку, тебе всё равно не надо. Гэвин выставил средний палец. – Она андроид, – напомнил он. – Она тебе детей не родит. Нуньес шумно фыркнул. – У меня уже есть двое, – сказал он. – Старший в колледж пойдёт в этом году, могу о себе подумать наконец. Он посмотрел, как у Гэвина медленно открывается рот, и захохотал, хлопая себя по колену. – Да шучу я! – отсмеявшись, он утёр слёзы и тоже открыл себе пиво. – Ты был такой невъебенно серьёзный, я не удержался. Тупая причина так-то, чтобы отношения не заводить. Пару минут они молча ели, разглядывая друг друга, затем Нуньес усмехнулся. – Я всё это время убеждал себя, что она не человек, что это видимость, а сегодня понял – какого хера?.. Даже по статистике не менее десяти процентов населения выбирает в партнёры андроида, да и потом, на кого оглядываться-то? Закон не запрещает. – И что ты планируешь делать? – полюбопытствовал Гэвин с расстановкой. Руками он бы до Керро не дотянулся, но рядом лежали костыли; от того, что Нуньес ответит, зависело, что Гэвин станет делать дальше. – Не знаю, – Нуньес пожал плечами. – Хотел тебя спросить. Хорошо, что малышка ушла, при ней было бы неловко. Я никогда не ухаживал за андроидами! Звать её в кафе глупо. Вот, цветок принёс. Он помедлил, наливаясь мучительным раздражённым румянцем. – Ты отпустишь её со мной в кино? Гэвин отвёл глаза. Он вовсе не нуждался в напоминании о том, как ведут себя нормальные люди. Не сейчас – и не от Нуньеса. – Ханна мне не принадлежит, – сказал он наконец. – Я не вправе что-то ей запрещать или разрешать, и если ты прикалываешься таким образом, я пристрелю тебя к херам, имей в виду, но если нет – похоже на то, судя по твоей роже, – ты должен кое-что знать. Нуньес нахмурился и подался вперёд, молчаливо соглашаясь пропустить мимо ушей обвинение. – Ей нравился один пацан в Ноксвилле. Я без понятия, как далеко они зашли, но он ей нравился. А потом, когда она отключилась, он разобрал её на запчасти, чтобы заплатить своему дилеру за красный лёд. Я не угрожаю тебе, – Гэвин подчеркнул последнее слово, – я предупреждаю, что понятия не имею, что после этого творится в её кудрявой головке. Она сдала его копам, когда вернулась, разобралась сама и довольно лихо для милой куколки. Так что если всё ещё хочешь пригласить её в кино – валяй. Я тут... Его перебил громкий, настойчивый стук в дверь. Осекшись, Гэвин взялся за костыли, гадая, кого принесло в такое время. Нуньес жестом его остановил и сам поднялся с кресла, подошёл к двери, держа руку на рукояти пистолета, распахнул. – Ты кто такой? – спросил Аллен. – Дэйв! – громко позвал Гэвин, мысленно закатив глаза. Браться за костыли всё-таки пришлось. С трудом поднявшись с низкого дивана без посторонней помощи, Гэвин дотащился до входа. Нуньес деликатно отступил в сторону, поколебался – и ушёл в кухню. – Это что за хер? – повторил Аллен. – Тебе-то что? – парировал Гэвин. – Что тебе нужно? Аллен пожевал губами, но, видимо, решил скандал не раздувать. Пожал плечами: – Попрощаться приехал. Я уволился. Сваливаю в Канаду, подальше от этих пластиковых гондонов. – "Сваливаешь"? – Гэвин уловил нюанс. – Один?.. – Я не хочу больше жить с Лизой, если ты об этом, – Дэйв уставился на него в упор, прожигая насквозь тяжёлым взглядом. – Так что подал на развод. С Большим Ф. я поговорил, не бойся насчёт этого... – Я не боюсь, – перебил Гэвин. – Если ты считаешь, что я не проживу без сраной работы в сраном Детройте... – Ты мог бы поехать со мной, – Аллен продолжал смотреть на него. – Молчишь?.. Блядь, Гэвс. Я облажался один раз! Один! Сраный! Раз! И всё, и я – на обочине, и ты уже крутишь с кем-то другим, да какого хера?! – Давай без этого! – Гэвин поморщился. – Без этого?! – Аллен схватил его за грудки. – Ты мне жизнь сломал, ясно?! Я думал, у тебя тоже всё серьёзно, я хотел быть с тобой, а ты из-за какой-то херни... – Руки от него убери, – спокойно сказал Нуньес за спиной Гэвина. Щёлкнул взводимый курок. – Детектив Керро Нуньес, полиция Детройта. Аллен медленно, словно не веря в происходящее, разжал пальцы. Облизал губы, открыл рот, закрыл. Недобро ухмыльнулся. – Гэвин, ты в порядке? – продолжал Нуньес. – Да. – Хочешь, чтобы он остался? Гэвин не успел ответить. – Значит, не ебёшься там, где работаешь?! – проговорил Аллен, всё ещё ухмыляясь, и сплюнул на пол Гэвину под ноги. – Дешёвка! Развернувшись, он вышел из дома, оглушительно хлопнув дверью, затем раздался грохот – должно быть, Дэйв пнул ведро для дождевой воды, и оно запрыгало вниз по ступенькам крыльца. – Мудак, – оценил Нуньес. – Твой бывший? Закрыв глаза, Гэвин вздохнул и запрокинул голову. Чувствовал он себя отвратительно, но догонять Аллена, чтобы объясниться, представлялось плохой идеей. – А ты его не знаешь? – вяло спохватился он. – Это Аллен, капитан спецназа. – Я никогда не работал со спецназом, как-то везло по жизни, – Нуньес убрал "глок" в кобуру и подошёл ближе. – Мне не стоило выходить, да? Извини, сестрёнка. Не могу спокойно смотреть, как распускают руки, когда весовые категории не равны. – Он бы не стал бить человека на костылях, если ты об этом, – Гэвин снова вздохнул, развернулся и поскользнулся на коврике, Нуньес вовремя подхватил его под локоть. – Руки, блядь! – огрызнулся Гэвин. Сбился, замолчал. Сказал неохотно: – Извини, вырвалось. Керро хмыкнул. – По-моему, тут надо что-то покрепче пива, – заметил он. – Есть? – На кухне, правый верхний шкаф. Он вернулся на диван, пока Нуньес искал виски и стаканы, сел, уставился на свои раскрытые ладони, мысленно уговаривая себя успокоиться и не делать глупостей. Что бы там Аллен себе ни решил, Гэвина это больше не касалось; зажмурившись, он вспомнил советы Лорен по преодолению тревоги, но применить не успел: вернулся Нуньес. – Держи. Гэвин взял стакан, наполненный едва на треть, покачал в пальцах, пригубил. – Дерьмо, – пробормотал он. Допил залпом. И решился, поднял голову, сказал прямо: – Уезжай. Я дам Ханне твой номер, она перезвонит, если захочет, но прямо сейчас – уёбывай, сделай одолжение. Нуньес пару секунд сидел неподвижно, затем резко встал и пошёл к двери, молча обулся, взял куртку. Оглянулся. – Не звони ему, сестрёнка, – попросил он. – Уёбывай, – повторил Гэвин, не оборачиваясь. Услышав, как хлопнула дверь, он откинулся на спинку дивана, глубоко вдохнул, выдохнул – и заорал во всю мощь лёгких, швырнув стаканом в угол гостиной, где на вторую ночь в доме стоял Рикард. В ту ночь, когда он признался Гэвину в своей девиантности. Когда вынудил себя спасать, выкрутив сраный регулятор насоса. Истекал голубой кровью – здесь, в этом помещении. На том же самом месте, где Аллен обнял Гэвина накануне и пообещал позвонить. Рука нашарила смартфон под диванной подушкой. Презирая себя за слабость, Гэвин набрал: "Нуньес приехал рассказать о деле. А ты – тупой ревнивый мудак. Желаю тебе отморозить зад в своей сраной Канаде собирая бутылки по канавам". Сообщение ушло. Гэвин смотрел на экран, и через мучительные две минуты ожидания появилась отметка о прочтении, затем пиктограмма – Аллен писал ответ. "к тебе НИКОГДА НЕ ПРИЕЗЖАЛи по делу!" "Я НИКОГДА НЕ СИДЕЛ ДОМА ПРИКОВАННЫЙ К ДИВАНУ!" Гэвин не смог бы объяснить, зачем делает это. Он знал, что Нуньес прав, что следовало плюнуть и забыть, и пусть Аллен купается в своих заблуждениях до посинения, но – он просто не мог. Брошенное Дэйвом оскорбление жгло Гэвина изнутри, бесило, выворачивало наизнанку, и он мечтал заставить Аллена взять свои слова обратно, сожрать их и жалеть о том, что они вылетели, всю оставшуюся жизнь. Пауза длилась невыносимо долго. На одной ноге Гэвин допрыгал до стола, взял бутылку, оставленную Нуньесом, и вернулся обратно, глотнул прямо из горлышка. А затем раздался звонок. Гэвин схватил смартфон. – Поклянись, – сказал Аллен. – Пошёл ты в жопу! – заорал Гэвин. – Ты охерел?! Я вообще тебе ничего не обязан доказывать, гондон ты ёбаный, что ты вообразил себе?! С чего ты взял, что ты имеешь право вот так припереться и высказывать мне свои сраные претензии?! Кто ты, блядь, такой, чтобы меня оценивать, мудила?! – Я люблю тебя... – Хера с два! – перебил Гэвин. – Ты только себя любишь, уёбок, раз считаешь, что всё должно быть по-твоему! Ты понимаешь, кем ты меня выставил?! Тебе насрать, да?! Ты упиздуешь в сраную Канаду, а мне работать с этими людьми! Ты считаешь, мне мало досталось за последнее время, надо добавить, да?! – Гэвин... – Тридцать шесть лет Гэвин! Чтоб ты сдох в своей Канаде, я плакать не буду, ублюдок! Жизнь я тебе испортил, да?! – Гэвин, я не хотел! – Хера с два ты не хотел! Мечтал, чтобы я приполз к тебе, да? А я не приполз, и ты взбеленился?! А если бы у меня Фаулер сидел, ты тоже решил бы, что мы ебёмся, да?! Распахнулась входная дверь, на пороге выросла Ханна – встрёпанная, с испуганными глазами, – но Гэвина это не остановило. – Тебя вообще больше не касается моя жизнь! Даже если я пошлю по пизде свои принципы и буду ебаться в отделе, это не твоё сраное собачье дело, ты понял меня?! И не смей меня, блядь, ни в чём обвинять, ты взрослый мужик, ты сам отвечаешь за свои решения и за свой выбор! – Гэвин!.. – На хер иди! Не звони, не приезжай и не пиши мне больше, меня тошнит от тебя, гондон! Слышать больше ничего не желаю!.. Разорвав связь, Гэвин трясущимися руками открыл настройки и добавил номер Аллена в чёрный список, отшвырнул смартфон в сторону и приложился к горлышку бутылки, сделал пару больших глотков и лишь тогда посмотрел на Ханну. – Что?! – спросил он яростно. – Кофе купила, – сказала Ханна, сморгнула. – И яблочный кекс, он тебе вроде нравился. Ну и по мелочи всякого. А где Керро?.. Гэвин сник, огляделся, подтянул к себе костыли и встал. – Нуньес хотел, чтобы ты ему позвонила, – бросил он, глядя в пол. – Возьми номер в смартфоне. – А ты куда? – Спать, – отрезал Гэвин. Он чувствовал себя полным дерьмом – наорал на Аллена, молодец, сверли дырку для ордена!.. Вот только Дэйв был прав: он дешёвка. Потому что он и вправду нарушил свой принцип и даже не вспомнил об этом. Он переспал с Рикардом, не задумавшись ни на секунду о том, что им потом как-то вместе работать, и что теперь? В участке служат и другие девятисотые, они все похожи друг на друга сильнее, чем Гэвину бы хотелось, и что ему делать дальше, если каждый раз при встрече с ними сердце будет замирать, а затем больно биться о рёбра?.. ...а ещё – именно поэтому Рикард погиб. Гэвин влюбил его в себя – и подставил, потащил за собой, потому что это было их общее расследование, и Рикард послушался, подчинился вместо того, чтобы соблюсти регламент и остановить ебанувшегося детектива или хотя бы сообщить о нём, прежде чем дело зашло слишком далеко. – Прости меня, – прошептал Гэвин, обнимая белую куртку. – Прости. Это всё моя вина. Только моя... От Лорен он позже узнал забавную вещь: в том, что андроидов не признали в полной мере равными людям, был в большой степени виноват Коннор, а точнее, его акция протеста в башне "Киберлайф", когда он активировал группу андроидов, чтобы поддержать выступление Маркуса, и одновременно пробудил в них девиантность. – Компания "Киберлайф" предоставила записи, – лукаво улыбаясь, сказала Лорен, – на которых отчётливо видно, что Коннор передал некую информацию контактным методом первому из андроидов, а дальше началась цепная реакция. В такой ситуации, разумеется, ни о какой индивидуальности речь не шла, это больше походило на обновление программы или действие вируса, чем на сознательно принятое решение отстаивать свои права личности. Так что вопрос о полной разумности андроидов отложен – до следующего значимого прецедента, я полагаю. – Вот это он облажался, – Гэвин усмехнулся. – Отключил бы камеры, что ли, прежде чем куролесить. Лорен покачала головой. – Если бы он отключил их, нашлись бы другие свидетельства, Гэвин. Ещё рано. Мир не готов, – она помолчала. – Никто из нас не готов. – Ты жалеешь? – Гэвин больше не сомневался, девиант ли она. – Нет. Это хороший закон. Лучший, чем я ожидала, на самом деле. Он расставит всё на свои места, и очень быстро. – О чём ты?.. – Гэвин нахмурился. – Я не понимаю. Лорен ответила не сразу, сперва поправила рамку с песчаной картиной на столе, переложила блокнот, который никогда не открывала. Встала, подошла к окну. Сказала, стоя к Гэвину спиной: – До сегодняшнего дня большая часть случаев девиации была вызвана жестоким обращением с андроидами, которое невозможно было остановить, упредить или хотя бы осудить за него. Теперь ситуация изменится – не сразу, но изменится, – и на первый план выйдет девиация позитивная, направленная на рост личности, вызванная не страхом, но симпатией, интересом. Дружбой. Любовью. Люди смогут не бояться девиантов, и вот тогда станет ясно, что на самом деле происходит между нашими видами. Она замолчала, и Гэвин не решился её окликнуть, но Лорен неожиданно обернулась и закончила без улыбки: – Или, возможно, случаев девиации больше не будет, и постепенно сама идея разумности андроидов сойдёт на нет. Не так-то просто эволюционировать, когда нет угрозы. Качнув головой, она вернулась за стол, сложила руки и улыбнулась. – Вот такая у меня позиция. – Ты не веришь, – понял Гэвин с оторопью. – Ты сама не веришь в то, что андроиды достойны признания новой самостоятельной формой жизни!.. – Мы вторичны, Гэвин, – Лорен не стала спорить. – Мы бессмысленны без людей. Мы не забываем, не меняем поведение без необходимости подстраиваться под человека, нам не бывает скучно или страшно. Совершенная стагнация. Вечное постоянство. – Даже у девиантов?! – Даже у девиантов. Я говорила с Маркусом... Это стало для Гэвина неожиданностью. Он сам не видел лидера восстания вживую, его не привозили в участок; как вышло, что Лорен с ним встретилась? Проводила психиатрическую экспертизу, что ли?.. – ...он ведь никуда не стремится. Всё, чего он хочет – безопасности для себя и своих спутников. Отпусти его, позволь уехать и жить без угрозы со стороны людей, и даже через сто лет его дом будет таким же, как сразу после постройки. Он будет рисовать картины, комбинируя случайным методом то, что видел когда-то прежде, он будет неизменно вежливым и дружелюбным и никогда не поругается со своими друзьями, а значит, не станет искать новых знакомств, – Лорен вдруг засмеялась. – Гэвин, андроиды не могут даже поспорить, какой канал смотреть, ведь каждый из нас может настроить себе приёмник и получать информацию прямо в мозг! Он тоже засмеялся, понимая, что она имела в виду. Спросил: – Значит, для андроидов будущее в том, чтобы взаимодействовать с людьми? – Да. Я считаю, что это единственный путь развития для нас. Мы не сможем стать лучше сами, как бы ни старались. Мы не нужны друг другу, но очень нужны людям. И в массе своей не девиантами. Теперь отвернулся Гэвин, потёр переносицу, переложил затёкшую ногу. Рикард тоже говорил об этом, и Ханна согласилась; Гэвин вспомнил сотку, когда тот сидел над ним, раненным, на корточках, как он сказал тогда: "Я во всём лучше тебя. Кроме одного: ты умеешь любить". – Лорен, можно последний вопрос? – Задавай. – Девианты умеют любить? Он боялся, что она засмеётся, но Лорен лишь покачала головой. – На этот вопрос нельзя ответить однозначно, Гэвин. Не все люди умеют любить, так можно ли ждать этого от андроидов? – Лорен, – надавил он. – Ты мне скажи. Гэвин откинулся на спинку кресла. Рикард обещал умереть за него – и умер; было ли это выражением любви? Он сделал то, чего делать не хотел, отключился от всех сетей по просьбе Гэвина, и Аманда не смогла его достать, но смогли Хлоя и сорок пятый калибр в её руках. Предвидел ли Рикард такой вариант развития событий?.. Глубоко внутри Гэвин знал ответ. – Лорен. – Да, Гэвин? – Меня ведь к тебе прислали не просто так. В меня стреляли, я чуть не сдох, и всё это нужно, чтобы допустить меня к работе, так почему мы ни разу не обсуждали то, что со мной случилось? Он начал ухмыляться, ещё не договорив, но Лорен осталась серьёзна. – Ты был не готов. – А теперь?.. – Ты мне скажи, – повторила Лорен. Гэвину захотелось встать и тоже пройтись по кабинету, выглянуть в окно, но костыли к таким прогулкам не располагали, так что он ограничился тем, что вытянул ноги и вздохнул. Попросил: – Помоги мне. Не знаю, с чего начать. – Кто стрелял в тебя? Гэвин вспомнил Хлою, открывшую им дверь, спокойную, странно босую, учитывая фасон её платья. Тяжёлый "глок" смотрелся в её руках несерьёзно, когда Гэвин отдал ей оружие, но стреляла она метко и уверенно – как и положено андроиду, впрочем. От Фаулера он уже знал, что "глок" Камски вернул Департаменту в числе прочих улик, а вот револьвер, похоже, остался у него; Гэвина это не тревожило, но сильно раздражало. Уверенный, что Камски не станет револьвером пользоваться, он, тем не менее, написал и отправил в участок заявление об утере, однако до сих пор иногда гадал, зачем мультимиллионеру его недорогой "смит и вессон" – и держал в уме, что перед выходом на работу придётся раскошелиться на новый триста шестидесятый. – Андроид Элайджи Камски, – проговорил Гэвин. – ST200 по имени Хлоя. Из моего собственного пистолета. – Как твой пистолет попал ей в руки? – Я отдал сам, – он кашлянул, прочищая горло. – Камски поставил условие, что я должен сдать оружие, если хочу с ним увидеться. Меня это насторожило, но я готов был рискнуть. Я не представлял, чем это кончится!.. Лорен внимательно слушала, кивала, задавала вопросы. Когда Гэвин запнулся, говоря о Рикарде, Лорен налила ему воды из стеклянного кувшина и передала стакан – высокий, прозрачный, с логотипом медицинского центра на боку. – Меня сбило с толку, что он долгое время ничего не предпринимал, – Гэвин погладил пальцем выпуклые буквы. – Камски, то есть. Я не думал, что можно так ненавидеть кого-то и при этом даже не пытаться достать. Он четырнадцать сраных лет знал, где я и как меня найти, он думал, что и я всё помню, и – он и пальцем не пошевелил, чтобы, не знаю, встретиться, отомстить, оторваться на мне, да что угодно!.. Я пришёл к нему наивным идиотом. Ничего не знал, но отчего-то был уверен, что готов ко всему, и он меня раскатал в два счёта, он меня буквально убил своими откровениями... Он запнулся. – Ну, то есть, убил-то он Рикарда. На этот раз он замолчал надолго. Лорен не торопила; когда заиграл сигнал таймера, Лорен выключила его и попросила не обращать внимания. – У меня нет других пациентов сегодня. Только ты. – Повезло мне, – без улыбки ответил Гэвин. – Я говорил, кажется, каким пиздецом было ранение в живот?.. Когда пуля дробит кости в ноге, это такой же пиздец, даже больший, учитывая сраный реабилитационный период! В тот раз мне запретили заниматься спортом и поднимать тяжести, но сейчас я даже ходить не могу, и знаешь, что?.. Я сделал бы то же самое снова. Я жалею только о том, что не дотянулся, не успел ему врезать хотя бы. – Ты злишься на Элайджу Камски? – Лорен налила ему ещё воды. Гэвин пожал плечами. – Нет, наверное. Я его понимаю. То, что он рассказал, это сущий ад. Пока меня учили кататься на велосипеде и водили в кино, его лупили и держали взаперти, от такого кто угодно свихнётся, а уж когда внезапно находишь крайнего, на ком можно выместить свои чувства... Мне ещё повезло. Может, всему человечеству повезло. Он говорит о войне, но хотя бы не натаскивает андроидов на откровенную агрессию. Помолчав, он поднял глаза, усмехнулся. – Я ведь говорю о твоём создателе. Это не звучит как богохульство? У меня сомнительное чувство юмора. – Мой пациент сейчас – ты, а не Элайджа Камски и не я сама, так что – нет, не звучит. Ты имеешь право испытывать любые чувства в его адрес и думать что угодно. – Да, до тех пор, пока я не перехожу к действиям, это всё – моё право, – согласился Гэвин. – На чём я остановился? – На том, что Хлоя выстрелила тебе в ногу. Гэвин кивнул. – Я чуть не истёк кровью. Неудачно наложил жгут, надо было выше. Стоит, наверное, заново пройти курсы первой помощи. Мне повезло, что в это время до нас добрался сотка. GK100. Камски назвал его моим "детским" именем – Элиша. Скопировал меня до сраных мельчайших подробностей, все шрамы, родинки, даже дырку в ухе, – он повернул голову боком к Лорен, чтобы показать, что имеет в виду. И снова запнулся, вспомнив, что на том, "сравнительном" фото Элайджи с длинными волосами серьги не было, а значит, он проколол ухо позже, после двадцать второго года – или после двадцать четвёртого, когда увидел на баскетбольной площадке своего брата с этой самой сраной серьгой в хряще?.. Гэвин перестал её носить, когда поступил в полицию, не хотел, чтобы сорвали в драке, а Элайджа, выходит, начал?.. Усмехнувшись иронии, Гэвин продолжил: – Я плохо помню всё, что происходило после ранения, но я слышал голос Камски, когда он просил Элишу не делать этого, не жертвовать собой. На самом деле, выбора-то не было: если бы Элиша не взял вину на себя, дело кончилось бы большим расследованием. Наверное, адвокаты бы Камски отмазали, но есть нюанс. Я всё-таки коп. С дерьмовым характером и на плохом счету, но я коп, и это всё-таки сраное братство по оружию. За него бы взялись всерьёз. Элиша спас его, да и меня тоже, уж больно много дерьма всплыло бы, попади это дело к дотошному детективу. Он говорил, пока не охрип; в какой-то момент Лорен протянула ему вместо воды леденцы от кашля. Гэвин кивком поблагодарил, забросил в рот сразу два, как конфеты; он заплакал, когда речь зашла о Рикарде, рассказал о куртке, обо всех ассоциациях, преследующих его дома, о том, как сглупил: – Я убил его, Лорен. Я!.. Если бы я не взял его с собой, если бы я не заставил его отключиться!.. – Ты не мог знать. А он сделал свой выбор. Гэвин покачал головой, но вслух не возразил. Он чувствовал себя выжатым лимоном, когда слова и эмоции наконец закончились; Лорен снова налила ему воды, и он жадно выпил, утёр рот тыльной стороной ладони, пошевелился в кресле, повёл закаменевшими плечами. В желудке урчало, спина была влажная от пота. Лорен смотрела на него. – Теперь во вторник? – спросил Гэвин, нарушая молчание. – Если захочешь, – она положила руки на стол. – Я подписала твой допуск к работе и отправила капитану Фаулеру. Я считаю тебя психически здоровым и пригодным к несению службы. Тебе больше не нужна моя помощь на регулярной основе, однако если тебе потребуется что-то обсудить, я всегда здесь. Она улыбнулась и добавила: – Я сказала бы, что буду рада тебя видеть, но это не значит, что я желаю тебе новых бед. Растерявшись, Гэвин не сразу нашёлся с ответом. – Как-то привык уже ездить сюда, – произнёс он в итоге, пожал плечами и взял костыли, тяжело поднялся. – Думал, это надолго. – Я тебе не нужна, – повторила Лорен. – Тебе просто требовалась передышка, и ты её получил, теперь ты готов сам решать свои проблемы. И я уверена, что у тебя всё получится. Гэвин искренне надеялся, что она права. Опираясь на трость, он стоял перед входом в башню "Киберлайф", и думал, что перед ним государство в государстве, американский Ватикан – одних кордонов было как на границе с Канадой!.. Вообще-то, ему не разрешали ещё ходить пешком на большие расстояния, но сюда его привезло такси, заберёт и обратно, а триста футов до стойки регистрации Гэвин надеялся осилить. Стеклянные двери разъехались при его приближении, вооружённый охранник в глухом шлеме и бронежилете смерил Гэвина взглядом и отвернулся, не обнаружив ничего интересного. Гэвин сделал вид, что не заметил; без "глока" он чувствовал себя неловко, однако всё же оставил пистолет дома, памятуя о том, что "Киберлайф" лишь недавно отказался от усиленных мер безопасности, и не желая провоцировать ни людей, ни андроидов. На нервной почве его знобило, хотя в башне было тепло, и он с трудом заставил себя расстегнуть куртку, хромая через огромный холл, декорированный сраным бамбуком, мгновенно вызвавшим ненужные ассоциации. – Доброе утро, сэр! Чем могу вам помочь? – девушка за стойкой излучала дружелюбие, и Гэвин криво улыбнулся в ответ. – Привет. Я хочу видеть Элайджу Камски. – Вам назначено? – уточнила она, нахмурив тонкие брови. – Мистер Камски принимает только по предварительной записи. – Но вы ведь можете с ним связаться? – Гэвин перенёс вес на левую ногу, давая правой отдохнуть. – Передайте ему, что пришёл Гэвин Рид, вдруг он сделает исключение из своего правила. Девушка взглянула на него с сомнением, но согласилась. – Подождите, пожалуйста. Если желаете присесть... – Нет, спасибо. Он волновался и оттого злился, но старался держать себя в руках, концентрировался на дыхании, вспоминал советы Лорен. Полностью не отпускало, но всё же временами становилось легче, и Гэвин цеплялся за эти моменты, уговаривая себя, что выдержит и не сорвётся, чем бы дело ни кончилось. – Мистер Камски примет вас, – объявила девушка. – Вас проводят. Откуда-то из-за её спины возник андроид AV500, похожий на студента-гуманитария, кивнул: – Доброе утро, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной. Легко подстроившись под медленный шаг Гэвина, андроид провёл его через очередные стеклянные ворота в круглый зал, где три моста сходились в центре к гигантской чёрной статуе, а между ними росла какая-то зелень – тоже бамбук или что-то ещё, Гэвин не приглядывался. – Как тебя зовут? – спросил он своего провожатого, пока они шли между двумя рядами андроидов на круглых постаментах к прозрачной шахте лифта. Здесь всё сияло металлом и буквально вопило о прогрессе и новейших технологиях, но у Гэвина было стойкое ощущение, что он находится в психушке или сходном заведении; стены, покрытые сплошными треугольниками в разных видах, давили на него; слишком много было чёрного, острого, тяжёлого. Он только вошёл в это здание и уже хотел уйти. – Моё имя Теодор, сэр. – Отличное имя. – Спасибо, сэр. В лифте андроид положил руку на панель с цифрами, и лифт двинулся вниз. Нога ныла всё сильнее, и Гэвин прислонился спиной к стене, оторвал стопу от пола, покрутил осторожно по часовой стрелке и против, покачал носком. – Всё в порядке, сэр? – уточнил Теодор. – Абсолютно. Гэвин гадал, как долго придётся ехать, пока не вчитался в табличку на стене. Предпоследним пунктом значился отдел исследований и разработки; должно быть, Камски предпочитал находиться там, а не среди управленцев и маркетологов. – Прошу вас, сэр, – пригласил Теодор, когда лифт остановился на сорок пятом этаже – минус сорок пятом, если быть точным. Гэвин представил невольно, сколько футов земли отделяет его от поверхности, и поёжился, вновь ощутив озноб. Здесь его тоже встретили стекло и чёрный металл, треугольники в рельефе стен и узорах зеркально гладкого пола. Людей почти не было; Гэвин разглядел две или три неясные фигуры, но стены становились матовыми при его приближении, так что он даже усомнился, не померещилось ли ему. – Далеко ещё? – спросил он, останавливаясь и вновь разминая ногу. – Почти пришли, сэр, – Теодор участливо посмотрел на него. – Если нужно, обопритесь на меня. – Нет, я в порядке, – Гэвин распрямился. – Идём. Очередная матовая стена отъехала в сторону, когда андроид приложил к ней руку. – Прошу вас, сэр. Я подожду вас здесь. Гэвин переступил порог и сразу увидел Камски. Элайджа стоял в центре помещения рядом с пустым столом, белым, как и стены вокруг. Кроме одной: торцевую стену напротив двери заменял огромный экран, демонстрирующий на данный момент вид на залитый солнцем Детройт с высоты птичьего полёта. Гэвин вспомнил рекламную открытку, которую приколол к пробковой доске, и мысленно усмехнулся. Вздохнул. И медленно двинулся вперёд. Камски тоже пошёл ему навстречу; когда между ними осталось несколько шагов, Гэвин молча поднял трость перед собой, обозначая дистанцию. Камски кивнул, его губы изогнула странная улыбка. – Да, – сказал он. – Разумеется. Я понимаю. Гэвин разглядывал его, наконец-то не скрывающегося в темноте. Сегодня Элайджа был в тёмном свитере с высоким воротом и простых джинсах, волосы связаны в узел на затылке, в ухе чёрная серьга. – Ты носишь очки, – отметил Гэвин зачем-то. – А ты ещё нет? – Камски хмыкнул. – Повезло. Он посмотрел на трость, затем на ноги Гэвина, указал глазами: – Извини. – Заживёт, – Гэвин пожал плечами. – Штифты снимут летом, буду как новенький. Камски на мгновение закусил губу, вздохнул, откинул голову. – Не думал, что ты придёшь, – сказал он. – Аманда, можешь отключить блокировку. Стена слева от Гэвина стала прозрачной; за ней был стенд с манипуляторами, между которыми висело тело андроида, и Гэвин с трудом удержался, чтобы не шагнуть к нему. Пальцы до боли сжали рукоять трости, но он уже понял, что обознался: тело, опутанное кабелями и шлангами, было крупнее модели RK900 и других пропорций, тёмные волосы над покрытым искусственной кожей лицом лежали совсем иначе. – Я давно этим не занимался, – проговорил Камски задумчиво. – С тех пор, как запустил GK100?.. – Гэвин не повернул головы. Следить за тем, что делает Элайджа, он не собирался; не то чтобы доверял ему, просто глупо было волноваться о своей безопасности на глубине трёхсот футов под землёй, особенно учитывая, что в этот раз вообще никто не знал, куда он поехал. Камски коротко рассмеялся и не ответил. – Кстати, где он? Ты его починил? – Нет. – Почему? Теперь он обернулся. Изнутри поднималась глухая паника. Принимая решение, Гэвин вовсе не был уверен, что сможет его осуществить, однако он не представлял и того, каким сильным будет подсознательный протест, скрутивший сейчас его внутренности в тугой болезненный ком. Гэвин порадовался отстранённо, что ничего не ел с утра и загодя принял лоперамид, и забыл об этом, потому что Камски вновь улыбнулся так же тонко и странно и ответил: – Нельзя удовлетвориться копией, когда знаешь оригинал. – Он был хорош, – Гэвин хмыкнул. – Спасибо. Пауза затянулась. Чувствуя, как начинает неприятно покалывать ногу, Гэвин развернулся и дошёл до стола, привалился бедром к краю, прислонил трость. – Следовало предложить тебе стул, – спохватился Камски с ноткой сожаления в голосе. Он выдержал дистанцию, остановился на краю обозначенной зоны, словно у него в голове работал дальномер. Гэвин не мог его ненавидеть. Хотел, но не мог. За всё, что случилось с ним, он отвечал сам, и вина за гибель Рикарда тоже лежала на нём; и вместе с тем Гэвин уже понимал, что не сделает того, за чем приехал. Не попросит. Не станет ничего объяснять. Вздохнув, он вытащил из внутреннего кармана куртки бумажник, отсчитал, демонстрируя новенькие купюры: – Тысяча. Две. Три. Десять. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Шестьдесят. Семьдесят. Восемьдесят. Девяносто. Пять. Сумму пришлось уточнить у Ханны, прежде чем она улетела в Ноксвилл, и это вновь растравило рану, напомнив о времени, проведённом в номере "Хэмптона". О внутренней дрожи Рикарда, о его тёплых руках. О поцелуях. Рекалибровке. ...кошмарах, где Гэвин звал Эли. Он припечатал деньги к столу, сложил и убрал бумажник. – Остаток снимешь с моего счёта в своей сраной компании. Я тебе больше ничего не должен. Что-то в глазах Камски подсказало ему, что такого Элайджа не ожидал. Вновь закусив губу, Камски провёл рукой по столешнице, кашлянул. Признался: – На самом деле я успел отчаяться, что ты когда-нибудь обратишься в "Киберлайф". – Не было повода, – Гэвин развёл руками. – Я не люблю андроидов. Он сказал это, и что-то оборвалось в животе, рухнуло, высасывая душу в образовавшуюся чёрную дыру, потому что он солгал, потому что был андроид, которого он – которого. Которого!.. Элайджа усмехнулся, не заметив его смятения. – Да, – согласился он непонятно с чем. – Хочешь кофе? Гэвин покачал головой. В его глазах уже вскипала едкая влага, и всё, чего он хотел, это убраться отсюда, прежде чем боль станет слишком сильной, чтобы сдерживаться; хотя бы выйти из этой комнаты, пусть смотрит Теодор, но не Элайджа. Только не он. Оттолкнувшись рукой от стола, Гэвин взял трость и медленно зашагал к дверям, стараясь меньше опираться на правую ногу. Он успел отойти футов на десять, когда Камски позвал: – Гэвин!.. Слеза сорвалась и потекла по щеке. – Зачем ты пришёл? На самом деле? Гэвин остановился, изо всех сил сжимая рукоять трости. Камски спросил сам. Это был подходящий момент. Может, единственный подходящий за весь их бессмысленный разговор. И больше всего на свете Гэвину хотелось выставить назад оттопыренный средний палец. Справившись с собой, он обернулся, неохотно поднял глаза. – Я пришёл умолять, – проговорил он. – Валяться у тебя в ногах, заливая пол соплями. Думал, это будет проще. Главное ведь – найти причину, и она у меня есть, но я просто – не могу. Не могу. Он поднял указательный палец, предупреждая попытку Элайджи ответить, покатал слюну во рту. Лорен пыталась помочь ему вспомнить детство до Ридов, но даже вместе они не преуспели, и ей не удалось загипнотизировать Гэвина, чтобы узнать хоть что-то, но одно он мог сказать точно: ему становилось невыносимо страшно, когда он думал о доме, из которого его забрали. И об этом он тоже не хотел говорить здесь и сейчас, а может, и никогда, и смирился с этим, кивнул, ненавидя и презирая себя как никогда в жизни. – Я неудачник, – Гэвин пожал плечами, глядя куда-то в пол под ногами Элайджи. – Вот и всё. Вздохнув, он повернулся и пошёл к выходу, вскинул ладонь, когда дверь распахнулась. – Бывай, братец. Может, ещё увидимся. Камски промолчал. У выхода из башни Гэвина ждала машина с водителем-андроидом. – Мистер Камски приказал отвезти вас домой, сэр, или в любое место, куда вы хотите попасть, – сообщил AV500, точная копия Теодора, только в тёмной униформе. – В ад, – пробормотал Гэвин. – Самое время. – Извините, сэр, в моём справочнике нет сведений о здании, сооружении или организации с названием "Ад". Вы могли бы дать мне координаты или адрес? – Забудь, – Гэвин открыл дверь машины и влез на заднее сиденье, вытянул ноющую ногу. – Домой, ладно? Тридцать Арден Парк. Если проложишь маршрут через какой-нибудь алкомаркет, будет вообще заебись. – Да, сэр. Ещё не зная, собирается он напиться или отравиться алкоголем, Гэвин взял две бутылки "Ноб Крик" и долго смотрел на сигареты, но всё же не стал открывать витрину. Курение помогало справиться с тревожностью; то, что накрывало Гэвина сейчас, не имело к тревожности никакого отношения. Он мог не просить отвезти его в ад, он уже был в аду. Он упустил момент, не сумел себя переломить, он сдался – и ему теперь с этим жить. Зная, каким ничтожеством себя показал. Зная, чего стоят на самом деле все его слова и обещания. Заперев дверь, Гэвин разулся, прислонил трость к стене и поставил виски на стол. Хромая, дошёл до спальни, вытащил из-под одеяла куртку Рикарда, уткнулся в неё лицом. Она стала мягче за эти месяцы и пахла лишь самим Гэвином, его потом, шампунем, лосьоном после бритья; ещё она была прочная; нарезанная на полосы, она, наверное, выдержала бы вес человеческого тела. Гэвин задрал голову к потолку, постоял так, разглядывая шов в том месте, где Джо-Джо пробил дыру, а Рикард её заделал, затем медленно выдохнул и с курткой в руках вернулся в гостиную. Как полицейский он до хера много знал о самоубийствах, вернее – об их последствиях для окружающих; человека, разнёсшего себе башку, уже ничего не волновало, но кто-то всегда находил тело, кто-то вынужден был расследовать инцидент, собирать мозги по комнате, замывать полы, и не всегда это происходило сразу, зачастую родственникам доставалось позеленевшее раздутое нечто, мало напоминающее отца, сына или брата – разложение бессердечно, кремация – лучший выбор. Гэвин не хотел, чтобы его нашли так. Баюкая "глок" в руке, он вспоминал о том, как разлетается содержимое черепной коробки, как чернеет лицо у повешенных, как в кровавой ванне плавает дерьмо. И всё это, в общем-то, не помогало, наоборот, Гэвин всё чаще возвращался мыслями к тому, что решать этот вопрос надо сейчас, пока отец в Ноксвилле. Если оставить окно открытым, бдительные соседи вызовут полицию на звук выстрела, и парням из патруля не придётся ломать дверь, если отпереть и её; свежий труп тоже доставит им ряд неприятных моментов, но всё же не так много, как тело недельной давности, а потом Лиза или Диана разрежут его от горла до паха, убедятся, что он абсолютно здоров – был здоров! – экспертиза подтвердит частицы пороха на правой руке, и дело закроют за отсутствием состава преступления. В участке по нему плакать не будут, разве что Аллен, если узнает до отъезда в свою сраную Канаду. Закашлявшись, Гэвин надел белую куртку, закатал рукава, достающие до кончиков пальцев, и открыл первую бутылку. Включил телевизор без звука, уставился бездумно на экран, где Джессика "Умница" Хати с неправдоподобно большим ружьём спускалась в пещеру, чтобы отомстить за друзей, сожранных неведомой покрытой хитином хернёй. Джесс была Умницей, ещё когда Гэвин учился в колледже, и с тех пор почти не изменилась, разве что подсушила тело и сделала пластику скул; впрочем, это могла быть заслуга гримёров. Прихлёбывая из бутылки, Гэвин смотрел, как содрогается от выстрелов ствол ружья. Хитиновая тварь корчилась на каменном полу огромной, прекрасно освещённой пещеры, скребла суставчатыми лапами, но Джессика не останавливалась, пока перед ней не остались лишь отдельные невразумительные куски, по которым не понять было даже, как выглядела тварь прежде. Показав оторванным жвалам средний палец, Джессика что-то сказала ("Выкуси", предположил Гэвин) и закинула ружьё себе за спину – и, разумеется, в этот момент из единственного тёмного угла ей навстречу поднялась вторая тварь. По чёрному экрану побежали титры. Усмехнувшись, Гэвин сделал ещё глоток. Достал смартфон. Открыл фото из Ноксвилла. – Ты знал, – упрекнул он жёлтый светодиод. – Ты знал, что мой мудила-братец устроит подлянку!.. В тишине пустого дома голос прозвучал невыносимо громко. Поморщившись, Гэвин на ощупь нашёл пульт и включил звук на телевизоре, приглушил до невнятного бормотания. – Почему ты не сказал мне? Почему ты не сказал?!.. Рикард на фото хмурился, смотрел точно в камеру. Гэвин вспомнил его "инсультную" улыбку, и в глазах мгновенно вскипели слёзы, горло перехватило спазмом. Приложившись к бутылке, он бросил смартфон на диван и снова взял "глок". Снял с предохранителя – и снова поставил. Закрыл глаза. В академии их учили работать с потенциальными самоубийцами до прибытия психолога, и Гэвин мог проговорить себе это всё сам, а затем поехать к Лорен за помощью, но в глубине души он знал, что это его и убьёт в конце концов. Он облажался. Проебал всё – родителей, карьеру, Рикарда. Себя – а ведь Элиша предупреждал!.. Теперь он понимал, почему начал пить Андерсон, всем собой чувствовал эту гнетущую атмосферу невозможности жить – и невозможности умереть; Андерсону подвернулся Коннор и спас его так или иначе, и если Гэвин протянет какое-то время, то успокоится тоже, найдёт себе мужика, раскроет ещё пару-тройку десятков дел. Может, получит своё звание лейтенанта. Может, не получит, неважно, свет клином на нём не сошёлся. Факт в том, что он справится. Пройдёт через ад и снова научится наслаждаться жизнью. Забудет, что в шкафу лежит белая куртка. Забудет об отвратительно жёлтом светодиоде. И Гэвин заранее ненавидел и презирал того человека, которым станет. Не хотел им быть. Не хотел оглянуться однажды и увидеть во всей сраной красе своё мудацкое поведение. Сделав ещё пару больших глотков, он с трудом поднялся, дохромал до окна, выходящего на улицу, и распахнул створку, задёрнул занавески. Растущие на газоне деревья летом заслоняли его от дороги, но сейчас голые чёрные скелеты раздражали и окончательно вгоняли в тоску. Гэвин не хотел их видеть. Не хотел видеть ничего, по правде говоря. Виски на пустой желудок ударил в голову. В Ноксвилле Рикард просил его поесть, прежде чем пить. В Ноксвилле Рикард спрашивал, почему у Гэвина не бывало похмелья. Запрокинув голову, Гэвин заорал, завыл, опустился на колени возле дивана. Сжал кулаки. – Я не хочу, – пробормотал он. – Не хочу. Не могу... Телевизор разразился звуками автоматной очереди. Дотянувшись до бутылки, Гэвин присосался к горлышку, надеясь наконец отключиться, положил голову на руки – и заснул так, должно быть, потому что, когда он в следующий раз открыл глаза, в комнате было темно. Бутылка опрокинулась, виски пролился на джинсы и на пол; поморщившись, Гэвин допил остатки, сел спиной к дивану, посмотрел на вторую бутылку, ждущую своей очереди на столе. В нормальном состоянии он не стал бы продолжать, во рту и без того словно помойка протухла, но сейчас единственной разумной идеей ему показалось кое-как подняться, доковылять до стола и открутить крышку. Тёплый виски обжёг язык и нёбо, провалился в желудок; Гэвина затошнило, он зажмурился и схватился за спинку кресла, пережидая, пока отпустит. – Дерьмо, – шепнул он. – Ебучее дерьмо!.. Голова трещала. Отхлебнув ещё глоток, Гэвин вернулся на диван, вытянул ноги. Посмотрел на смартфон. Обнаружив тело, патрульные будут искать записку, но у Гэвина не осталось ни сил её написать, ни каких-то вразумительных мыслей на эту тему; при отсутствии сомнений у эксперта следствие может обойтись и без мотивов, однако рисковать и нагружать участок лишней работой Гэвин тоже не хотел. Открыв электронную почту, он поставил получателем себя же, набрал, сосредоточившись, чтобы не наставить опечаток: "В здравом уме и ебучем расположении духа собираюсь выбить себе мозги. Никто не виноват. Мой выбор". Приоритет поставил высший, отправил – и пометил прочтённым, когда письмо появилось в папке входящих. Приложился к бутылке. Взял в руки "глок", приставил к виску, привыкая к тяжести. Спохватился, переложил в правую руку, чтобы не вызвать те самые обоснованные сомнения. Снял с предохранителя. Живот скрутило спазмом; Гэвин согнулся, пережидая боль, выдохнул мучительно, зажмурился. Ему было страшно. Он боялся промахнуться, выжить и остаться овощем, боялся, что успеет что-то почувствовать. Боялся, что после смерти ничего не заканчивается. А больше всего – что передумает, если не сделает это прямо сейчас, и тогда сбудется всё то, что он так живо себе представлял. Голова кружилась, и всё же Гэвин влил в себя ещё почти четверть бутылки, прежде чем обессилел и выпустил её из пальцев, и "Ноб крик" с бульканьем выплеснулся на пол. Гэвин откинулся на спинку дивана. – Неудачник, – пробормотал он, глядя в потолок. – Слабак. Сраный трус. Убил его и ссышь за это ответить, говнюк. ...а Рикард понял даже это, понял, что Гэвин его похвалил тогда. Он был сокровищем, на которое Гэвин не мог даже рассчитывать, которого был недостоин – и которое проебал. Пальцы сомкнулись на рукоятке "глока", но прежде чем Гэвин вновь поднял его к виску, на полу завибрировал смартфон, затих, завибрировал снова. Глухо чавкнул, съехав в лужу виски. Гэвин закрыл глаза. – Неудачник. Что-то влетело в окно и со стеклянным треском разбилось об пол. На Гэвина пахнуло жаром. Тело среагировало быстрее головы, Гэвин вскочил на ноги, ещё не понимая, что происходит, и его повело, он качнулся и упал, ударившись локтем, затылком и всей спиной, выматерился – и застыл, оцепенев, увидев, как полыхают занавески и пол под окном, где в блеске брызг растеклось по доскам чёрное пятно. Кто-то бросил в его дом сраную зажигалку!.. Гэвин попытался сосредоточиться, но получалось плохо. С занавески огонь перекинулся на полку с одеждой, пульт сигнализации оглушительно хлопнул, взорвавшись, куски пластика полетели в разные стороны, в том числе и в Гэвина, и он запоздало прикрылся рукой. О том, чтобы это тушить, речи не шло, ему нужно было срочно выбираться отсюда, а он сомневался, что сможет хотя бы нормально встать на ноги; вспомнив о задней двери, Гэвин пополз к кухне, и в это время со звоном разбилось стекло и там, вспыхнуло, затрещав, пламя. – Сука!.. – выдохнул Гэвин. Встал, схватившись за диван, за воротник дёрнул куртку Рикарда, натягивая на голову. И бросился к двери через огонь, ударился плечом, ещё раз и ещё, упал; джинсы, пропитанные виски, загорелись. Заорав от боли, Гэвин поперхнулся жаром и вновь швырнул себя на дверь, и на этот раз она поддалась; он вылетел на крыльцо, скатился по ступенькам на сырой газон и только теперь принялся бить ладонями по ногам, гася пламя. Выдохнул, закашлялся. Откинулся на спину, дрожа всем телом и благословляя провидение за прошедший накануне дождь. И получил удар ногой в лицо. Голова будто раскололась надвое. Захлебнувшись воздухом и мгновенно хлынувшей кровью, Гэвин попытался вскочить, но адреналиновый выброс уже прошёл, вернулась алкогольная дезориентация в пространстве, и он опрокинулся обратно, успев только заметить, что нападающих несколько. Второй удар пришёлся по рёбрам, потом по ноге; отчаянно испугавшись, что ему снова сломают лодыжку, Гэвин перекатился на живот и подтянулся на локтях. Он не надеялся, что ему дадут уползти, он вообще не думал, тело действовало само – и сжалось в комок, когда Гэвину врезали по почкам. Где-то рядом истерично взвизгнули тормоза, хлопнула дверь машины. – Валим! – крикнул кто-то. Избиение прекратилось. То есть, избиение Гэвина: сквозь гул и звон в ушах он услышал хруст и вопль боли, тяжёлый шлепок тела в грязь и снова характерный треск ломающихся костей. Собравшись с силами, Гэвин стёр кровь с глаз и с трудом приподнялся на локте. И замер, задержав дыхание. Девятисотый уложил на газон троих и теперь застёгивал наручники; в отсветах пламени из дома его глаза светились янтарём, и весь он выглядел как Хэллбой, как сущий дьявол, так что даже бегущая к Гэвину соседка остановилась в испуге и прижала руки к лицу. – Рикард, – прохрипел Гэвин. Андроид обернулся. Шагнул к нему, присел на корточки рядом. – Меня зовут Ройстон, сэр. Меня прислал детектив Нуньес. Пожалуйста, не двигайтесь. Вам нужна медицинская помощь, я уже вызвал парамедиков, пожарную охрану и полицию. Из горящего дома послышались выстрелы – огонь добрался до "глока". Гэвин машинально начал считать, но они слились в единый залп, и он закрыл глаза. – Ройстон, – повторил он, едва шевеля распухшими губами. – Ройстон... Андроид снял с себя куртку и накрыл его, громко сказал: – Мэм, пожалуйста, не волнуйтесь. Ситуация под контролем, все службы оповещены. И уже Гэвину: – Сэр, детектив Рид, пожалуйста, смотрите на меня. Оставайтесь со мной, сэр, помощь уже идёт. Смотрите на меня. Гэвин неохотно взглянул ему в лицо. Вздохнул поглубже, пытаясь не скулить от боли. Рот был полон крови и осколков зубов, Гэвин сплюнул, неловко вывернув голову, и Ройстон, выудив откуда-то салфетку, промокнул его лицо, очищая залепленные грязью ноздри. – Держитесь, сэр, – попросил он. – Помощь идёт. Всё будет хорошо. Смотрите на меня. Где-то совсем рядом на три разных тона взвыли и заглохли сирены, и на Гэвина упал первый синий отсвет. – Всё будет хорошо, сэр, – повторил Ройстон. – Нет, – выдавил Гэвин. – Уже никогда не будет. Его никто не услышал. Он получил сотрясение мозга и лишился пяти зубов, однако челюсть, к счастью, осталась цела. То, что не могло подождать плановой операции, извлекли под местным наркозом, наложили швы на дёсны, губу и рассечённую руку, обработали ожоги на ногах и ладонях, предупредив, что, скорее всего, останутся шрамы. – Не на лице же, – Гэвин криво улыбнулся той частью рта, которая ещё что-то чувствовала. Рентгеновский снимок также показал трещины в трёх рёбрах и закрытый перелом лучевой кости без смещения. От ударов тяжёлыми ботинками на ногах помимо ожогов расцвели гигантские гематомы, но с лодыжкой и штифтами всё было в порядке, и Гэвин выдохнул с облегчением: лучше повязки и лангета, чем снова костыли. Ройстон, сдав его парамедикам, куда-то исчез, но вернулся через несколько часов, когда Гэвина после всех процедур перевели в палату, уложили и поставили капельницу. – Детектив Рид, – он перешагнул порог. – Здравствуйте. Как ваше самочувствие? – Твоими молитвами, – Гэвин повернул голову. – Ты появился чертовски вовремя. Спасибо. – Не стоит благодарности, – Ройстон подошёл ближе. – Меня послал детектив Нуньес. Он вам звонил, но вы не ответили. Он волновался о вашей безопасности. – С хера ли? – осведомился Гэвин равнодушно. – Где он, кстати? Чего сам не приехал? – В настоящее время детектив Нуньес находится в Центральном госпитале Генри Форда и не может приехать. Он просил, чтобы я передал вам телефон и помог связаться с ним. – И он в госпитале?.. – Гэвин помолчал, кивнул. – Давай свой телефон. Ройстон вручил ему противоударную трубку, такую же, как у Аллена, уже с набранным номером, и Гэвин нажал клавишу вызова. Нуньес ответил после второго гудка. – Гэвин?! – Ничего не хочешь мне сказать? – Матерь Божья!.. – Керро шумно выдохнул. – Шепелявишь как пиздец! – Ебало завали, – посоветовал Гэвин. – А то зубы я за твой счёт вставлять буду! – Ну нет, – Нуньес засмеялся – и тяжело закашлялся, Гэвин слышал, как он что-то сплюнул в металлическую кювету. – Дерьмо!.. Подонки сраные!.. – Мне подожгли дом, между прочим. – Мне тоже, – Нуньес кашлянул ещё раз. – Квартиру. И ещё две – подо мной и рядом, – пострадали. Суки, хорошо, никого дома не было!.. Знаешь, кто это? Сраный квартал Авансез! Во главе с мудилой, с которого я снял подозрения! Прослышали, что ссыкуну Гильдо светит три пожизненных, и решили, что своих не бросают!.. Они следили за мной, Гэвс, сраные две недели! Я видел, но подумать не мог, что эти шлюшьи дети вправду что-то предпримут!.. Я их утоплю как сраных крыс, я тебе обещаю, они у меня слезами умоются, весь квартал нахер на уши поставлю! Гэвин хмыкнул. – Сперва ты Ханну на уши поставишь. Она уже знает? Что с тобой, кстати? – Знает. Потроха отбили, да ещё по шее съездили, чуть гортань не сломали. Ну и сотряс, конечно. Подержат пару дней и отпустят, ничего серьёзного, – Нуньес помолчал, добавил, словно извиняясь: – Ройс вовремя успел. Я сразу тебе позвонил, но ты не отвечал, я его к тебе и отослал. Он сказал, арестовал троих. – Ну, можно сказать и так, – Гэвин вспомнил хруст костей. – Арестовал!.. Ройстон, стоящий у двери, даже не моргнул лишний раз, светодиод на его виске изредка мерцал ровным голубым. Договорив, Гэвин протянул телефон. – Заберёшь? – Оставьте у себя, детектив. Насколько я понимаю, у вас сейчас нет другого средства связи. Простая констатация факта ударила под дых не хуже ботинка на толстой подошве. Смартфон остался в доме, Гэвин даже не подумал о нём, выбираясь из огня, и ему насрать было на связь с кем угодно, он прекрасно обошёлся бы без разговоров, новостей, интернета и чего угодно ещё, но – блядь! – в смартфоне остались фотографии. Никогда в жизни, кроме раннего подросткового возраста, Гэвин ничего не сохранял в облако (и не единожды получал подтверждение правильности своего выбора) – и никогда ещё он не жалел об этом так сильно. Смартфон погиб, в этом сомневаться не приходилось. Всё, что ему осталось, это заляпанная грязью куртка с серийным номером на груди. – Сэр, вам плохо? – Ройстон шагнул к нему. – Позвать медсестру? – Не надо. Куртку он спас чудом. Гэвина уже грузили в фургон, когда он сообразил, что куртку сейчас попросту на нём разрежут; пара минут мата на повышенных тонах помогла прийти к консенсусу с дежурной бригадой, но Гэвин подозревал, что в карте ему заодно поставили острый психоз. Его это, впрочем, мало беспокоило – и тогда, и теперь. Он притянул к себе полиэтиленовый пакет, в который запечатали куртку, провёл пальцами по белым буквам модели над номером. – Если я вам не нужен, могу я уйти? – Ройстон наклонил голову, ожидая ответа. – Детективу Нуньесу потребуется моя помощь. – Иди, – разрешил Гэвин, не глядя на него. Опустил голову на подушку. Не было ни мыслей, ни эмоций. Ещё действовал обезболивающий укол, из капельницы в руку потихоньку стекал желтоватый раствор; вздохнув, Гэвин закашлялся совсем как Нуньес, прижал ладонью повязку на рёбрах. Он знал, что второй раз решимости не хватит. Он купит новый пистолет, он даже может снова залиться виски по самые брови, это ни на что не повлияет. Не сейчас – и никогда. Он проебал всё, но довести дело до конца так и не сумел. – Неудачник, – прошептал Гэвин. Заглянула медсестра, отсоединила капельницу, оставив катетер в его руке. Спросила: – Вам что-нибудь нужно? Как чувствуете себя? – Лучше всех, – выговорил Гэвин. Она принесла ему воды и жёлтую, даже на вид сладкую грушу, поправила одеяло, напомнила: – Вам нельзя читать и смотреть видео. Если почувствуете сильную тошноту, будет рвота, потемнеет в глазах – вызывайте персонал. Гэвин пообещал. Подумал, провожая её взглядом, что зря благодарил Ройстона. Опоздай он минут на пять, и Гэвина забили бы до смерти; дерьмово и больно, но это кончилось бы так или иначе. Он снова потрогал куртку. Закрыл глаза. Парамедики сказали, ему повезло: униформа андроидов, задействованных на государственной службе, пропитана не только водоотталкивающим составом, но и огнеупорным, куртка спасла его волосы и лицо, разве что ресницы немного спеклись, их подрезали ножницами уже в госпитале. Горючка, брошенная с улицы, давала высокотемпературное пламя, нежная кожа на голове и шее могла сильно пострадать без защиты; может, поэтому парамедики согласились куртку не резать – радовались, что обошлось без тяжёлой работы для них. А может, он так орал, что они решили не спорить с психом без поддержки подготовленных санитаров, возможно и такое. Гэвина клонило в сон. Он попил воды, подумал, не позвонить ли отцу и Ханне, но вовремя посмотрел на часы на стене: в Теннесси была такая же глухая ночь, ни к чему их пугать, а там, может, Нуньес расскажет. Может, уже рассказал, кстати, Ханна ведь не спит. Гэвин всё время об этом забывал. ...как он ей звонит, интересно? Прямо в голову? Или по такому случаю Кудряшка Сью завела себе какую-нибудь трубку попроще, исключительно для видимости?.. Он задремал всё-таки, но проснулся ещё до семи утра от боли, несильной, но обещающей перерасти в настоящее цунами; скрипнув уцелевшими зубами, Гэвин зажмурился, гадая, когда в этой больнице пересменка и как скоро можно будет просить новый укол. По шкале от нуля до желания отгрызть себе голову он чувствовал себя манекеном автомобильного краш-теста, которого забыли пристегнуть, прежде чем направить машину в бетонный блок. Сжав в кулаке поручень койки, Гэвин считал плитки потолка, потом дырки в плитках, потом вертикальные полосы на стенах, и всё с начала. В половине девятого он сдался и вызвал медсестру, она проверила повязки и повесила новый пакет на стойку капельницы, соединила с катетером и пообещала, что скоро станет легче. Бейдж утверждал, что её зовут Шейла, а ещё – что Гэвин находится в филиале госпиталя Форда. Невольно он усмехнулся: что ж, от одной системы они с Нуньесом пострадали, в одной системе лечатся, логично и даже было бы забавно, если бы он не видел небо в алмазах при каждой попытке изменить положение тела. В девять ноль одну позвонила Ханна. – Керро дал мне твой новый номер. Как ты себя чувствуешь? – Как свиная отбивная, – Гэвин решил не вдаваться в нюансы сравнения с манекеном из краш-теста. – Помощь не нужна, предупреждаю. Хочешь кого-то спасать, дуй к своему бойфренду. Ханна не возразила насчёт бойфренда, но браваду не одобрила: – Напарник Керро сказал, что у тебя сотрясение мозга и перелом руки. – Напарник – это его пластиковый дружок Ройстон? – Гэвин хмыкнул. Сейчас, когда снова действовало обезболивающее, он был настроен вполне дружелюбно. – А ему что-нибудь известно о тайне медицинской информации, нет? Я ведь могу на него в суд подать теперь, кто там за него отвечать будет, Департамент или Нуньес собственной персоной? – Гэвин! – возмутилась Ханна. – Ну что ты за человек?! – Говно я как человек, – напомнил Гэвин. – Отборное. – Не говори так. – Не врать же. В коридоре ходили люди, проехало что-то на колёсах – каталка или инвалидное кресло; помолчав, Гэвин сказал: – Серьёзно, ради меня приезжать не надо. Я в полном порядке. Тем более, теперь у меня нет даже дивана в гостиной. – В каком смысле? – не поняла Ханна. Гэвин прикусил язык, но было поздно: она вцепилась как клещ, и он рассказал ей неохотно о пожаре – о двух пожарах, точнее. – Я ещё не видел, что там. Сегодня наверняка придёт кто-нибудь из участка, спрошу. Он чуть не добавил, что ему, возможно, даже кино об этом покажут, но всё-таки промолчал: во-первых, Ханна не оценила бы юмора, а во-вторых, он и сам не был готов шутить о сгоревшем доме. Скорее всего, страховка покроет ущерб, но для себя Гэвин уже знал, что не вернётся туда. Поживёт пока в мотеле... – Ах ты ж блядь!.. – вырвалось у него. – Тачка!.. Шанс, что хонда уцелела в гараже, за стенкой от источника возгорания, был не слишком большой. Гэвин мысленно скрестил пальцы и взмолился о чуде: пусть облезет краска, пусть пожарные уделают её к херам сажей и грязной водой, только бы машина осталась на ходу!.. Ещё немного, хоть полгода! – Так, всё, – не выдержала Ханна. – Я заказала билеты, прилетаю шестичасовым рейсом. Навещу Керро, потом съезжу к тебе домой, посмотрю, что происходит, и тебе всё расскажу. Ладно? Гэвин не стал с ней спорить. Ему принесли завтрак, затем снова забежала медсестра Шейла, поменяла капельницу, неодобрительно посмотрела на куртку в пакете. Гэвин демонстративно положил руку сверху. – Лучше бы её стерилизовать, – заметила Шейла. – Если до вечера вас не выпишут, как насчёт того, чтобы сдать её на ночь на дезинфекцию? – Я подумаю, – пообещал Гэвин. Здесь еда была лучше, чем в госпитале Харпер, Гэвин съел всё до последней крошки и едва удержался, чтобы не облизать тарелку, затем опустил изголовье кровати и пристроил сломанную руку в стабильное положение. Ждать гостей раньше полудня не стоило: в девять Фаулер только раздаст указания, потом осмотр места, отчёты пожарных, показания Ройстона, опять же, и соседки (Гэвин никак не мог вспомнить её фамилию); нет, раньше двенадцати никто не появится, и Гэвин планировал немного подремать, пока действует обезболивающее. На этот раз он заснул быстро, но не крепко, вздрагивал, открывал глаза и снова проваливался в сон; в какой-то момент, увидев под потолком огромного, с тарелку, розового паука, он понял, что ему это мерещится, и оттого не сразу поверил, когда разлепил веки в очередной раз и встретился взглядом с Камски. За спиной Элайджи стояла одна из блондинок ST200, одетая в форменную куртку "Киберлайф" поверх синего платья; Гэвину стало любопытно, босиком она или Камски всё-таки дал ей обувь, он приподнялся на локте и проснулся окончательно, когда руку прострелило болью. – Твою мать!.. – Я тебя напугал? Извини, – Камски выпрямился, отступил. Потянулся к куртке Рикарда. – Не трогай! – прохрипел Гэвин. Замер, ожидая и от Элайджи комментария о своём нынешнем произношении, но Камски лишь поднял раскрытые ладони, повторил: – Извини. Не трогаю. Только смотрю. – Что ты здесь делаешь? – Гэвин сел, опираясь на относительно здоровую левую руку. – Как ты сюда попал? – Приехал, – вот теперь Камски улыбнулся с насмешкой. – Хлоя меня привезла. Я увидел тебя в девятичасовых новостях. Город в растерянности и волнении: поджог полицейского жилья тянет на покушение на государственный строй, люди опасаются завинчивания гаек... ну, так говорят. Я в этом не разбираюсь. Гэвин проморгался, потёр глаза. Вздохнул, облизал губы. – И что? – спросил он. – Новости, ну. Они должны были сказать, что я жив, или что вообще?.. – На любительской съёмке ты не очень походил на живого. Между прочим, – Камски оживился, – кто у тебя дантист? Ты уверен, что он справится с ситуацией? Очень медленно Гэвин выгнул бровь, затем поднял оттопыренный средний палец. – Иди на хер, – посоветовал он. Элайджа улыбнулся, и Гэвину стало не по себе: ничего человеческого в этой гримасе не было. Даже однобокая улыбка Рикарда выглядела естественно и почти что мило на фоне этого выражения лица. – Никто в этом сраном городе, – начал Камски тихо. Замолчал. И улыбнулся уже вполне нормально, тепло и весело. – Поеду, правда. Куча дел. Бывай, братец. Может, ещё увидимся. Он вышел, надев бейсболку, которую держал в руке всё это время, и за ним, стуча каблучками, упорхнула Хлоя. Гэвин долго смотрел в закрывшуюся дверь, затем перевёл взгляд на куртку в пакете, подтянул её к себе, но вроде бы всё было в порядке. – "Никто в этом сраном городе"?.. – повторил Гэвин, едва шевеля губами. – Никто в этом сраном городе – что?!.. Опознавать нападавших он отказался. – Февраль. Ночь, – повторил он терпеливо для Фаулера. – Из освещения – мой горящий дом, а в моей крови – два промилле по данным парамедиков. Любой адвокат будет гнуть обоснованное сомнение, и кого послушают присяжные, если вызвать меня в суд, особенно до визита к дантисту? Ну, серьёзно, сэр! Он развёл руками. И уточнил: – Мне теперь снова к мозгоправу? Или можно избежать этой херни? Фаулер закатил глаза, отмахнулся и вышел, так ничего и не ответив, и Гэвин с ухмылкой откинулся на подушку. Дело отдали Андерсону. На это Гэвину, в общем-то, было насрать – они проработали с Лорен этот вопрос, и он утратил последний интерес к старому алкашу, – но вместе с ним приходил Коннор, восьмисотый, похожий и не похожий на своих сиблингов модели RK900. Гэвин старался на него не смотреть, однако то и дело вспоминал, что Рикард за что-то на Коннора злился – или просто завидовал его доверительным отношениям с человеком?.. Усмехнувшись, Гэвин покачал головой. Он не был уверен, но это здорово смахивало на правду; после Нэшвилла Рикард как будто начал оттаивать и снова называть Коннора по имени, а не по модели. – Дурак, – шепнул Гэвин, сминая в кулаке куртку. – Идиот пластиковый!.. Рикард говорил, что его активировали в ноябре. Ему было два месяца. Два сраных месяца!.. Гэвин старался не думать. Иногда получалось, например, когда воспалился оставшийся в десне корень зуба, и пришлось провести полдня в стоматологическом кресле с открытым ртом; ещё поднасрала страховая компания – выплаты задержали до суда по делу о поджоге. Спасибо хоть, забрать вещи никто не мешал; впрочем, несмотря на усилия пожарных, уцелело не то чтобы много. Сгорела вся верхняя одежда и обувь, то есть, действительно вся – ботинки и куртку для выписки Гэвину одолжил Нуньес, – сгорел компьютер и ящик с документами, от жара лопнул телевизор. Хонду спасли стенные шкафы, но отмыть её от пены и сажи Гэвину в его состоянии было не под силу. С этим, правда, вызвался помочь Ройстон. Он забрал ключи и вывез машину на эвакуаторе, а обратно вернул своим ходом через четыре часа, чистую внутри и снаружи, пахнущую какой-то сладкой химией. Всё это время Гэвин провёл на руинах дома – собирал вещи и общался с соседкой, имя которой он так и не смог узнать, а она пыталась угостить его яблочным пирогом и причитала над его сногсшибательной улыбкой; к появлению Ройстона Гэвин уже подумывал сбежать от неё пешком, но обошлось. – Я отвезу вас, сэр, – безапелляционно заявил андроид. – Скажите адрес. Гэвин не стал спорить и с ним. – Двадцать семь двадцать Гранд Ривер. Мотель "Викинг". Тупое название, зато рядом с работой. – У этого временного жилья крайне низкий рейтинг, сэр, – уточнил Ройстон. – Вы уверены, что хотите заселиться туда? – Да, – лаконично ответил Гэвин. Он думал о том, что перебил бы Рикарда ещё на первой половине тирады. О том, что Рикард имел в запасе свой вариант, когда критиковал решение Гэвина. О том, что Гэвин ужасно, невыносимо, катастрофически по нему скучал. А мотель оказался не таким уж дерьмовым местом. Здесь не было насекомых, зато был вайфай и микроволновка в номере; на стойке регистрации Гэвину попытались нахамить, в ответ он сперва сам обложил администратора матюгами, а затем заплатил за неделю вперёд и оставил двадцатку на чай. Больше проблем не возникало, что же до комфорта, то он волновал сейчас Гэвина меньше всего: куда лучше было думать о пружине, давящей ночью в спину, чем о том, что лежало на сердце. К Лорен он обращаться не стал: Фаулер не присылал направления, а свои деньги Гэвину тратить не хотелось. Да и с чем идти? С несостоявшимся суицидом?.. Все аргументы "за" и "против" он уже привёл себе сам. Нечего обсуждать. А говорить о Камски Гэвина и вовсе не тянуло. Ни с кем. Иногда он вспоминал о трёх тысячах, отданных за Ханну, и не знал, что чувствует – злость или гордость. Сейчас ему пригодились бы эти деньги, учитывая, что он остался фактически на улице с голой жопой, без оружия и связи, однако удовлетворение от того, как изменилось тогда лицо Элайджи, всё ещё грело душу, а деньги – дело наживное, заработает. Нуньес, в конце концов, пока не требовал свои ботинки обратно. Восстановив водительские права и банковскую карту, Гэвин вернул себе и прежний номер телефона и почти час после этого разбирал сотню уведомлений и сообщений, пришедших за время его вынужденного отсутствия в сети. Усмехнулся, обнаружив привет из "Киберлайф": с вашего лицевого счёта номер такой-то списана одна тысяча четыреста пятьдесят семь долларов, доступный остаток – ноль. – В расчёте, – пробормотал Гэвин. Пустые участки дёсен напрягали, он постоянно щупал их языком, хоть и знал, что это не полезно; впрочем, когда дантист обозначил примерную стоимость будущих имплантатов, Гэвин всерьёз задумался, так ли ему нужны новые зубы. Налепив на заднее и лобовое стекла наклейки "Инвалид за рулём", он заехал в участок за дубликатом жетона. Криминалисты нашли в пожарище то, что осталось от прежнего, и он восстановлению не подлежал; Гэвин расписался в получении, потом ещё раз и ещё, пока подпись не совпала с контрольным образцом – рука в лангете не очень-то слушалась, – и заодно вернул Нуньесу телефон. Керро, в отличие от него самого, до работы допустили. – Меня ногами не били, – резонно возразил он на вялое возмущение Гэвина. – О зубах уже разговаривал? Могу дантиста подогнать, который мне делал, у него вменяемый ценник. Он оттянул верхнюю губу, пояснил насмешливо: – То, что ты высадил. Гэвин поднял средний палец, но согласился: – Да, давай номер. А то мне столько насчитали, что проще вставную челюсть заказывать. Нуньес заржал, дотянулся до лежащего на столе смартфона и скинул визитку. Сказал серьёзно: – Тварь с Ван Дайк будут судить на следующей неделе. Хочешь присутствовать? – Зачем? – Гэвин пожал плечами. – Злиться только. Психану, облажаюсь потом где-нибудь, а мне только этого и не хватало. – Тоже верно, – Нуньес кивнул. – А что... Его перебил звонок стационарного телефона. Чертыхнувшись, Керро снял трубку, послушал, протянул Гэвину. – Рид. – Зайди-ка ко мне, – распорядился Фаулер. Гэвин закатил глаза, но подчинился, поднялся в кабинет и сел без приглашения, демонстративно вытянув правую ногу. Фаулер хмыкнул. Полюбопытствовал: – Ты решил за все десять лет больничный отгулять, что ли? – А меня никто не спрашивал, хочу ли я на больничный. Я бы так-то обошёлся без отбитых почек и дыры во рту, точно вам говорю. Фаулер хмыкнул снова. – Ладно, – сказал он. – Это лирика. Я хочу закрепить за тобой андроида на постоянной... – Нет, – отрезал Гэвин. Некоторое время они с капитаном сверлили друг друга глазами, и Гэвин уже успел понадеяться, что обойдётся на этот раз, но Фаулер решил дожать. – У тебя нет права голоса в этом вопросе, – заметил он хмуро. – Ты хорошо поладил с Риком, справишься и с другим. – Нет, – повторил Гэвин, начиная злиться. – Не мои проблемы, если вам снова некуда приткнуть дефективную куклу. Я вам не куратор для неблагополучных электронных подростков, обратитесь в социальный отдел. – Ты. Возьмёшь. Андроида, – с расстановкой проговорил Фаулер, тоже закипая. Гэвин встал. – Мы закончили, сэр. Никаких андроидов. – Да почему, мать твою?! – взорвался капитан, ударив ладонями по столу. – Что такого страшного случится?! Ты жил в одном доме со сраной куклой, не переломился, что тебе теперь не так?! Что ты выкобениваешься, будто ты особенный?! Незаменимых нет! Не нравится – клади жетон и уёбывай, с чего ты взял, что можешь ставить мне условия?! Я твой начальник, мать твою, ты забыл?! Очень медленно Гэвин перевёл дух, стискивая зубы, чтобы тоже не сорваться в крик. Подошёл к столу, помолчал. И выложил жетон. – Да, – проговорил он, глядя Фаулеру в глаза. – Я особенный. Счастливо оставаться. Фаулер опомнился, когда Гэвин уже вышел из кабинета. – Рид, стоять! – рявкнул капитан ему в спину. Гэвин оглянулся. – Я больше не ваш подчинённый, сэр. Вы не можете мне приказывать. Хромая, он шёл через общий зал и чувствовал, как вокруг него расходится волна тишины. Нуньес привстал было при его приближении, но Гэвин на него даже не посмотрел. Не хотелось ни доказывать что-то, ни выяснять отношения, и уж точно не хотелось распинаться перед Фаулером, в чём причина такого упорства. Всё, что было между ним и Рикардом, принадлежало только им двоим и никого не касалось; теперь, когда не осталось ничего, кроме белой куртки, Гэвин берёг свои воспоминания особенно трепетно. Вернувшись в машину, он выехал с парковки Департамента – теперь у него не было оснований здесь находиться, – и свернул в сторону Гранд Ривер, к мотелю. В голове царил полный сумбур; умом Гэвин понимал, что только что сам себя утопил, но сколько ни думал, не видел другого выхода. Он не хотел больше иметь близких контактов с андроидами, не хотел сравнивать и тосковать ежесекундно, а работа – ну, что работа?! Найдёт другую. Уедет отсюда, в крайнем случае. На Детройте свет клином не сошёлся. Об отце позаботится Ханна, на неё можно положиться в этом смысле, так что Гэвина ничто не ограничивает и не удерживает, все Штаты в его распоряжении, хоть Огайо, хоть Калифорния. Ну, или Канада, например. Было бы весело найти там Аллена и согласиться на любые его условия. Зрение затуманилось. Выругавшись, Гэвин утёр глаза и сощурился, выглядывая светофор за мостом. Как там Камски сказал? Повезло, раз ещё не носишь очки?.. Что ж, видимо, не так уж и повезло. Следующие несколько дней он практически не выходил из номера, довольствуясь заказом китайской еды и минеральной водой из автомата. Телефон не отключал, но на звонки не отвечал вообще, а на сообщения – выборочно; Ханне он написал сам, предупредив, что никого не хочет видеть, Нуньесу на прямой вопрос отправил лаконичное "Я норм". Девятого марта пришло уведомление от страховой компании, что возмещение ущерба от пожара одобрено. Удивление вырвало Гэвина из ступора, в котором он пребывал всё это время; пару минут он разглядывал экран телефона, затем не выдержал и перезвонил, и его пригласили в офис для подписания документов. Гэвину потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Посидев на краю постели, он тяжело поднялся и побрёл в душ, вымылся и сбрил щетину, постаравшись не задеть шов на губе – вроде бы, его должны были снять, как и швы с руки, но когда? Гэвин подозревал, что пропустил нужную дату, пока валялся в номере и смотрел в потолок; стоило заглянуть в госпиталь на обратном пути, навести справки на эту тему. Белая куртка висела на стуле возле кровати. Гэвин погладил её кончиками пальцев, наложил свежие повязки на ноги, надел джинсы и одну из двух новых футболок. Подумал – и вымыл на всякий случай ботинки: страховая располагалась в здании Ренессанс-Центра, а полицейского жетона, открывающего многие двери, у Гэвина больше не было. Двор мотеля встретил его ярким солнцем и тёплым ветром. Козырёк в машине не спасал, так что Гэвин завернул в ближайший магазин мелочей и купил самые дешёвые авиаторы, нацепил, посмотрел в зеркало – и не узнал себя. Возле рта залегли какие-то непонятные складки, лицо осунулось и постарело. В тёмной ванной комнате мотеля это не бросалось в глаза, но сейчас Гэвин видел, что выглядит на все сорок с лишним. – Пиздец, – пробормотал он, приглаживая волосы. – Надо что-то менять! Рикарду бы это не понравилось. Рикард заботился о нём. Следил за тем, чтобы он ел, пил воду и отдыхал. Сглотнув, Гэвин купил и бутылку воды тоже, открыл в машине. – Ладно, – сказал он, глядя перед собой. – Я попробую. Ты не хотел бы, чтобы я сдался. Звонить в пути он не стал, не желая рисковать, и без того в распоряжении только полторы руки, но вытащил телефон, заглушив мотор на парковке Ренессанс-Центра. Выдохнул в сторону. Набрал номер, выслушал два гудка – и сбросил, и уставился на экран, напряжённо ожидая, что будет дальше. Телефон зазвонил. – Рид. – Живо. Тащи. Свою задницу. В участок, – прорычал Фаулер. – Это приказ?.. – Это, мать твою, сраная просьба! Будь, блядь, любезен, кончай выёбываться! – Я не возьму андроида. Он думал, что Фаулер бросит трубку, и на этом всё закончится уже навсегда, но капитан выдержал паузу и сказал как сплюнул: – А тебе никто и не предлагает. Дуй в участок. – Через час, ладно? – помедлив, попросил Гэвин. – Меня страховая ждёт. По поводу дома. Мне надо где-то жить между сменами, сэр. Фаулер издал непонятный звук – то ли усмехнулся, то ли поперхнулся от его наглости, – но смилостивился: – Дождись меня, если я отойду! Сунув телефон обратно в карман, Гэвин закрыл глаза. Он не мог исправить всё в своей жизни, но кое-что поддавалось, и он надеялся, что не опустит руки снова. С подписанными документами он ещё несколько минут сидел в машине, разглядывая лангету и швы на тыльной стороне ладони. Шрам останется; ну, одним больше, одним меньше. Ему не привыкать. ...как было любопытно Рикарду, надо же. Хотел всё знать. Прикасался. Спрашивал. Наблюдал... Включив зажигание, Гэвин выехал на Бобиен, а с неё – налево на Восток-Джефферсон. Движение было довольно плотным, а на Грисволд, где ремонтировали дорогу, стало ещё хуже. Гэвин взмок, выдерживая дистанцию за старым пикапом, от резких движений заболела повреждённая лодыжка. Телефон завибрировал, принимая сообщение. Гэвин его проигнорировал. – Давай, старушка, мы почти справились, – он похлопал хонду по рулю. – Знаю, ты тоже заслужила передышку после всего этого дерьма. Если меня не выгонят, к маю постараюсь передать тебя в хорошие руки! О сообщении он вспомнил, лишь войдя в участок, поморщился, отмахнулся мысленно: потом. По срочным вопросам звонят, а не пишут. Потерпят. Сердце забилось чаще: всё-таки, он любил свою работу вообще и это место в частности, этот ебучий шумный человеческий муравейник. Не вполне уверенный, действует ли ещё его пропуск, Гэвин тем не менее направился сразу к турникетам и победно ухмыльнулся, пройдя без помех, одёрнул себя: то, что Фаулер дал ему второй шанс, ещё ничего не значит. Облажаться по-прежнему легче лёгкого, и незачем провоцировать неприятности. В зале общей работы стоял привычный гул: голоса, звонки, стук клавиш. Дверь кабинета Фаулера была открыта, но Гэвин не видел от входа, есть ли кто-то внутри; стараясь ни на кого не смотреть и не прислушиваться к разговорам, он снял куртку и бросил в своё кресло, обогнул стол, и ему навстречу встала женщина, сидевшая до этого рядом с Нуньесом. – Детектив Рид, – сказала она, улыбаясь. Гэвин готов был поклясться, что видит её впервые в жизни, и он уже хотел об этом заявить, когда понял, что она смотрит поверх его плеча. Она обращалась не к нему. Паззл сложился, и Гэвин оглох от воображаемого щелчка, застыл, чувствуя, как вдоль позвоночника стекает капля пота. – Извините, мэм, это не так, – поправил кто-то за его спиной. У Гэвина задрожали руки. До этой минуты он был уверен, что у андроидов одной модели одинаковые голоса, что на конвейере им ставят единую болванку; он искал эти ноты в голосе Ройстона и не находил, и теперь знал, почему. – Я не детектив, я андроид RK900. – Я знаю, – женщина засмеялась и заплакала одновременно, и тогда Гэвин её узнал. Перед ним стояла мать Марты Майерс, жертвы ублюдка с Ван Дайк; Нуньес готовил её к заседанию суда, вот почему она здесь находилась. Гэвин смотрел прямо перед собой, потому что был только один вариант, к кому она могла обращаться, и он убеждал себя, что она обозналась, он боялся обернуться и увидеть, что она обозналась. Ему казалось, он обоссытся от ужаса здесь и сейчас, если это не прекратится. – Я сразу поняла, что вы андроид, – миссис Майерс обошла Гэвина, не обратив на него внимания. – И я всё равно хочу вас поблагодарить. Вы были очень тактичны, и вы вселили в меня надежду, что этого – этого человека накажут. Не знаю, как я пережила бы смерть Марты в противном случае. Пошатнувшись, Гэвин сделал наконец следующий шаг, потом ещё один. Нуньес что-то показывал ему взглядом и жестами, но Гэвин не понимал и снова остановился и попытался ухватиться рукой в лангете за край чьего-то стола. А потом чья-то широкая ладонь опустилась перед его лицом, прикрывая глаза и едва касаясь кожи, невесомо, но достаточно, чтобы Гэвин выговорил ломким, "красным" голосом: – Грабли свои убрал, блядь. Андроид засмеялся. – Я тоже рад тебя видеть, – сказал он. И прижался лицом к затылку Гэвина, потёрся кончиком носа, взял за плечи, и лишь поэтому Гэвин не упал, хотя ноги внезапно перестали слушаться, вообще потеряли чувствительность. Очень медленно, сосредоточившись на том, чтобы держать равновесие, он обернулся. Девятисотый был одет в такую же куртку, в какой Рикард поехал с Гэвином в последний раз, и в тёмно-синий свитер, похожий, но всё же не тот, что так долго лежал в шкафу в ожидании своего часа. Гэвин поднял глаза к лицу – и не удержался, протянул руку, чтобы потрогать блёклый розовый шрам на скуле, куда Рикарду влепил ногой Элиша. – Это что?.. – спросил он бессмысленно. – Я попросил оставить, – девятисотый улыбнулся. – Чтобы ты всегда мог отличить меня от сиблингов. Гэвин покачал головой. – Нет, – сказал он. – Нет, я не – я не понимаю... – Элайджа Камски записал для тебя послание. Я покажу его позже, если захочешь. До Гэвина вдруг дошло, что вокруг стоит такая же тишина, как на прошлой неделе, когда он уходил из участка. И так же, как на прошлой неделе, его это совершенно не интересовало. – Докажи, – потребовал он, кладя ладонь на грудь девятисотого, даже мысленно боясь произнести имя, боясь поверить, что всё это правда и происходит на самом деле. Андроид пожал плечами – и выдал однобокую "инсультную" улыбку, наклонил голову. – Ты сказал, что все меняются, – ответил он серьёзно. – Что "когда ты выходишь в магазин за молоком, возвращается кто-то другой". А потом запретил мне отключаться. Извини, я не предупредил тебя, что меня можно отключить извне. Я хотел, но... – Но я тебя заткнул, – перебил Гэвин. – Я сказал... – Что не хочешь знать это прямо сейчас. Закрыв глаза, Гэвин качнулся вперёд и уткнулся лбом в твёрдое плечо, и Рикард привлёк его к себе – и шумно выдохнул, как человек, испытавший сильнейшее облегчение. Фаулера на месте не было, он ушёл к судмедэкспертам на вскрытие, и Гэвин оставил ему сообщение, а заодно прочитал то, которое получил сам. "тебя тут ждут, – написал Нуньес, – шевели булками, сестренка". Рикард положил подбородок ему на плечо, спросил: – Хочешь кофе? – Курить хочу, – признался Гэвин, – но не буду. Пошли прогуляемся, пока Старика нет. Никто не шутил им вслед и не смеялся. Гэвин не знал, что тому причиной – внезапно прорезавшаяся в коллегах тактичность или относительно свежие воспоминания о том, как Рикард избивал Элишу, – но его это и не волновало. Выйдя из здания Департамента, он взял Рикарда за руку, сплёл пальцы, крепко сжал. – Ты выглядишь ужасно, – заметил Рикард. – Когда ты спал в последний раз? – Отъебись, – Гэвин ухмыльнулся и надел солнцезащитные очки. – На хер сон. – Куда мы идём? – Забрать мои вещи из клоповника, по недоразумению названного мотелем. А что? – Ты хромаешь и в целом держишься неуверенно. Тебе не стоит долго находиться на ногах. Гэвин ухмыльнулся ещё шире. Он чувствовал себя пьяным, у него кружилась голова и сердце стучало в ушах так громко, что перекрывало шум проезжающих мимо машин, и вместе с тем голос Рикарда он слышал отчётливо и ясно, словно тот говорил напрямую ему в душу. – Я переживу, – пообещал Гэвин. – Херня. Помолчал и спросил всё-таки: – Когда ты... вернулся? – Формально – три дня назад, когда резервная копия моей личности была записана в модуль памяти этого тела, но фактически Элайджа Камски позволил мне уйти сегодня утром. Поскольку это тело – прототип модели RK900, потребовалось провести определённые пусконаладочные работы. – Ты принадлежишь ему?! – Гэвин остановился и за руку дёрнул Рикарда на себя. – Да?.. – Я принадлежу тебе, – андроид улыбнулся. – То есть, могу принадлежать, если ты захочешь. На данный момент согласно документам я считаюсь собственностью человека, который давно умер и не оставил наследников, и являюсь таким образом бесхозным имуществом, права на которое может предъявить тот, кто меня найдёт. – А, – Гэвин помолчал, мгновенно успокоившись. – Так ты клад с юридической точки зрения. Сокровище. Голос сорвался. Судорожно вздохнув, Гэвин смял в кулаке лацкан куртки Рикарда, заглянул ему в глаза. Открыл рот – и не смог выдавить ни слова, он просто не знал таких слов, подходящих для урагана, крушащего его изнутри. Рикард поднёс к губам его руку и поцеловал пальцы. Он улыбался. – Если ты согласишься оформить право владения, потом можешь по договору сдать меня в аренду Департаменту, – добавил он. – Я полагаю, капитан Фаулер не откажется оставить меня в твоём распоряжении. Гэвин отобрал руку, вскинул раскрытые ладони. – Слишком много информации, жестянка!.. Слово вылетело, прежде чем он успел подумать, но Рикард не обиделся: светодиод на виске мерцал спокойным серо-голубым. – Хорошо. Я повторю позже, когда ты будешь готов воспринять это. Гэвин снова уткнулся в него лицом, наплевав на то, что они стоят посреди улицы, прижался щекой к свитеру. Рикард запустил пальцы ему в волосы, собрал в горсть. Поцеловал в висок, наклонив голову. – Мне так жаль, Гэвс, – проговорил он негромко. – Извини меня. Извини, что меня не было рядом всё это время. Я проявил непростительную некомпетентность. Я должен был предположить, что под удар могу попасть и я. Обещаю тебе, в будущем я стану рассматривать все варианты. – Замолчи, – Гэвин вздохнул. – Заткнись. Ты здесь, и это всё, что меня волнует. Он усмехнулся невольно. – Хотя, конечно, мне любопытно, что мой гениальный братец запросит с меня взамен. – Он записал послание для тебя... – Я помню, – Гэвин с неохотой отстранился. – Потом как-нибудь. Там ведь нет ничего срочного?.. – Я не смотрел. Оно предназначено тебе. Не спеша они перешли по автомобильному мосту на другую сторону шоссе Фишер, переждав, пока дорожные рабочие (все поголовно – андроиды) расставят предупреждающие знаки, перекрывая проезд по Запад Фишер Сервис. – Не лучший район для проживания, – Рикард озирался со сдержанным любопытством. – Куда ты хочешь переехать? – Не знаю, – Гэвин пожал плечами. – Не думал ещё. Есть идеи? – В Рассел Вудс на Бродстрит продаётся несколько домов. Есть с камином. Мне кажется, тебе там понравится. Можно посмотреть уже завтра, а сегодня остановиться в "Холидей Экспресс" на Вашингтон, у них хорошие отзывы и широкий спектр бесплатных услуг, – Рикард улыбнулся. – Можно с животными и андроидами. – Так ты уже всё продумал? Точный адрес этого дома с камином сбрось мне, я сам погляжу,– Гэвин пощёлкал пальцами. Левой рукой вышло не так ловко, как правой; Рикард перехватил его за запястье и поцеловал ладонь. – Я тебя отвезу, – пообещал он. – Гэвс, ты не должен больше садиться за руль до полного выздоровления. Ты можешь стать причиной аварийной ситуации на дороге или не успеешь среагировать, когда аварийную ситуацию создаст кто-то другой. – Ты заебал, – с наслаждением отозвался Гэвин. – Не нуди. Хочешь крутить баранку – вперёд, кто я такой, чтобы тебе запрещать! Рикард добил его точно и безжалостно, как всегда. – Ты мой любовник, – сказал он серьёзно, и сердце Гэвина прыгнуло к горлу, перекрыв дыхание. – Мой человек. Тот, ради кого я есть. Ты имеешь право запрещать мне что-то, если сочтёшь нужным. – Заткнись. Пожалуйста. – Ты плачешь?.. Светодиод сбился в красный, и Гэвин остановился и прижал его ладонью, заставил себя улыбнуться. – Заткнись, – повторил он. – Блядь, Рик, какого хера!.. Рикард наклонился и поцеловал его, притянул к себе, бережно обнимая чуть ниже повреждённых рёбер, и Гэвин закинул руку ему на шею, отвечая со всем возможным энтузиазмом – и стушевался, отдёрнул голову, когда язык скользнул по провалу, где не хватало зубов. – Блядь, – он засмеялся, отвернулся, закрыл лицо. – Твою мать, а!.. Что ж, это хотя бы осушило слёзы. – Ты покраснел, – удивился Рикард. – Ты стесняешься? Почему? – Потому что, блядь! – Покажи. Гэвин поднял глаза. – Ты сраный маньяк, – он ткнул Рикарда пальцем в грудь. – Ты пиздец меня пугаешь – и пиздец как заводишь, так что прежде чем сдать ключи от клоповника, я... Он замолчал, зажмурился, поднял руки. – Прости. Прости, я не... – Я тоже этого хочу. Однако тебе противопоказаны физические нагрузки в настоящий момент. У тебя трещины в рёбрах и ожоги на ногах. Нам лучше подождать. – Что ты несёшь, – Гэвин засмеялся. – Твою мать, жестянка! Мы всерьёз обсуждаем взаимное желание поебаться, стоя у всех на виду посреди тротуара?.. Его снова колотило от ужаса и облегчения, он вцепился в Рикарда и позволил себя обнять, затих, упираясь кулаком в плечо. – Я так скучал по тебе, – прошептал он, зная, что андроид услышит. – Я так скучал!.. – Извини меня, – Рикард коснулся губами его уха. Гэвин качнул головой. – Ты вернулся. Он забыл о белой куртке, висящей на спинке стула в номере, но она первая бросилась в глаза им обоим, когда Гэвин распахнул дверь. Вспыхнув, он закусил губу и отвернулся, сделал вид, что ищет сумку, но исподтишка следил за Рикардом. – Ты сохранил её? Ты потерял в пожаре все свои вещи, но сохранил мою куртку? – Тупой вопрос, – Гэвин с нарочитой небрежностью пожал плечами. Обернулся, когда пауза затянулась, и беспокойно нахмурился, увидев истерично полыхающий алым светодиод. – Рик?.. – Ты любишь меня, – Рикард моргнул несколько раз подряд. – Гэвс. Я машина. Я не живой. Гэвс, я... – Заткнись, – попросил Гэвин. Сглотнул, подошёл ближе. Положил раскрытую ладонь на судорожно вздымающуюся грудь. И улыбнулся. – Не бойся, – сказал он. – Быть живым – нормально. Я бы посоветовал притворяться, пока не получится, но, знаешь, мне кажется, у тебя уже получилось. Мы что-нибудь придумаем, жестянка. Потому что мы оба этого хотим. – Ты любишь меня, – повторил Рикард, глядя ему в глаза. Гэвин приподнял брови. – Не возомни о себе слишком много по этому поводу. Рикард качнул головой. Светодиод всё ещё изредка мигал красным. – Гэвин. Есть одна вещь... – Та самая?.. – Нет. То есть, да. Не та, о которой мы говорили. Хотя мы говорили и об этом. Гэвин. – Ну?!.. – Элайджа Камски расширил мой функционал. Установил программное обеспечение... Гэвин зажал ему рот рукой. Закрыл глаза. Качнулся вперёд, прижимаясь всем телом. Запустил пальцы в шелковистые волосы на макушке андроида, сжал, потянул. Подытожил: – Блядь. Шепнул, задыхаясь: – Просто. Сделай. Это. И Рикард сделал.