Семёнов, ты идиот?

Часть 5.

Мне, право, неудобно беспокоить вас, но у меня трубы горят… Умираю совсем.

Мало кто знает, но род Семёновых ведет свое начало из Средневековья и насчитывает несколько столетий. И, как у всех представителей великих благородных династий, в каждом нашем поколении нет-нет да родится среди махровой манерной аристократии один такой же махровый манерный идиот. В том, что собственный отец среди своих братьев и сестер прослыл за такового, я, конечно, знал. А вот то, что его идиотизм ко мне по наследству перешел, понял только тогда, когда Вася, резко заткнувшись, забился в угол и уже оттуда с интересом юного натуралиста, поймавшего диковинного зверька, стал меня рассматривать. Я даже протрезвел немного, а осознав, что про внезапную лямур-тужур к представителю современного российского пижонства язык мой без письменного на то указания проинформировал ближайшие окрестности радиусом минимум в километр, протрезвел окончательно. И тут случилось, пожалуй, самое странное происшествие за всю мою жизнь: прямо на глазах, вот так, даже белобрысого не стесняясь, на левое плечо, попутно ковыряясь трезубцем в зубах, откуда ни возьмись, хлопнулся красный мелкий хвостатый бес. Ножки свесил, сидит, смотрит пристально, ухмыляется: - Нет, ну угораздило же! – бьет себя ладонью по рогатому лбу. - Теперь еще, как честному человеку, и жениться, придется. Там и детей воспитай, и храп по ночам слушай, и в старости челюсть вставную ему на клей насаживай… - Хотя никаких «ох, дорогой, я чулки порвала!» и «у меня помада не размазалась?» уже точно не предвидится, это плюс, - поворачиваю голову, натыкаюсь на зефирного мальчика в белых одеждах со светящимся нимбом на макушке. Одну руку на пояс сложил, второй подбородок чешет, задумался, вздохнул. - А вот с обертками от авто-загара и тряпками от дизайнеров-нудистов придется, конечно, повоевать. - Но, в любом случае, всегда есть третий путь – веревка и мыло! В отцовском багажнике, кажется, была бечевка и гель для душа… - Ангелок второго таким взглядом одарил, что даже мне страшно стало. Тот сразу стушевался. - Хотя о чем это я? Ему надо, пусть сам на радугу и уходит, пижонам там самое место! Такой ответ небесного, кажись, еще сильнее разозлил, потому что нимб его начал как-то странно и опасно мерцать, как лампочка при перебоях в электричестве, - того и гляди, взорвется. Я, конечно, не против красочного светопредставления, но плечи все-таки родные, не чьи-то, поэтому решил брать ситуацию под контроль – брови к переносице, губы плотно сжать, поиграть желваками… Бесенок двоих разгневанных существ в непосредственной близости, видимо, и правда испугался. - С другой стороны, перспективы семейного проживания – это хорошо, да. Супчик, котлетка, картошечка жаренная… Регулярный секс по утрам, днем и вечером. - Тем более с демографической ситуацией в стране сейчас полный атас, исправлять надо, - поддакнул другой. - А кому, как не Кире с этим справиться? - Семёнов тот еще осеменитель… - Но ведь он еще так молод, невинен, наивен и беспечен! У него вся жизнь впереди… И работы нет, и квартиры отдельной, даже на машину еще не заработал! - Да и законом запрещаются однополые браки, - тут же нашелся с аргументом бес. Оппонент его долго размышлял, видимо, взвешивая все за и против, потом как-то совсем грустно обратился к пижону: - Прости, Васятка, обстоятельства складываются против… - и свалил. Парнокопытный этот, который черт, подмигнул и тоже исчез, оставив после себя небольшое облако дыма. Тоже мне Гудини… - Ты это видел? – спрашиваю у Васи. Тот только глазенки свои на меня вылупил и ресничками хлопает. Нет, ну издеваются, точно. С этими размышлениями и решил делать вид, будто ничего и не было: авось, у некоторых со слухом беда. В общем, подгреб я под себя спальник, перевернулся на живот, через секунду понял, что оставил без надзора парадный вход. Судорожно барахтаясь, перевернулся на спину, пронаблюдал за отсвечивающим в темноте ночной гордо стоящим маяком, проследил за устремленным туда же и не менее ярко отсвечивающим взглядом Василия, и испугался. Чесслово, испугался – только у маньяков на морде лица бывает такое выражение, когда они из кустов выслеживают свою очередную жертву и в уме уже представляют, что и в каких вариациях с ней сделают. У белобрысого же физиономия расцветала гримасой счастья все больше и больше, и я даже представить себе побоялся, какие картинки у него в голове проносятся и какая роль в них отводится мне. На подобное я точно не согласен, что бы там ни было, поэтому зашкерился, наконец, в спальник, застегнул молнию от края до края, являя собой нечто наподобие сосиски в тесте и уже из безопасного укрытия смело промямлил: - Вася... Ты это, разбуди меня утром, ладно? Куда тот меня на словах отправил, я уже не разобрал, а с чувством выполненного долга, окруженный приятными перспективами, вырубился. Шутки шутками, а количество водки на литр крови во мне било все немыслимые пределы. Просыпаться было тепло, мягко и неохота. Серьезно, сон на свежем воздухе – что может быть лучше? Никаких тебе неадекватных соседей и гулянок до полчетвертого ночи всем дворовым пьяным табором; никаких будильников с отвратительным звонком, как в школе на перемены, и «мам, мне сегодня к третьей паре» откуда-то из недр одеяла; никакого тебе Вискаса, наглющего котейщика, обтирающегося задним проходом у лица, уверенного, что таким методом все образцовые, идущие в ногу со временем коты выпрашивают долгожданный завтрак, но никак не пендаль под этот самый свой сральник. В общем, тишь, благодать и умиротворение – солнце светит, речка журчит, птички поют, костром и сеном даже в закрытой палатке пахнет. О том, что происходило вчера вечером, мозг предусмотрительно решил меня не оповещать. И правильно, сам все прекрасно помню; к тому же во рту творилось такое, что Европе с её вечными протестами против захоронения в окрестностях ядовитых отходов даже и не снилось. Надо было срочно выбираться из своей норы и падать в воду дабы убить сразу двух зайцев: освежиться и рыбы наловить – та подобного амбре точно не пережила бы. Только вот странность, выбраться никак не получалось, сколько бы я ни барахтался – складывалось ощущение, что меня сверху танкером придавило. Кое-как высунул голову из спальника и, честно говоря, пожалел ибо ощущение дежавю крыло неимоверно: по один бок посапывало нечто до боли знакомое, скрытое длинной светлой растрепавшейся шевелюрой, по другой – нечто, под названием Артём. Как этот мамонт попал сюда и смог уместиться третьим в двухместной палатке – загадка похуже Бермудского треугольника. И вот тут мне стало нестерпимо жарко от самой ситуации. Васятка по-хозяйски полулежал на мне, крепко удерживая рукой за плечи и щекоча ухо своим дыханием, в то время как Тёма, уткнувшись носом мне в шею, ногой обнимал нас обоих, а я.. А что я? Осознав, что два человека, которые вызывали во мне совершенно противоположные эмоции сейчас мирно спят рядом, я просто выпал. В рай, в ад, в осадок, или как там говорится? Странно было еще и то, что вместо того, чтобы заверещать пароходной сиреной за свою поруганную невинность (два раза ха-ха!), я лежал и по очереди всматривался в их умиротворенные лица. Даже волосы в Васиного убрал, чтобы получше эту занозу в одном месте рассмотреть, и вдруг подумал, что так оно и должно быть – инь и янь в современном прочтении, и все мне. Долбаная романтика воскресным утром настигла меня, - видать, вчерашний алкоголь все-таки попал куда не следовало. Так я и лежал, раскрасневшийся, даже вспотел немного, но попытки выбраться оставил. Глаза закрыл, носом шумно втягивал нагретый в замкнутом пространстве воздух, стараясь выровнять дыхание, - грудь вздымалась резко и мерно опускалась. Нет, ну когда еще так повезет, правда? Скоро все проснутся, начнется уже ставший привычным стеб над Василисой и Тёмино отрешение в купе с попыткой быть очень мудрым и очень взрослым, - а прямо сейчас мне эгоистично и дико хорошо. Остановись, мгновенье, ты прекрасно. - Киря, - его хриплое сонное на ухо, моя дрожь по всему телу. Поворачиваю голову, Артём еле глаза продрал, смотрит из-под полуопущенных век, улыбается, зараза. Вот кто просил, я еще не насладился сполна, а он мне уже весь кайф обломал. Отворачиваюсь, жмурюсь. Слышу вжик молнии на спальнике и чьи-то теплые пальцы, настойчиво пробирающиеся по коже вниз к самому дорогому. Не верю. Ошарашено вглядываюсь в его лицо, тот по-прежнему улыбку с губ не снял. Ладонью накрывает мой член и гладит, медленно, дразня, будто разрешения спрашивает. Сглатываю ком в горле, рот наполняется слюной, словно в предвкушении раннего десерта. Тянусь к его руке своей, обхватываю, заставляя двигаться быстрее. Вася так же тихо спит сбоку, во сне удерживая за плечи, даже не шелохнется. Тёма облизывается, высовывает кончик языка от усердия, прикусывает, ритмично работая внизу. У меня же головокружение не проходит, по телу волнами прокатывается жар, рефлекторно вскидываю бедра, толкаясь глубже в кольцо чужих пальцев. Меня столько чувств переполняет, даже не знаю, за какое из них ухватиться: это неправильно, так классно, противоестественно, что аж восхитительно. Шорох рядом заставляет оторваться от созерцания губ Тёмы; кто-то тянет меня за подбородок к себе и сразу же проталкивает свой язык в мой рот, начиная жадно вылизывать. Светлые пряди падают прямо на глаза, отвожу их, заправляю за розовое ушко; целует, ладонью сжимает горло, еще сильнее кислорода не хватает, от этого сам процесс приобретает совершенно неповторимый оттенок, на грани. Отрывается, спускается ниже, оставляя мокрые следы на груди, я же воздух буквально глотаю. Восприятие обостренно, каждое прикосновение в разы усиливает последующую реакцию. Зарываюсь пальцами в длинные волосы, толкаю в нужном направлении, притягиваю Тёму и целую, - напоминает игру «передай другому». Вася не церемонится особо, сразу заглатывает мой член, насколько возможно, не позволяет самому вести, вдалбливаться в его глотку, удерживает. Глухо стону в Артёма; тот, кажется, даже сейчас умудряется улыбаться. Мне так нестерпимо хорошо, что пары минут хватает, чтобы, не отрываясь от друга детства, кончить на грудь другу друга моего детства. Вася, пошло облизываясь, присоединяется к медленному и долгому поцелую. ...Оглушительный звук вибрацией проходится по телу. Вскакиваю, дезориентированный, ищу источник этого мерзкого гудения; Тёма с улыбкой от уха до уха, нагнувшись, стоит снаружи, придерживая одной рукой полу у входа, а в другой сжимает болончик и задорно хохочет. - Шутка удалась! Вставай, спящая принцесса, ты нужен родине! – и уходит. Добираюсь до края, высовываю голову на свет, оглядываю мир – отцов на горизонте нет, мама чистит картошку, эти два придурка невдалеке, смотрят на меня и, кажется, вот-вот собираются лопнуть от смеха. Обреченно вздыхаю. Что ж… Работаем, девочки.