Школа в деревне Гадюкино

Шли дни. И даже недели. В Гадюкино наступил октябрь. Во всём остальном мире он тоже наступил, но нас это не волнует, мы же про Гадюкино пишем. Так вот. Долго ли, коротко ли, но сменилось в известной школе ещё два директора. По разным причинам: кому барсетку с документами монтажной пеной залили, кому в машину пауков и тараканов напустили — в Гадюкино ведь всякое бывает. На данный момент директором работала одна старорежимная тётенька, которая вот уже три дня пыталась ввести обязательную школьную форму. (Пауза для проржаться). Звали её Матрёна Эмпидокловна. Она была дамой решительной и взялась за дело круто. Начала с того, что договорилась с местной рыночной продавщицей Мусей о поставке 100500 комплектов школьной формы для мальчиков и девочек. Муся обрадовалась крупной сделке и пригнала из Москвы пятнадцать фур с формой. Вторым шагом директрисы было массовое родительское собрание, на котором она известила мам и пап, что без формы никого в школу не пустит. И не просто известила, а торжественно поклялась. Родители испугались, что детки останутся дома, и тут же скупили всю партию. Муся купила остров на Канарах и навсегда улетела из Гадюкино на личном самолёте. А вот третий шаг директрисы предполагал, что все ученики быстро наденут форму и явятся в ней в школу, но что-то пошло не так. Утром-то их родители вытолкали из домов в форме, а вот к дверям школы они явились в джинсах, заклёпках, банданах, гавайских рубахах, косухах и прочем непотребстве. Где переоделись — неведомо. То ли в кустах, то ли в сарае, но в форме не было ни одного. А Матрёна Эмпидокловна, естественно, не могла нарушить собственную клятву, поэтому утро в гадюкинской школе началось своеобразно: к порогу стекались толпы учеников, одетых как бомжи, а в дверях стояла директриса с расставленными руками и кричала: — Не пушшу! Марш отсюда! Переодевайтесь в школьную форму! Первое приказание — «марш отсюда» — детишки исполняли радостно и охотно, а вот со вторым вышла накладочка. Форму носить никто не хотел — это раз. Многие, кто постарше, уже толкнули её в соседней деревне, а деньги проели — это два. Ну и, как известно, возвращаться плохая примета — это три. Поэтому дети, спроваженные вон, обратно в тот день не вернулись. Гадюкинские детки, пущенные на самотёк — страшная сила. Шофёр, упомянутый в первой главе, наконец-то починил школьный автобус и скорее поехал в школу по принципу «лучше поздно, чем никогда». Но, проехав по улице Кривой три метра, упёрся капотом в высоченную стену. Она перегораживала всю дорогу и казалась бетонной. — $^%& #$ &^%$, — сказал шофёр и стал разворачивать автобус обратно, чтобы добраться до школы в объезд. Но в процессе разворота он впечатался задом автобуса в телеграфный столб, и автобус снова сломался. Шофёр вылез, плюнул и со зла двинул ногой по стене. И на него тут же обрушилась куча пустых коробок! Он не знал, что стена не бетонная, а картонная: дети выпросили во всех магазинах пустые коробки и построили из них стену. Шофёр стряхнул с себя картонки и разразился такой бранью, перед которой его обычные реплики казались цитатами из букваря. А где-то на продуктовом рынке, в большом-пребольшом павильоне, все без исключения продавцы и покупатели ползали под прилавками и искали цыплёнка, который невесть каким образом здесь оказался и оглушительно пищал. Причём самого цыплёнка никто не видел, зато все слышали его писк. И таки нашли! Но не цыплёнка, а старый телефончик, привязанный за нитку, который кто-то таскал по всему рынку туда-сюда. Из динамика раздавался рингтон в виде цыплячьего писка. Все дружно рассмеялись и успокоились. (Кроме продавцов конфет. Конфеты исчезли, пока торговый персонал искал цыплёнка). В это же самое время на обувном рынке были доведены до истерики пятнадцать продавщиц подростковой обуви: к каждой прицепилось по 30 малолетних клиентов, и все по очереди перемерили все кроссовки, но ни один ничего не купил. В Гадюкино было несколько штук аптек, так вот в них во всех за час скупили всю партию гематогена, аскорбинок и зачем-то резиновых жгутов. (Впрочем, скоро стало понятно, зачем жгуты. Ими просто стреляли об стену). На улице Колдырной к дороге прилипли три машины, потому что асфальт был усыпан жвачками. На стене главного гадюкинского банка кто-то нарисовал двухметрового Микки-Мауса. В маникюрном салоне кто-то рассыпал пластмассовых пауков. Пока разобрались, что пауки пластмассовые — салон потерял всю клиентуру. Зато соседняя аптека озолотилась на корвалоле. В парикмахерской кто-то поменял наклейки на пузырьках с лаком для волос и монтажной пеной. И много ещё чего загадочного произошло в тот день. И неизвестно, сколько произошло бы ещё, но другие учителя, которые знали своих воспитанников гораздо дольше, чем новенькая директриса, тоже вышли на порог, где она скучала в ожидании детишек, одетых в форму, и начали её обрабатывать: — Матрёна Эмпидокловна, форма — оно, конечно, хорошо. Вот только детки к ней не привыкли, их надо постепенно приучать, понемножку. А сразу-то они напугаются. Они ж у нас тут деревенские, пугливые… Вот взяли и разбежались. Глядишь, чего наворочают с перепугу. Может, разрешить им пока форму-то не полностью носить, а? А то учебный процесс остановится. Матрёна поворочала мозгами, почитала смски от продавцов, парикмахерш и аптекарш и нехотя согласилась. И радостные учителя опять побежали ловить учеников по всему Гадюкину. Вот только время было позднее, и уроков в тот день опять не получилось. Однако детки отвоевали своё право оставаться бесформенными!