Тони
Я засыпаю. Я не понимаю этого вплоть до тех пор, пока не дёргаю за ручку двери. Сил войти нет, глаза закрываются сами собой и я больше не могу держать себя вертикально. — Мистер Старк! Что с вами, сэр?.. — К черту вопросы, Джарвис! Я не знаю… Я как в тумане, бреду куда-то, где-то на краю засыпающего мозга желая, чтобы это была спальня, но и диван в гостиной тоже подойдёт. Вполне. Тело безошибочно опознает манящую покоем свежесть подушки, и я падаю. Благодарный организм отключается мгновенно и я ухожу в такой желанный, немыслимо приятный сон… Я не чувствую, как меня раздевают, укрывают одеялом и бережно поправляют подушку. — Джарвис, что с ним? — Мистер Роджерс! У мистера Старка полная отключка из-за слишком большой нагрузки. Он не спал уже три ночи, плюс тяжёлый перелет с конференции по динамическим системам наложился на измотанный организм. Я очень просил мистера Старка не доводить до этого, но вы же знаете, что ему это до лампочки. Знаю, он думает, что он такой же стойкий и непробиваемый, как его техника, и его достаточно лишь дозаправить горючим, чтобы идти дальше. Только вот в этот раз заправка закрылась раньше. Намного раньше…Стив
Я вздыхаю, изучая неописуемо вымотанное, бледное и с тенями под набрякшими веками лицо Тони, и в который уже раз за последний месяц уговариваю себя поговорить с ним. Казалось бы, проще некуда, но не в нашем случае. Я не хочу поднимать со дна темную, как тина, старательно прикрытую словами тоску и рвущую мне душу неосознанную необходимость молчания. Я не хочу убить то, что есть, снова возродив из пепла это чудовище. Твои страхи и мое одиночество. Мое отчаянное до сумасшествия желание сберечь это чувство, которое наполняет мои вены вместо крови. Оно давным-давно незаметно и уверенно заменило глупые кровяные тельца, взамен подарив неописуемое ощущение полета. Оно бежит по мне сгустками горячей, лавовой нежности, поджигающих мое сердце, как спичкой. Я не хочу потерять то, что пришло само, просто упало в руки, как спелый каштан, и раскрасило, словно кисточкой, мой черно-белый мир в цвета карнавала в Венеции. Твои красноречивые, о многом говорящие, яркие глаза; щелкающая меня по носу, как мальчишку, озорная крупинка иронии, так отточенно и пряно оттеняющая насмешливое, как у мима, драматично серьезное и в то же время настороженное выражение твоего подвижного, как время, лица. Эти стоящие всего внезапные, как порыв ветра, опаляющие огнем объятия в темноте. Твои честные, как выстрел в упор, слова там, в Гранд-Каньоне. Ты ухитрился затащить меня туда на нашу пятую годовщину, помнишь? Я до сих пор помню это — играющий всеми гранями желтого, шафрановый, тонкий, как золотой лист, закат, падающий нам на плечи в последнем вечернем менуэте. Мы замерли, как мир перед концом света, и я услышал, глядя на то, как солнечный диск безнадежно падает в темную расщелину между камнями, твои волшебные, тихие и от того еще более бесценные слова. Ты сказал мне тогда: «Стив, я никогда тебе этого не говорил, но ты — лучшее, что у меня было в жизни…» Я замираю на месте, превращаясь в соляной столп. Сердце грохочет где-то внизу, уже не пытаясь вспомнить прежний ритм, я чувствую, как твои руки прижимают меня к себе еще больше, и ты обескураживающе прямо смотришь мне в глаза. На расстоянии, на котором не скроешь ничего. На магнитной цепи наших душ. На этой неумолимой привязке, общности и взаимной поддержке. Мы знаем друг друга так давно и так хорошо, что я без труда могу продолжить твои мысли, не прервавшись ни в одном месте. Тони, мы проросли в этом поле любви, как два редких цветка-многолетника. Я знаю, что ты любишь, знаю, что не выносишь, я понимаю, чего ты хочешь. Ты мне доверяешь. Просто доверяешь, потому что любишь. Любишь безрассудно, неподдельно и открыто. Ты уважаешь мое личное пространство, ты принимаешь меня таким, как есть. Ты прощаешь мне все. Ты никогда в этом не признаешься, но иногда мне кажется, что ты рисуешь себе портрет идеального человека, не оставляя мне шанса на реализм. Ты как комета, Старк. Моя личная, безумная катастрофа планетарного масштаба. Которая отсекает мои застывшие на губах удивленные вздохи и настойчиво продолжает: «Стив, я никогда не думал, что в отношениях, в настоящих отношениях, серьезных, откровенных, ни на показ, реальных чувствах можно обрести все. Все, Стив... Свет. Любовь. Доверие. Себя. Стив, много лет прожив под маской нелюбви, я вдруг ощутил, как внутри, там, где стихли ветра соблазна и редкие бури импульсов, в погасших угольках уставшего от лжи сердца новое, чистое и заставляющее вдохнуть воздуха в грудь чувство обретения. Это так несбыточно, и вместе с тем так до смешного просто. Когда ты находишь своего человека, и он открывается тебе, и вы сливаетесь вдвоем, найдя все в этом единении. Я знаю, что я совсем не подарок, Стив, но ты принял все, как есть. Тебе хватило ума и страсти, чтобы удержать нас над этой ревущей бездной. Я ценю все, что ты делаешь, и делал для меня, и я никогда этого не забуду. Стив, ты подарил мне надежду. Ты подарил мне нас. Я люблю тебя, и не смогу разлюбить уже никогда...» Ты замолкаешь, приближаешь к себе мое лицо и шепчешь в мои полуоткрытые губы: «Стив, я люблю тебя, помни об этом. С годовщиной, дорогой!» Пока я прихожу в себя, ты, остроумно шутя над моим порозовевшим лицом, смеешься и ловко наливаешь нам шампанское, устроив пир прямо на краю обрыва и накрыв импровизированный столик в паре шагов от пропасти. Все, как ты любишь — на грани. Это самая лучшая вечеринка и самый прекрасный закат в мире. И самый любимый человек рядом, целующийся, как бог. Мое личное наваждение. Только мое…