Цена предательства

Глубокий шрам на ее шее от виселицы, а щеку ей отгрыз Кусака; так ему сказал старший брат. Он не знал, что же заставило ее добровольно принять такую смерть. Зато Джейме знал. Он сжал левую руку в кулак. — Упертая, уродливая девка с ее тупыми, невыполнимыми клятвами и честью, — процедил он сквозь зубы. — Нужно было выпороть ее еще тогда, после медвежьей ямы. Ему пришлось подставить ей подножку, чтобы до нее дошло, в какой опасности она находится. И только ему показалось, что она вынесла хоть какой-то урок, как она предстала перед ним со следом от виселицы и обгрызанной щекой. Они называли ее шлюхой Цареубийцы. Лучше бы так оно и было, но зато целой, а чувство вины не драло ему душу когтями мертвой Кейтилин Старк. — Я дала клятву, — сказала она, стоя в дверях. «Как же ты достала со своими клятвами!» — И что, все удалось сдержать, — усмехнулся он, предвкушая, как ее это заденет, — никого не предала? Бриенна сжала губы. Глаза кольнуло едкое напоминание о том, о чем она хотела забыть. У Джейме Ланнистера всегда язык был острее валирийской стали. — Я не могла бросить на произвол судьбы ни в чем не повинных людей. «А я вот свою сестру бросил ради... неповинных людей. А лет 20 назад я бросил в пекло свою честь, ради спасения тоже ни в чем неповинных людей. Мы с тобой совершаем одну и ту же ошибку, дорогая Цареубийца». — Ты повела меня на верную смерть, и сама чуть не была убита. — Я старалась до последнего вас не вмешивать, но меня ей было недостаточно. Мне жаль, что я вас предала. — Что ты такое говоришь? Считать долгом выполнить клятву мертвой, свихнувшийся от жажды мести женщины. Предательство? Ты хоть понимаешь всю нелепость происходящего? Тебя лихорадит или это твой лунный цикл на тебя так влияет? Взгляни на себя, тебя чуть не разорвали! Бриенна не сказала ни слова; даже не двинулась с места. Стояла неподалеку от двери, готовая в любой момент скрыться за ней, как и тогда в Королевской Гавани, когда он вручал ей меч с доспехами и отправлял на поиски девчонок Старк. Джейме рассматривал ее лицо, пытаясь разгадать, что же изменилось. Она такая же сдержанная и неуклюжая, как и раньше, но все же что-то изменилось. Так же, как и в нем тогда, почти 20 лет назад, после того, как он убил короля и получил свое треклятое прозвище. Сейчас она, так же, как и он, не пыталась оправдаться, готовая вынести любые осуждения. Уверенная, что она поступила правильно. И это его беспокоило. Несмотря на собственное напускное безразличие, он не хотел, чтобы кто-то ещё через это проходил. Его злость не утихала, а даже наоборот, усиливалась. Что бы она не сказала, о чем бы она не промолчала, у него вызывало раздражение. Туника на ней скрывала шрам от виселицы, но шрам на ничем не прикрытое лице притягивал взгляд. Будет она носить его с гордостью, как рыцари носят свои знаки побед и поражений? Будет ли с отвращением, пытаясь скрыть его за волосами, как Пёс делал со своей обожженной частью лица? Перед ним она не делает ни то, ни другое. Она думает, что предала его, когда завлекла в ловушку. Он думал (хотел думать), что она предает его сейчас. Своим молчанием, своими сдержанными словами, своей решимостью выдержать все, что бы о ней не сказали. «Ну же, девка неужели ты мне не доверяешь после всего, что между нами было? После того, как я рассказал тебе про Эйриса. Скажи, чтобы я подошёл и избил тебя за твое безрассудство или поцеловал эти шрамы, каждый из них, которые ты получила из-за меня». Серсея бы уже валялась у него в ногах, вымаливая прощение, убеждая, что иначе было нельзя. Костяшки его пальцев побелели, когда он снова сжал кулак. Жизнь летела в седьмое пекло, даже после того, как он решил начать ее с чистого листа. Бриенна по-прежнему стояла у двери, потупив взгляд. Она размышляла о том, что обязана ему ещё одним объяснением. Думала, что была недостаточно убедительна. Она неуверенно подняла на него глаза, собираясь с мыслями. «Что вы больше всего цените в женщине, милорд? — Невинность», — вспомнил он разговор. А ещё он вспомнил Тишу, первую жену своего брата, которая тоже была невинна. «Сломали ли ее насильники по приказу его отца или это был Тирион, ее любимый муж?» Глаза у Бриенны были чудесные. И в них по-прежнему читалась несокрушимость. Пока еще. Это поражало, но Джейме опасался, что ещё одно такое испытание потушит этот огонь. И он уже не знал, хотел ли он эту невинность защитить или замарать. Самому, чтобы больше никто не смог это сделать; никакие Бравые Ребята, никакое Братство без знамен во главе с мертвой Кейтилин Старк. И тут она заговорила: — Это был единственный выход, иначе Подрика бы повесили. Я не могла этого допустить. Он ведь ещё ребенок. «Это был единственный выход. Серсея тоже говорила, что это единственный выход, когда спала с другими, чтобы добиться своего». «А ты бы тоже так поступила, Бриенна?» Он почувствовал новый прилив ярости . Джейме Ланнистер хотел верить, что женщины его предают. Одна оказалась Неведомым в ночи, скрывающим от него свой взгляд. А другая больше, чем он смог вынести, готовая отдать свою жизнь за него. — А ещё, — прервала она его мысли, — я поняла, сколько предрассудков затмило мою голову. Раньше, когда вас осуждала, сир Джейме... я была не права. Простите меня. Джейме усмехнулся. «Ты была готова лишиться жизни из-за меня, глупый ты ребенок». Но он не хотел вновь думать о ее самопожертвовании. Он хотел считать, что она его предала. Он хотел, чтобы она верила, что она его предала. Замарать. Сломать ее стены. Сломать ее длинные ноги будет слишком большой досадой, а вот сломить ее веру в глупые идеалы, веру в него самого, рыцаря Семи Королевств, будет достаточно, чтобы окончательно отбить у нее привычку рисковать жизнью. Чего же боялась Тартская Дева? Самый большой страх Бриенны Тарт не Кусака, не виселица и даже не проклятые клятвы, нарушить которые ей кажется невообразимым. Самый большой страх, что такая нескладная, неуклюжая, уродливая дылда в душе окажется женщиной. «Наверное, ты бы хотела, чтобы кто-то прижал тебя к земле, сорвал с тебя эти доспехи и взял тебя. Кто-то, кто достаточно силен. А я достаточно силен». — У меня не было другого выхода, — вновь прошептала она, убеждая в этом себя, и этого оказалось достаточно, чтобы иссякла его последняя капля терпения. В голове всплыл шрам от виселицы, разорванная щека и даже история о том, что она была готова быть изнасилованной, лишь бы детей не трогали. Сделав шаг к ней, он схватил ее за плечи и толкнул в сторону стола. Одним движением усадил ее на него. Даже без одной руки, лев достаточно силен. Бриенна опешила от неожиданности. Она была обессилена, плохо питалась последнее время, но не ожидала, что он с такой легкостью ее поднимет. Она знала, что он ее, возможно, не простит. Она была готова к его ненависти, но его поведение скорее выражало обиду. Бриенна опустила взгляд, не смея задавать вопросы, позволяя ему высказать все, что он хочет. Но Джейме молчал. Он пристально на нее смотрел и хоть не видел ее глаз, он был уверен, что ее щеки стали пунцовыми. — Я хочу увидеть твои раны, — ровным тоном проговорил он, хотя стоило это ему больших усилий. Он взял ее за подбородок и развернул ее лицо в сторону, чтобы лучше разглядеть обглоданную щеку. «Еще немного, и до кости бы дошло». Джейме скривился. Это не прошло незамеченным. «Девка наверняка начала думать о своем уродстве». Он не стал ее разубеждать. Пусть думает. Так она никогда не поймет его намерений — и хорошо, так как он и сам не понимает, что собирается делать. Он прикоснулся к краю туники у горла. Она замешкалась, хоть и поняла его жест. Он потянул за одежду. — Сними это. Она вздрогнула, но повиновалась. Его глаза впились в рану, оставленную виселицей. Бриенна хотела подобрать разорванную ткань и прикрыться, но Джейме грубо оттолкнул ее руку. «Мне тебя избить за безрассудство или расцеловать за твою самоотверженность?» Он выбрал второе. Но раны были свежие, и лишь сильнее ныли, когда он прикоснулся к ним. Бриенна прошипела и пыталась отстраниться, не то от боли, не то от недоумения. — Что, что, — пыталась она сформулировать вопрос. «Не знаю». Он проигнорировал ее попытку обратить свое замешательство в слова. Джейме прикоснулся к ее здоровому плечу. Кожа на нем была нежная, нежнее чем,.. Левая рука опустилась ниже. Бриенна напряглась, когда пальцы прикоснулись к животу. Она тяжело задышала. Они были очень близко. Джейме чувствовал, как ее грудь соприкасается с его плечом. Она сделала неудачную попытку отстраниться от него. Не будь она так слаба, подскочила и убежала бы, как только он до нее дотронулся. Но ей ничего не оставалось, как сидеть, еле дыша, с отведенным в сторону взглядом, не смея поднять на него глаза. Его рука опустилась ниже и потянула за веревки на ее бриджах. — Что, что вы делаете? — спросила она в панике, схватив его за плечи. Ее голос заставил его сердце упасть. — Там нет ран, — с тревогой уверила она. — Я сам хочу убедиться. Разобравшись с веревками, он стянул с нее бриджи, обнажив белые бедра. Она сказала правду. Ран не было. Рука начала гладить упругое бедро. Он нащупал порез на его внутренней части, оставшийся после их первого сражения и его последнего. «Хранишь мой первый поцелуй, леди Бриенна?» Скользнув глубже, рука застыла в нерешительности. Раньше в таком положении он оказывался только с Серсеей. И у него никогда не возникало вопроса о том, что нужно было делать. Почему вдруг он должен был возникнуть сейчас? Потому что это не Серсея? Пальцы начали опускаться ниже. Бриенна инстинктивно сжала ноги. — Нет, не надо... — ее взволнованный голос прозвучал умоляюще и беспомощно. Джейме почувствовал себя насильником. Девка снова, как и прежде, продолжает неправильно истолковывать его намерение. Впрочем, ему все равно. Он не будет ее разубеждать, если на ее большом, нескладном теле не будет больше шрамов. Если это означало потерять ее доверие, он был готов расстаться и с этими. Она вновь напряглась и сделала ещё одну жалкую попытку привстать. Но его рука вновь ее остановила. — Сама же говорила, что предала меня, — он заправил выбившуюся прядь за ухо. — Неужели я не имею право на расплату? Все лучше, чем Варго Хоут. Взор застыл, дыхание затаилось. Он не отрывал от нее взгляда. — Зачем вы, — пыталась она восстановить дыхание, — это делаете? Вид ее был растерянным. Она не понимала реакций своего тела. Напряжение нарастало, и она не знала, куда себя деть. То отстранялась, то наоборот. «Дева в смятении». В какой-то момент ему захотелось ее успокоить, сказать, что это естественная реакция ее тела. Но лучше пусть считает это наказанием и возненавидит его. Он хотел, чтобы она его боялась, страшась признаться, что ему бы было куда приятней, если бы она тоже этого хотела. — Ты ведь знаешь о том, что Ланнистеры всегда платят свои долги. Но вдруг она перестала дышать. Испуганные глаза впились в его, выражая не то вину, не то стыд. Ее пробила мелкая дрожь. Она достигла пика. Не отводя взгляд, просто сжала кулаки и застыла в ожидании. Эта женщина отгрызла ухо Варго Хоуту, но под Джейме даже не шелохнулась. Вспыхнули воспоминания о совместной бане в Харренхолле. «Если ты мне ещё веришь, то очень жаль, что я так с тобой поступаю. Я соврал тебе тогда Харренхолле», — с горечью подумал Джейме. — Ты даже не можешь отличить вражескую атаку от проявления близости. Щеки Бриенны залились краской. «Или можешь?» Он в последний раз окинул ее взглядом, перед тем как протянуть к ней руку. Он представлял, как она убежит от него, как только предоставится возможность. Вдруг он почувствовал, как обе руки оказались на его лице. Она притянула его к себе и посмотрела ему в глаза с той же смесью вины и стыда. — Я все равно намереваюсь ее найти, и ради вашей чести тоже, — сказала она с решимостью, способной расколоть мир на две части. «Твои благородные намерения станут моим концом». Джейме продолжал на нее смотреть, борясь с необходимостью ее отпустить и желанием никогда этого не делать. — Не смей больше рисковать своей жизнью ради меня, — он помог ей подняться и подал тунику. Медленными движениями она начала натягивать на себя одежду. Она поморщилась, когда ткань соприкоснулась с раной на шее. Он помог ей натянуть бриджи, прежде чем вновь взял ее за подбородок и приблизил к себе, оставив на щеке со шрамом лёгкий поцелуй. Бриенна зажмурила глаза, ожидая щиплющую боль. «— Белый плащ вам к лицу! — Плащ новый, но скоро я его замараю», — вспомнил он разговор. — Уходи, — прошептал он, но она не двинулась. — Уходи, если не хочешь, чтобы твое прозвище себя оправдало. Если для тебя важно, чтобы я сохранил хоть какие-то остатки чести. Она выскользнула из его объятий и направилась к выходу. Стоя у двери, она повернулась к нему, мешкая. «Кажется, она не торопится уходить, — осознание этого разлилось теплом в груди. — Лучше бы тебе хорошенько закрыть дверь этой ночью или спать с мечом в руках».