Последняя гроза

      Ангелы и демоны готовились к Армагеддону лучше, чем люди ко дню совершеннолетия. К сожалению, сами люди их рвения не разделяли и к концу света готовы не были.       Стоя в очереди из бравых воинов света в ожидании одежды и оружия, Азирафаэль боялся оторвать взгляд от белого пола, что резал глаза своей яркостью; так можно было бы соврать, отчего он готов плакать. Слезы просились, они стояли в уголках глаз и нещадно щипали, но ангел боялся проявления каких-либо эмоций в толпе коллег и братьев по оружию. Все эти посланники Рая были одиночками-карьеристами и не терпели слабости ни в одном проявлении. В итоге, весь их эмоциональный диапазон сводился к равнодушию и одному типу чувств — например, хитрости, злобе, ехидству или эгоизму, — которые просто не могли быть им присущи. Единственными белыми воронами — какая ирония! — были Уриил и Азирафаэль. Первая постоянно пребывала в пассивно-агрессивном состоянии, но никогда не пересекала черту без острой на то необходимости, а второй слишком долго прожил среди импульсивных и эмоционально неустойчивых существ под названием люди.       Очередь неумолимо приближалась, а воспоминания о том злосчастном дне отступать и не думали. Кроули выжимал под сто двадцать миль из несчастной машины, хотя при ее состоянии даже привычные девяносто были поистине чудом. Азирафаэль тем временем тратил драгоценное время на споры с Шедвеллом и объяснения. Когда же они встретились на авиабазе и, казалось бы, смогли повлиять на Адама, папаше захотелось поговорить с сыном — впервые за одиннадцать лет — и надрать тому уши. Появившись из глубин девяти кругов во всем своем адском великолепии, граничащим с устрашением, Сатана лишь придал уверенности Антихристу в том, что изначально мальчик делал все правильно. Всего одной секунды, одного зрительного контакта и одного мысленного посыла хватило на то, чтобы Пес из обычной мелкой тявкающей дворняги превратился в адскую гончую размером с лошадь, а Адам Янг замкнул цепь непрерывных событий, что и привело Армагеддон в действие.       Они опоздали…       Неожиданно Азирафаэля крутануло на месте, и блондин оказался перед своими боссами, что встретили его поистине богатейшим для них спектром эмоций: Сандальфон — ядовитое презрение, Уриил — смесь равнодушия и сочувствия к его жалкой персоне, Михаил — крайнее недовольство, Гавриил — высочайшую степень ярости, будто представлял, как лично бросает незадачливого ангела в адское пламя.       — Занимаешь очередь, — фиолетовые глаза Гавриила потемнели от злобы, — берешь форму, оружие, и становишься со всеми в строй.       Херувим уже открыл рот, чтобы возразить и сказать, что он отказывается, но архангел тут же заткнул его.       — И мне насрать, чего ты хочешь. Хоть раком вывернись, но ты выполнишь свой гребаный долг или сдохнешь на войне, и я очень надеюсь на второе. Попробуешь сбежать — я лично натяну тебя задницей на глобус, ясно?       Хоть ангелу и было плохо среди своих, он был уверен, что Кроули было еще хуже. Азирафаэль знал, что демоны никогда не доверяли друг другу и подставляли слабаков похлеще самих ангелов. Только вот змий был любимчиком у начальства, а это значило, что завистников у него было много, взять хотя бы тех же Хастура и Лигура. Да и потом, последний погиб от руки Кроули; убийство своего без суда и причин каралось окончательной смертью, даже ангел об этом знал.       За шесть тысяч лет они прошли через многое. Будучи всегда вместе, ангел и демон находили выход из самых сложных ситуаций. Ни один из них не вписывался в рамки своих отделов, но именно это превратило их в довольно слаженный тандем, что просуществовал почти от создания мира до его конца. И хотя они часто расходились во мнениях и не виделись по несколько месяцев, а то и лет, но именно сейчас Азирафаэль остро чувствовал засасывающую пустоту внутри. Если бы Кроули был сейчас с ним, то он бы снял очки таким знакомым до боли жестом и, уставившись желтыми змеиными зрачками на блондина, начал бы объяснять только что созревший план по внезапному спасению человечества и их самих. И пускай этот план провалился бы, как и тысячи других до этого, но у них хотя бы была надежда. Теперь не было и ее.       По крайней мере, у Азирафаэля.       Вдохновляющую речь Гавриила и заверения о том, что настал их звездный час, херувим без зазрения совести пропустил мимо ушей. Осознание действительности ушло на задний план, а взгляд серо-зеленых глаз отупел, уставившись в затылок впереди стоящего воина. Когда все главнокомандующие завершили свои эффектные выступления, армия загудела, уже предвкушая победу, и именно гул заставил Азирафаэля вернуться в действительность, от которой заболела голова, а щеки вновь обожгли непрошенные слезы.       Как же хотелось вернуться в свой магазин, завернуться в любимый запах пыли и книг как в плед, сесть в любимое кресло с чашечкой какао с крошечными зефирками и почитать какой-нибудь толстый викторианский роман… А еще лучше было бы сидеть в «Ритце» с Кроули и, потягивая вино, говорить обо всем и ни о чем одновременно, а потом ехать на скорости в девяносто миль по Лондону к кому-то из них домой и уже там напиваться в стельку до тех пор, пока страх перед начальством полностью не атрофируется.       Азирафаэль, в отличие от своих собратьев, никогда не отличался силой или скоростью, а физический труд не любил вообще, поэтому путь до места битвы показался ему невероятно долгим, будто они спускались в Ад, в котором были не круги, а бесконечная спираль, по которой они двигались все это время, при этом не пройдя и сотой доли пути. Их пытки еще даже не начались, а ангелу уже было страшно; отчаяние завладело им полностью, когда целый легион демонов вырос перед ними из-под земли в самом прямом смысле этого слова. Их вороные крылья были измазаны в грязи, на которую налипли трава и листья, да и сами демоны не отличались красотой и сильно контрастировали с идеальными во всем воинами света. Ангелы стояли как по линейке и ожидали приказа, демоны же, не стараясь сдерживать эмоций, открыто глумились над врагами, готовые сорваться в любой момент, как цепные псы. Стараясь не привлекать к себе внимание, Азирафаэль отчаянно всматривался в перекошенные ненавистью и жаждой мести лица в попытке найти одни знакомые змеиные глаза, горящие желтым огнем даже через темные солнцезащитные очки, но не мог — врагов было слишком много.       Сражение было похоже на черно-белые помехи у старого телевизора; по крайней мере, так подумали бы люди, если бы следили за событиями, творящимися над ними в темневшем с каждой минутой небе. Для херувима все это были выше его сил. Слишком много жестокости, слишком много насилия для такого ранимого существа, как он. Все крепче сжимая в руках меч и стараясь держаться подальше от гущи событий, Азирафаэль лишь успел отметить про себя, что цифры никогда не лгут. Он слышал, что в Раю жило около десяти миллионов ангелов, примерно столько же демонов было в Аду, но до этого дня он считал это лишь излишним преувеличением. Сейчас же, видя, с какой яростью бывшие собратья убивают друг друга, казалось, что на смену каждого погибшего воина приходят два новых, и все начинается сначала. Это было похоже на вечный двигатель, к которому стремились умы лучших ученых Земли, но этот двигатель жил за счет страданий, крови и криков, он жил за счет всех тех людей, что погибли в первый же день Армагеддона от ядерных обстрелов и что доживали свои дни сейчас. А два легиона, отличавшиеся лишь цветом крыльев — безумные ученые, что пытались доказать, что их методы гениальнее, а умы изощреннее.       И где-то среди них был Кроули, что своей гениальностью возвышался над каждым из них в частности и над всеми павшими в целом.       Азирафаэля чуть не сбило очередное мертвое тело, что упало куда-то к остальным и замерло там. У херувима была всего секунда, но ее хватило, чтобы каждая мелочь отпечаталась в его голове. Демонесса, возможно, когда-то была красивая, но сейчас вся ее красота терялась за потоками крови, облепившей тело грязью и рваным тряпьем. Ее зеленые кошачьи глаза быстро потухли, но Азирафаэль был уверен, что заметил в них ненависть и зависть. Возможно, когда-то она была такой же, как и он сам. Возможно, когда-то давно она разгоняла облака взмахом белоснежных крыльев и была бесконечно счастлива или была простой смертной, что совершила слишком много плохого. Возможно, когда-то ей внушили, что, не будь Рая и ангелов-святош, ее посмертная жизнь была бы гораздо лучше. В любом случае, правда умерла вместе с этим созданием.       Тело падало медленно, будто кто-то нарочно издевался над Азирафаэлем. Это напомнило ему о Падении, когда Люцифера и остальных бунтовщиков сбросили с вершины мира. Ангел помнил, как облитые смолой крылья предателей горели во время бесконечного — как ему казалось — полета вниз, как они молили о пощаде Всевышнюю и собратьев, как кричали и плакали от боли и унижения. Падших было много, но после о них никто не говорил, не вспоминал и не жалел, а имена забылись. Бедняги из довольно жестокого урока превратились в неизбежный факт, будто так и было задумано изначально. Изредка вспоминая былые дни за бокалом хорошего алкоголя, херувим как бы невзначай спрашивал Кроули о том дне, но тот, недобро сверкая глазами, лишь отмалчивался и всегда неизменно отвечал:       — Помню было больно. Потом удар об землю, темнота, а потом — раз! — и ты внизу, и крылья черные.       И как назло, Азирафаэль не мог вспомнить змия до Падения.       Когда труп демонессы глухо приземлился к остальным, ангел твердо решил — он найдет друга в этом хаосе, а потом…он что-нибудь придумает.       Стараясь ни с кем не столкнуться и не быть сбитым, херувим полетел в самую гущу событий. Если его друг и мог быть где-то, то только там. Демон не любил оставаться в стороне от подобного. И хоть ангелу и было страшно до дрожи в руках и сжимающегося комка в груди, он продолжал лететь вперед, нагло и без разбора расталкивая мешающих. Впрочем, всем было все равно на него, слишком уж их завлекла битва.       Азирафаэль был не единственным, кто искал Кроули. На его беду, Хастур помнил, как Лигур, облитый с ног до головы святой водой, рассыпался прахом у его ног, помнил, как тот срывал голос в попытках докричаться до собратьев, один из которых сам был охвачен ужасом, а другой лишь ухмылялся. Как бы жаб ни отрицал, но погибший по вине Кроули Лигур был единственным, кому тот мог изредка довериться. Теперь же, когда того не стало по вине змия, Хастур затаил на него злобу и мечтал о мести. Сначала целью был Кроули, но, заметив ангела, что вел себя растерянно, будто потерял что-то, Хастур решил поступить иначе — смерть будет слишком мягким наказанием для предателя, но вот гибель своего лучшего друга он не переживет.       Налетев на Азирафаэля, при этом выплевывая проклятия, демон занес огромный двуручный меч, уже предвкушая, как на белые ангельские одежды прольется алая кровь. Увидев адские всполохи в пугающе-черных зрачках, херувим растерялся. Всевышняя была свидетелем, он не хотел и не мог убивать даже при острой необходимости, но сейчас перед ангелом стояла цель, ради которой он готов был пойти даже на это. Едва увернувшись, он отразил удар.       Вверх, вниз, вниз, блок, вверх, вверх, атака, блок… Каждое движение соперников было выверено до мелочей и больше походило на компьютерную игру, нежели на реальное сражение.       Повернуться вправо, блок, вверх, атака, блок… От звона металла в ушах загудело, а удар был настолько сильным, что прокатился по всей руке до плеча и сжалась комочком где-то в основании крыльев. Мощными взмахами Азирафаэль загребал воздух в попытке держать защиту, но демон, ведомый местью и жестокостью, был сильнее. С каждой секундой наступая все сильнее и прижимая херувима к земле, жаб уже видел, как разрубает это ничтожество надвое, как кучерявая голова слетает с тела, как белоснежные крылья становятся красными и безвольно ослабевают…       Ангел видел, как голова Хастура дернулась назад, а напор ослаб; теперь ничто не мешало ему убить демона. Оттолкнув того, Азирафаэль вытянул руку и… Оружие херувима вошло по рукоять, на которую тут же брызнула черная кровь. Взгляд демона потух, став совершенно пустым. Меч, размером с человека, упал, следом безжизненным мешком свалился и лорд Ада.       Перед херувимом парил Кроули в демонической форме; клыки заострились, лицо, кисти и ступни покрыла чешуя, из-под черного тряпья, похожего на то, что была на нем в первую их встречу, продолжением позвоночника извивался черный гибкий хвост, а узкий зрачок по-прежнему обрамляла янтарная радужка. Ангел видел его таким лишь несколько раз и все равно невольно сжимался, ибо в этом Кроули было что-то непостижимо пугающее, чего за столько лет не смогла добиться даже Вельзевул, и это что-то было мерзко и прекрасно одновременно. Глядя на друга, Азирафаэлю хотелось отвести взгляд, но он не мог предать это адское великолепие, а, вспомнив о том кошмаре, что происходил вокруг, это желание окончательно пропало.       В черной чешуйчатой руке змий держал револьвер, из дула которого шла еле заметная струйка дыма.       Ни один из них не знал, как долго они смотрели друг другу в глаза — минуту, час, месяц или год, — но ни одному не хотелось нарушать этот момент. Окруженные жаром битвы и криками отчаяния, они особенно остро нуждались в этом единении. Будто нашли родник посреди пустыни, ангел и демон упивались личным моментом и не могли насытиться им. Сейчас один взгляд сказал больше, чем шесть тысяч лет общения — им обоим было больно от всего происходящего, им обоим не нужна была эта война.       Внезапно Кроули сорвался с места и всем телом налетел на Азирафаэля, сбивая его. Ангел, не успев ничего сообразить, испугался и сжал в руке клинок, готовясь отразить атаку, но вновь наткнулся на змеиный взгляд, в котором было лишь доверие, будто демон знал — пусть весь мир горит в адском огне, но херувим никогда не поднимет на него оружие. Такое же бесконечное доверие затопило и Азирафаэля. Он поддался и позволил себе безвольно упасть к остальным. В небе еще раздавались звуки битвы, но ангелу было не до них — от переизбытка эмоций и чрезмерной усталости он потерял сознание.