Раз в год и палка стреляет

Знатная вышла попойка — весь этаж дрожал. Не помню только, кто предложил по карнизу пройтись. Надеюсь, ублюдок мучился подольше моего — второе переломанное тело на земле. У нас как бывает — напьешься, и давай плясать на подоконнике. А потом соскребай незадачливых танцоров с асфальта. Вот и я с ними теперь. Заодно. А небо-то, небо какое! Светит синим глазом в лицо, и все тут. Пиши пропало, дружище — мы мертвые лежим под твоим домом. И скорбеть некому — я-то детдомовский, а он… а черт его знает. Умер молодым — вот мое главное достижение. Некоторые в двадцать совсем еще дети, некоторые уже работают. А я умер — всех их опередил, скипнул, так сказать, обучение в игре-жизни и умер, как дурак, под девятиэтажкой. Морок рассеивался медленно. Рай, Ад ли? Тишина. И потом — хлопок, с каким шампанское открывают, и я снова чувствую. Чувствую, что бухой. Нет, ну не мог же я выжить, да? Глаза разлепляться не хотят. Похмелье, родное мое похмелье. В висках стучит — а может, приснилось, что разбился? Пробую шевелить рукой. Шевелится. Безумно медленно приоткрываю глаза, и тут же зажмуриваюсь. — Тоби? — звучит мужской голос где-то не здесь. Кто? — Эй, Тоби, ты живой? — Живой, — отвечаю на автомате и все же смотрю по сторонам. Притон какой-то, или чего? Всюду грязь, обои взбухли и кое-где висят клочьями. На концепт Рая не похоже, поэтому я поднимаюсь на ноги. У двери маячит кто-то и зовет этого своего «Тоби». Открываю — что мне еще делать. — Эй, Тоби, я у тебя сумку вчера забыл, не посмотришь? — Угу, — снова на автопилоте ковыляю на кухню. Беру потрепанный старый портфель и чуть ли не швыряю в незнакомца. Ну и рожа. — Пасибо, — тот, тоже покачиваясь, уходит. Голос у меня хриплый, чужой. И что, в итоге Будда был прав? Из зеркала смотрит паскудное лицо. Совсем не мое. Я бы сказал, на шесть из десяти. Если помыться, так все шесть с половиной выйдет. Я че, типа, какой-то маргинал? Нос другой совсем, уродливая херня. Волосы зато — высший сорт, помыть бы и расчесать — та еще черная грива будет. Рост… ну, я вроде ниже был. И еще — не такой старый. — Сколько тебе лет? — тыкаю в зеркало, — Ублюдок хренов, сколько? Зеркало молчит. Явно больше двадцати. Тридцатка? А похоже на то. Я роюсь в доме, в котором очнулся и нахожу все новые и новые зацепки. Во-первых — удручающее зрелище пустого холодильника. Во-вторых, рабочее удостоверение. Завод? Нахуй надо! Просрочено еще пять лет назад — вот это по-нашему! Что здесь безработный, что там — никому не нужный студент. Красиво получилось. Свидетельство о смерти своей «жены» нахожу нескоро. Эйлин Принц — имя красивое и, черт побери, знакомое до одури. Не понимаю. Понимаю потом, когда в доме обнаруживается второй этаж и следы обитания еще одного жильца. Старый, Богом забытый учебник Зельеварения падает на пол из ослабевших пальцев. Да, приплыли. Суровым говноедам вроде меня не полагалось читать книжки. Но я читал. Этого чертового Гарри Поттера до дыр заучил — так мне понравилось. Это как наркотики, только дешево и сердито. Привыкание тоже, кстати, вызывало. Вот и не думал я, что по смерти стану попаданцем. И все бы ничего — да только без магии я здесь подохну. От скуки. Ебись оно все через Сансару! И в попаданчестве бухой — видимо, карма. А был бы трезвенником — усмехнулась совесть — В какого-нибудь Дамблдора бы попал. Или вон, в Снейпа. То есть в сына моего. То есть… блять. Я вдруг понял, что упускаю одну очень важную деталь. Жена моя помереть успела, а это значит, Снейпа-младшего она уже родила. Вот только где он? Еще толком не стал отцом, а сына уже проебал. Молодец. Я потерянно огляделся по сторонам. Может, голос какой причудится — объяснит, что я здесь делаю. Обычно так и бывает, нет? За окном — и как только не понял — вовсю бушевала осень. Ветер поднялся неимоверный. Значит, в Хогвартсе он. Снейп-младший. Захотелось жрать. В хлебнице одни тараканы — разбегаются, гады, дави — не дави. Чем же тут питался ублюдский Снейп, пока я в него не попал? Ответ приходит быстро — скатывается чуть ли не на голову пустая бутылка пойла. А я ведь только первую полку открыл, где всякие гречки у нормальных людей хранятся. Анорексик чертов, хоть бы манку какую припас или рис плесневый, так нет же, мы же бессмертные. Не дом — чисто сказка алкоголика. А жрать все-таки хочется. И пить, но не то, что есть в доме. Нахожу засаленную кружку с отбитой ручкой и некое подобие моющего средства. Пытаюсь совместить эти два объекта. Наливаю в получившуюся более-менее чистую посуду воды, прямо из-под крана, и жадно проглатываю все без остатка. Мы люди не привередливые, раз организм уже проспиртован, можно хоть из лужи лакать. По итогу отправляюсь по дому в поисках денег. И на что же ты пил? Я не знаю, с чего начать, поэтому хаотично бегаю по двум этажам, пытаясь найти хоть что-то. В глазах темнеет от резких движений. Ублюдок не ел уже пару дней, а судя по состоянию холодильника, еще и не пил ничего нормального. В той же стопке документов, где лежит похоронка на жену, нахожу умную бумажку и внимательно перечитываю несколько раз. «Пенсия по утрате кормильца». Сраный обмудок. Интересно, Северус в курсе, что его личные деньги летят в бездну? На месте Тобиаса я бы даже не говорил сыну, что магглам что-то такое полагается по смерти родителя. Смотрю число получения — пятое, каждого месяца. Понимаю, что не знаю, какое сегодня и ищу календарь. Долго пялюсь в столбики цифр. Бесполезное, тупое занятие. И спросить не у кого. Телевизор? Да пропил наверняка! В завале хер пойми чего — пока разгребал, попалось какое-то гнилое тряпье, рваная пленка и картон — нахожу радиоточку. Выкручиваю на максимум — с непривычки, у нас то давно таким не пользуются. По ушам бьет Лестница в Рай. Мне становится почти смешно, но я убавляю звук и переключаю станцию. Ищу прогноз погоды, там обычно числа говорят. Попадаю на обрывок искомого анонса и дальше действую как самый настоящий ювелир. Миллиметр вправо — Джеймс Браун вопит во всю, миллиметр влево — новости спорта. Наверняка красивая женщина красивым голосом вещает, что завтра, четвертого, штормовое предупреждение. Ну, и на том спасибо. Ноябрь, говорят. Следующие десять минут бесцельно расходую энергию — брожу по дому в раздумьях. А что делать? Жить, конечно жить. В теле алкоголика-маггла, которого ненавидит собственный сын. И я сам заочно ненавижу. Не прикольно. Что у нас имеется? Дом. Дом это хорошо, только вот налоги… хотя, судя по всему, нахер никому не сдался этот бомжатский район. Дом прилично так захламлен — я даже понять не могу, где у меня тут что. Это кресло или стол? Или стул, или табуретка? Под кучами дерьма не разберешь. Вот будет мне задача номер три — первые две это помыться и выклянчить у соседей еду. Но прежде всего, да, помыться — вряд ли кто-то обрадуется такому стремному пугалу у себя на пороге. Что еще у меня есть? Сын. Ну, сравнительно неплохо. Знать бы еще, сколько ему сейчас лет, вот было бы заебись конечно. Сын который меня ненавидит, и дом, заросший дерьмищем. Осталось посадить гнилое дерево, и можно на покой. Ну, план на ближайшие два дня у меня имеется. А дальше — черт его знает, что будет. Я привык не строить планов вовсе. Себе дороже, особенно — в долбанном мире Гарри Поттера.