Раз в год и палка стреляет

Вода по цвету напоминала ржавчину и пахла соответствующе. Текла с перебоями, заставляла трубы корчиться в агонии скрипов и стонов. Я немножко прихуел, когда первый раз услышал этот утробный скрежет. Ну как прихуел — вылетел к чертовой матери из ванной. Рука потянулась перекреститься, но я переборол религиозный порыв. Не, ну сантехника тут — закачаешься. Мыться в этом дерьме не хотелось, и я стал чуть больше понимать прежнего хозяина дома и тела. Да лучше обосранным ходить, чем такое! Не, ну конечно можно было бы и проигнорировать темное нефильтрованное, хлещущее из крана, но… но я себя, вообще-то, не на помойке нашел! Примерно с такими мыслями я и рылся в пыльном ящике с инструментами. Денег на сантехника у Тобиаса, то есть у нас с ним, то есть у меня, не было. Я рассудил так: то, что нас не убивает… Короче, херовая идея была с моим недо-дипломом культуролога лезть в железяки. Более того — после пяти минут танцев с бубном — роль бубна выполнял гаечный ключ — на меня из темноты вдруг полезла гребаная Шелоб, или этот Арагог, или сам Сатана на восьми волосатых лапах. Я стратегически отступил на второй этаж, и все-таки перекрестился. Когда убедился, что чудовище ушло, осторожно прикрыл дверцу стояка, сцепил зубы и полез с остервенением тереть себя мылом под ржавой водой. Фу-фу-фу — я мыл голову в этом золотом дожде, пытаясь представлять, что это пиво, или на худой конец, домашний квас — Фу блять, быстрее, Тобиас, орудуй руками быстрее, я тебя умоляю! Небритую рожу я терпеть тоже не стал — нашел-таки новый, нераспакованный станок. Внезапно возникло чистое полотенце  — висело нетронутое на стылой батарее. Тем же полотенцем, полетевшим после всех экзекуций в переполненное ведро с грязным бельем, я протер зеркало. Не, ну нормально. Не все потеряно, приятель. Я улыбнулся, и тут же захлопнул рот. Так, срочно, срочно искать щетку и пасту, фублять, это что такое, Тобиас, что за херня! Финальным аккордом я еще кое-как подкорнал торчащую во все стороны шевелюру. В общем и целом, я ниче так. Заполучить себе еще одну жену пока что в планы не входит, а соседям и такого меня будет достаточно. Я снова скептически оглядел отражение — худой человек с бледной кожей, чистыми темными волосами до плеч. Все достаточно складно-ладно, лицо с острыми чертами — мне такие нравились при жизни. Нос подкачал, но на фамильные ценности не жалуются. Ну прямо-таки Аполлон-утопленник. Я усмехнулся и пошлепал за одеждой, прямо так, в чем мать родила — мы люди не гордые и одинокие. В шкафу сиротливо висели одни-единственные потертые джинсы (единственные, не считая того безобразия, что я стянул с себя). Немножко не учел я, что вместе с собой надо бы еще одежду простирнуть. Но не в такой же стремно-рыжей воде?! В итоге я кое-как откопал белье и более-менее целые носки. Джинсы сидели нормально, и даже какой-нибудь подлой дыры в неподходящем месте не оказалось. С верхом было туго, поэтому я вероломно полез в комнату сына. От подобных формулировок у меня кровь стыла в жилах. Сын. У меня. Охереть. Прямо на кровати Северуса валялся огромный (изначально все-таки мой, наверное) свитер отвратительно-мерзко-тошнотворно-противно серого цвета. Но делать было нечего, я засунул свои колористические предпочтения в То-что-нельзя-называть и отправился на поиски теплой одежды. Как итог, я был похож на более-менее ухоженного бомжа. Старые ботинки грозились вот-вот развалиться, да и плешивое пальто красотой не отличалась. Нитки торчали буквально отовсюду. Шарф я тоже взял северусовский — похоже, сам Тобиас выходом на улицу пренебрегал. Неужели всякий раз посылал сына за бухлом? И ему продавали? Входная дверь скрипнула, мол, куда ты намылился, полудурок. А намылился я к дражайшим-ближайшим соседям, типа на охоту, за провиантом. Входную дверь своего же дома я не запер — просто было лень искать ключи, да и кто бы полез в такой ад? Я вот бы ни за что. Я, который из прошлой жизни. А погодка то что надо. Недаром — штормовое, чуть ли не оранжевое. (Хо! Как бы я не улетел, что та Элли с собачонкой!) На неверных ногах я побрел к ближайшему жилому дому — как назло, вокруг чернели одни забросы. И только минут через десять, а то и больше, я понял, что это не забросы вовсе, а местные жилища. О, ну если дома выглядят так, то на что же похожи обитающие в них существа? Я выбрал домик посимпатичнее — покосившееся во все четыре стороны крыльцо было заботливо накрыто новеньким ковриком «Добро пожаловать». Я решил, что это знак, и обозначает он то, что владелец сей развалюхи жив-здоров или хотя бы в состоянии доковылять до собственного крыльца. Я заранее изобразил на лице самую великолепную улыбку из всего арсенала, хотя и не знал, как такое будет смотреться на лошадиной морде Тобиаса. Мне открыло дверь страшилище женского пола, хотя даже этот факт я бы поставил под сомнение. Не теряя времени на словесные реверансы, ОНО скривилось, отчего стало похоже на испорченный изюм: — Пшел вон! Я «вон», естественно, не «пшел», и улыбку свою распрекрасную не стер с лица. — Милая леди! — начал я, и старуху чуть инфаркт не хватил от таких прелюдий, — Не найдется ли у вас немного крупы или макарон для меня? С минуту она молчала, оценивающе глядя в мое чуть опухшее от выпивки, но предельно искреннее лицо. — Ты, урод, совсем что-ли голову потерял? — От вашей красоты! — тут же нашелся я, но страшилище комплимент не оценило и захлопнуло дверь прямо перед моим неприлично огромным носом. Я подумал — а черт с ней, со старухой, — и отправился дальше. Паломничество мое успехов особых не принесло. Так только — побаловался, разглядывая эти необремененные интеллектом лица жильцов. Один мужчина, кажется, тот что брал вчера сумку, предложил выпить. И я, скрепя сердце, отказался. Впервые. Ну, дела… А погода тем временем расстроилась полностью — зарядил мелкий косой дождь, размыл единственную на весь Тупик дорогу грязными разводами. Ботинки вязли и хлюпали, я уже чувствовал, что долго так они не протянут. А других и не было. Денег — тоже. И еды. Только крыша над головой, и то сомнительная какая-та, того и гляди — снесет с концами. Я усмехнулся, и сохранил эту усмешку на всем нелегком пути до ближайшего захудалого ресторанчика. Там я ненадолго спрятался от дождя — до тех пор, пока не открылось мое финансовое положение. После дождя сверху посыпался град. Такого подарка судьбы я не ожидал, и помчался быстрее, хоть куда-нибудь. Под козырьком одного из домов «поприличнее» прятался мальчишка-газетчик. Я нырнул к нему, благо, места на обоих хватало. Град оглушительно барабанил по карнизу — того и гляди, пробьется сквозь металл и стукнет хорошенечко по голове. Газетчик посмотрел на меня огромными голубыми глазами, но ничего не сказал. Я, признаться честно, с детьми ладил отвратительно, и даже немного побаивался их. Поэтому я решил, что лучшая защита, это нападение, и начал диалог первым: — Чего ты тут один? Вышло как-то неловко, но зато искренне. Мальчик тоже что-то такое почувствовал, посмотрел на меня из-под козырька своей кепки и прокричал, перекрывая шум бури: — Вас совсем не слышно! — Чего ты тут, говорю, один стоишь? — уже громче повторил я, чувствуя внезапный прилив смелости. И правда — чего мне ребенок-то сделает? — Я работаю! — крикнул мальчик. Он был так горд собой, что даже голос повысил больше, чем нужно. Я почти умилился. — И как работается? — я стал разглядывать его ладную одежду и промокшую насквозь стопку газет. Тут он помолчал какое-то время. И потом нехотя признался: — Плохо! Мама говорит, нас скоро совсем закроют! — А кто твоя мама? — я почувствовал что-то, похожее на ускользающий шанс заработать. Ну уж нет, не уйдешь! — Она издает новости! — мальчик протянул мне мокрые листы. Я осторожно взял в руки газету и наугад разлепил страницы. Картинки двигались. Я тупо уставился на одну из них — какая-то очкастая ведьма рассказывала о пользе Непонятночего, носившего загадочное название «Безлистник бирюзовый». Я свернул газету, чтобы посмотреть на обложку. С передовицы щурился бородатый старец с ввалившимися глазницами, ну мумия одним словом. Я прочитал: «Интервью Армандо Диппета, экс-директора школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс»: о значении крови, старых и новых устоях. См. Стр. 3.» Я уже рассказывал, что мне неприлично везло до того, как я копыта откинул? Не считая, конечно, момент самой смерти. — Очень интересно! — прокомментировал я газету с незнакомым названием «Время Волшебников». Вот уж не думал, что кроме «Пророка» и «Придиры» в рамках вселенной существует что-то еще. Хотя, может, прямо сейчас на моих глазах это издательство билось в предсмертных конвульсиях. — У мамы недостаток кадров, — пояснил мальчик. Сначала я подумал, что это какой-то намек. Но, кажется, пацан просто решил блеснуть умными «взрослыми» формулировками. На мой вопрос «И что это значит?» он потупился и обиженно сложил ручки на груди. Значит, так, для красного словца упомянул. Но я отпускать свой шанс не намерен. — А я вот знаю, что это такое, — мальчик навострил уши, но все еще заметно дулся. — Это значит, что вам не хватает людей в издательстве. Боже, когда я в последний раз разговаривал с ребенком? Это всегда было настолько неловко? Что странно — материться в присутствии этого чуда я себе не позволял даже мысленно. Это че, типа, отцовский инстинкт так в голову дает? — А вы хотите у нас работать? — Что? — я даже растерялся. Не только из-за такого по-детски прямого вопроса, но и из-за того, что это чудо опять посмотрело на меня своими огромными глазами. На этот раз глаза показались мне серыми — на игру света и тени похоже не было, но и черт с ним. — А вот хочу! — у меня аж сердце забилось быстрее. Не, ну никогда я так работе не радовался. — А что вы умеете? — А все! — я был очень воодушевлен своим везением, а пацан — своим. Нашли друг друга, да уж. Град заканчивался постепенно — словно грохочущее войско отдалялось за горизонт. Ветер тоже поутих — по крайней мере не мотал шифер из стороны в сторону, а разве что чинно-мирно клонил деревья. Сразу из-под карниза я и мой маленький работодатель Саймон направились к его матери. Я немного переживал из-за своего внешнего вида — ну бомж бомжом, честное слово. В моем времени можно было бы и закосить под богему, но черт его знает эту Англию семидесятых. Представать перед леди в таком обличии особенно не хотелось. Типография располагалась на втором этаже пустующего бизнес-центра. Если честно, я представлял себе что-то громоздкое и масштабное — все эти доисторические печатные станки, армия редакторов и верстальщиков. Но магические газеты они на то и магические — стократ удобнее и мобильнее. В помещении было прохладно — может, холоднее, чем на улице. Мы прошли мимо причудливых самопечатных машинок, мимо лениво покачивающихся перьев, которые черкали что-то в новеньких номерах — может, делали правки, и я лично не увидел ни единой живой души. Каждая вещь в этом здании носила особенный отпечаток — времени ли, места? Пахло старыми бумагами, чернилами, клеем. Работа кипела вовсю, и только когда мы обошли это упадочное роскошество, я наконец увидел хозяйку сего заведения. На офисном столе, прямо в своих коричневых лакированных ботинках, стояла, возвышаясь над машинами, дама бальзаковского возраста. Она хаотично размахивала руками: полы клетчатого пальто то вздымались, то опускались, точно крылья. Я понял, что это она руководит всем процессом — дирижер перед оркестром печатных машин и перьев, сжимающий в крепкой руке волшебную палочку. Выглядела хозяйка типографии крайне воинственно — крупная, даже мужеподобная (даром что в юбке), с лицом, суровости которого позавидовала бы лондонская брусчатка. Очки прямоугольной формы скосились на бок, седоватый караул на голове отсылал не то к клоунам, не то к Эйнштейну. Женщина выглядела до высшей степени еб… безумно. Где-то на этом моменте я понял, что все мои переживания по поводу рваного пальто — полнейшая хрень. Пацан стянул свою кепку, как настоящий джентльмен, и заорал так, что я схватился за сердце: — Мама! Под кепкой оказалась копна зеленых волос, и я почему-то даже не удивился. «Мама» сделала еще несколько пассов руками и все смолкло. Она посмотрела на меня так, что я чуть не обделался, и ловко спрыгнула-сошла со стола. — Зельда Тафт, — голос, ожидаемо, был ровным и басовитым. Она оказалась выше меня на полголовы, и шире вдвое. Протянула руку с накрашенными красным ногтями, — Издательство «Саламандр». Чем могу быть полезна? Я чуть не взвыл — как будто руку в капкан засунул. Но лица своего распрекрасного не потерял. Женщина не смотрела на одежду — это мне понравилось. Я объяснил, что да как. Зельда Тафт прервала мой монолог однажды, быстрым и четким: — Вы — маг? — Сквиб, — нашелся я и даже не покраснел. А что? По ней видно — будь я самым последним магглом и пьяницей, все равно примет. Напомаженные ярко-красным губы растянулись в улыбке. — Очень хорошо, мистер Снейп. Я привыкла справляться одна, да и в магии вы мне, прошу прощения, не помощник. Но… опыт работы в подобном месте имеется? — Да, — не подумав, ляпнул я, и потом вспомнил, что крыть-то нечем, — То есть нет. Но я могу делать что-то простое. — К примеру, раздавать газеты? Сегодня заступите? Оплата почасовая. Где-то в восемь вечера того же дня я молился на Зельду Тафт и поедал свой первый ужин в этом Мире. Я кайфовал, как никогда. Это было лучше, чем секс. Лучше, чем алкоголь или наркотики. Это было охуетительно. Ты везучий мудак, Тобиас. Как итог, на зарплату за три честно отработанных часа я смог купить: Стремные макароны в форме червей, одна пачка. Сосиски из пластмассы, жженой резины или чего похуже, четыре штуки. Две пятилитровки питьевой воды, которые я допер до дома на одном Святом Духе. Для скромного холостяцкого ужина хватило. А завтра — подумал я, откусывая половину сосиски чуть ли не вместе с вилкой — Завтра придет северусовская пенсия. На нее я планировал вызвать сантехников, но прежде — наконец-то разобрать ужасающую гору дерьма, дамокловым мечом висящую над головой. В прямом и переносном смысле. Ох, заживу! Я подкрепился богоподобной жракой и позитивными мыслями, и хотел было идти спать, но… Но не тут то было, как говорят обычно, или как говорю я — потекла моча по трубам, лед тронулся, Титаник сдох, пиздец всем и вся. Я не нашел свою кровать. Это могло бы быть смешно. Но что-то я нихуя не смеялся.