Осторожно, крутой поворот

— Я сказала шефу: уйду в отпуск в марте, Витя обещал, что мы поедем на Мальдивы. Вы с Игорем куда-то собираетесь в этом году? — Золотова застыла в ожидании ответа, хлопая заиндевевшими ресницами. Румяная от мороза, в белой дубленке и большой меховой шапке она напоминала располневшую Снегурочку. — Не знаю, он предпочитает сидеть на даче со своей мамой, изображать работу над диссертацией. Да и денег особо нет, мы же там ремонт только закончили, в этой шуваловской усадьбе, слава богу, что от перепланировки моя свекровь все же отказалась, — губы еле двигались от холода. Я тоскливо взглянула на дорогу. Автобуса все не было, народа становилось все больше, а мои ноги в сапогах на тонкой подошве уже примерзли к земле. Когда этот проклятый триста семидесятый приедет и мы с Золотовой доберемся до поселка с дивным названием Подушкино, я, похоже, буду ползти к цели с обмороженными ногами. — Слушай, ты же пашешь, как лошадь, могла бы уже и съездить куда-нибудь, неужели ты не хочешь? — она не унималась, словно специально давя на больное. — Хочу, — меня накрыло волной раздражения, — в Париж хочу, к примеру. Это же позор, что я никогда не была в Лувре, но пока что нет такой возможности. — Париж — отстой, сейчас все едут на Гоа, — Зойка мечтательно шмыгнула покрасневшим носом. Я с завистью взглянула на ее теплые угги. Почему я, как дура, решила выпендриться и надеть сапоги на каблуках? Игорь когда-то, на заре нашего брака, сумел мне внушить — если идешь к солидным клиентам, надо выглядеть соответственно, тогда и цену можно назвать повыше. Так это и засело в моем мозгу, хотя в душе я презирала себя за конформизм. Иногда мне казалось, из моего мужа вышел бы неплохой коммерсант. Он мнил себя тонкой натурой и эстетом, но когда речь шла о деньгах, он тут же суетливо покидал башню из слоновой кости и превращался в местечкового торговца. Забавно, что при этом он всегда стеснялся вспоминать о своей бабушке Гите Самуиловне из Житомира. Сморщенная маленькая старушка, перебирающая тряпочки, — я запомнила ее тихо угасающей в дальней комнате огромной квартиры Шуваловых. Свекровь всегда выдавала себя за коренную москвичку, и ее «постыдное» житомирское прошлое кануло в лету вместе с Гитой, которая, как и моя бабушка, умерла еще до нашей с Игорем свадьбы. Светлана Яковлевна часто упоминала отца, освобожденного профсоюзного работника на Путиловском заводе, гордо называя его «настоящий пролетарий», о маме своей она говорила вскользь: «У нее польские корни». Это было забавно и противно одновременно, как и все, что делала моя свекровь. — Наш, Оль, давай побыстрее, иначе не войдем! Золотова решительно пошла на абордаж, рассекая толпу собравшихся на остановке своим мощным телом, упакованным в белую дубленку. Из снегурочки она превратилась в агрессивную снежную бабу: распихивая в стороны отмороженную публику, она с легкостью балерины взгромоздила себя на переднюю площадку и протянула мне руку, почти как Леонардо Ди Каприо в «Титанике». Я нырнула следом за ней в теплое нутро замызганного автобуса, тут же оказавшись прижатой к поручню; ребра сдавили так, что дышать стало почти невозможно. — На какой остановке мы выходим? — прохрипела я Золотовой, которая с невозмутимым видом копалась в телефоне так, словно ее не пытались только что расплющить. Она как-то умудрилась создать вокруг себя свободное пространство. — Березовая улица. И там совсем рядом, я в гугле посмотрела. — Слушай, Зоя, а чего она сама не приехала к нам в музей? — Я тебя умоляю, Шувалова. Тетка иностранка, врач в какой-то клинике супер-пупер, сейчас она начнет за тобой бегать. Постепенно автобус опустел, основная масса народа вышла возле торгового центра и нескольких унылых девятиэтажек. Ландшафт изменился: появились высокие каменные заборы, аккуратно огораживающие чужие владения. Золотова показала на таунхаусы и коттеджи, мелькающие за окном: — Представляешь, сколько стоят эти домики? — это прозвучало так хвастливо, будто сама жила здесь, а не клиентка, которую она мне нашла. Предприимчивая и общительная, Золотова регулярно подкидывала мне заказы, небезвозмездно, конечно, а за десять процентов гонорара. Я считала это вполне справедливым и рассматривала наши отношения скорее как бизнес, чем как дружбу. В статус подруги она возвела себя сама, не спрашивая моего мнения. Золотова реставрировала керамику и пользовалась бешеной популярностью у частных коллекционеров, у нее получалось воссоздавать из почти стертых очертаний на побитых вазах откровенные эротические сюжеты. То ли наши предки действительно были так озабочены, то ли у нее была слишком буйная фантазия, но каким-то образом даже самые невинные изображения в результате ее реставрации становились похожи на иллюстрации «Камасутры». Впрочем, в музее она работала абсолютно серьезно. Я всегда удивлялась тому, как ей и ее коллегам удавалось складывать из черепков великолепные античные вазы. — И через кого она на тебя вышла? Ты мне так и не сказала. На самом деле, она говорила мне еще вчера, когда мы планировали поездку, но я как всегда, когда на меня выливался поток не очень интересной информации, видимо, отключила мозг. — Босс моего Вити подогнал, его жена в клинике пластику делала. Они там общались активно, и эта докторша американская сказала, что ищет художника-копииста. Ну, босс-то Витин сразу вспомнил, как ты его сногсшибательно Бонапартом в Тюильри изобразила, разрекламировал тебя, как лучшую в Москве. — Явное преувеличение, — я пожала плечами, — интересно, что она захочет копировать. Только бы не икону! В последнее время, как назло, все просят образа. На меня тоска накатывает от этих рублевских святых с вытянутыми лицами. — Ты, Оля, странная, какая тебе разница, что там малевать, лишь бы платили хорошо, к тому же, зря ты что ли специальный курс по реставрации темперной закончила и иконопись в аспирантуре изучала? — Да я бы и не заканчивала. Светлана надавила, она же всегда с дальним прицелом. Меня тогда никто особо не спрашивал, что я хочу, ребенка в ясли отдала и вперед, повышать квалификацию, чтобы больше денег в семью приносить. — Ах-ах-ах, — передразнила Зойка, — не привередничай. Права ведь была твоя свекровь, это сейчас самое востребованное, хорошо платят за опиум для народа. Вот так глядишь и на машину накопишь, будем сами ездить, как королевы. Обычно нас подвозил Зойкин Витя, но, к сожалению, в этот раз он был в командировке, и в далекое Подушкино мы поперлись сами. — Сначала не мешало бы сдать на права, — я вздохнула, — как бы найти для этого время и силы. — Чтобы завтра же пошла и записалась на курсы, — командирским голосом сказала Зоя, — кто-то же должен в твоей семье быть мужиком. Я грустно улыбнулась. Мой муж считал, что самому водить автомобиль — удел плебеев, с ностальгией вспоминая времена, когда у его папы-академика был личный шофер. — Остановка — улица Березовая, школа. Следующая остановка — улица Солнечная. Металлический голос из динамика заставил меня рвануть к выходу вслед за Золотовой. ---- — Ведущий пластический хирург, неизвестно с какой целью открывший свою практику в Москве, Кэтрин Дэллоуэй выглядела как модель, и мне даже стало интересно, насколько натуральна ее немаленькая упругая грудь, выпирающая из-под легкой льняной рубашки, и неужели с рождения она обладала таким идеальным профилем. В голове прокрутилось «сам себе режиссер», и я невольно улыбнулась. Американка улыбнулась в ответ, обнажая ряд ровных белоснежных зубов, наталкивая на мысль-клише о голливудской улыбке. — Мне сказали, вы прекрасный художник, — она говорила по-русски, хоть и с довольно сильным акцентом. Я испытала облегчение — мой английский был на уровне понимания прочитанного со словарем. — Просто профессионал, — я не стала скромничать и отнекиваться. — All right, let’s see. У меня для вас есть работа, — она подошла к стеклянному столику и взяла в руки кожаную папку размером почти со столешницу. Золотова тут же уселась на большой серый кожаный диван и мечтательно посмотрела на встроенные в высоченный потолок плафоны, из которых струился мягкий рассеянный свет. — Уютненько тут у вас. — Хотите кофе? — спохватилась хозяйка дома. — Или пить алкоголь? — О да, прекрасно, можно даже с коньяком, — нахально потребовала Зойка, — мы как раз сегодня не за рулем. Она метнула в мою сторону ехидный взгляд, предполагающий, что я наконец-то проникнусь и сдам на права. — Мари, come here, please, — вдруг оглушительно громко крикнула Кэтрин и тут же снова широко улыбнулась нам. — Маша! — после небольшой паузы она прибавила децибелов. «Наверное, прислугу зовет», — мелькнула мысль и тут же исчезла, потому что откуда-то из недр квартиры донесся звук, напоминающий стон раненого кита. И через минуту перед нами появилась худенькая девушка в зеленой толстовке с капюшоном и потертых джинсах, на шее у нее болтались большие наушники. Ее растрепанные волосы отливали медно-рыжим. Веснушчатое лицо выражало недовольство. Не обращая внимания на нас, она спросила у хозяйки дома: — Что-то срочное? У меня там, вообще-то, conference call через пятнадцать минут. Кэтрин слегка сморщилась, почти неуловимо, но все же заметно: — Пятнадцать минут. Кофе будешь? Маша помотала растрепанной головой и с любопытством взглянула на меня. — Honey, я не уверена в своем русском, поговори с Ольгой. Объясни ей, что мы хотим. Маша закатила глаза, совсем как моя Варя, когда я напоминаю ей о том, что надо сделать уроки. Может быть, у американки есть русская дочь? Ну, типа, она ее потеряла, а теперь нашла. Хотя нет, она слишком молода для того, чтобы иметь такую взрослую дочь. На вид ей чуть больше тридцати. Или это чудеса пластической хирургии? — Ольга, — я протянула Маше руку, — очень приятно. — Мария, — вежливо ответила девушка, — на самом деле, это идея Кэт, и я не совсем ее поддерживаю. В глубине кухни, совмещенной с гостиной, что-то раздраженно звякнуло. — Но красиво жить не запретишь, да, Кать? — громко произнесла Маша. Кэт не удостоила ее ответом и продолжала сосредоточенно хлопать дверцами многочисленных шкафчиков. — Короче, — Маша открыла папку, лежащую на столе, — вот тут фотографии, сделанные с подлинников Тулуз-Лотрека, все картины находятся в частной коллекции. Так называемые «lesbian sketches». «Поцелуй в постели», «Поцелуй», «Две подруги» и «Две подруги — привязанность», «Под одеялом». Итого пять работ. Кэт хочет максимально приближенно к оригиналу, но она… — Но я хочу, чтобы вместо этих женщин в кровати были мы, — Кэт подошла с подносом, на котором стоял фарфоровый кофейник и чашки. Машино бледное веснушчатое лицо моментально стало пунцовым, как это бывает у рыжеволосых людей. — Достань из бара коньяк, honey, — спокойно сказала Кэт, будто и не замечая смущения девушки. Я перебирала листы размера A2, переваривая услышанное. — Где вы достали такие четкие фотографии? Отличное качество, — я задержала взгляд на той, где женщины в постели сплелись в объятиях, целуясь. — Они в частной коллекции, но один мой знакомый все устроил. Его жена — постоянная пациентка в нашей клинике, — Кэт усмехнулась и взяла из моих рук лист, — не правда ли, они прекрасны? Знаете, что сказал о них сам Лотрек? — Нет, — я невольно смутилась оттого, что в моем образовании обнаружился непростительный пробел. — This is better than anything else. There is the very epitome of sensual delight, — процитировала она торжественно. — Эмм, — я криво улыбнулась, — мой английский не настолько продвинут. — Это лучше, чем что-либо еще, это воплощение чувственной радости, — Маша поставила на стол бутылку коньяка, название которого ни о чем мне не говорило, — вообще-то, он рисовал девиц в борделе. Тебя это не останавливает, Кать? — в ее голосе слышалась злая ирония. — Мне похуй, — с явным удовольствием выговорила Кэтрин. У нее это получилось очень элегантно, почти как would you like a cup of tea. Я подумала, что, наверное, о таких говорят: в ней есть класс. — Сорри, — Маша опять покраснела, — это она от меня понабралась и не очень осознает… — Я все прекрасно понимаю, darling, — американка снова продемонстрировала красивую голливудскую улыбку, — и не надо стесняться. Ольга — художница — это богема, они все курят травку, пьют и говорят плохие слова. Поверь мне, я жила с художницей три года на Монмартре. Кстати, у меня есть прекрасный каннабис, наш друг Майкл привез из Европы неделю назад. Он работает в американском консульстве. — Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, — вежливо отказалась я. И тут же представила себя с самокруткой из марихуаны в своем родном Пушкинском музее. Я уселась на диван рядом с Зоей, которая была непривычно тиха и возилась в своем телефоне. Взяла в руки фото картины, на которой одна женщина лежала на другой сверху, так, словно она мужчина. Я не помнила у Лотрека этих работ: когда мы изучали постимпрессионистов, нам их не демонстрировали. — Итак, пять композиций… размером? — я вопросительно взглянула на Кэт и на всякий случай продублировала: — What size? Хозяйка дома застыла в задумчивости, потом повернулась к Маше, и они начали что-то бурно обсуждать. Английские слова вылетали из их ртов со скоростью пулемета. Все, что я смогла понять: Кэт настаивала на больших размерах, а ее девушка активно этому сопротивлялась, вставляя fuck в каждое предложение. После короткой, но яростной схватки Маша хмуро произнесла: — Ну скажем, сто на восемьдесят. Она собирается повесить это прямо в гостиной. Еле уговорила согласиться на разумный размер, она тут вообще, по ходу, чуть ли не фрески собиралась на всю стену заказывать. Кэтрин расхохоталась и, вдруг прижав Машу к себе, поцеловала в макушку. Из-за небольшого роста девушка как раз доставала ей до подбородка. — Она дразнит меня все время, — радостно сообщила нам Кэт, — impossible woman. Маша опять слегка покраснела, но не отстранилась. Я обвела глазами комнату, чтобы не пялиться на них. Помещение гигантских размеров выглядело нежилым. — Мы переехали сюда только три недели назад, — американка точно прочитала мои мысли, — и в основном мы находимся в спальне или в кабинетах, тут, — она обвела рукой гостиную, — будут вечеринки. Но вначале я хочу to design it. И повесить то, что вы нарисуете. — Угу, пусть все посмотрят на нас в постели, — угрюмо буркнула Маша, высвободившись из объятий Кэт, — это какой-то эксгибиционизм, честное слово. Она открыла коньяк и разлила его по бокалам. Выпила сама, не дожидаясь остальных. Я пригубила и нашла, что вкус восхитителен. Кэтрин приподняла свой бокал и произнесла: — За успех. Допив коньяк и почувствовав себя более расслабленно, я, краснея, сказала: — Мне нужны ваши фотографии в этих позах, крупные. Зойка со стуком поставила пустой бокал на стол и пробормотала: — Крепкий. Я чувствовала себя неловко, не то чтобы я не знала о существовании однополой любви, но мне никогда еще не приходилось сталкиваться с теми, кто ее открыто практикует. За исключением, может быть, пары мальчиков на нашем курсе, о которых ходили слухи…и еще скандальной истории про нашего замдекана и его связи с одним из студентов. Тогда гудел весь институт, обсуждались какие-то пикантные подробности. Я тогда не слишком прислушивалась, у меня умерла бабушка, и весь мир окрасился в черный. Поэтому я пропускала мимо ушей разносившиеся в аудиториях академии «охи и ахи». Моя будущая на тот момент свекровь преподавала у меня историю отечественной культуры, и я запомнила только ее ярое негодование. Светлана Яковлевна долго распиналась перед нами на лекции о противоестественности и порочности, о внутренних демонах, живущих в каждом из нас, и о границах, которые нельзя переступать. Я слушала ее внимательно, как всегда, завороженная ее яркой красотой и умением безапелляционно излагать свое мнение. В то время любые извергнутые ею сентенции казались мне истиной. — Фотографии будут, — заявила Кэт, — проведем фотосессию в спальне, да, darling? — она подмигнула Маше, заставляя ту громко вздохнуть. — Я пошла работать, — Маша кивнула нам с Зоей и вышла из гостиной. — Сколько времени еще это возьмет? — крикнула Кэт ей вдогонку. — Не знаю, пару часов, — отозвалась Маша из другой комнаты. Где-то со стуком захлопнулась дверь. — Fuck these geeks, — с досадой в голосе сказала американка, — в ее голове только programming и больше ничего, она не имеет никакой жизни. Я посмотрела на часы и вздохнула — уже полвосьмого вечера, непонятно, как мы отсюда будем выбираться. Кэтрин заметила мой жест, и ее лицо сразу приобрело деловое выражение: — Сколько стоит ваша работа? — Работаем на холсте? — уточнила я и добавила заученное: — Сanvas, oil? — Yes! — радостно закивала головой Кэт. — Пять тысяч долларов, — я назвала обычный гонорар. — За каждую? — спокойно уточнила Кэт. Зойка выразительно кашлянула, надеясь, что я не буду дурой и отвечу утвердительно. — Нет, это за все пять картин, каждая по тысяче, — я встала с дивана, — вот мой телефон, — я протянула ей визитку, — звоните в любое время, если возникнут какие-то вопросы или пожелания. Автобуса не было довольно долго, за это время я дважды порывалась вызвать такси, но экономная Зойка меня останавливала: — Он скоро будет, вот-вот, пока какой-нибудь Анвар или Фарид найдет это Подушкино, мы два раза уедем. Наконец к остановке подрулила синяя маршрутка с табличкой на лобовом стекле: «метро Алтуфьево». Мы радостно забрались в теплый салон. В нем уже сидели несколько женщин азиатского вида. Они оживленно лопотали о чем-то на своем языке. Зойка тихо сказала: — Интересно, они тут за детьми смотрят или убирают? — Ну, они не слишком похожи на гувернанток, — я хихикнула, вспомнив бесчисленное количество рассказов русских классиков, в которых гувернантки непременно француженки или немки, а иногда и англичанки, как у Набокова. И еще я подумала о том, что я бы их нарисовала вот именно таких: усталых, возвращающихся с работы, живущих на чужбине. Они ведь тоже лицо Москвы. Если, конечно, моя мечта о выставке когда-нибудь осуществится … — Вот пора мне тоже завести домработницу, — вздохнула Зойка, — скажу Витьке, пусть наймет кого-то, а то я и деньги зарабатываю, да еще и дома ишачу. Я не успела ей ответить, потому что она тут же оседлала своего любимого конька: — Дура ты, Шувалова, кстати, эта лесбиянка готова была тебе отвалить двадцать пять кусков и глазом бы не моргнула. — Совесть надо иметь, Зой, и не наглеть. Знаешь, как моя бабушка говорила всегда: «Не надо есть слишком большой ложкой, можешь подавиться». — А твоя бабушка не говорила тебе, что надо ловить момент. Да и не убудет от этой америкоски, — Зоя патриотично оттопырила нижнюю губу. — Зоя, она совсем не дура, рано или поздно навела бы справки о моих расценках, на Западе прекрасно умеют считать деньги. — Ой, Шувалова, ты такая перестраховщица, — Зоя вдруг хихикнула, — интересно, а кто у них мужик? Спорим, эта рыжая. Видела, как она на дылду наезжает. На три головы ниже, но точно — она актив. — Мне кажется, ты что-то путаешь, активы и пассивы — это у мужчин. — Да ни фига я не путаю, у моей одноклассницы сестра такая же, — Зоя покачала головой, — так она как мальчик и одевается, и ведет себя. Ну вот рыжая тоже, как пацан. Неплохо устроилась девушка. Она не модельной внешности, так что папика богатого вряд ли бы нашла. — А по-моему, она очень симпатичная, — я улыбнулась, вспоминая рыжую Машу, — смешная и воинственная. Эта Кэт ее, кажется, даже побаивается. — Господи, бедные ее родители, — Зоя покачала головой, — вот не повезло им. ----------------------------------------------- Когда я наконец оказалась дома, на часах было десять. — Чего так поздно? — Свекровь в расшитом золотыми нитями японском халате вышла в коридор, — мы с Игорешей уже волновались. — Светлана Яковлевна, я написала Игорю в вотсапе, когда спускалась в метро. Так что, какие могут быть волнения? — и я с точностью до каждого слога могла предсказать ее ответную реакцию. — Когда любишь человека, волнуешься о нем каждую минуту, — она обиженно поджала губы и поплыла на кухню. И нет, не для того, чтобы разогреть мне ужин. На кухне у нее был наблюдательный пункт, она наливала себе чай и ждала, когда появится сын. Игорь всегда выходил из своего кабинета, устало разминая широкие плечи, так, будто горы там сворачивал, а не изображал активную научную деятельность. — Ну наконец-то, чего долго-то так? — Мы же не на машине. Съезди на автобусе и метро до этого Подушкино, и посмотрим, как быстро ты обернешься, — я не собиралась с ним миндальничать, — Варя спит уже? Он пожал плечами. Естественно, за весь вечер он ни разу даже не заглянул к ребенку и уж точно не проверил, сделаны ли у нее уроки. Я тихонько приоткрыла дверь в комнату дочери, она все еще сидела за компьютером. — Варь, у тебя двадцать минут, пока я ем. Когда я закончу, чтобы ты уже была в постели. Конечно, моя тринадцатилетняя дочь недовольно заворчала, но она знала, что когда я уставшая и голодная, со мной лучше не связываться, и поэтому кивнула. Начался второй акт. Обычно, пока я разогревала себе поесть, они садились за стол и выжидающе смотрели на меня. Игоря всегда интересовали сумма и сроки. Светлану больше волновало, насколько известен клиент, а если это был мужчина, как бы невзначай интересовалась, холост ли он. Видимо, нервничала, что я могу сбежать в закат и бросить ее драгоценного сына. Почему-то мне не хотелось рассказывать им о деталях заказа, да и вообще о Кэтрин и Маше. Все время, пока я ехала в метро, думала о них. Они не походили ни на одну из знакомых мне семейных пар, и не потому, что были одного пола. В их отношениях присутствовало больше живости и огня. Притом, что они резко контрастировали друг с другом, они смотрелись гораздо гармоничнее, чем я со своим мужем. Подогревая овощное рагу, я рассказала только о цене и о том, что буду копировать Лотрека, в надежде, что этой информации будет достаточно. Однако, Светлана Яковлевна хотела быть в курсе всего: — Лотрек! Какой неожиданный выбор. Я видела, ты принесла репродукции в папке! Она резво выскочила в прихожую и притащила оттуда папку с фотографиями, которую я оставила на тумбочке. — Игорь, посмотри! — услышала я, стоя к ним спиной возле холодильника, раздумывая, стоит ли разнообразить свой ужин заветренной ветчиной или лучше выбросить и не рисковать. — Неожиданный выбор, — мой муж хохотнул, — у твоего клиента фетиш на розовых? — Это женщина заказала, вернее, пара женщин, — негромко сказала я. Мне почему-то показалось, что, если я смолчу, это будет трусостью. Меня вообще удивило мое первоначальное нежелание говорить об этом, будто бы мне было что скрывать и у меня вдруг появилась какая-то постыдная тайна. — Кошмар, — в голосе свекрови задребезжала брезгливость — у людей совершенно нет стыда, не стесняются напоказ выставлять психическое заболевание. — Вообще-то они очень милая пара, — спокойно заметила я и швырнула ветчину в мусорку, — и живут в элитном поселке. — Я бы таких отправляла за сто первый километр, — Светлана Яковлевна отодвинула от себя фотографии, будто испугалась, что от них можно заразиться страшным недугом. — Ну, на самом деле, они уже почти там и живут, я добиралась туда несколько часов, — мне хотелось сменить тему разговора, — кстати, я окончательно решила: завтра иду записываться в автошколу. — Машина — это дорогое удовольствие, — Игорь покачал головой, — ремонт, страховка, и потом, ты такая рассеянная, я не представляю, как ты будешь водить. — Ничего, не боги горшки обжигают, и зарабатываю я достаточно, чтобы позволить себе не давиться в час пик в метро. А сколько плюсов: я буду Светлану Яковлевну на дачу возить, можем на море съездить на машине. Свекровь приподняла бровь и назидательно произнесла: — Игорь, в конце концов, это действительно будет весьма удобно, пригородные электрички — сущий ад. А контингент! Нет, определенно, в словах Ольги есть здравый смысл, и нам стоит приобрести личный транспорт. Мой расчет оказался верным, как только Светлана начинала осознавать свою выгоду, она становилась на мою сторону. Впрочем, мне было все равно. Я не собиралась спрашивать ни у кого разрешения.