Осторожно, крутой поворот

— Почему вы выбрали для вашей выставки именно такое название? Zweisamkeit? — молодой человек, представившийся Григорием с сайта «Искусство-инфо», поднес микрофон к моему лицу. Наведенная на меня камера оператора заставила покраснеть. Мелешков предупреждал о том, что к нам заглянут журналисты, но мне еще никогда не приходилось давать интервью, тем более в окружении стольких людей. — Я считаю, это великое немецкое слово, у которого нет аналогов в русском. «Zweisamkeit» — это когда ты вдвоем с кем-то. Но вас не просто двое, а когда есть только вы двое и… весь остальной мир, когда вы как бы сливаетесь в одно целое, одну душу, одно существо. Независимо от пола, возраста и сексуальной ориентации. — На ваших картинах просто бытовые зарисовки, но у зрителя создается ощущение какого-то скрытого подтекста. Например, на этой, — журналист указал рукой на мою «Лекцию», — у вас тут студенты, слушающие преподавательницу. Но сразу становится понятно, что главная героиня — эта девушка. — Он подошел ближе к картине. — Она более тщательно прорисована, и даже кажется, что они c преподавательницей улыбаются друг другу. Можно ли это истолковать как намек, что между ними существуют какие-либо отношения? — Каждый человек волен трактовать мои картины как угодно, я приветствую свободу интерпретации. — Ну все, Гриша, ты замучил Ольгу, — Мелешков возник рядом как нельзя кстати и протянул мне бокал мартини. — Мы ведь с тобой договаривались: прямо эту тему не обозначаем. — Ладно, — парень подал знак оператору, и тот выключил камеру. — Интересный ход, все зашифровано так, что не придерешься. Можно приводить сюда даже экскурсии младшеклассников. — На вашем месте, я бы не стал этого делать, — к разговору присоединился вездесущий Пинкевич, — все прекрасно знают, что в данном случае значит этот «цвайзамкайт», — он подмигнул мне. — Слухами Москва полнится. — Короче, Гриша, — Мелешков похлопал журналиста по плечу, — пиши аккуратно и потом пришлешь мне на одобрение. — Не волнуйтесь, Андрей Семенович, эзопов язык у нас хорошо подвешен, никто в вашу галерею бульдозеры не пришлет. — Сейчас в моде не бульдозеры, — Скутте с энтузиазмом подключилась к разговору, — а активные прихожане с зеленкой. — Она обняла меня. — Я восхищена. Особенно вот этой. — Скутте кивнула на «Совещание». — Тут такая динамика. Они будто и не смотрят друг на друга, но при этом все понятно… а леди-босс у тебя вообще — мечта поэта. — Это мне? — Наташа бесцеремонно отобрала у меня мартини. — Спасибо. — Я принесу еще, — по-джентльменски предложил Пинкевич. — Не надо, я за рулем. Моя рука, скользнув по ее спине, легла на талию. — Съешь, — Берг, вытащив из мартини оливку, отправила ее мне в рот. — Что ж вы так? — до сих пор молчащая Синицына взглянула на меня с участием. — У Ольги Александровны такой день выдающийся. И без шампанского. — Все нормально, — я рассмеялась, — мое шампанское ждет меня дома в холодильнике. А здесь мне нужно держать ситуацию под контролем. — Какие люди! — лицо Берг просияло. — Оль. Маша вручила мне огромный букет белых роз, а Кэт легко коснулась губами моей щеки. — Congrats! Сегодня большой день твоей жизни. Мы так рады за тебя. — Спасибо, — я передала Наташе цветы, — а мы боялись, что вы не успеете из аэропорта. — Но мы успели, хотя наш рейс и задержали, — Маша оглянулась по сторонам, — а тут уже полно людей. Что, конечно, не удивительно. О твоей выставке только самая ленивая лесбиянка Москвы не слышала. Странно, что у входа еще не вывесили радужный флаг. — Т-с-с-с, — я показала глазами на Мелешкова, беседующего с журналистом, — он, конечно, теперь топит за оппозицию и все такое, но не надо его слишком пугать. — Да ладно, после метаморфозы «Музей православной иконы» — арт-галерея Revolution этому человеку уже ничто не должно быть страшно, — Наташа взяла у проходившего мимо официанта еще один бокал мартини. — Оля-я-я, — к нам подскочила Зойка. Витя шел за ней следом, с важным видом сжимая в руках выставочный буклет. Она крепко обняла меня и расцеловала в обе щеки, оставляя следы губной помады. — Ты умничка. Мне все так нравится! Никакой пошлости. Не сравнить с этой нашумевшей Азой Геллер. У нее обилие обнаженки подавляет. Ощущение, что в баню пришла. И слишком уж бросается в глаза Гогеновский стиль. Ты не ходила на нее в «Марс» в прошлом месяце? Вы вроде собирались. — Не-а, не дошли, улетели в Италию, ты что, забыла? — Я оглядела Зойкину широкую белую тунику, расшитую золотым орнаментом. — Ты про эту говорила, что из Марокко привезла? — Да, класс, скажи? — она прокрутилась на одной ноге так, что туника взметнулась белоснежным вихрем. — Зоя, — Витя кинул на нее недовольный взгляд, — третий бокал был лишним. — Ой, не гунди, а то вот возьму и найду себе сегодня здесь симпатичную девушку, — посмотрев на вытянувшееся Витькино лицо, она тут же утешила: — Да не парься, шучу я. Куда уже я от тебя денусь? — Ольга, там ваш Можаев в соседнем зале, спорит с журналистом. Можно его как-то нейтрализовать? — Мелешков посмотрел на меня умоляющим взглядом. Лавируя среди прибывающих посетителей, я на ходу отвечала на поздравления и приветствия. Абсолютно трезвый Иван стоял под руку с Виолеттой. Его нынешняя дама сердца, как он гордо ее называл, занималась изготовлением модных тряпичных кукол и на данный момент была глубоко беременна. — Представляешь, Москвина! — разгоряченный Можаев даже не поздоровался. — Вот этот мужик мне доказывает, что настоящее искусство в регионах, а москвичи все типа стремные зажравшиеся бездари, которые выставляются только благодаря связям. — Но я не так сказал, — бедный Гриша то краснел, то бледнел, — я имел в виду, что в регионах у художников меньше возможностей, но зато … — Да слышал я, что ты сказал! — следствием полугодовой трезвости моего друга стали невыносимая склочность и задиристость, проявляющиеся раньше только в легкой форме. — Так, извините нас, — я взяла Можаева под локоть, — пойдем лучше, Ваня, ты мне покажешь пальчиком, какая картинка тебе больше нравится. — Конечно та, где ты со своей женой во всей красе в бикини, коктейли, пляж, море, красота, — Можаев ухмыльнулся и повернулся к Виолетте, — там вид со спины, но я-то узнаю эту задницу из тысяч. Столько лет на нее понапрасну пялился. — А мне нравится та, где девушка с гитарой у костра в компании поет, — Виолетта, помимо крупных габаритов и милого лица, обладала потрясающей выдержкой и уютным мудрым спокойствием, — а другая, которую парень обнимает, на нее смотрит так грустно. Даже не знаю, как у тебя получилось эту тоску во взгляде передать. — Серьезно? Скажи это Наташе, а то она находит ее недостаточно страдающей.  — Мама! — Варя помахала мне рукой, выглянув из окружающей меня толпы людей. — Подойди сюда. Возле картины «Лекция» стояла Шувалова. За два с половиной года она почти не изменилась. Когда Варя сказала, что пригласила бабушку на выставку и она согласилась, первое, о чем я подумала - мне не хочется видеть ее постаревшей. В моей полной перемен жизни следовало присутствовать хоть каким-то константам, и неувядающая, сохранившая гордую осанку Светлана Яковлевна была одной из них. — Здравствуй, Оля, — от ее голоса по спине пробежали мурашки, как будто я нечаянно вернулась в прошлое. — Здравствуйте, — сковавшее меня на мгновение напряжение отпустило, — спасибо, что согласились прийти, Варя очень рада. Моя радующаяся дочь между тем испарилась, оставив нас наедине. Я подозревала, что сделала она это специально. — Надеюсь, и ты ничего не имеешь против. Ее чопорный тон не мог меня обмануть, я видела, как слегка подрагивают уголки губ, как у глаз собираются морщинки. Она перевела взгляд на картину: молодая преподавательница и студентка улыбались друг другу. Сходство вышло слишком очевидным, я поняла это еще, когда заканчивала работу, но оставила так, как есть окно в параллельный мир, - где все происходило по-другому. — Мне приятно, что вы пришли, — я не лгала, при взгляде на нее, стоящую на фоне моих картин, я испытала торжествующее ликование. Видимо, где-то в подсознании во мне все еще жило глупое стремление доказать ей что-то. *** В пригласительных было указано, что выставка открывается в четыре, но я знала, что вовремя обычно приходят близкие и знакомые, остальные предпочитают опоздать часа на два. Перед началом столпотворения Варя организовала нам с Наташей фотосессию. В последнее время она занималась активной раскруткой моего творчества на самых разных медиа-платформах. Пока посетители курсировали от картин к фуршетному столу и обратно, она мучила нас, заставляя фотографироваться со всеми по очереди, по отдельности, группой, смеющимися, серьезными, с бокалами, без бокалов. К качеству фото в соцсетях она относилась с особым трепетом и, чтобы выбрать одно, по ее мнению, удачное, делала десятки снимков. Наконец наши страдания завершились. Варя последний раз щелкнула камерой и, удовлетворенно кивнув нам головой, ушла искать бабушку. Мы обе синхронно вздохнули с облегчением. Наташа не сдвинулась с места, осталась стоять позади меня, обнимая двумя руками за талию, как только что на фото. — И все же правильно, что я не поддалась на твои уговоры и разрешила тебе выставить только эту, где я за рулем, — за нами висела картина, где мы вдвоем сидели в машине, — как представлю, что все бы сейчас увидели ту, другую. Мороз по коже, — она опустила подбородок ко мне на плечо. — Между прочим, Можаев опознал нас со спины в бикини, — я издала смешок, — он эксперт. — Да-да, — Наташа фыркнула, — он уже мне похвастался и раза три уточнил, какая именно часть тела послужила ведущим критерием. Иногда мне кажется, когда он бухал, он был прикольней. — Не думаю, что Виолетта с тобой согласится. А по поводу моей любимой картины, я тебя просто дразнила. Неужели ты поверила в то, что я хочу, чтобы на тебя такую смотрел кто-то, кроме меня? — Не очень, — она усмехнулась, — но ты же хотела, чтобы я запретила, да? — Точно, чтобы поистерить, а потом типа смириться с твоей тиранией. — Гайз! Мы валим, потому что еле стоим на ногах, — Маша подошла к нам, жуя на ходу бутерброд. — Кэт уже внизу, пошла забирать машину со стоянки, она просила передать, что всех целует и ждет, как договаривались, в воскресенье у нас. — Оленька, я горжусь тобой, ты настоящий талант, в чем у меня, впрочем, никогда и не было сомнений, — Скутте приблизилась, застегивая на ходу пальто, — тут я, смотрю, становится все веселее, жаль, что мне пора уходить. Вы идете, Леночка? Мы с мужем можем вас подвезти до метро. — Ага, иду. Ольга Александровна, я хочу сказать, — глаза Синицыной горели, — мне так повезло, что вы мой наставник. И вот ваши картины… каждая, будто отдельная история, можно смотреть и фантазировать, что будет дальше. — Спасибо, — я обняла ее и Скутте, — спасибо вам за поддержку. Это мне повезло, что в моей жизни есть вы. — Эй, а меня? — Пинкевич укоризненно покачал головой. — Или по феминистской идеологии мужчины даже не заслуживают объятий? — Иди сюда, глупенький, — я поцеловала его в щеку, — спасибо, что пришел. Карусель рукопожатий, поцелуев, комплиментов и благодарностей уже начала вызывать у меня головокружение. Мелешков организовал приход целой толпы представителей арт-индустрии и прогрессивной интеллигенции. А Кэт, похоже, раздала пригласительные половине знаменитой московской гей-тусовки. Все эти люди только начали подтягиваться, а я уже еле стояла на ногах, вымученно улыбаясь. Наконец, Наташа, утащив меня в лобби, посадила в кресло и вручила стакан сока и тарелку с закусками с фуршетного стола. — Отдохни немного, они там и без тебя отлично могут некоторое время повосхищаться. — Кто бы мог подумать, что открытие выставки такое утомительное мероприятие, — я с наслаждением отправила в рот маленький хрустящий рулетик, — и так истощает. — Тот, кто говорил тебе перед выездом поесть. — Ты же знаешь, когда я волнуюсь, я не могу… — От тебя скоро одни кости останутся, — она покачала головой, — посмотри, это розовое платье на тебе висит, хотя, когда мы его покупали в Милане, оно было в самый раз. — Ничего оно не висит, не преувеличивай, — допив сок, я поставила пустой стакан на столик, — и, кстати, это не розовый, у этого оттенка есть более специфическое название… — И? — Наташа выжидающе посмотрела на меня. — Какое же? — Не могу сейчас сказать, — я прикусила губу, — потому что ты обязательно прокомментируешь и мне уже будет не до выставки. Взяв бутерброд, я демонстративно начала жевать. — Черт! Ну вот теперь я заинтригована! — Наташа сложила руки в молитвенном жесте. — Ну пли-и-и-з. Скажи мне, какого цвета твое платье. Клянусь, я не буду никак реагировать. — Бедро испуганной нимфы, — Светлана Яковлевна появилась как всегда неслышно, — cuisse de nymphe effrayée упоминается, в частности, у Толстого в романе «Война и мир». Но, между прочим, Ольга, он не слишком хорошо сочетается с серыми туфлями. Я прекратила жевать. У Наташи приоткрылся рот, вдохнув воздух поглубже, она ухмыльнулась: — Доешь все, что на тарелке, — забрав пустой стакан, она направилась в зал. Шувалова посмотрела ей вслед и негромко заметила: — Тебе неплохо удалось передать на портрете эту нахальную усмешку. — Ага, — я наконец проглотила остатки бутерброда, — обожаю ее. — Не сомневаюсь, — задумчиво произнесла Светлана. — Вообще-то я уже ухожу и просто хотела попрощаться. Она замолчала, ожидая моего вопроса. Наверное, следовало притвориться, сделать вид, что меня не интересует ее мнение, и ограничиться простым «спасибо, что зашли», но я не стала играть по этим старым правилам. — И как ваше впечатление? — Как художник ты, бесспорно, выросла, — она сняла очки и положила их в сумку, а я подумала, что раньше она их надевала только при чтении, — прекрасный академический стиль, отличная проработка деталей. Хотя над цветовым решением я бы еще поработала. — Спасибо, — я встала с кресла, продолжать сидеть было уже невежливо, кроме того, пора было возвращаться в зал. — Ну, а сама идея и сюжеты композиций, наверняка, представляют интерес для определенного круга, — естественно, она подчеркнула слово «определенного», — и, судя по ажиотажу, который тут царит, тебя ждет популярность. — Не знаю, — я пожала плечами, — мне просто нравится то, что я пишу. Наверное потому, что принадлежу именно к этому кругу, — я не удержалась от язвительной улыбки. — Варя гордится тобой. Это заметно, — в ее словах не было горечи или сарказма. Она просто констатировала факт. — Меня это радует, — я посмотрела на нее в упор, — надеюсь, что и вас тоже. — Мне пора, — Светлана качнула головой и вдруг добавила: — Будь осторожней, Оля. Помни о том, где ты живешь. Она ушла, оставив после себя аромат своего любимого Диора, вызвавший у меня приступ ностальгии по себе юной, влюбленной и еще не испытавшей разочарования. *** — Езжай по Садовому, там меньше пробок, — Наташа посмотрела в телефон. Я отрегулировала сиденье и повернулась к Варе. — Может, завтра не пойдешь в школу? Я напишу тебе записку. — Не могу, — сонно пробормотала она, — у меня контрольная по физике полугодовая. — Что же ты не сказала? Надо было тебя раньше домой отправить, — я завела машину и тронулась с места. — Все нормально, она все знает, мы же готовились, — рука легла на мое колено, — расскажи маме правило буравчика, чтобы она успокоилась. — Я сплю, — Варя нацепила наушники. — Буравчика, — я фыркнула, — и кто-то еще смеялся над несчастной напуганной нимфой. Мне вдруг стало необычайно весело, я прибавила газа и даже приоткрыла окна, дав морозному декабрьскому воздуху ворваться в салон. — Ко мне сегодня подошла какая-то девушка и спросила, не знаю ли я случайно номер твоего телефона, — Наташа нажала на кнопку, закрывая окно со своей стороны, — сказала, что хочет пригласить тебя выпить, потому что ты клевая. — Надеюсь, ты дала? — я еще немного увеличила скорость. — Это такая с пирсингом в носу? — Нет, та, что с пирсингом, просила мой номер. А тебя хотела приличная девушка с бритой головой. Я предложила им обменяться друг с другом контактами. — Идеально. Кстати, я тебе сегодня уже говорила, что я тебя люблю? Я обогнала едущий передо мной «Мерседес». — Только утром, — Наташа сжала мое колено, — я уже и забыть успела. — Я тебя люблю. — Впереди поворот, Оль. Ты слишком разогналась. И, между прочим, я тебя люблю еще сильнее. Я послушно сбавила скорость, испытывая привычное удовольствие от ее менторского тона. Выкручивая руль вправо, я улыбнулась: — Знаешь, что мне нравится в крутых поворотах? Перед ними всегда немного страшно. Ты замедляешься, концентрируешься и в тебе все напряжено. А потом давишь на газ. И это такое упоительное чувство взлета, когда ты вошла в вираж и мчишься дальше по прямой. Выброс адреналина и ощущение полной свободы. И в этот момент, мне кажется, ты тоже это чувствуешь вместе со мной. За поворотом ночной город, мигая разноцветными огнями фар, неоновых вывесок и праздничных гирлянд, бодро обещал изображенным на рекламном щите традиционным семьям новогодние чудеса по акции. Льющийся из динамика приглушенный вкрадчивый баритон обещал мокрый снег и гололед. А моя жена обещала, что шампанского нам хватит до самого утра. Почему-то ей я верила больше всех.