***
Меня будят детские возгласы и их смех, что первым делом вызывает у меня мгновенное раздражение, ведь они прервали мой драгоценный сон. Переворачиваюсь на бок, закрывая уши руками, и мое лицо оказывается все в песке. Я, жмурюсь, и слегка приподнимаюсь, сплевывая и стряхивая песок со рта. До меня доносится игривые брызги океана и шум волн, что я несознательно поворачиваю в его сторону голову, смотря на него сквозь очки с лёгким розоватым оттенком. Мой взгляд останавливается на знакомой фигуре в купальнике морской волны и с развевающимся парео. Я встаю, не отрывая взгляда от нее и придерживая пляжную ажурную накидку, которая успела оголить мои плечи, которые немного пекли от солнца. Я ступаю по горячему песку — медленно, словно специально оттягивая время. Какое облегчение, когда прохладные волны океана омывают мои ступни, которые начинают утопать в мокром уплывающим песке. —Океан нас балует теплой водой, это редкость, если не благословение, — обращается ко мне привлекшая мое внимание женщина, голос которой развивают все мои сомнения. Я лишаюсь дара речи: открываю рот, но так и не могу ничего произнести. Мама. Моя мама. Ее волосы волной развеваются на ветру, напоминая волны океана. Она смотрит вдаль, словно меня здесь нет и она говорит сама с собой. Я оборачиваюсь назад и с моих глаз срываются пару слезинок. Дом. Я вижу наш маленький дом на берегу океана. Ещё целый, а не беспощадно разрушенный. Вижу ведущие к нему ступеньки, которые не раз были причиной моих синяков и царапин. В памяти пролетают со скоростью света все воспоминания с детства и я уже не помню, как расплываюсь в улыбке и заливаюсь слезами. — Почему ты плачешь? — спрашивает меня мама или, может, это всего лишь галлюцинация. Но даже если это так, то я благодарна за возможность услышать ее голос, увидеть ее мягкую улыбку и сияющие глаза. Сейчас она мне кажется живее, как никогда. Я не отвечаю, а просто резко обнимаю ее, обвив руками ее шею. Лицом зануриваюсь в ее волосы и чувствую исходящий от них запах океана. Она всегда им пахла, потому что он всегда жил в ней, всегда был в ее сердце. — Детка, у нас мало времени. — она первая отстраняется, а ее взгляд полон серьезности и теплом. Она никогда не умела быть серьезной до конца. Ей это и не шло. —О чем ты? До чего мало времени? — спокойно говорю я, бегая глазами по ней, по океану и запинаясь при виде дома и наслаждаясь успокаивающим шумом воды. —Детка, послушай меня, — ее мягкий голос. Как мне его не хватало. От этого я едва не заливаюсь слезами, но почему? Я совершенно не хочу плакать, слезы подступают к глазам сами по себе. Она хватает меня за плечо, а второй рукой за подбородок, заставляя смотреть мне прямо ей в глаза. На фоне океана они всегда были ярко синими, словно зажигались при его виде. Всегда и сейчас. — Ты помнишь этот день? Это случится сегодня, сейчас. —Что? — выдавливаю я и резко осматриваюсь. Тот день был самым жарким. Воздух был другой, не как обычно. Все было другое. Это тот день. Я перевожу встревоженный взгляд на маму и мое сердце начинает биться сильнее, что я чувствую его стук. — Этого не может быть, — мямлю я. — Мы должны бежать, мам. Мы должны… Пойдем со мной. Мы должны найти папу и сестру. Мы… — но мама хватает меня за руку и качает головой. Почему она так спокойна? Почему? —Ты так повзрослела, детка, — говорит она, гладя меня рукой по ладони. — Жаль, что твой час пришел так рано, — о чем она говорит? Я смотрю ей в глаза и чувствую ее ладонь у меня на щеке. Воспоминания молнией пронзают мое сознание — воспоминания о моей смерти. — Ты умерла, моя девочка, — подтверждает мама и берет мою руку. — И поэтому прошла через все, что вредило тебе. Но готова ли ты? Усвоила ли урок? Поняла ли ты? —Я умерла? — спрашиваю я, как загипнотизированная. Меня больше нет? Я умерла. А это все: океан, смерть, одиночество, безнадежность — это все, черт побери, что было? — Это был мой ад? — шепотом догадываюсь я, тяжело дыша. Эти слова затмили все: крики детей, шум волны, песни ветра и огненные лучи солнца. Я так старалась, верила, боролась и ради чего? Ради того, чтобы узнать, что я была мертва все это время? —Тише, детка, — чувствую ее теплое прикосновение, которое в миг стирает всю мою зародившуюся злость и тревожность. Я обречённо смотрю на нее, не понимая, что и думать. Мысли — сплошная путаница. — Не думай, что тебя все бросили. Это все было ради тебя. Это все было, чтоб ты обрела самое главное — душевный покой. Понимаешь? Океан привел тебя в этот мир, он и заберёт, — говорила она, усевшись на корточки и водя пальцами по поверхности воды, которая то уходит, то прибывает. —Что? Я даже не знаю, что сказать… — ее спокойный голос, который словно говорит, что все происходит так, как надо, меня ещё больше сбивает с толку. Я должна смириться со своей смертью. Как бы вы отреагировали, если бы вам сказали, что вы мертвы? Погибли. Что вас больше нет. —Девочка моя, Даяна, океан оказал огромное влияние на твою жизнь. Ты считаешь, что это был кошмар. Ты ненавидишь его и боишься. Даже бросила занятие плаваньем и занялась бегом. Но взгляни с другой стороны. Не случись этого с тобой, ты бы не стала той, кем являешься, ты бы не встретила тех людей, которые стали твоей семьей. — она сделала паузу и глубокий вдох, словно давая мне возможность осмыслить ее слова. — Что делать дальше — выбирать тебе. Страдать, винить, ненавидеть или принять, понять и отпустить? Выбираешь ты и помни, что самое трудное решение — в основном, является правильным, — сказала она, отпустив мою руку. Она взглянула на меня в последний раз и стала идти, углубляясь в океан. -Мама? — прошептала я, когда уже едва ее видела за поднявшимися волнами, как в тот день. Она исчезла в нем. Я бросилась за ней, но, когда вода достигла бедер — остановилась. Волны ставали сильнее, ударяясь об меня. Я вспоминала, думала и поняла, что сопротивляться без толку. Я просто последний раз взглянула на ясное небо, на детей, плескающихся в голубых водах, встала лицом к берегу и отдала свою судьбу океану, полностью погрузившись в него. —Однажды мы встретимся вновь, — сорвался шепот с моих губ, а затем я обрела покой. Впервые за долгое время я почувствовала покой… Мне пришлось пройти свой ад, чтобы оказаться в своем раю, чтобы обрести покой среди глубоких, опасных, но в тоже время манящих вод океана. Я ненавидела его, так как мне нужно было кого-то винить в случившемся. Мне просто нужно было оправдано жалеть себя. Когда в действительности, океан был моим жизненным спутником./POV Нина/
Томный стук огромных капель, которых вскоре нельзя было различить, которые вскоре сделались сплошным потоком, заполнил эту тишину. Тишину, когда слова неуместны, когда молчание выражает больше чувств и эмоций. Я смотрела на возвышавшийся небольшой гранитный памятник с изображённой на фотографии улыбающейся молодой девушкой, моей подруги — Даяны Ди Лиэс, погибшей в несчастном случае. До меня донесся тихий голос Филла, вернее бормотание, что я так и не смогла разобрать слова. Хотя, думаю — и не должна была. Он явно обращался не ко мне. По правде говоря, Филл пытался держаться мужественно, но у него это плохо получалось. Я взглянула на него: он стал бледнее и почти не моргал. Он всегда бледнеет, когда мы навещаем ее могилку. Кажется, так будет до конца нашей жизни. До конца наших жизней, мы будем винить себя. Я взяла его за руку и, крепко ее сжав, перевела взгляд на фотографию подруги. Я не плакала, потому что больше не могла. Я уже давно выплакала все свои слезы, да и, наверное, не имела права плакать. Я решилась и сделала первый шаг, чтобы положить цветы. Небольшой простой букет из самых разных цветов, так как у Даяны не было любимых. Она любила все. Положив их, я вновь встала в одну линию с Филлом. Мы были одни. В дождливый холодный осенний день. Сегодня уже три года, как ее не стало. Три года, а мне до сих пор ее не хватает. И каждый год в этот день шел дождь, как и в день аварии, словно весь мир оплакивал ее гибель. Филлу ее тоже очень не хватает. Но ему сложно в этом признаться, ведь он винит себя. Винит, что в тот день ее не остановил, винит, что позволил ей сесть за руль, когда она была зла на него, на нас, потому что именно в тот роковой день застала его за изменой со мной. В тот день оборвались не только их отношения, но и ее жизнь. Три года, а раны не затянулись. Три года, а вина до сих пор пожирает нас. Мы стояли под черным огромным зонтиком уже минут сорок и молча смотрели на нее. Каждый из нас, словно вел с ней безмолвный мысленный диалог. Каждый из нас на мгновение снова почувствовал ее присутствие. Каждый из нас который раз просит у нее прощение и, кажется, на этот раз мы достучались до нее. Мы переглянулись и задержали друг на друге взгляды. Мы ещё крепче взяли друг друга за руки, передавая свою боль и страдания, а вернее разделяя их. А затем ещё раз взглянули в глаза улыбающейся девушке на фото и развернулись в направлении выхода, где нас ждал черный кабриолет. —Она нас простила? Она была бы счастлива за нас? Мы правильно поступили? — очередной раз спрашивает меня Филл. Хотя, я знала, что эти вопросы он задавал себе все эти три года. Я опустила взгляд, посмотрев на скромные золотые кольца на наших безымянных пальцах правых рук. Мне хотелось бы верить, что когда-то она бы нас простила и когда-то была бы рада за нас. Я ничего ему не ответила на эти вопросы. Думаю, он этого и не хотел. Филл открыл мне дверь машины, и я слегка кивнула ему в знак благодарности. «Однажды мы встретимся вновь, дорогая Даяна Ди Лиэс. Пожалуйста, жди меня и прости» — подумала я, провожая взглядом могилки, которые были видны через залитые дождем окна.