Мой любимый раб

Всё равно его нежность казалась Нику вымученной, но он временами утешал себя, думал, может, он просто настолько не может поверить в любовь к себе? Но стоило углубиться в это посерьезнее, и он понимал, что хоть и сделал что-то для него, то слишком мало, слишком формально, ровно так, как заботятся о собственности, о доме или об автомобиле. чтоб не развалился на части раньше времени. Но ведь рядом с ним был другой человек! Иногда Ник думал, наоборот, о том, насколько эта его одушевленная собственность имеет на это право. Он давал ему кров, даже кормил, хотя не обязан был, разве не естественно должен раб отплачивать ему тем же? Собственно привязчивости в нем не было, и ясно чувствовалось, что он себе на уме, слишком глубоко ушел в себя, спрятался, да иначе и быть не могло в тех ужасных условиях, где он существовал. Ник знал, что такой стокгольмский синдром — может, его Айвен им и страдал. Как жаль, что он сам так долго был к нему равнодушен. Собственно, даже теперь, ощутив непритворный интерес к этому несчастному обязанному делать все по его велению существу, он не мог определить для себя в точности, как с ним обращаться: то ли быть строже и не позволять распуститься, с охотностью принимая готовность отдаться, то ли позволить чуть больше... Но он не хотел последнего, и боялся, поскольку знал, что чувства приносят боль. Может, окажется, что он всё это время вовсе и не любил его? И он уйдет с охотой, просто воспользовавшись им, как стартом для новой жизни? Отпускать его не хотелось. Ещё Нику нравилось, что Айвен вел себя неизменно скромно и никогда не начинал первым. Он вошел утром на кухню — Айвен мыл что-то, похоже, замоченную с вечера сковородку. — Прелесть моя, — пальцы его небрежно провели по спине, задержались на поясе, задирая поношенную футболку, и ладонь уверенно легла на обнажившуюся поясницу. Собственно, это не было так же приятно, как гладить девушку, для этого Айвен был слишком костлявым и не умел выгнуться так, чтобы показать, что касание доставило ему удовольствие. Но в этом была своя запретная притягательность. И Нику определенно нравилось то, насколько он беззащитнее и слабее — хотя от обладания сильным мужским телом тоже не отказался бы, с тем условием, что Айвен оставался бы по-прежнему предан ему. Что до раба, то он, напротив, напрягся, но и этот страх перед близостью доставлял удовольствие. И Ник видел эту дурную появлявшуюся в себе черту — она его не радовала, и он мысленно пообещал не переходить границы дозволенного, хотя и не представлял, где они закончатся. Айвен слабо улыбнулся, посмотрев на него вполоборота. Не сказал "Не надо". — Хотел бы я забрать тебя навсегда, — он обнял его сзади. — Чтобы ты жил только у меня. Понимаешь, сокровище? Но, увы, мы пока не можем себе этого позволить. Нам нужны деньги, которые ты зарабатываешь. Айвен кивнул. — Конечно. "Конечно, я понимаю, и вовсе не спорю, господин". — Хороший мой. Ник обнял его за талию, ладонь положил на пах, скользнул ниже — нет, он его совсем не хотел. — Да, ты прав, — кивнул он сам себе. — Сейчас не время. Тебе пора собираться. В этот раз он еле дождался, пока тот не вернется. Впереди были выходные, и теперь он мог полюбоваться им вдоволь — чисто вымытым, с отросшими волосами, которые вились после душа влажными волнами, и снова ощутить радость обладания. — Хотел бы я, чтобы мы стали ещё немного ближе. Он снова обнял его, ощущая напряженное замирание, даже руку на грудь положил, чтобы слышать частый стук сердца. — Всё ещё меня боишься. — Просто... — раб облизнул губы, — боюсь, что будет больно. Что теперь сделать? Соврать ему? — Если я всё сделаю правильно, то не будет. Просто слегка неприятно. А потом мышцы растянутся и ты привыкнешь. Будет даже приятно. Айвен не казался в восторге, тем более, что прекрасно понимал, куда Ник клонит. Но и открыто возражать не стал. Снова жалко улыбнулся. — Правда-правда. Ты мне не веришь? Это естественное свойство организма — ощущать удовольствие при стимуляции некоторых зон. Айвен молчал, чуть улыбаясь по привычке. Что он думал? "Всё это очень мило, но правда только в том, что вы хотите унизить меня еще раз", — так, наверное? — Ты не думай, что я хочу тебя унизить, правда, — он снова грубо притянул к себе, заставляя тоже подарить объятие. Задрал кофту на нём, гладя грудь с выступами ребер и соски, которые пока оставались мягкими, но от настойчивых поглаживаний постепенно твердели. — Я стал к тебе так привязан, что хочу узнать тебя до конца. И сделать тебе немного приятнее. Ты только поверь мне и не бойся. Полежи пока здесь и подожди меня... Или нет. Идем вместе в ванную. Игнорируя робкие "Я только оттуда", он все же привел его туда. Заставил встать на четвереньки в душевом поддоне — благо тот был достаточно длинным и широким. Айвен, уже сообразив, что его ждет что-то неприятное, заранее испугался — Ник даже видел, что у него мурашки пошли по коже. А может, и от холода. Он включил теплую воду. — Смотри, это всего лишь клизма. И я тщательно всё смазываю. Он и правда тщательно обмазал вазелином её острый кончик и набрал теплой воды побольше. — Просто для того, чтобы ты был чистым. Смотри и запоминай. Потом придется делать это самому, и я буду требовать, чтобы ты успевал приготовить себя к моему приходу. Ник сам поражался, откуда в нем эта твердость. Раб отреагировал на удивление спокойно, то ли привык к унижениям, то ли понимал, что сопротивлением всё испортит, и поэтому покорно предоставлял сделать с собой всё, что угодно. Стоял в унизительной позе, не двигаясь, но покосился на клизму как на орудие пытки и всхлипнул: — Нет, прошу вас... у меня живот заболит. Он и так часто болит... Это было нехорошее откровение, но Ник нагнулся, уверенно проговорив: — Наоборот! Это поможет тебе очиститься, — он погладил его рукой и попытался раздвинуть ягодицы, наблюдая сжавшееся, почти незаметное отверстие. — Сейчас я сам тебя подготовлю... Он ещё раз взялся за мыло и бритву, сбрив редкие темные волосы: щель между ягодицами порозовела в сравнении с остальной бледной кожей, и Айвен теперь расслаблялся, чувствуя касания лезвия. — Хочешь, я и тебе всё смажу? Ты даже не почувствуешь, пообещал Ник снова. Пара мазков вазелином по узкой дырочке — а потом ввёл узкий наконечник до упора и нажал на нее, постепенно наполняя его водой. Раб всхлипывал, но терпел, хотя и сжался. — Ну, вот и всё. Больно? Он хотел заглянуть ему в глаза, но раб отводил их, стыдясь и покраснев до кончиков ушей. — Н-нет. Не так. как если бы вы избили меня. — Ох... Ну, что ты, это же не наказание! Но Айвен явно воспринимал это только так — как еще один из способов пресыщенного наслаждениями богатого господина поизмываться над собой. — Всё, — он вышел и закрыл дверь. — Потерпи минуту и можешь сходить в туалет. Не забудь потом вымыться снова. Айвен намывал себя, думая, что таилось в этом приказе? Наверное. он казался хозяину грязным. Ник и правда ему казался благородным западным рыцарем, правда, не понимал, отчего требуется так ужасно его воспитывать; он не верил раньше рассказам о разврате. что царил на западе, а теперь они все обернулись правдой, и тут было хуже, чем на родине: и есть нечего, и негде спать, кроме узкой кладовки, похожей на гроб, и постоянные окрики на работе, и страх не успеть закончить все. Он еще раз бессознательно погладил себя по плечам, потом вымыл всю промежность: края сфинктера чуть припухли, и он намывал их снова особенно тщательно. Потом вытерся насухо и вышел. Сам присел к Нику на колени — тот погладил его с охотой, снова уделяя время и тому, чтобы поцеловать его (губ, правда, избегал), и тому, чтобы вылизать и прикусывать соски, и тому, чтобы заставить развести ноги пошире. — Не болит живот? Он погладил его шрам. Конечно, ему вырезали кусок кишечника, но теперь всё срослось, да и как могла вода повредить? — Немного. Совсем чуть-чуть. — Не бойся. Я тщательно тебя смажу. Ты только расслабься. Это будет приятно. Ник был уверен, что стоит немного простимулировать ему простату, и он сам захочет дальше, даже если и не признается, но ему, кажется, было больно каждый раз, стоило дотронуться до бугорка внутри, он снова всхлипывал и непритворно сжимался. — Ты весь как комок нервов. Не могу понять, что не так? Тебе больно? Айвен прерывисто вздохнул и прикрыл глаза: видно было, как он прислушивается к собственным ощущениям — но они, очевидно, были большей частью болезненными. Конечно, Ник понимал, что лучше всего было бы не мучить его и растягивать постепенно, может, даже несколько дней подряд, заставить походить с пробкой... Но это было бы воспринято как окончательная насмешка и унижение — а сейчас он вздрагивал, расстилаясь, и не выдавая дискомфорта. Тихие стоны можно было принять даже за удовлетворенные. — Больно, — попросил он последний раз. Тяжесть и жар внизу живота мешали отступиться сейчас, но Ник сделал над собой усилие: — Хорошо. Завтра продолжим. Постепенно привыкнешь, — пообещал он. Раб выпрямился, присев и опустив глаза. Ещё раз вздохнул, успокаиваясь, и только сейчас давая разглядеть влажные глаза и слипшиеся ресницы — все-таки плакал, хотя и беззвучно. Ник ощутил укол совести, ответив ей: "Что!? Я же прекратил!". Айвен развернулся к нему передом. Сам скользнул взглядом по Нику: тот был куда больше разгорячен, и он подобрался поближе, устраиваясь у него в ногах. Бережно погладил холмик у него в штанах и потянулся к ремню от джинсов. Высвободил его, сперва сняв штаны, а потом поцеловав сквозь тонкую ткань боксеров. — Ну, что тогда ты рыдал? Как будто это тебя не унижает. — Нет, — покачал Айвен головой. — Просто я не хочу так, — беспомощно пробормотал он. Простите. За мягкий послушный рот, вбиравший его в себя, Ник мог простить ему многое. Через пару минут он кончил ему в рот, протяжно простонав. Айвен вылизал все, от низа живота до крайней плоти и мошонки. Даже облизнулся. Устроился рядом. — Значит, так ты не хочешь? — Спросил снова Ник, шлепнув его по ягодицам. — Нет.... Пожалуйста. — А как ты хочешь? — Вот так. И он лег на него сверху — легкий, худой, почти невесомый. И прижался к животу Ника собственным вставшим членом. Ник закусил губу в раздумье. Ему казалось, намек он понял верно, и теперь в свою очередь сам не знал, как аргументированно ответить "нет". Но зато, как ему показалось, он понял Айвена хорошо. Нет, не то, что бы он полностью не видел себя в пассивной роли, но вот так лечь под собственного раба... — Мы посмотрим. Может быть, постепенно... Понимаешь, я видел с собой кого-то более... более... ммм... — Понимаю, — ответил раб, хотя Ник и сам не был уверен, чего хочет. Он думал, что позволит взять себя так разве что силой.