Сыны анархии

      Артур не знает, когда все пошло по пизде.       Да, они уже давно в темной, вонючей и заплывшей целлюлитом заднице, но сейчас это ощущается особенно тяжко.       Вортигерн другой. И ладно бы было дело только в стрижке. Ему даже нравился этот новый стиль. Он никогда бы не подумал, что доктору может идти тюремный ёжик, но кажется того, вообще невозможно испортить.       Ни намека на сахарного пидорка из Марселя, который свернул к ним в мастерскую на пижонской и несусветной дорогой тачке.       Ворт продал её.       И Артур даже верит, что тот совсем по ней не скучает. Ему просто некогда.       Артур подпирает плечом косяк на кухне, Вортигерн моет посуду после завтрака. Есть посудомойка, но лучше быть чем-то занятым, чем поговорить по душам, когда они, наконец, остались одни.       Байкер с тоской смотрит на напряженную спину в обычной белой майке. Штаны едва не спадают с бедер. Француз мало ест в последние дни, а учитывая, что на нём вещи Артура, вообще не понятно, как те ещё держатся.       Его доктору некогда ходить по магазинам для себя. Все свободное время он тратит на их детей, а не свободное старается не сойти с ума от происходящего безумия отовсюду.       За последнее время случилось слишком много, чтобы это игнорировать и петь дифирамбы тому, что вдвоём скрепленные силой любви они справятся со всем.       Вортигерн вздрагивает, тут же выпрямляясь, ощущая мужа позади себя. Артур просто держит руки над его локтями, не касаясь, но все, равно создавая ощущение контакта.       Они молчат.       Для Ворта в последние дни это перманентное состояние. Молчать и курить. Полноценного разговора от него могут добиться только Авель и Катия. Остальным же остаётся довольствоваться натянутой улыбкой и неубедительным враньём, что все в порядке.       Артур касается затылка мужа губами, прикрывая глаза, прижимаясь к нему со спины вплотную. Вортигерн все ещё ужасно напряжён и наверняка хмурится. Байкер уверен в этом более чем. Он так часто это видел. Как появляются морщинки у глаз и между бровей, как подбираются губы, как в голубых глазах появляется целая бездна тоски.       Он невероятно скучает по тому, как доктор раньше с улыбкой урчал себе под нос мотивы старых песен, когда они только начинали встречаться. Когда Вортигерн казался каким-то сказочным, киношным, ненастоящим. Слишком нормальным и хорошим для этого проклятого города.       С обаятельной улыбкой, хитринкой глазах, в которые лезли кудри, слишком дорого одетый для Чарминга, флиртующий на тему плохих мальчиков, но в тоже время сочетающим в себе все качества, которые должны быть присущи доброму детскому доктору. Не мужик, а сказка с аппетитной задницей.       Артур тихо выдыхает, касаясь рук супруга, неторопливо гладит, с каждым разом поднимаясь выше, невольно улыбаясь, слыша, что выдох длиннее вдоха.       Он скучал. Невероятно сильно скучал по своему дорогому доктору, у которого бинт с поврежденной руки прекратил исчезать вовсе. Ему физически больно от осознания того, что из-за него Вортигерн потерпел такие метаморфозы.       Больше нет испуга в глазах, когда телефон Артура вибрирует на столе, а его просят взять с собой медицинский чемоданчик.       Взрыв? Полиция? Психованная мамаша Артура? Авелю снова, что-то угрожает? Кто-то умирает? Кого-то похитили? Кого-то убивают у него на глазах? Кажется, что постоянное окружение шлюх это самое адекватное, что может быть на свете. И что тут страдать о загубленной карьере врача.       Все, что происходит в этом проклятом городе, нормально.       Ворта донимает конченный отставной маршал. Прокурор лично грозится засадить подольше, если он не сдаст Сынов Анархии.       Артура никогда нет рядом, а если и есть, все, что между ними это гнетущее молчание.       Байкер касается губами шеи, сильнее сжимая чужие руки, давая почувствовать, что сейчас он рядом. Сейчас они вместе и Ворту не обязательно заранее готовиться к очередной разлуке не зная, когда они увидятся вновь. Увидятся ли. Или придется прибыть на опознание трупа. Или по частям пришлют по почте. Или потом придут за ним и детьми. Когда это безумие успело стать нормой. Как к такому можно было умудриться привыкнуть?       Вортигерн тихо сглатывает, не зная ответ на вопрос, зато знает, что ему приятно, слышать дыхание Артура возле уха и ощущать его мозолистые руки на себе.       У них так давно ничего не было. Быстрые поцелуи и объятия, в которых хотелось забыться, ненадолго, и не сказать, что помогало. Дети в яслях при больнице. Вортигерн собирался поехать туда после обеда. Какие-то дела. Он говорил вчера, но Артур, разумеется не запомнил.       — Арт, — шумно выдохнув, Вортигерн упирается руками в столешницу.       Он никогда не строил из себя скромницу, коей и не являлся. И никогда не пытался скрыть того, что ему нравится.       Ему нравится, как руки Артура скользят ниже, задирают майку. Пальцы давят на живот, опускаясь ниже. Обеими руками цепляя резинку на трениках, оголяя бедра. Байкер трётся о чужую ногу и зад, языком и зубами хозяйничая на шее. Артур хочет быть ласковым, но краткая мысль, что его мужа, кто-то касался за решеткой и на коже расцветает укус за укусом. Он мнет ягодицы, кусая сильнее нежную кожу, пока Вортигерн не начинает шипеть и посылать его к чертям. Арти без напора двигает бёдрами, просто трется, толкаясь через одежду, заставляя тело мужа откликаться. Поддаваться назад, напрашиваться на ласки, тереться собственным членом сквозь боксеры о столешницу.       Это же так приятно, когда тебя начинает хотеть человек, которого ты любишь. А он любил Вортигерна, очень сильно. О чём и шепчет ему на ухо, спуская его боксеры, заставляя подать масло.       — Ну же, детка, расслабься.       Артур толкает в тело супруга смазанные пальцы, массирует и растягивает его. Любовно гладит горячее нутро, кусая Вортигерна за загривок с улыбкой, когда тот сам принялся насаживаться.       Байкер ощутимо торопится, но не может заставить себя прекратить улыбаться. Он рад, что доктора никто не трогал за решеткой.       Ворт ужасно узкий и отзывчивый. Нетерпеливо двигает бедрами, желая получить больше ласк. Хотя бы больше пальцев. Вортигерн тихо стонет, мычит, наконец, поддаваясь назад полностью, прижимаясь к широкой груди, тут же шипит, когда пальцы чужой руки впились сильнее в живот не позволяя от себя отстраниться.       — Попался, — Артур шепчет это с такой нежностью, что Ворт уже готов кончить от того, сколько в этом ужасном человеке может быть искренности.       Угораздило же его влюбиться в этого проклятого байкера. С первого гребаного взгляда. С первой самой тупой шутки на свете что, разумеется, он насосал свою тачку по-другому и быть не могло.       — Артур, — разочарованно выдыхает, когда пальцы мужа покидают его тело, тут же взбодряясь слыша, что ширинка расстегивается, — Дай мне, — Вортигерн застывает на краткий миг, не понимая, чем вызвана победная ухмылка Артура.       Он же просто повернул к нему голову, полностью не вышло бы, байкер слишком крепко его держал.       Блондин выразительно поднимает бровь, разводя ягодицы и потирается членом, всей своей невозмутимостью показывая, что не против, чтобы доктор закончил фразу.       — Оближу…       Артур мягко надавливает пальцем на губы, все ещё продолжая быть непоколебимой горой спокойствия, проводя по кромке зубов и надавливая на язык.       Он неторопливо смазывает свой член маслом, завороженно любуясь, как Вортигерн вылизывает его пальцы, одновременно с этим ворча, что имел ввиду другое.       — Ты же знаешь, что он только твой, детка? Пососешь, но позже.       Артур гладит чужие идеально выбритые скулы, сжимая подбородок, наклоняясь и крайне вдумчиво целуя. Толкаясь вместе с этим в желанное тело. И не отпуская, ловя ртом чужие стоны, и мычание, не позволяя даже на секунду от себя оторваться. Целует грубее, толкаясь в тело, пока Ворт не начинает скулить, не имея совершенно никакой возможности на иные действия. Только принимать в себя Артура и отвечать на его поцелуи.       Толчки краткие, но резкие. Почти не покидая чужое горячее тело. Было слишком приятно, чтобы грешить идиотизмом в такой момент. Артур не меняет темпа и их положения, пока не ощущает слабость в теле мужа, лишенного движения и возможности нормально дышать. Он не отпускал его рот все время. Кусал, ловит стоны, целовал и брал рот так же, как и зад, чтобы тот даже не думал открывать глаза, и думать о чем-то другом. Не отпуская Вортигерна, пятится назад, опускаясь на стул. Позволяя мужу потерять ощущение своих рук только на краткий миг, пока стягивал с него майку, оставляя её под ногами. Доктор сам с охотой прыгает на его члене, пытаясь найти нужный угол проникновения, тут же заходясь стоном, словно командуя мужу, что уже можно позабыть о том, что они люди цивилизованные. Артур только рад этому. Руки на талии помогают прыгать, язык на лопатках, сменяемый зубами, оставляя укусы везде, где только есть возможность зацепить кожу. Гробовая тишина, наконец, сменилась стонами и всхлипами, скрипом стула и двух соприкасающихся тел.       Артур сжимает тело мужа до синяков, опуская руку к бедру, помогая активней двигаться, принимать себя, шумно бормоча, чтобы Вортигерн его целовал. Ему нравилось кончать под поцелуи своего доктора.       Они загнанно и шумно дышат. Ворту потребовалось совсем немного ласк рукой, чтобы сжаться и задрожать, кончив следом. Он расслабленно лежит на груди Артура, выдыхая с улыбкой, от ласк байкера. Пальцы в темных волосах приятно массируют голову, а губы прижимаются к виску.       — Ты не уйдёшь от меня? — голос хриплый, хоть блондин его не сорвал.       Просто было страшно. Вдруг, правда, все закрутится в их жизни так, что Ворти, его Ворти захочет уйти.       — l'amour ne s'en va pas, ils meurent d'amour*, — тихо бормочет Вортигерн в ответ, сжимая руку Артура на себе, без эмоций смотря в сторону окна с жалюзи.       — Нихуя не понял.       — Я тебе словарик на годовщину подарю.       Вортигерн смеётся, хотя искренне хмурится от боли, поднимаясь с члена Артура потирая покрасневшее бедро, где расцветала чужая пятерня. Доктор с улыбкой поворачивается к мужу, который всё ещё внимательно смотрел на него, дожидаясь ответа. Ладони мягко касаются лица байкера, заботливо приподнимая лицо к себе. Ворт просто отрицательно качает головой, шепотом проговаривая, что не уйдёт, обнимая блондина сильнее, задумчиво оглаживая его спину.       У них не так много времени. Просто, чтобы побыть друг друга. Телефон Артура уже медленно вибрирует по столу, вскоре к нему присоединяется и телефон Вортигерна. Доктор отступает первым, но медвежья хватка тут же притягивает его обратно.       Ладно. От двух минут никто не умрет. А даже если и да, то. Что поделать, значит, объятья не только исцеляют.