***
— Всё равно я узнаю тебя, Клементина… — намеренно говорю я тихо эту ёбаную фразу, делая голос слегка загадочным. Сказав сейчас эту фразу уходящей и злостной от меня девушки, которую я так раздражаю, я прекрасно понимаю, что забрёл в свой личный лабиринт, где нет пути назад. Есть только вперёд, к проходу, чтобы добиться изначального и задуманного мною плана. Отступать слишком сложно, а так резко всё останавливать — слишком тщетно для меня. Клементина. Эта непробиваемая дерзкая девушка с красивым именем прямо сейчас уходит быстрым шагом в школу. Почти что убегает подальше от меня и моего флирта, вновь отказавшись говорить со мной. И сейчас я сижу и думаю, как лучше всего подкрасться к ней и заполучить её доверие. Даже, может быть, и немного привязанности, чтобы она уж точно сама попала в мои сети. До чего докатился… Я, чёртов засранец по имени Луис Сулейман, восемнадцатилетний подросток прямо сейчас думаю и прикидываю в голове, как лучше переспать с новенькой в нашем интернате, которая итак пережила на свободе более чем достаточно. А теперь она даже и не подозревает, что я хочу лишь переспать с ней, а потом просто взять и отключиться, как я обычно это делаю. Снова думаю только лишь о себе самом, о своей цели вновь отключиться от реальности и забыть на время о той боли, что намертво и, по всей видимости, навсегда засела в каждой клетке моего организма. Боли, которая сжирает меня на протяжении всей моей чёртовой жизни. И всё из-за демона. Хах, сказал бы я это на людях вслух, все сочли бы меня конченым психом и, уверен, сторонились меня. Было бы возможно, я бы сам себя сторонился. Я пойму людей, ведь они будут правы. Я и есть псих. Всего одно слово, но такое значимое для меня во всех аспектах. Сколько эмоций, вопросов, мучений и боли оно вызывает во мне. Вызывает буран, который всё сносит. О моей проблеме не знает никто. Я всё время молчу и никому не говорю об этом. Это моя тайна, о которой никто и никогда не узнает. Это просто тайна, которая будет вечно моим пожизненным болючим и неприятным клеймом. Но отчасти моё молчание — мой самой что ни на есть громкий и оглушительный крик боли и отчаяния. Молчание — это разрыв моих внутренних органов. Этот чёртов монстр, демон, заставляющий меня постоянно громко и оглушительно кричать в душе, давно сидящий во мне, и подтолкнул меня сыграть в эту игру, где есть лишь одна фишка — Клементина. Где нет проигравших. Есть лишь только победитель. И этот победитель именно я. Всегда так было. И это произойдёт и с этой новенькой Клементинкой. На её месте было ещё много других девушек, которые согласились переспать со мной. Некоторые после этого наивно воспринимали всё слишком серьёзно и надеялись, что у меня с ними будут настоящие отношения, но я лишь говорил, что это для меня была игра. Было морально легче, когда некоторые забивали на это также, как и я после жаркой ночки, ставя цель тоже провести со мной время и возвысить для себя внутреннее эго. Я спал с девушками только если они сами этого хотели, но всё равно глубоко-глубоко в душе всё иногда сжимается от некого чувства совести и ответственности. Хорошая сторона доброго Луиса Сулеймана пытается как-то вырваться из многолетнего заточения, но все её действия тщетны. Я слишком погряз во всём этом дерьме. Единственное, что подпитывает мою вторую тёмную личность, меня самого — моя боль. Боль, которую я чувствовал и чувствую ещё начиная с детства. И она росла и растёт веточками в моей душе. Кажется, этому нет конца. Невыносимая боль росла, служа допингом для этого ебаного чертёнка, который так обожает питаться чувством моего отчаяния. Маска моего веселья и беззаботности лишь грёбаная иллюзия, мираж. Мираж, созданный для того, чтобы никто не заподозрил то, что так мучает меня, сгрызает изнутри. Продолжаю смотреть в след Клементине, переваривая в голове столько мыслей и немых вопросов, которые я спрашиваю только у самого себя, не находя ответа на них. Клем хоть и симпатичная, но уж точно не та, которая способна покорить моё сердце. Упрямый орган, который продолжает преданно биться только для одной-единственной девушки. Хотя Клем похожа на Соффи. Тем, что тоже прячет свою боль за маской дерзкой девчонки. Прямо как и Соффи. Она поступала точно также, как и Клементина сейчас. Моя милая Соф, была бы ты здесь, я бы не разбивал девушкам сердца на протяжении полугода и не трахался бы с ними, пытаясь тем самым заглушить этот поток оглушительного чувства тоски. Была бы ты здесь, демон бы никогда не тревожил меня. Но ты ушла, и я перестал существовать. Я помню. До сих пор наши с тобой моменты, которые я вообще когда-либо смогу забыть… Помню, как изначально ты тоже пряталась за маской дерзкой, никого не подпускающей к себе, девушки. Но и ты втюрилась в меня по уши, практически сразу. Просто пыталась скрыть этот факт. Мы оба влюбились, этого даже отрицать не стоит. Это случилось слишком быстро и неожиданно, словно по щелчку пальца. Да и я был не особо против таких перемен. Наоборот, я даже наслаждался новыми чувствами, которые до момента нашей встречи были мне несвойственны. А демон, которого ты заточила в цепи своим пребыванием рядом со мной, вырвался, потому что допинг в виде такой сильной боли после твоего ухода и послужил ему неплохим таким обедом. Самой сильной боли, которую я когда-либо ощущал. А я ведь действительно думал и верил, наивный дурак, что, находясь рядом и встречаясь с тобой, боль и эти внутренние терзания больше никогда не потревожат меня, что демон в далёком прошлом, только в моих нездоровых фантазиях. Но я напридумывал слишком много, поверил в идиотскую сказку, которой в реальной жизни просто не существует. Ты служила мне этим светом. Но светом, который в последствии потух, освобождая зло из цепи… — Я вновь с тобой, Луис. Ты, должно быть, не знал и даже понятия не имел, что я выберусь из этой цепи. Теперь-то я точно от тебя не отстану. Особенно от предателя, который променял меня на жалкую девку. Такие слова мне тогда сказала моя тёмная сущность, когда я спал. В то утро я проснулся в холодном поту и сильной одышкой. Тогда-то, присев на кровати и проведя пятернёй по дредам, я понял, что окончательно погряз в бесконечном болоте дерьма. Как бы сильно я ни пытался как-то забыться, что-то делать, чтобы отвлечься от душевных страданий, мне всё равно было слишком больно. И я никому не рассказывал, иначе меня бы сочли за полнейшего долбоёба, который только лишь жалеет себя и по мнению окружающих зацикливается на том, на чём не следовало бы. Всё ещё смотрю на дверь школы, которую Клем захлопнула у меня на глазах, и вновь в голове бушует множество мыслей. В голове автоматически начинают всплывать один за другим воспоминания моего счастья с Соффи, сменяясь друг за другом яркой вспышкой. Вот ты держишь в своей руке мою ладонь. Крепко-крепко, словно боясь отпустить. В этот момент ты не похожа на независимую девчушку, которую я так раздражаю. Мы оба бежим от стада ходячих. Я бегу слегка впереди, оглядываюсь, а ты бежишь сзади меня, твои губы слегка растянуты в улыбку, и не похоже, чтобы тебе было страшно. А может, моё присутствие рядом с тобой не даёт тебе поддаться страху? Твои рыжие волосы развиваются волнами на холодном ветерке, а благодаря солнышку приобретают более тёплый оттенок. Ты — единственная из моего окружения, которая решила не остригать свои красивые прекрасные волосы для того, чтобы выжить. Одна из твоих изюминок, которая мне так нравилась и которая уже делала тебя особенной. Вспышка. Вот я выхожу из школы и первым делом замечаю, как ты сидишь на корточках и осторожно гладишь с утра белочку. Белка — осторожное и хитрое животное, которое остерегается всех и вся, а особенно в апокалипсис. Но ты слишком добра для этого ёбаного мира, поэтому даже белочка не убегает от тебя в этот момент. Я некоторое время невольно любуюсь на эту милую картину, а затем тихонько подхожу к тебе сзади со своей фирменной улыбкой, чтобы напугать тебя и посмеяться с твоей реакции. Сам не знаю, зачем. Просто мне очень нравится видеть тебя злой. И я, тихонько шурша позеленевшей за апрель травой, подхожу и, резко схватив тебя за плечи, пугаю и начинаю смеяться. Я веду себя как идиот, но новые приятные чувства переполняют всё моё нутро, давая мне стопроцентно насладиться такими переменами во внутреннем мире, когда мои внутренние загоны не тревожат меня. Я смеюсь, когда ты шикаешь на меня и начинаешь ругаться со мной, в то время как белочка тут же убегает. Ты обзываешься на меня, хамишь, но даже сейчас сквозь твою маску дерзости я отчётливо вижу, как ты пытаешься сдержаться и не растянуть губы в такой же заразительной улыбке. Я уверен, ты ещё тогда поняла, что я чертовски нравлюсь тебе. А я сразу с твоим приходом понял, что всё действительно изменилось и точно не будет прежним. Изменилось моё мировоззрение от «а» до «я». Появилось то великое чувство любви и привязанности, о котором я так часто слышал, но не верил. И каждый день, говоря с тобой и познавая твои тайны всё больше и больше, я наконец поверил в любовь. Вспышка. А вот я сижу в плохом настроении на краю кровати, положив руки на коленях и понурив голову. А ты лишь молча, без каких-либо лишних слов, придвигаешься на кровати ко мне и молча обнимаешь меня сзади, скрещивая руки в замочек на моей груди и забираешь тем самым мою боль. Ты прижимаешься к моей спине, когда мне грустно и морально тяжело, а я бесконечно благодарен тому, что ты появилась в моей жизни. Ты служишь для меня настоящим спасением, которое только одним своим присутствием рядом со мной может излечить мои душевные раны. Я продолжаю молчать, лишь слышу твоё дыхание и нюхаю запах твоих рыжих волос, пытаясь запечатлеть этот запах в памяти навечно. Пелена из воспоминаний буквально разрывается на осколки, возвращая меня ударом поддых в суровую реальность, где нет её. Добро и свет вновь покидают меня, оставляя лишь намёки. Заставляя чувствовать все эти прелести на своей шкуре. И в данный момент, произнося эту фразу уже зашедшей в школу девчонке, я поставил самому себе цель, от которой убегать уже поздно. Я сам лютое зло, учитывая, как я поступаю. Добро иногда способно достучаться до меня, но зачастую это какие-то жалкие отклики, которые бессильны против торжествующего дьявола во мне. Клементина, беги от меня. Беги подальше, ведь ты в ловушке, а я лишь хищник, который настигает тебя медленно-медленно, играючи и издеваясь. Но ты об этом никогда не узнаешь. И ты никогда не заменишь мне Соффи. Мне суждено страдать и чувствовать разочарование, тоску и невыносимую боль. Это моё пожизненное клеймо, от которого я смогу избавиться только, когда сдохну.***
Я прижимаю плачущую Клементину к себе, тем самым успокаивая её. Догорающий костёр распространяет тепло и создаёт уютную атмосферу, ведь на улице достаточно прохладно. Девушка, которая меня так раздражает, сейчас буквально выливает всю накопившуюся съедающую изнутри боль на мою одежду, сняв свою маску. Она действительно ещё больше сейчас напоминает мне Соффи. На мгновение я начинаю понимать, что поступаю за пределами морали, тем более с той, которая итак пережила более чем достаточно. Но и эти частицы совести испаряются, оставляя в моей голове лишь мою главную цель. Вступает в увлекательную игру моя чёртова натура. Натура, из-за которой я и превращаюсь в эгоиста и делаю другим больно, подпитывая дьявола — того, кого я ненавижу больше всего на свете. А смысл мне дальше как-то сопротивляться этому монстру? Смысл что-либо менять, если я всё равно бесконечно долго и отчаянно пытался бороться со своим внутренним чертёнком, пытался избавиться от него, но он будто приклеился в нежелании уходить? Что я могу сделать, если моя боль по сей день сильнее меня, а соответственно и зло бушует во мне огромным прибоем? Я действительно жалкий. Ненавижу себя за эту жалость. Ненавижу этот мир и свою жизнь. Ненавижу своё внутреннее зло, которому я подчиняюсь из-за ультиматума, которое оно мне ставит — либо делать больно другим, либо это зло будет делать мне ещё больнее. Клементина ещё раз громко всхлипывает. Я проявляю свою заботу и поддержку, обнимая её, как Соффи обнимала когда-то.Вот уж не думал, что когда-либо кому-то так раскроюсь, как Клементине вчера. Я не должен был делать этого, но уже ничего не поменяешь, да и, честно говоря, мне просто захотелось всё рассказать. Не только ради цели, чтобы она доверилась мне или что-то типа подобного, а потому, что действительно нуждался в этом. Да и, честно говоря, мне самому стало чуть легче после нашего разговора. Я умело сыграл напоследок эмоцию обиды и некого осадка, когда Клементина сказала, что компания Марлона лучше. У них определённо какая-то симпатия. Я и не особо против, вот только если друг всё-таки начнёт с Клем отношения, то Броди будет очень больно. Кажется, что о чувствах Броди в курсе весь интернат, но только не сам Марлон. Все в интернате давно поняли, что Броди ещё с детства неравнодушна к этому парню с причёской дохлой кошки. Вот только лучший друг очень тормозит, чтобы понять эту простую истину, банально сложив два и два. Который и вовсе забыл всё, что было между ним и Броди, приметив симпатичную мордашку. Но я не буду лезть во всё это. Я лишь пересплю с Клем и забуду обо всём, оставив её на попечение Марлону. Да и тем более уже поздно отступать. Не отпускаю Клем, давая ей выплеснуть всё накипевшее и вместе с тем чувствую, как демон протестует во мне. Он сейчас явно против того, чтобы я проявлял хоть какое-то добро к тебе, Клем или же как-то поддерживал, ведь по его грёбаному мнению я — зло в чистом виде, не способное на светлые чувства. Но я, как оказалось, способен. Как и раньше. Но эти светлые радостные чувства, ворвавшиеся слишком резко благодаря Соффи, в последствии причинили мне лишь боль, и больше ничего. Значит и я не должен особо сильно давать волю светлым эмоциям, добру, ведь всё в один миг может превратиться в зло вместе с кошмаром. Кошмаром, который ведёт меня всё дальше глубоко в нескончаемый и тёмный лабиринт.***
Я дразню Клементину, всё ещё не в состоянии поверить, что она так легко сама предложила мне заняться этим приятным делом. Может, где-то в глубине души её влекло ко мне, а алкоголь только придал ей некой уверенности и осознания этого факта? Увы, я могу строить лишь догадки, ведь не обладаю способностью читать мысли. Блаженно выдыхаю, а затем оттягиваю её соски, постепенно опускаясь ниже и медленно проводя языком по области её живота, преследуя цель сделать ей максимально приятно. Она рвано выдыхает, а я как никогда доволен собой. Буквально ощущаю, как по её и моей коже бегут шаловливые мурашки. И весь этот процесс сопровождается её постанываниями и звуками дождя и намечающейся грозы за окном. Вся эта обстановка и такой интимный момент между нами выглядит весьма гармонично на фоне звуков ливня и грома, который как будто хочет заглушить нас, заглушить нашу близость. На улице довольно прохладно, но сейчас, будучи совсем обнажёнными, нам вовсе не до какого-то холода. Мы просто растворены в этом омуте приятных ощущений, в эйфории, которая не впервой для меня. Но впервой точно для этой девушки, которая от одного малейшего касания выгибается, преисполненная такими новыми чувствами. Заканчиваю со своими ласками и, удобно расположившись на ней сверху, упираюсь руками о койку и начинаю двигаться в Клементине. Тут же ощущаю прилив блаженства, но это только начало сия процесса. Наслаждаюсь её стонами, здравый разум давно отключился, дав волю приятным ощущениям. Я постепенно ускоряю темп, полностью растворяясь в этом кайфе и стараясь окончательно отключить все какие-либо назойливые мысли в голове, которые слишком часто преследуют меня. Даже назойливый безжалостный монстр во мне на время замолк, не думая мешать мне доводить свою поставленную цель до конца. Цель, к которой он и подтолкнул меня. А когда он в принципе говорит или что-то внушает мне, то я окончательно путаюсь в огромной паутине, не в силах выбраться. Я понимаю, что не нужно вести себя, как дерьмо, нужно идти дальше, отпустить прошлое и внушить себе, что всё замечательно, но извечный пессимистичный настрой и дерьмовая ситуация в мире в принципе не позволяет мне этого сделать. И из-за всего вышеперечисленного у меня каждый божий раз опускаются руки. Я просто понимаю, что мир не способен меняться. Впрочем, как и люди. Как и я сам, такой жалкий придурок, страдающий от самого же себя. Назойливые мысли весьма упрямы, поэтому я двигаюсь ещё сильнее, наслаждение нарастает и перекрывает все эти думы, что очень меня радует. Я действительно, видимо, настолько идиот, раз полностью отключиться и забыться способен только лишь во время секса, не от ничего более. Я каждой секундой ускоряюсь всё больше, кровь стынет в жилах, сердцебиение ускоряется, а я ощущаю, как вулкан удовольствия сейчас взорвётся. Выдыхаю, немного замедляюсь, чтобы оттянуть долгожданный момент пика. Момент, который я прочувствовал с кучей красивых девушек, но все они однотипные. Я настолько мёртв изнутри после Соффи, что уже не чувствую того морального наслаждения, когда человек рядом со мной в принципе. Я ни с кем не ощущал того самого чувства с тех пор, как Соффи умерла. Я ощущал и ощущаю с девушками только физический кайф, никакого морального наслаждения, которое дарила мне рыжая обаятельная девушка, не было, даже ни единого намёка. Сейчас, слегка закатывая глаза и окончательно отключая мысли на пике взрыва, понимаю то, что завтра мне как следует влетит от неё. Хотя я предупредил ей о том, что она, возможно, будет жалеть, но она не послушала. Она лишь захотела не только прочувствовать что-то новенькое, но и забыться, как и я. Я полный засранец, раз творю такую хуйню, прекрасно зная, что Клем пьяная, и сама не знает, что вытворяет. Но в данный момент она сладко стонет, её глаза слезятся от приятных чувств, а сама она выдыхает в такт движениям, полностью отключившись. Отключившись от той боли, которая и ей служит пожизненным клеймом. Это было более чем очевидно сразу же, и это я сразу понял благодаря своей проницательности. Ох, Клем, ты так легко повелась на мою игру. Лучше бы ты вообще не попадала в нашу школу и я не делал с тобой этого всего. Но слишком поздно. Такова ведь моя натура. Я не заслуживаю больше никого любить. Соффи моя единственная любовь, и что бы я себе не говорил и не внушал, это ничего не изменит. Никогда. Смотрю на Клементину затуманенным взором, всё ещё прижимая её руки на кровати и переплетя наши пальцы. Нельзя сказать, что она вообще жалеет о чём-либо, на пьяную-то тем более голову. Можно с уверенностью сказать, что я делаю ей гораздо приятнее, чем упоминание тех двоих мужчин во время нашей ссоры, которые поступили с ней вот так безжалостно. Куски уёбков. Так бы и уничтожил подобных выродков, но их ходит по земле великое множество, и мы просто бессильны против их всех. И нам остаётся лишь надеяться на то, что и они получат свою расплату за всё то дерьмо, что они вытворяют. Вулкан. Взрыв. Наши тела выгибаются, как пружина. Глаза мои закатываются, а в кровь попадают привычные эндорфины. Организм более чем доволен, но моя совесть (точнее какие-то её остатки), не совсем. Посылаю их куда подальше, ведь больше ничего не исправить. И как обычно я буду думать об этом чуть позже, уж точно не сейчас. Мы вместе с Клем закутываемся в одеяле, блаженно выдыхая. И в этот момент я закрываю глаза и чувствую не только удовольствие после неплохого очередного секса, но и единственное слово, прозвучавшее в моей голове слишком самовольной интонацией: Молодец.***
— Клементина теперь моя девушка, — заявляет мне довольный Марлон новость, которую я итак уже знаю. По всей видимости, друг настолько рад этому, что нарадоваться не может, раз делится со мной этим ещё раз. Сейчас мы лежим на кроватях поздно вечером. Я поднимаю одну бровь и едва слышно хмыкаю. Ну да, конечно, я и не сомневался, что до этого дойдёт. Учитывая то, что по поведению Марлона было понятно изначально, что Клем ему понравилась. Разница в том, что Клем Марлону, судя по всему, действительно сразу приглянулась и понравилась, в то время как я всего лишь хотел переспать с ней, и в итоге сделал это. Узнай сейчас мой друг об этом, он бы обиделся на меня, уверен в этом. Вновь становится отчасти обидно за Броди, чувства которой не способен увидеть только лишь слепой. — Марлон, я итак это знаю. Ты всем ребятам об этом заявил. И вообще, как же Броди? — спрашиваю я его с явным интересом, ожидая, что же он мне ответит. Хотя я итак предугадываю его ответ. — А что Броди? — искренне изумляется он, подтверждая тем самым мои догадки. — Мы с ней просто друзья. Я закатываю глаза в темноте, сдерживаясь от желания хлопнуть себя по лбу. Я не то чтобы против, чтобы Марлон строил что-то с Клем, это их личное дело. Но я в очередной раз убеждаюсь, что Марлон так резко всё забыл связанное с Броди, забыл их связь ещё с детства. Создаётся впечатление, будто этого и никогда не было. Мой друг даже не хочет признавать симпатию Броди к своей персоне и отчасти тупит. Хотя мне кажется, в глубине души он итак это прекрасно понимает, вот только не хочет разобраться в этом вопросе до логичного конца. А лишь продолжает прятать множество вопросов под крепким замком. Хотя, быть может, рано или поздно он всё поймёт. Быть может, когда придёт определённый момент, он наконец откроет этот крепкий замок и разберётся со всеми своими вопросами. — Как хочешь, Марлон, но всё же присмотрись к Клементине получше, — зачем-то советую я ему. Вспоминаю, как она сладко стонала и балдела от моих ласк, когда я пытался показать, что значит секс по добровольной воле, а не по принуждению. И мне ведь действительно это удалось. Правда сегодня она действительно чуть не убила меня, но этого и следовало ожидать. — Может она не та, кто тебе нужен. Может, она не совсем тот идеал для тебя. Спокойной ночи. Желаю спокойной ночи, тем самым резко завершая беседу с Марлоном, избегая его дальнейших вопросов по поводу Клем. Я отворачиваюсь к стенке, прекрасно понимая, что я хрен засну сегодня. В очередной раз в душе ощущаю отчаянную, внутреннюю, постоянную борьбу, а в мозгу в очередной раз возникает клубок мыслей, которые не думают оставить меня в покое даже перед сном. Я проклят окончательно, раз даже во время сна я не могу толком расслабиться и постоянно напряжён, особенно в моих чересчур реалистичных снах. В мозгу крутится некое угрызение совести, что я стараюсь почему-то оттолкнуть Марлона от Клементины, хотя она ничего такого не сделала. Что это? Забота о друге? Или во мне в очередной раз просыпается моя негативная сторона, чёрт бы её побрал? Я мысленно почему-то поставил Клем статус «такой же, как и все», хотя она переспала со мной всего раз, и то по-пьяни. И то потому, что ей захотелось ощутить на себе эти новые ощущения в первый раз и забыться от той боли. Её можно понять. А я так бессовестно говорю Марлону о Клементине, которая действительно ведь ничего плохого не сделала, чтобы я так о ней отзывался. Она несчастная сломанная душа, но которая ещё не потеряла самого главного - своей человечности. И которая связана со мной, как бы отчаянно я этого не отрицал. Но это ничего не меняет. Совсем ничего. Я выполнил свою цель, и теперь нас больше ничего не связывает. Нам обоим было это нужно, вот и всё. С этими крутящимися мыслями закрываю глаза, готовясь увидеть очередной свой сон-кошмар, который любезно посещает меня каждую херову ночь.