***
Не открывая глаз Гермиона потянулась и почувствовала, как легкая дрожь пробежала по спине. Она сменила положение тела, вытянула ноги и повернула голову. Тело по-прежнему болело, но если не считать запястья, чувствовала она себя куда лучше, чем могла ожидать. Свет от свечи бликами бегал по векам, она медленно открыла глаза, потерев их. С помощью правой руки и, не опираясь на стену, она приняла сидячее положение; мантия, которая накрывала ее, съехала к коленям. Какое-то время она просто на нее смотрела, позволяя мыслям прийти в порядок, а потом взглядом поискала Малфоя. Она слегка дернулась, когда заметила его сбоку от себя рядом с разбитыми бутылками. Он сидел, скрестив ноги, подбородком опираясь на руку, указательный палец был прижат к нижней части носа, а большой — к щеке. Он хмурился и неотрывно смотрел на нее, как какой-то маньяк. Когда она посмотрела в ответ, он даже не притворился, что это не так, и не отвел взгляд. Он до сих пор был без рубашки. На плечах, груди и ребрах виднелись синяки. Еще один был на животе возле правого бедра. Он поднял с колен руку и двумя пальцами подтолкнул к ней яблоко. Она подняла его и провела большим пальцем по кожуре, шершавой от грязи. — Ты спал? — спросила она. — Я не устал. — Как долго я спала? Он посмотрел на свечу — та была целой, когда она заснула, сейчас же отсутствовала четверть. Значит, прошло несколько часов. — Какое-то время. Ей хотелось узнать, смотрел ли он на нее так все эти часы, но, учитывая прошлые привычки, у нее не было на это прав. Она заметила, что он надорвал ворот ее рубашки вместо того, чтобы поднять, когда ему нужно было добраться до раны на груди. Это значило, что мест для разглядываний было не так много. Для нее это многое значило. — Не верю, что ты не устал, — сказала она. — Нет, реально не получается. Тебе нужно поспать. — Если бы я хотел, то поспал бы. Она сжала губы и отправила яблоко катиться обратно к нему. — То есть если сейчас здесь появится видение, ты будешь в состоянии сначала выпустить, допустим, три изгоняющих, а потом сможешь пробежать пару дюжин коридоров? Он не ответил, а она хмыкнула и встала на ноги. Если бы он видел… Гермиона остановилась, когда заметила, что Малфой тоже встал. По его лицу пробежало странное выражение, и она решила двигаться медленней. Как перед большим неизвестным животным, обладающим убийственными способностями, но не знающим, как ими пользоваться. Боковым зрением наблюдая за его размытой фигурой, она подошла к кубку. Осторожно взяла в руки, стараясь не пролить воду. Может быть, Малфой был напуган. Он был оставлен на откуп темной магии, в таком положении вряд ли кому-то хотелось оказаться. Особенно, когда ты не можешь защититься, потому что находишься без сознания. — Я думала, ты умер, — сказала она, хоть и не была уверена в том, что вообще должна это говорить. — На самом деле я о тебя споткнулась, прости. Все эти люди врезались в нас, а ты все не двигался. Я не сразу нашла твой пульс, меня опрокинуло назад. Мне было так… страшно. Я была в дикой панике, в ужасе. Она выпила половину кубка и поставила его обратно. Она хотела выпить все, но это была их единственная вода на неопределенный срок. — Но потом я его почувствовала, твое сердцебиение. Вот тогда и поняла, что мы со всем справимся. Не знаю как, но выберемся, найдем выход. Всегда есть выход, Малфой. Пока мы оба живы, а мы живы. Это важно. Она не думала, что после ее слов он сразу ляжет спать, но, по крайней мере, надеялась, что он усядется и перестанет на нее пялиться. Тем не менее, он не перестал. Она как раз собралась отвернуться, как он пошел к ней. По-видимому, большое неизвестное животное оценило ее, а затем приняло решение, которое началось с покачивания плечами и уверенных шагов. Решимость сменила странное выражение на его лице, и Гермиона застыла как вкопанная. А зебры к этому моменту уже принимаются бежать? Вряд ли ждут, пока на них прыгнут. Малфой пальцами скользнул по ее челюсти, и большим коснулся лица с другой стороны, прежде чем усилил хватку настолько, чтобы не дать ей отвернуться. Гермиона шумно сглотнула, когда увидела, как его взгляд опустился к ее губам. Он слегка коснулся рубашки у ее бедра, после чего схватил ткань и сжал в кулак. Так, хорошо. Пока ей все нравится. Он снова посмотрел ей в глаза, и она потянулась здоровой рукой, желая обнять его за шею. Он наклонился вперед, а она закрыла глаза, чувствуя, как учащается сердцебиение еще до того, как он ее поцеловал. Желудок совершил кульбит и мурашки побежали по телу, поскольку Драко даже не попытался быть нежным. Он целовал ее, не сдерживаясь, языком проникая в рот сразу же, как она разомкнула губы. Удерживая ее за подбородок, он мог полностью контролировать поцелуй, и впервые она этому не сопротивлялась. Она скользнула рукой в волосы Драко, и он покачнулся, прижимаясь к ней бедрами. Она ногтями царапнула кожу головы, пальцами вцепившись в пряди волос, и почувствовала его довольное урчание. Он убрал руку с ее бедра и обнял за талию, натягивая блузку на груди. Уперся кулаком ей в спину и притянул к своему излучающему тепло телу. Гермиона убрала руку от его волос, жалея, что из-за травмы не может использовать их обе, и сосредоточилась на изгибах его плеч и контакта с его обнаженным телом. Он просунул ладонь под ее блузку, провел ей по пояснице, а затем вверх, пальцами пробегаясь вдоль позвоночника. Его рука соскользнула с ее челюсти, когда они возобновили поцелуй, отстранились, снова прильнули друг к другу, и опять отстранились, и Гермиона приподнялась на цыпочки, чтобы провести языком по его нижней губе. Она проскользила рукой вверх по его руке, по плечу, вдоль ключицы и вниз по изгибам груди. Он выдохнул горячий воздух, когда она задела его сосок, и переместил руки к подолу ее рубашки. Гермиона опустилась на пятки, хватая ртом воздух, но он не последовал ее примеру. Он сминал нижний край ее блузки, и с колотящимся сердцем она подняла руки. Она старалась как можно меньше беспокоить левое запястье, но все равно ощутила пульсацию боли, и Малфой замедлил движение, чтобы осторожно стянуть рукав с ее руки прежде, чем снять одежду полностью. Гермиона осторожно опустила левую руку в сторону и здоровой рукой откинула непослушные локоны, которые теперь торчали вверх. Делая это, она посмотрела на пупок Малфоя, чувствуя на себе его взгляд, и румянец залил ее скулы. Он прижал ладонь к ее щеке, большим пальцем скользнув по ее губам, и она подняла на него глаза. Он подождал, пока они встретятся взглядами, а затем наклонился вперед, прижимаясь губами к ее шее. Дыхание Гермионы участилось, когда он губами скользнул ниже, а затем вырвалось в порыве, когда он снова поцеловал ее. Она схватила его за плечо и крепко сжала губы при его следующем поцелуе. Он сделал это снова, сильнее, и из Гермионы вырвался стон. Гермиона закрыла глаза, когда он горячими поцелуями прошелся по ее шее, задерживаясь дольше в тех местах, которые заставляли Гермиону хоть как-то выражать свое одобрение. Она чувствовала, что кружится в ошеломлении, но все еще не была отвлечена происходящим настолько, чтобы не заметить, как расстегнулась застежка лифчика. Малфой запустил руку в ее волосы, откинул их назад и обхватил затылок, губами продвигаясь к месту за ухом. Гермиона громко застонала, схватив его сзади за шею, и он снова поцеловал ее. Рукой он скользнул по ее ребрам вверх, остановившись, когда большой палец прижался к низу правой чашки бюстгальтера. Поцеловал в плечо, и Гермиона потянулась за бретелью с другой стороны, стягивая ту вниз. Она смирилась с неизбежностью того, что он снимет с нее блузку, и ей надоело с тревогой ждать этого… Она слегка подпрыгнула, когда ощущение, вызванное его руками на ее груди пронеслось прямо до низа живота, и он зубами задел пульсирующую точку на ее шее. — Ох, — выдохнула она, снова сжимая его шею сзади и чувствуя его губы на коже. Он большими пальцами обвел, а затем потянул за сосок и в тот же момент прикусил ее шею сбоку. Гермиона издала глубокий стон и повернулась к нему. Он приподнял голову, и она поцеловала его, когда он снова обхватил ее грудь, скользя по ее языку своим. Она ощущала жар и страстное желание, и как будто не могла прижаться к нему достаточно близко. Он опустил руки на ее бедра, и она прижалась грудью к его груди, кожа к коже, животом почувствовала его твердый и возбужденный член, когда он оттолкнулся от нее. У нее перехватило дыхание от нахлынувших ощущений, когда он пальцами сжал ее бедра. Гермионе показалось, что она дрожит, но она не знала, дрожало ли это ее тело или что-то внутри нее. Она провела рукой по его спине и, когда он качнул бедрами вперед, инстинктивно вторила его движению, движимая инстинктами и собственным желанием. Он опустил руки, а затем пальцами вцепился в пояс ее джинсов. Сердце Гермионы заколотилось, и она попыталась сказать себе сквозь туман в голове, что в этот самый момент она перешла черту. Малфой языком провел по кончику ее языка, и единственными линиями, которые ее интересовали, стали те, которые она наблюдала в форме рта и тела Малфоя. Он быстро расправился с ее джинсами и бельем, стянув их с ее бедер и спустив до колен. В течение нескольких секунд она чувствовала себя нелепо даже сквозь горячую дымку внутри и вокруг нее, когда стряхивала одежду с ног. Но затем Малфой начал расстегивать брюки со скоростью, до которой ее трясущиеся руки не дотянулись бы, и спустил вместе с боксерами еще до того, как она ладонью прикоснулась к середине его груди. Она почувствовала, как он покачнулся, снимая обувь, а затем выдернул ноги из одежды у него под ногами. Он руками обхватил ее лицо и откинул голову назад, делая вдох. Гермиона прижалась губами к его челюсти, поцелуями спустилась к шее. Он запустил руку ей под волосы — его грудь вздымалась рядом с ее собственной — и обнял за талию. Притянул к себе, и она тяжело вздохнула, кожей ощутив его горячий член. Она услышала, как у него перехватило дыхание, когда она поцеловала его у основания шеи. Она поцеловала крепче, и он застонал. Она губами ощутила его довольное урчание и поклялась, что могла бы посвятить этому месту часы, только чтобы услышать, как он делает это снова. Ей не хотелось прекращать, но Малфой был более настойчив в том, чтобы снова завладеть ее ртом, и она не то чтобы сильно возражала. Они покачнулись, когда он отвел ее на три шага назад. Он рукой скользнул от ее талии к ягодицам и перевел к бедрам. — Ложись на спину. Она могла поклясться, что звук его голоса отозвался эхом в ее груди и дошел до самого центра ее жажды, и почти ждала, чтобы просто услышать, как он снова что-либо скажет. Она неловко присела на корточки, заложив руку за спину и упершись во что-то мягкое. Малфой последовал за ней и снова поцеловал, как только ее бедра коснулись мантии. Он поднял голову, заметив что-то за ней, и протянул руку, чтобы убрать это, прежде чем посмотреть на нее сверху вниз. Под его взглядом Гермиона сделала глубокий и медленный вдох. Беспорядок его волос, потемневшие, прикрытые глаза, румяные щеки и красные, припухшие от поцелуев губы. Он пристальным взглядом прошелся по ее лицу, и она задалась вопросом, замечает ли он те же детали. Он рукой скользнул по ее правой груди, ребрам, боку и бедру. Он потянулся, чтобы развести ее бедра, но она сделала это сама. Гермиона подняла голову, чтобы нежно прижаться к его губам, но он быстро заставил ее поцеловать его в ответ так, как будто она пыталась заявить права на его рот как на свой собственный. Ее бедра дернулись вверх, когда он ввел в нее один палец, заставляя Гермиону всхлипнуть. Малфой тихо застонал и что-то пробормотал ей в губы, двигая пальцем четыре, пять раз. Гермиона приподняла бедра, нуждаясь в большем, и большем, и во всем остальном. Малфой удобнее устроился между ее бедер. Гермиона сжала его плечо, и он губами скользнул к ее щеке, головкой упираясь в ее вход. Ее сердце екнуло, и дикое нетерпение пронзило насквозь, но затем он качнул бедрами и погрузился в нее. Глубокий, гортанный звук сотряс грудь Малфоя, и Гермиона громко застонала, запрокинув голову. Малфой отвел бедра назад и резко направил вперед, назад и вперед. Он поцеловал ее в шею, и она ногами обвила его талию. Она чувствовала себя полной и цельной, и каждый толчок его бедер посылал волну удовольствия по ее телу, пока она не утонула в нем и в Малфое, позволила полностью ею овладеть.***
Запястье ныло от боли, грубо разрушая тепло и сонную негу, которые обволакивали Гермиону. Она притянула руку к груди и поморщилась, ощутив боль, которая тем не менее не помешала десяткам образов прошлой ночи пронестись в голове. Она чувствовала руку Малфоя под своей шеей, их тела были прижаты друг другу, ее рука касалась его бедра. Она открыла глаза и повернула голову, чтобы посмотреть на него. Его рука напряглась и снова расслабилась, глаза оставались закрытыми. Должно быть, они оба заснули. Представив, насколько им повезло, что никто не напал во сне, Гермиона тяжело вздохнула, но постаралась сделать это как можно тише. Следовало бы встать и одеться, но ей было так хорошо, и совсем не хотелось менять тепло его рук на холод тоннеля. Глупо. Гермиона села, снова посмотрела на Малфоя — он не двигался. Свеча почти догорела, в тоннеле царил сумрак, но она все равно смогла найти свою одежду. Забыв надеть лифчик, она просунула голову в рукав рубашки, и, только натянув трусики, поняла, что надела их шиворот-навыворот. В голове продолжали всплывать воспоминания вчерашней ночи, и призрачные прикосновения к ее телу, которые он запечатлел в воспоминаниях, и все издаваемые ею звуки, причиной которых был лишь он. Раскрасневшись и перенервничав, она сложила вещи в сумки, съела грушу, после чего справила нужду, воспользовавшись пустыми книжными страницами, пытаясь отогнать чувство вины и не порезаться о бумагу. Она отчаянно нуждалась в очищающих чарах, но была вынуждена ждать пробуждения Малфоя на случай, если это призовет темную магию. Ей не пришлось ждать долго. Она была уверена, что он выработал защитные механизмы на случай, если кто-то будет смотреть на него во сне. Или же на тот случай, если кто-то будет пристально рассматривать его всего, пытаясь вспомнить каждое его движение прошлой ночью. Она как раз была занята изучением плеч, когда он рукой скользнул по пустому месту рядом, а потом встряхнул ею, словно та онемела. Гермиона притянула колени к груди, перевела взгляд на свои пальцы, ощупывая порезы на джинсах. В желудке начало формироваться нервное напряжение, а в воздухе повисла неловкость. Сделает ли он вид, что ничего не произошло? Попытается ли повторить? Или будет смотреть на нее, пока она не сбежит от него, сверкая пятками? Гермиона подняла подбородок и посмотрела на него, уже зная, что встретится с ним взглядом. — Привет. — Привет. — Я тоже заснула. К счастью, ничего не случилось. Мы спали… какое-то время. — Какое-то время? — Свеча почти выгорела. Вчера, когда я проснулась, она сгорела всего на четверть, и она не могла так сильно прогореть еще до того, как мы заснули. Она замолчала и снова посмотрела на него из-за огонька свечи. — Не то, чтобы все это было… коротким или типа того, просто… Просто это медленно сгорающая свеча. Мы потратили на это достаточное количество времени, учитывая, что… поскольку мы оба… Было как раз… Короче, дольше и не должно было быть. Гермиона уставилась на него так, словно от ее слов на его лице должна была отразиться какая-то трагедия, и, очевидно, это его развеселило. Его губы не двигались, но по глазам она могла сказать, что, не смотри она на него, он бы улыбался. — Ты выспался? — спросила Гермиона. — Да, — он потянулся, и она увидела, как его мантия сползла к животу. — У тебя что-нибудь болит? — его волнение росло с тем, как поднимались уголки губ. — Люди, магия — все это было очень травмоопасным. — Да я практически сломлен. Она закатила глаза, но потом он поднялся на ноги. Ее зрительные рецепторы и разум на мгновение заклинило от попыток переварить каждый дюйм всего, что возникло перед ней. — Твоя э… одежда там. — …Пока она не на мне, хотелось бы больше подробностей. Горячий румянец залил ее щеки, и она подняла на его лицо широко распахнутые глаза. «Его глаза выше, Гермиона, я сказала выше». — Прямо за тобой. Драко стоял в чем мать родила, не мог же он ожидать, что она не будет смотреть. Это же невозможно. Как невозможно мотылькам не лететь на свет, или не смотреть на автомобильные аварии, не разглядывать предметы искусства в музее — так же невозможно не смотреть на обнаженного мужчину, с которым… — Ты их сложила? — в его голосе звучало недоверие. Поворотом запястья он развернул рубашку и низко раскатисто рассмеялся, прежде чем она смогла ответить. Она сверлила взглядом его спину, но ее ярость испарилась где-то в районе его задницы. — Иногда я разрываюсь между двумя желаниями — задушить тебя и поцеловать, — сказала она, не успев подумать. — Я уже сбился со счета, как часто я это чувствовал. К несчастью, удушение запрещено законом, — он прищелкнул языком, а она улыбнулась в колени, прикидывая, как давно он думал о том, чтобы ее поцеловать. — Я проверял, — сказал он, натягивая трусы. — Мы можем задушить друг друга и рассчитывать, что это примут за самооборону. Он наклонился за брюками и повернулся к ней. — Ага, потому что комбинация твоей и моей ярости, несомненно, подождет, пока мы оба идеально не срежиссируем взаимные убийства, чтобы приступить к ним в одну и ту же секунду. Ты притащишь список наиболее удобных позиций для достижения нашей цели, но в конце концов вся твоя работа полетит в тартарары, когда я забуду надеть часы. Она прищурилась, пытаясь не улыбнуться. — Похоже, ты это обдумывал. Он повел плечом и занялся пуговицами на брюках. — Просто я невероятен в том, чтобы за секунды оценить ситуацию и все спланировать. А не как у гриффиндорцев — сначала в бой, а уже потом планируем-по-ходу-если-будет-время. — Неправда… я всегда все тщательно планирую. Я… — Первый раз, когда мы видели одинаковое видение… — Волдеморт. — Ты вскочила со стула и вытащила палочку. Я тоже верю инстинктам, но ты вытащила палочку. — Потому что появилась угроза, и я собиралась защищаться. Только не говори, что не сделал бы того же. — Я тебе и говорю, я тоже его видел, но не достал палочку. Секунду на подумать, и вот ты понимаешь, что это не может быть реальным. Когда все началось, ты рассказывала, что следовала за кроликом по коридору и выпускала заклинания в видения, но они не работали. Они не охотились на тебя и не были угрозой, но ты сначала вступила в сражение, а потом уже начала разбираться. Гермиона фыркнула и вскинула подбородок. — Хорошо, тогда я горжусь этой чертой. Он усмехнулся и поднял палочку с пола. — Хотя в начале ты ее отрицала. Она пожала плечами. — В моем характере сначала с тобой спорить, — он усмехнулся, она же широко улыбнулась, наблюдая, как он пошел вперед по коридору. — Эй, Малфой, — он развернулся и посмотрел на нее. — Спасибо за исцел… — Съешь что-нибудь, пока мы не ушли. Не хочу снова слушать, как твой желудок производит разные звуки. Гермиона нахмурилась, а он продолжил свой путь.***
— Я так устала смотреть только на камень. В Хогвартсе хотя бы есть портреты и гобелены, а здесь… только камень. Иногда я представляю их звуками. Малфой поморщился и посмотрел на нее. — Ты что представляешь звуками? — Пол. Этаж. Я наступаю на большие камни с острыми краями, и они издают «боингр-р-р», мягкие края — «бом». Маленькие с трещинами — «урча», без трещин — «ди». А вот эти звучат как «бим-бим». — Как давно ты этим занимаешься? — Дня два, думаю. Но посмотри, это…— она ступила вперед. — Бом, боингр-р-р, ди-ди, бим-бим, ди, тра, ла-да, ла, ла, ла, ба-дам, ба-дам, бом. Она не могла понять, что за эмоция отражается в его взгляде в движении света. — Так вот почему ты прыгала весь вчерашний день, а потом сказала, что твои бедра внезапно онемели? — Э-э, да, — пробормотала она. — На самом деле у меня нет никакого синдрома онемения. Я вообще не уверена, что такой существует. Его смех эхом разнесся по коридору, а она подумала, что этот звук ей нравится куда больше, чем звуки камней. Может, ей стоит наделить большие острые камни с трещинами звуком его смеха. Или она просто двинется, если хотя бы час в ее голове будет звучать какофония несогласованных между собой звуков вперемешку со смехом. — А ты никогда не думал, как мы звучим для других вещей? — спросила она. — Мы не в состоянии услышать разницу между камнями, на которые ступаем, но вдруг какому-нибудь муравью под полом это слышится музыкой? — Или он просто думает, что сейчас на него рухнет потолок. Она пожала плечами. — Всем все кажется разным. Как с картиной, когда одни видят в ней трагедию, эмоции и считают красивой, а я при этом вижу только набор разноцветных брызг. — Или когда группе людей видится магическое создание с зубами, которые легко разорвут тебе горло, а ты видишь что-то, что можно полюбить. Гермиона хмыкнула. — На самом деле все зависимо, но в целом я согласна. Наши впечатления определяют, как нам чувствовать. Потому и говорят, что любовь ослепляет. — Или же наши чувства влияют на наше впечатление о чем-то. Первым приходит влечение, и только потом любовь, а перед влечением — впечатление. — Но ты можешь составить впечатление только о части чего-то, основываясь на своих более ранних впечатлениях, которые впоследствии повлияли на конкретные чувства в отношении определенных вещей. Как и с отношением людей к неудачникам. Никто не любит неудачников, у которых постоянно что-то случается, только если человек сам не был или не является в чем-нибудь неудачником. — Впечатление все равно появляется раньше. Нам все неизвестно, пока мы не получили свое первое впечатление. И как только это произошло, оно остается с нами навсегда и влияет на наши чувства. Гермиона кивнула и посмотрела на Малфоя. — Но впечатление может измениться. Они свернули в соседний коридор, и боковым зрением она увидела, что он смотрит на нее. — Да, может. — Знаешь, в детстве я думала, что гром раздается из-за людей, которые ходят по небу, дождь — это пыль, а молнии поднимаются от земли, чтобы они могли нас увидеть, когда проходят мимо. Потому, когда я получила письмо от Макгонагалл, то представляла, что шторм — это дело рук волшебников, и что сам Мерлин устраивает для меня представление. Малфой засмеялся и изумленно на нее посмотрел. — То есть Мерлин закрутил целый шторм, чтобы развлечь тебя? Смотрю, ты всегда была… — Я больше не знала ни одного магического существа! Я думала, что он показывает мне… — она замолчала и взмахнула рукой. — Не знаю… целый мир, к которому я принадлежу и частью которого являюсь. — Улыбка Малфоя погасла. — Что мне это было суждено. И эта идея, это впечатление — все это помогло мне оказаться здесь. И пусть теперь я знаю, но иногда глупые и смешные впечатления того стоят. Потому что заставляют нас делать то, что в конце концов меняет нас к лучшему. Малфой молчал, а она вернулась к своей игре в музыкальные камни.***
Гермиона забрала бутылку у Малфоя и сделала еще один глоток. Прижала ее к груди и закупорила, снова мысленно поблагодарив существование Репаро. — Это… — протянул Малфой, услышав шаги в соседнем коридоре. На мгновение в груди Гермионы затеплилась надежда, но потом раздался смех, и та сменилась пробегающим по спине холодом. Они с Малфоем одновременно сделали шаг назад, и он потушил свет. Она держала палочку направленной на конец коридора, чтобы он мог видеть, куда целиться, но была готова потушить на случай, если ей тоже придется выпускать заклинание. Из-за угла показалась рука, пальцы застучали по стене, после чего появилась и сама Беллатриса. Она посмотрела на Малфоя и улыбнулась. — Дра-а-ако, — полупропела она. — Я придумала игру… Видимо, он как раз занимался оценкой ситуации и планированием, потому что только сейчас выпустил блокирующее заклинание, которое Гермиона отправила бы Беллатрисе в голову в ту же секунду, как увидела. В то же мгновение он встал в дуэльную позицию, но расслабился, когда Беллатриса отлетела назад. Мрачная улыбка медленно растянулась на его лице, а в связке с тем, как ее палочка освещала его лицо, он казался зловещим и таким опасным, каким она его до этого не видела. Гермиона что-то почувствовала и только начала поворачиваться, как что-то похожее на связку раскаленных лезвий ударилось ей в спину. Она выгнулась, закричала и подалась вперед. С трудом втянув воздух, развернулась и отправила блокирующее заклинание в темноту. Заклинание осветило пять других видений, которые неслись к ним, и столько же Пожирателей смерти, скрытых темнотой коридора. Блокирующее заклинание отбросило их всех назад. До того, как действие заклинания закончилось и видения снова пришли в движение, она упала на колени и проорала: — Вниз! Она услышала, как заклинания ударили по камню, после чего Малфой прокричал изгоняющее заклинание. Вдохнув, она Люмосом осветила пустой коридор. Спину жгло от пульсирующей боли, Гермионе стало труднее дышать, словно она втягивала воздух через соломинку. Она услышала быстрые шаги Малфоя за спиной, шлейка от сумки натянулась на шее, когда он в нее полез. Она тяжело задышала, и слюна забурлила в горле, когда Малфой поднял ее рубашку на спине. — Черт. Значит, все плохо. Значит выглядит так же плохо, как и ощущается. Гермиона услышала, как откупоривается бутылка с бадьяном, и сжала зубы и кулаки, но Малфой замер за ее спиной. — Что? — Сначала мне нужно остановить кровь, или она просто вытеснит бадьян из… — Сунь внутрь. — Что? — Это же проколы? Сунь внутрь. Пипетку, сунь… — Я не буду засовывать… — Я не могу дышать, просто сунь внутрь! Она услышала, как Малфой клацнул зубами, но когда попыталась выпрямиться, он снова наклонил ее вперед. Она очень сильно сжала зубы, опасаясь, что они сломаются, но крик все же вырвался из ее нутра, когда пипетка вошла в рану. — Твою ж мать, ты же сказала мне это сделать! Гермиона не могла нормально дышать, поскольку получалось сосредоточиться только на одном участке, наполненном агонией. Она наклонилась вперед, пока лоб не коснулся холодного камня, и прерывисто задышала. Снова и снова, пока не смогла сделать полноценные вдохи, а ноющая боль в груди не исчезла. Ее дыхание стало чище, и напряжение неспешно начало отпускать. — Лучше. Почему… — Ты хочешь переждать перед остальными или… — Остальными? — Там пять проколов. Четыре по-прежнему не вылечены. — О боже. Дай мне минутку. Он стащил ее мантию с ее же сумки, и Гермиона услышала, как он закручивает ткань прежде, чем прижать к ее спине. Она чувствовала его дыхание на шее — такое же быстрое, как и у нее. Она шире расставила руки на полу, стараясь успокоится, чтобы справиться с болью. — Мы их перевяжем. — Ты хочешь подождать, пока остановится кровь? — спросил он. — Я могу прочитать заклинание, но это может призвать еще одно видение. — Нет. В смысле… я перевяжу спину. Пока используем мантию. Это проколы, так что если держать их в чистоте и перевязанными, я справлюсь. У тебя еще осталась обезболивающая… — Пока кровь не остановится? — Нет, вообще, все, никакого бадьяна, используя… — Ты в своем уме? — спросил он. — Они ударили тебя по голове, и я теперь не могу… — У нас мало бадьяна! Это пустая… — Даже если мы воспользуемся им сейчас, у нас еще останется… — А если у нас будет больше ранений, а если они будут тяжелее… — Может быть, я тебя бы и послушал, если бы не смотрел сейчас на огроменные дыры на твоей спине… — Пора начинать выбирать, на каких ранениях его использовать, а на каких… — Это дырки, не царапины. Если попадет инфекция… — Я буду держать их в чистоте, — ответила Гермиона и потянулась, чтобы схватить край мантии и обернуть вокруг себя. — Я справлюсь… — Ты в подземелье, по полдня сражаешься за свою жизнь, и думаешь, что можешь держать их в чистоте, справишься, сможешь… — Да. Так что перестань со мной спорить! Мне больно, и если бы ты отпустил мантию… Малфой вырвал ткань из рук Гермионы, и она подпрыгнула, когда он выпустил заклинание, чтобы остановить кровотечение. — Видения… — начала она. — Плевать, — огрызнулся он. — Я… Нет! — она начала продираться вперед, дыхание сбилось из-за острой боли, раздавшейся в запястье и спине, но Малфой схватил ее за талию и дернул назад. — Не смей… Его горячий выдох внезапно ударил в ухо. — Я привяжу тебя к полу, Грейнджер, и если будешь сопротивляться, мы потратим бадьян впустую… — Ты уже тратишь его впустую! Это моя спина, мне больно, это мой выбор! Я не… — А я не собираюсь тащить тебя по коридорам параллельно сражаясь с темной магией, потому что ты отказалась лечить зияющие раны! И уж точно не собираюсь объяснять Министерству, почему ты мертва! Если бы все не было серьезно, я бы и глазом не повел. Так что можешь ты хоть раз в своей тупой упрямой жизни поверить мне на слово? Гермиона закрыла глаза и сжала кулаки. Последнее, чего она хотела, так это пролить бадьян впустую, когда неизвестно, как долго они еще будут в этом подземелье, или какие еще ранения получат. Но если вдруг завтра Малфой потеряет руку, им понадобится гораздо больше чем то, что у них осталось. При желании она могла бы отбросить его через весь коридор, но он просил ему довериться, и почему-то это казалось более нечестным, чем если бы он забрал ее палочку и направил на нее свою. — Хорошо. Просто не исцеляй их полностью. Лишь столько, сколько нужно. Как раз.