***
Фотографию из своей головы он всё же находит у себя в галереи, отмечая про себя, что уже идет четвертый год, как сделана она. Сехун задумчиво разглядывает снимок, пока Чонин делает эскиз, больше по впечатлению, чем по памяти или исходнику. Они никогда не говорили о том, что было в прошлом Кима, но Сехун кажется достаточно заинтересованным, потому сам Чонин ждет вопросы. А так же делает вид, что не замечает, как парень листает и другие старые фотки. — Это же не ты делал снимки, да? — Сехун спрашивает совершенно не то, чего ждал Чонин. Он отклоняется от стены, рядом с которой пришлось встать, чтобы было легче проводить линии, и смотрит удивленно на О. — Да, это чужие фотки. — Но на них есть ты, — напоминает парень, слегка улыбаясь, — вы были такими счастливыми вместе. Сколько...пятеро? — Четверо, — исправляет Чонин, — редко когда появлялся кто-то еще, обычно мы были вчетвером. — Красиво, — выдыхает О, — похоже, тот, кто делал эти фотографии, был очень талантлив к хорошим ракурсам. — Он во всем был талантлив, — отмахивается Чонин, — ты будешь мне помогать или дальше фотки листать? — А если не секрет, то кто из всех вас? — Тот, что в тупых очках, — делится Чонин, после чего расстегивает рюкзак с баллончиками, выставляя их на влажную траву. Сехун запихивает телефон Чонину в карман и берет синюю краску, улыбаясь. — Удивительно, что ты не тусуешься с ними сейчас. — Мы...у нас был кризис, где мы не были друг с другом, когда были больше всего нужны. А потом у нас появились новые люди, мы перестали друг в друге нуждаться. Сначала мне было даже страшно от осознания, что это произошло, но потом всё встало на свои места. Если они счастливы с тем, что имеют, то я рад. — А ты счастлив с тем, что имеешь? — спрашивает Сехун, а его вопрос не звучит вызовом, ему действительно просто любопытно. Он закрашивает нужную часть цветом, а Чонин сжимает пальцами баллончик красного и не знает, куда себя деть. — Я счастлив с тобой, — признается он, — но иногда я искренне мечтаю привести тебя к ним и позволить им тобой восхищаться, а потом слушать их мнение о тебе и гордиться. Но такого больше не будет.***
— Вы ученики сильнейшей школы в стране! На вас равняются другие, а вы поступаете так? — классная руководительница кажется ужасно подавленной, но мальчишки только и могут, что отводить взгляды, потому что это кажется им забавным. Наручники на собственных руках никого не пугали, а тактика для общения с учительницей у них была простая - молчание. — Наивысшие баллы, повсеместное участие в мероприятиях и конкурсах. Лучше вас же никого нет. Я не могу поверить, что вы виноваты! — сокрушается женщина. Кабинет крошечный, потому их четыре задницы на стульях занимают достаточно места рядом со столом полицейского. Бедной женщине приходится стоять, но это она пришла читать нотации, а не они. — Все четверо признали свою вину, — напоминает следователь, — к тому же, они все были на месте преступления и не собирались уходить. — Вы забыли, кто ваши родители? — теряется она, — это же уважаемые люди! — Кстати о родителях, — мужчина поднимается с места, — парни, вашим предкам надо выплатить штраф, а вы на пятнадцать суток сюда, если за вас не заплатят взнос. — О, пацаны, — зовет Чондэ своих друзей, — будете ко мне приходить? — Не думаю, что ты проведешь каникулы тут один, — усмехается Бэкхён. Хотя, он отчасти был уверен, что никто не узнает, что он вообще был с ребятами, не говоря уже про преступление. Но, отец вполне мог оставить его томиться за решеткой на пару дней. Женщина уходит от них, оставляя со следователем. Мальчишки сидят почти в тишине, наблюдая через занавешенное окно за отцами, которые что-то подписывают и оплачивают. Каждый из них примерно понимает, что достанется не слабо, кому-то даже в полиции, но решают это не обсуждать. Пока к ним не заходит другой полицейский и не окидывает злобным взглядом. — Бён Бэкхён? — зовет он, на что Бэкхён поднимает обе руки, собираясь поднять только одну, но не имея для этого возможности, — на выход. — А остальные? — удивляется он. — А остальные остаются тут. Пока что все. Ваши родители решили, что это будет для вас уроком, который вы усвоите и больше не совершите ничего плохого. Однако вашу характеристику это уже не спасет. Им отчетливо кажется, что характеристику в пятнадцать и четырнадцать ничего не испортит, потому что впереди целая жизнь, где не имеет смысла ничего из того, что ты делал в своем восьмом классе. Бэкхён обескуражено смотрит на друзей, поднимаясь с места. Те довольно ему улыбаются, а он понимает, что оказался на месте Чондэ. За того никто не будет выплачивать взнос, за сирот даже штрафы не всегда выплачивают. Но сиротой ощущает он себя.***
Ребят выпускают через семь дней, потому что до конца каникул остается два дня. Только через два дня после начала учебной недели, они собираются у Бэкхёна на чердаке, пока хозяин развешивает форму, смотря на них всех с неким беспокойством. Они шутят и бесятся, напрягая Бёна еще больше. Ему кажется это чем-то опасным. Но он так скучал по ребятам, которые даже в школу не ходят почему-то. Он усаживается в их дружеский круг, ожидая новости. — Нас выгнали из школы, — бодро начинает Чонин, кидая другу какую-то бумагу. А там приказ, на его имя только, но он вполне уверен, что у остальных точно такие же. — Но...меня нет... — Не хвастайся, придурок, — ворчит Кёнсу, — тебе придется пахать в этом аду до скончания веков. — Вы не расстроены? — Ну, я буду учиться в школе рядом с домом, можно не вставать ранним утром ради того, чтобы меня довез отец, а просто пройти через двор, — поясняет Чонин, которому сон был действительно важен, — к тому же, он позволил мне записаться на все возможные кружки, лишь бы я больше не лажал и был занят. Я очень даже рад. — Тоже надеюсь записаться на что-то достойное, — делится Кёнсу, откидываясь на подушки, разбросанные за его спиной, — было бы глупо жалеть, что меня выкинули из этой школы. Какая разница, в элитной школе ты учишься или в обычной, когда у тебя есть административное нарушение? — Чондэ? — Бэкхён кажется огорченным тем фактом, что друзья действительно оценили свое отчисление по достоинству. Он уже говорил им, что его отец сделал всё, чтобы никто не узнал о том, что Бэкхён вообще в тот день был в городе. И даже если он сам будет всем про это говорить, в его характеристики всё равно будут цветы цвести. Чондэ же пожимает плечами, слегка сжимая пальцы одной руки другой. — Мне стыдно, — шепчет он, — я не хотел бы быть пошмешищем после того, как был гордостью всех вокруг. Но я не жалею ни о чем из того, что случилось за эти каникулы. И если бы у меня возможность это всё исправить, я бы сделал так же. — Простите, — выдыхает Бэкхён и наклоняется к ребятам, которые сидят словно напротив него. Он еще и сидит на коленях, что придает его образу больше страдания. Чондэ мягко глядит его по спутанным кудряшкам, словно успокаивает, но Кёнсу всё рушит, просто падая на Бэкхёна сверху и начиная щекотать. — За что, недоразумение? — спрашивает он, когда Бэкхён переворачивается на спину и тяжело дышит, явно выбитый из сил таким нападением, — в чем ты виноват, так это в том, что подставился сам. Но ты сам пошел с нами, так что тебе повезло, что ты с таким отцом. — Из-за этого я ощущаю себя ужасно. — Мой мне ничего не сказал, — признается Чонин, — дал денег на случай, если я не успею на автобус и придется вызывать такси. — Мои устроили истерику, стоило мне вернуться домой. А потом еще отчисление, я думал, что меня выгонят, — делится Кёнсу, продолжая валяться на Бэкхёне, — орали на меня так, что дом на ушах стоял. А я разозлился и сказал им, что не хочу быть врачом. — Удивительно, что они выпустили тебя на улицу. — Они не хотели выпускать, когда я пытался вырваться в воскресенье. Да и вчера - тоже. Сегодня отца не было, мама позволила уйти. Теперь я для них разочарование. — Просто у тебя нет брата-близнеца, так ты бы был разочарованием с самого своего рождения, — усмехается Бэкхён. Кёнсу смотрит на него сверху, а потом делает задумчивое лицо, после которого просто одаривает парня своей улыбкой. — Я бы всегда выбирал тебя, а не Дэкёна. Он, конечно, проблем не приносит, но у него нет друзей, так еще и собака сутулая. — Его единственное преимущество перед тобой, Бэкхён, в том, что он держит рот на замке, — вставляет свои пять копеек Чонин, но Бён шутку не оценивает и зыркает на него достаточно злобно. — Завались, а. — А твой единственный минус, Бэкхён, в том, что ты его ненавидишь так же сильно, как любишь, — выдыхает Чондэ, понимая, что с этим спорить никто не будет. Бэкхён трет глаза, явно не зная, куда себя деть. Он понимал, насколько невыгодно он выглядит перед родителями, но отчего-то, зная, насколько он может быть лучше Дэкёна, он продолжал позволять тому быть на шаг впереди.***
Граффити они добивают за три дня, где последний пашет только Чонин, пока Сехун вслух читает научные статьи, которые они обязаны прочитать к новой неделе. О не был отличным художником, потому его помощь кончилась тогда, когда начались мелкие детали. Чонин больше мучился с лесом, чем с чужим, не совсем дословным, портретом. И когда со всем было покончено, он делает пару снимков и собирает сумки, пока Сехун дочитывает оставшееся. — Не хочешь скинуть фотку тому парню? — Тому парню? — удивляется Чонин, думая про человека, что снимок сделал. Сехун рукой указывает на стену. — Этому. — Я даже не знаю, сменил ли он номер, — это раздражает. Переписываться с тем, кто выпал из жизни, Чонин явно не горел желанием. К тому же, вряд ли с ним захотят общаться. — Удивительно, — смеется Сехун, — я честно думал, что ты скажешь "я даже не знаю, жив ли он". — Думаю, его родители позвали бы меня на похороны. — Отвратительно, Чонин, — злится О, поднимаясь с травы. Он стряхивает пыль с задницы и подходит ближе, забирает у Кима телефон и залезает в контакты, — как его зовут? — "Цу", — бросает Чонин, позволяя делать все, что тот хочет, — вроде. Всё, что связано с имен... — Нашел, — перебивает Сехун, — у него даже ток есть, скину туда фотку. Как мне подписать? — Ничего не пиши. Просто скинь фотку. — Он узнает? — Если это он, то поймет и без подписей.***
Бэкхен недовольно фыркает, когда Чонин проводит краской из баллончика по его руке, опоясанной гипсом. Кенсу с силой натягивает на Чонина маску, чтобы тот не надышался хрени, натягивает и себе. Они рисуют, пока Чондэ лениво их фотографирует на память, используя для этого фотоаппарат Бэкхена. — Так ты расскажешь, как руку сломал? — зовет Кенсу. Бэкхен недовольно меняет пальцы Чондэ на своей вещи, чтобы тот держал вернее. — Да вы ржать будете, — отмахивается он. Чондэ игриво дергает бровями, заставляя Бена напрячься. — Дрочил так сильно? — спрашивает он, а Бэкхен заливается красным, вместе с шеей и ушами, как обычно у него бывает, бьет здоровой рукой Чондэ в бок и сипит. — Я что ли угадал? — Нет, придурок! — паникует Бэкхен, а Чонин не может сдержать улыбки, потому что знает, как друга смущают такие темы. — А что на самом деле? Хуже этого уже не будет, — Кенсу даже маску снимает, показывая свою серьезность. Бэкхен тушуется и смотрит на свой яркий гипс, с полосой, свойственной только Чонину. Интересно, если бы из них таким отбитым был Кёнсу, у Бэкхёна бы там каллиграфия была или что-то более изящное? — Ну, я во сне упал с кровати и прямо на запястье всем весом. Мальчишки смотрят на него достаточно серьезно, словно совсем им смешным оное не кажется, но вместе срываются на хохот, от которого Чондэ даже падает на спину. Бэкхен закрывает голову руками, не зная, куда себя деть. У Чонина едва-едва светлые волосы, грязные от смывшихся оттенков. И Бэкхен смотрит на это с неким восторгом, пока тот смеется, рукой убирая челку с лица. У него шрам над бровью, едва заметный, но чертовски милый, что Бэкхен, разглядывая все эти детали смеющегося друга, не может не улыбнуться в ответ. — Лучше бы ты сказал, что дрочил, — выдыхает Чондэ, все еще валяясь на траве. Бэкхен давит локтем ему в живот, наваливаясь сверху. — Я сейчас тебе сломаю то, что ты дрочешь, говна кусок. — Да тебе же самому смешно, — защищается Чондэ. Бэкхен замирает, смотря на него. Ему обидно. Обидно, потому что руку сломал, так даже не правую, придется писать на уроках. И обидно, что они над ним смеются, потому что он надеялся на поддержку. Но сейчас улыбается и кивает. — Это глупо, потому и вам кажется, что смешно. — Прости, — зовет Кенсу, — просто это правда звучало смешно. Не сильно болит? — Не так сильно, как мое разбитое сердце.***
Мальчишки недовольно переглядываются, когда близнецы отдают вещи в гардероб. Видеть в своей компании Дэкёна они не хотели, тем более сидеть вместе в кино. Бэкхен быстрее брата сдает вещи и идет к друзьям, замечает недовольные их лица и теряется. А потом и злится из-за этого. — Если вам так не нравится, что я с ним, то возьмите себе билеты отдельно от нас. — Меня так бесит, что ты его тащишь с собой, — ворчит Чонин, — нельзя было отказать? — Я вас позвал, потому что меня позвал Кён, так что не выделывайтесь, мы собрались чисто по его инициативе. — Он тебя потерял, — замечает Чондэ. Бэкхен оборачивается и машет близнецу, улыбаясь широко. Так или иначе, он любит Дэкёна, как бы его не бесило, что их сравнивают. Тот подходит к ребятам и клонится в знак приветствия. Те здороваются с ним лениво, стараясь не подать вид, что они недовольны, но и не переигрывать. — Пошлите за билетами, а то все разберут, — почти прыгает на месте Чондэ, после чего тащит парней за собой. Бэкхен общается с Дэкёном жестами, хотя тот вполне слышит, но им так удобнее. Отчасти, Бэкхен просто показывает свое уважение брату, потому оказывается в его условиях. — Из тебя был бы отличный немой, — шутит Кенсу. Бэкхен кивает, улыбаясь как-то печально. — Я без вас в школе себя так и ощущаю. Общаюсь только жестами с братом, с остальными — никак. Мне иногда кажется, что я голос подаю только с вами. — Эй, ты расклеился, — Кенсу ерошит его густые волосы, обнимает за шею, — все же хорошо. — Вы оставили меня в аду, ничего хорошего.***
После фильма ребята лениво выбираются из зала, обсуждая между делом фильм, а Бэкхён разминает плечо, уставшее от сидения в одном положении. Он проспал весь сеанс, но его никто не тронул, хотя он точно уверен, что подкалывать его должны начать. Дэкён ловит его за руку, чтобы обратить к себе внимание, мягко улыбается и отчитывается жестами. Бэкхён отвечает тем же. — Эй, вы о чем? — обращает внимание на них Кёнсу. Близнецы оборачиваются и виновато улыбаются, заставляя Кёнсу поежиться, — прекратите быть такими одинаковыми. — Я в очках, — напоминает Бэкхён, — Кён уходит, вот о чем мы. — А мы не по домам? — удивляется Чонин, получая отрицательные ответы, потому что домой никто не собирался. Дэкён улыбается ребятам и показывает на них, на глаза, а потом на Бэкхёна, как бы прося за ним приглядеть. Когда он пытался общаться с остальными, то использовал более понятные жесты, которые просто были обозначением, чем реальным значением. — Да будто с ним что-то случится, если он с нами, — ворчит Чонин, но Бэкхён скептически качает головой, ибо все их проблемы возникают лишь тогда, когда они вместе. Дэкён пожимает плечами, показывает благодарность за проведенное время и прощается. Ребята с ним тоже прощаются, искренне, без всей той злобы, что они испытывали к нему в самом начале. — Эй, а куда он? Неужели уроки делать побежал? — спрашивает Чондэ, закидывая руку Бэкхёну на плечо. Тот лениво откидывает голову на его руку, словно так очень удобно, а не в обратном. — У него девушка, он счастлив, весь в заботах. Никакие уроки теперь его не интересуют так, как она. — Мог бы с ней пойти в кино. — Она ходила с подругами на другой, — поясняет Бэкхён, — девчонки не любят боевики. — Тебе бы с ними пойти, может, там не спал бы, — бросает Кёнсу, заставляя Бэкхёна смутиться, — почему ты такой? — Скучающий на боевиках? — уточняет Бэкхён, усмехаясь. Он понимает вопрос, но честно хочет от него уйти. Мальчишки переглядываются и выводят его из помещения на улицу, явно не желая разговаривать в закрытом пространстве. Бэкхён сжимает пальцы Чонина, который старается не трогать его за руку там, где близко гипс, потому и держит за самые кончики тонких пальцев. — Мы серьезно, Бэкхён, что происходит? — Чондэ чуть ли не зажимает его среди них всех, давя так, что приходится отвечать. — Когда вас отчислили, все же были в курсе того, что мы дел наделали. И все были в курсе, что я был с вами. Для учителей я всё еще прекрасный мальчик-зайчик, а для остальных предмет для ненависти, — поясняет он, теряясь, — я обязан оставаться лучшим в этой школе, потому что отец не имеет право тыкать мне моим братом, но...черт... Бэкхён закрывает рот ладонью, втягивая воздух через нос с хрипом и надрывом. Он убирает очки на голову, вытирая глаза кончиками пальцев, потому что иначе их трогать просто боялся. Среди них всех, являясь во всем лучшим, даже если дело было в мелочах, он проигрывал тем, что был слишком слабым, просто потому, что оставался один. Ребята обнимают его, потому что сами пугаются того, что их вопрос вызвал такую реакцию. — Я, черт возьми, лучше...но ложусь спать...а в голове эти...переш...перешептывания, упреки родителей. Я не могу уснуть, пока не выбьюсь из сил...а уже вставать, снова эта школа и всё по кругу, — и он действительно плачет, даже не разбирая, на чьем плече, потому что всё в куче, а ему лишь бы за кого-то цепляться. — Ну тише, тише, — успокаивает Кёнсу, — всегда все относились к тому, что ты выше, таким образом. — А я никогда не замечал, — признается Бэкхён, — за вашими спинами оставаться лучшим было приятнее, чем встречаться с этим в одиночку. — Ты не говорил про перевод? — осторожно спрашивает Чондэ, — вокруг так много школ с высоким рейтингом, тебе не понадобится стараться, чтобы быть лучшим в любой. — Ты что, это же лучшая школа в стране, как я могу променять ее именной аттестат на какую-то непотребность? — ворчит Бэкхён, передавая слова родителей, — я быстрее сдохну, чем они согласятся меня перевести. Для них я теперь преступник, а мнение преступников никто не слушает. — Если бы он действительно так считал, не стал бы платить копам, чтобы тебя вычеркнули из списков, — не выдерживает Кёнсу, отстраняясь, — если бы он не хотел тешить свое эго за свой счет, всё было бы в разы проще. Он покрывает даже не тебя, а свою задницу, не больше. — Не тебе говорить про херовых родителей, — напоминает Чондэ. Бэкхён отстраняется, понимая, что Чондэ его и обнимал так, что можно было упереться ему в плечо. Смотрит на него и искренне надеется, что Кёнсу не ответит то, что он может ответить. Он находит взглядом Чонина, а тот уже зажмуривает глаза, словно понимает и чужие мысли, и их последствия. — Не тебе тыкать моими херовыми родителями, Ким Чондэ, — рычит Кёнсу, — если ты вообще Ким, а не что-то другое. Чондэ срывается с места, набрасываясь на Кёнсу с кулаками. Чонин оттаскивает к себе Бэкхёна, чтобы тому, стоящему без очков, не досталось, стягивает с волос на нос очки и срывается к ребятами, чтобы их развести. Но те действительно устраивают нешуточную драку посреди улицы. Чонин хватает Кёнсу за руки, но это делает немного хуже, потому что Чондэ еще раз успевает его ударить, пока Бэкхён его не загораживает, честно не зная, получится ли из этого хоть что-то. — Успокойтесь, пожалуйста! — просит он. Чондэ замирает, смотря на него немного испуганно, словно понимая, что только что случилось. И что могло бы случиться. Чонин выпускает одну руку Кёнсу, которой тот вытирает кровь из-под носа, смотрит озлобленно, но не кидается. Чондэ тяжело выдыхает, выплевывает кровь изо рта и молча уходит, явно не желая разбираться. — Проблема в том, что он прав, — шепчет Бэкхён, оборачиваясь к До, — какими бы не были мои родители, твои тоже относятся к званию херовых. — Будто я когда-то с этим спорил, — усмехается Кёнсу, стоит Чонину его отпустить уже совсем. — Тебе не следовало его тыкать тем, что он один, — пытается давать нравоучения Чонин, получая едва заметный кивок от Бэкхёна. — Его бросили, вероятно, те люди, которые больше наших родителей заслуживают звания хреновых. — Мы же не знаем, — Бён разводит руками, — тебе не следовало так говорить.***
Чонин пишет конспект, стараясь не отвлекаться, когда Сехун подрывается время от времени с места, чтобы налить себе воды. Он обрабатывает фотографии однокурсницы, мысленно явно пересчитывая сумму, которую за эту обработку можно потребовать. Девчонка не получила еще ни одного снимка, уже выплатив часть денег, которые О потребовал. — Тот парень тебе не ответил? — спрашивает Сехун, подсаживаясь рядом. Чонин отрывает взгляд от текста и смотрит на него максимально недовольно. — Я как бы занят. — Я в курсе, но на вопрос ты не ответил, — напоминает он. Чонин убирает ручку из руки, отчего-то раздражаясь. Кёнсу действительно ему не ответил. Он даже не прочитал, а в сети появлялся достаточно давно. Но не так давно, чтобы считать номер не существующим. — Он даже не прочитал, — выдыхает Чонин, — это было глупой идеей с самого начала. Даже если это и его номер, он никогда не ответит мне. — Ты его обидел? — Я обидел их всех, — признается Ким, не зная, что ему делать с таким. Но Сехуну явно будет мало такого ответа, потому нужно будет это пояснить, — я был им нужен. Каждому из них. Но для себя решил, что они не нужны мне. Что мне будет легче, если я побуду один, если никто не будет мне мешать и напоминать о том, что мы сделали. Им же нужна была поддержка, которой мог бы быть я, потому что никто не заставил их взять себя в руки, никто не позволил им выплакаться. Я был единственным, кто мог бы их спасти от последствий, но не попытался даже. А теперь я пишу ему так, словно всё было в порядке? Да я бы сам себе не ответил. — Ты...не скажу, что ты не виноват, но это не то, за что стоит обижаться. Тебе было необходимо что-то другое, а они всё еще были друг у друга. Ведь были? — Чонин отводит взгляд, ведь понимает, что во всей той ситуации, они друг с другом не были. С Кёнсу была только боль, а Чондэ сковывали расстояния. Он был бы тем, кому они могли бы довериться, но не имели к нему доступа. — Чонин? — зовет Сехун, — что вы сделали? — Мы оплошали так, что это привело к несчастному случаю. И когда это случилось....мы просто...мы сбежали, — Чонин трет глаза, говорить такое было странно, — я не могу рассказать в деталях. Но все последствия сыграли с нами в ужасную игру.***
— Они продолжают дуться друг на друга? — осторожно спрашивает Бэкхён, забираясь на багажник велика Чонина. — Кёнсу сказал, что извинился, но что-то мне подсказывает, что он либо врет, либо Чондэ действительно обиделся, — поясняет он, — вообще, Кёнсу теперь молчит, просто рисует молча, словно боится сболтнуть лишнего. У меня ощущение, что я хожу с твоим братом. — Он достаточно болтлив, хочу тебе сказать, — Бэкхён обнимает Чонина поперек живота, чтобы быть ближе и говорить не очень громко, — иногда я устаю следить за ним и искренне хочу его заткнуть. — Иногда мне кажется, что ты единственный, кто с ним разговаривает. — Отчасти, — соглашается Бён, — родители знают язык жестов, потому понимают всё то, что он им говорит. Но чтобы с кем-то сесть и трещать, то я вполне себе единственный. Пока учеба позволяла ходить на дополнительные, там ему было с кем поболтать. — Ты никуда не хочешь записаться? — Я сходил в фотоклуб, но они делают какую-то примитивную хрень, я лучше в интернете поищу самоучители, чем тратить время на этих криворуких. А ты? — Я подал заявку на бег, но пока что не получил ответ, — Чонин оглядывается, проверяя дорогу и Бэкхёна заодно, — мне не нравится, что Кёнсу пошел в художественный. — Что? — Бэкхён аж приподнимается, — он же собирался на футбол! — Не знаю, что там случилось, но он даже не подавал. — Думаю, отец ему запретил, — рассуждает Бён, — он никогда не разрешал ему спортивные секции, а тут футбол, это будет требовать слишком много времени. — Теперь он тратить свое время на рисунки. Он же терпеть это не может, — негодует Чонин. Бэкхён искренне хочет возмутиться, ведь До всё еще рисует лучше, чем тот же Чонин. Да, тонкими линиями, слегка по девчачьи и мягко, в светлых тонах. Но он действительно хорош. — Просто это талант, — улыбается Бэкхён. Ему четко кажется, что с ними что-то происходит. Они не были из тех друзей, которые позволяют себе кидаться издевками, драться и ссориться. А тут, драка из-за ссоры с издевками. Это всё казалось таким странным. Возможно, они просто растут, но каникулы казались страшным кошмаром, после которого Бэкхён не может проснуться, а всё остальное - полусон, полуреальность.