***
Вечером Кенсу берет телефон, наконец ощущая себя более свободным, чем до этого. Сушит волосы полотенцем, пока читает сообщения. А потом смотрит на фотографию граффити и честно хочет забить, но становится обидно до пелены перед глазами. Он выходит на балкон, прикрывая за собой дверь. До присаживается на порожек и нажимает на вызов номера. Он даже не уверен, какой часовой пояс у Чонина, но ему искренне плевать. — Да? — раздается на том конце. Кенсу зажимает телефон плечом, доставая из пачки сигареты. Голос такой знакомый, хоть и более низкий. Голос Кенсу же - хриплый, выкуренный, но по словам Суджин и однокурсников, достаточно харизматичный. — Удивительно, что ты не сдох, Чонин, — бросает он, запихивая сигарету в рот и поджигая, — я искренне в это верил. — Быстрее сдохнешь ты, — язвит в ответ Ким, — твой голос звучит так, словно у тебя тубик. — Ты не бросайся терминами, зная, с кем говоришь. — Мы так и будем кусаться? — шутит Чонин. Кенсу выдыхает затяжку, улыбаясь чужому настрою. Ему почему-то искренне приятно слышать чужой голос. Вряд ли он, храня глубоко в душе обиду, смог бы сейчас бросить трубку. — С чего вдруг ты рисуешь меня? — Просто вспомнил такую фотку, решил сделать. Так сказать, руки размять красивым образом. — Удивительно, — смеется Кенсу. Чонин явно закатывает глаза, а по звуку недовольно выдыхает. — Если честно, то я соскучился. — Когда ты был нужен, ты не скучал, Чонин. — У меня были свои причины. — Откуда у тебя эта фотка? — переводит тему До, не желая говорить про это. Ему искренне не хотелось верить всем его отговоркам. А тот факт, что снимок был только у Бэкхена, он знал. — Мне...Кён отдал этот телефон, когда я уезжал. Вот я с этими фотками в облаке и хожу. — У него было много интересного. Хотя, я понимаю, почему это досталось тебе. — Завидуешь? — Чонин кажется чем-то таким родным, но таким невероятным. Кенсу даже не помнит его лица, хотя четко понимает, что узнает в толпе. — Я скучал. И по тебе, и по твоим рисункам, и по его фоткам.***
Бэкхен тянет сок из коробки трубочкой, привлекая к себе внимание ребят. Смотрит на них слегка раскосо в ответ, потому что сидит без очков. Слегка щурится, а Чонин упирается ладонью в щеку, улыбается от этого вида мальчишки. — Как четверть? — спрашивает Бен. Кенсу тянет ко рту чипсы и смотрит на него с вызовом. — Мы же отличники. Даже не интересно, если честно, — поясняет он. Чонин его слова подхватывает. — У нас убрали рейтинг, но на параллели вместе с нами всего четверо отличников. Мы явно выделяемся. — У меня по праву четверка, — выдыхает Чондэ, — поставили чисто из принципа, что у меня есть административка. — Да, подпортило это нам лицо, — рассуждает Бэкхен. Парни переглядываются. — Жалеешь? — Жалею, — соглашается он, — я же остался без вас. Не говорите только, что вы не жалеете, — ребята улыбаются и не говорят. Они не жалеют. — А у тебя как с учебой? — переводит тему До. — Я упал в рейтинге, хоть и остался отличником. — На тебя не похоже. Сдаешь позиции, влюбился что ли? — шутит Чондэ, а уши Бена краснеют, заставляя подавиться соком и неловко их потереть, — я угадал? — Мне...н..нравится кое-кто, но я не уверен, что влюблен. — Не познакомишь? — Чонин усмехается, но получается как-то грубо, с легкой обидой. Бэкхен смотрит на него, а потом качает головой. — Я бы с радостью, но я даже о том, что мне нравится этот человек, сказать не могу.***
Чонин клеит стикеры на новые тетради у Бэкхёна, пока он сам их подписывает. У него так быстро исписываются странички, как и материалы, которыми он пишет. У Чонина, вместе с тем, что он рисует, остается всегда много чего. Кёнсу отказался ночевать с ними, потому они остались вдвоем. От Бэкхёна пахнет каким-то теплом, потому Ким искренне хочет прислониться к его плечу щекой и отдохнуть, но продолжает лежать на животе на мягком ковре и выбирать цвета стикеров под цвета тетрадей. — У Кёнсу какие-то проблемы дома, да? — спрашивает Бён, отдавая другу последнюю тетрадь. Чонин удивленно на него смотрит и не знает, что на это ответить. Натянуто улыбается и чешет щеку, словно не просто так. — Почему ты спрашиваешь это у меня? — Ты его лучший друг, явно что-то знаешь. Ведь знаешь? — Знаю, — соглашается Чонин. Бэкхён улыбается и взглядом просит рассказать, — но это секрет. — Эй, если секрет знают двое, то это не секрет. — Я не знаю его секрет, я случайно у него спросил и угадал, а он попросил никому не рассказывать, потому что это секрет, — поясняет Чонин, — если тебе так интересно, то попробуй это спросить у него, а не у меня. — Удивительно, что ты хранишь секреты. — Я храню любые секреты, а не только его, — Бэкхён прищуривает глаза, потому что не верит. Но как-то быстро отходит и расслабляется, едва заметно улыбаясь. — Мне даже завидно, что вы лучшие друзья. Я бы тоже хотел. — Мне кажется, Чондэ считает тебя лучшим другом. — Иногда он так жестоко бросается словами, что у меня чувство, что он меня ненавидит. — Просто он острый на язык, — Чонин облизывает свою руку языком и делает вид, что порезался. Бэкхён искренне смеется и падает к Чонину на ковер, только спиной. Смотрит, откинув голову назад, даже очки снимает, потому что близко, — а ты кого считаешь из нас лучшим другом? — Я люблю вас одинаково, Чонин, — улыбается он. Но Чонин понимает его ответ иначе. — Считаешь брата своим лучшим другом? — Ну, он держит рот на замке насчет моих секретов, — отшучивается он, но Ким шутку не оценивает, — он мое отражение, мне становится плохо, если он или я остаемся долгое время друг без друга. Мне плохо, когда он болеет. И мне хорошо, когда он счастлив. Я завидую тому, что его любят родители, но он часть меня, я не могу относиться к нему как-то иначе. — По крайней мере, в отличие от нас с Кёнсу, ты не чувствуешь себя виноватым перед другими, когда отвлекаешься на того, с кем ты вроде как ближе всех. — Не самый привлекательный плюс, Чонин.***
Кёнсу наспех стягивает кроссовки с ног, искренне надеясь, что успеет закинуть рюкзак в комнату до того, как его поймают. Он на носочках пробегает к своей комнате и кидает рюкзак, в последний момент пробираясь внутрь уже сам. Парень быстро переодевается, открывает первый попавшийся учебник и кидает его на стол. Он успевает сесть на стул и включить лампу ровно тогда, когда открывается входная дверь. Стирает со лба пот и поправляет волосы пальцами. — Су, ты дома? — спрашивает мама, заставляя парня облегченно выдохнуть и расслабить плечи. Он поднимается с места и выглядывает из комнаты, слегка улыбаясь. — Вы как-то поздно, — делает замечание он, хотя сам давно знал, что они задержатся, — где папа? — Я отправила его в магазин, скоро придет, — улыбается в ответ женщина, а потом ставит свои туфли на полку, позволяя Кёнсу понять, как же он просчитался, — ты ходил в школу в кроссовках? — Так физкультура же была последней, вот я в них и пошел домой. Подошва рвется, я думал заклеить, не успел еще, — он даже не врет, потому что занятия на самом деле были, а подошва на самом деле стала рваться. Но правдой не было то, что он не успел еще их заклеить. Как бы он успел, если он только домой зашел? Женщина кивает и проходит в квартиру. — Скажи отцу, может сделает вместо тебя, — советует она, — скоро ужин, не засиживайся. — Да я почти закончил, — врет парень, скрываясь в своей комнате. Он закрывает дверь и прижимается к ней спиной, нервно выдыхая. Кёнсу трет лицо руками, стараясь уменьшить ощущение ужаса в себе. Как же он устал жить в окружении обмана всех вокруг. Он садится за уроки теперь на самом деле, успевая до прихода отца сделать большую часть всех тех заданий, которые нужно было сделать. Мужчина здоровается с ним, заглядывая на пару секунд в комнату, позволяя доделать оставшееся. Кёнсу убирает одежду под кровать, надеясь, что никто никогда не заглянет туда. Выходит он из комнаты раньше, чем мама зовет на ужин, потому позволяет себе сказать, что сделал домашку. — У вас уже появились профессиональные разделения? — спрашивает отец. Кёнсу честно не помнит, что говорил что-то отцу про это, но знает новую информацию, которой можно ответить на этот вопрос. — Нет, нам сказали, что они будут в девятом, поэтому сейчас их как таковых нет. Ну, можно записаться на дополнительные, но тогда мы дважды будем проходить одно и тоже. Сейчас у нас есть время просто определиться с тем, что мы хотим попробовать. — У вас много неопределившихся? — удивляется мужчина. Кёнсу криво улыбается и кивает. — Чонин, например, не хочет в органы, а куда, не знает еще. — Ну, в органы его бы не взяли. — Он не хотел туда еще до того, как мы попали в неприятности, — Кёнсу разводит руками и соглашается помочь маме накрыть стол. — Удивительно, вы называете неприятностями свое преступление. — Это проступок, — улыбается парень, — мы же не беспризорники, а ты относишься к нам, словно это так. Можно же так вывести нас из себя, мы тогда действительно станем так себя вести. А тут, отличники, лучшие детишки, подумаешь, нарушение в характеристики. — Это не меняет того, что вы испортили себе часть будущего, — Кёнсу кивает. А потом решает перевести тему. Чонин любитель шутить, что Кёнсу лучший в том, чтобы уходить от разговора. И не поспоришь. — Может, пока у нас нет профессионального деления, я запишусь на спортивную секцию? Чонин позвал меня на футбол, — насчет последнего он врет, потому что Чонин максимум пошел бы на бег, но и то не хотел. Родители переглядываются. — Мы же говорили, что спортивные секции забирают слишком много времени. Ты и так ходишь на дополнительные, как ты можешь просить добавить тебе нагрузку? — Я бы выписался из художественной. Мне не нравится рисовать. — Это мелкая моторика, Кёнсу. — Это выматывает, — жалуется он, — я не могу даже с ребятами прогуляться без психов, потому что я устаю. — Ты хочешь сказать, что сидя на стуле ты устаешь, а бегать по полю не устанешь? — с вызовом спрашивает мама. Кёнсу искренне надеялся на ее понимание. Он не Чонин, ему не бывает в кайф придумывать что-то из своей головы, чтобы опустить на лист. Ему так же не нравилось срисовывать что-то. Он вполне испытывал удовольствие от того, что они закрашивают стены, хоть это и нельзя делать. Ему вполне нравилось то, что он мог рисовать на руках Бэкхёна, пока они учились вместе. Но делать из этого дополнительные занятия он ненавидел. — Я устаю от вас, — злится он, чуть ли не швыряя тарелку на стол. Она конечно же не разбивается, но шума создает много, — я не обязан делать ничего из того, что хотите вы. Но я беру и делаю это. Неужели вам так сложно хотя бы раз сделать что-то из того, что хочу я? — Да ты уже сделал то, что ты хотел! — мужчина поднимается с места, — и что ты получил? Отчисление из лучшей школы страны, административку, позор на мою семью и огромный штраф. Тебе не кажется, что ты просто не способен делать что-то сам так, чтобы это не вызывало проблем? — Моя единственная проблема - вы! — кричит он, за что получает достаточно болезненную пощечину. Жмурит глаза, но к горящему месту не прикасается. Хочется разрыдаться, но всё, что он может, так это сжать губы и с вызовом посмотреть на отца, — если тебе кажется, что избиение решит проблему, то бей. Хоть головой о стену, но я всё равно не стану проекцией вас.***
Отчет по практике оказывается принятым еще до того, как До сдает его лично. Вообще, ему нравилось, что отчеты за него пишет правительство, пока он сидит в самолете, надеясь не сдохнуть от его падения. Ответственный за практику преподаватель хвалит парня и обещает дополнительную выплату к следующей стипендии. Кёнсу хочет сказать, что он и без этого получает огромные деньги, но только улыбается и благодарит в ответ. С Суджин у них оказываются все пары совместными в этот день, потому девушка всё время таскается с ним. Кёнсу между делом переписывается с Чонином, больше по пустякам, ибо говорить о чем-то серьезном с ним было сложно. Рассказывать про практику было так же тяжело, как о всей своей жизни в принципе. Чонин тоже на такие темы молчал. — С кем ты переписываешься? — спрашивает на перерыве Суджин, — ты будто улыбаешься, чего я у тебя никогда не видела. — Это старый друг, — отвечает Кёнсу, стараясь не улыбнуться от того, что озвучил это в слух. — Не тот ли это старый друг, про которого Чондэ говорил "лучше бы он сдох, ублюдок"? — подкалывает девушка, а До только сейчас понимает, что он точно так же думал. Они были так сильно обижены на Чонина, что рассказывать о возобновленных отношениях Чондэ было страшно. — Да, это он. — Видимо, ваши пожелания ему не оправдались. — Хватит нам исполнения наших пожеланий и без его смерти, — отмахивается Кёнсу. А Чонин присылает сообщение с вопросом про Чондэ. До пишет о том, что расскажет это по телефону, потому что писать придется долго и много. Чондэ стал для него неким тяжелым бременем, вызывающим только беспокойство и страх.***
— Почему ты вдруг спросил про Чондэ? — спрашивает Кёнсу вечером, устраиваясь удобнее на балконе. Стало холодать, потому долго без удобства тут было сложно просидеть. Чонин явно был на улице, раз шум на его стороне был таким ужасным. — Я думал, написать ли мне ему, но не смог предугадать, как он на это отреагирует. Вот и спросил. — Он пошлет тебя, Чонин. Тем более, даже я сейчас не могу ему написать, — поясняет До. — думаю, будет лучше, если я ему расскажу, когда он приедет, что мы с тобой помирились. Ему будет проще с моих слов поверить, что в тебе есть смысл, чем разозлиться из-за твоих. — Черт, а он держит злобу, — выдыхает Чонин, — куда он уехал? Сейчас же учебное время. — У них была практика, когда у нас были каникулы, потому у них сейчас месяц каникул посреди учебного процесса. Удобно устроились, ничего не сказать. У вас... — Так куда? — До хочет выругаться, потому что Чонин знает все его повадки. И если он попытался задать вопрос, Чонин задал свой поверх. Его не подкупить. — В Китай. Оформил себе доки еще давно, вот и полетел. — Совсем один? — Ты меня пытаешь? — Ты уходишь от ответов, поэтому я могу сказать, что ты что-то знаешь, что не хочешь говорить, — Кёнсу бы сказал, что такое не рассказывают без ведома человека, о котором речь. Но Чондэ вернется не скоро, а для Кёнсу эта всё еще головная боль. — Только...не говори ему, что я проболтался. Я говорю это тебе только потому, что я боюсь за него. — Да, да, совсем не потому, что ты сплетник. — Я уже давно не тот До Кёнсу, которого ты знаешь, Чонин, — они оба молчат какое-то время. Кёнсу искренне не помнит, когда в последний раз был счастлив, когда позволял себе снять с лица маску серьезности и неприкосновенности. И эта маска не позволяла ему ни сплетничать, ни ругаться. — Он встречается с мужчиной. — Ты выделил слово "мужчина" так, словно осуждаешь его за однополые отношения, когда сам меня на такие подталкивал. — Я осуждаю не его отношения по полу, а потому что этот мужчина его лет на десять старше, если не больше, — выдыхает Кёнсу, на всякий случай оглядываясь. Он волновался за Чондэ так, словно должен за него отвечать. Хотя, если учитывать, что у него только Чондэ и остался, за него было боязно. За него было боязно и когда он был тут, а теперь он в другой стране, не берет телефон и не собирается ни с кем общаться до приезда. — Это из-за денег? — Не скажу, — Кёнсу даже головой качает, хотя его и не видит собеседник, — этот мужчина не зарабатывает баснословные деньги. Да, у него стабильная работа, свой дом и прочие плюшки. Но деньги есть и у Чондэ. Он столько выполняет, за что ему отлично платят. Тем более, у него есть работа. Дело не в деньгах. — Не говори толь... — Я скажу, Чонин, — ощущение того, что они могут читать мысли друг друга немного греет душу, — он Чондэ так любит и оберегает, что тот на это тянется. Это что-то вроде и любовника, и родителя в одном флаконе. — Мы все знали, что он в такое вляпается, — выдыхает Чонин, а Кёнсу смотрит на то, как потряхивает его руки от того, что они действительно такое ожидали. Они ожидали, что Чондэ вляпается в отношения с большой разницей в возрасте, чтобы его любили так, как любят детей. И наличие секса в этом всем не будет для него проблемой. — Его прошлые отношения кончились чем-то ужасным. Он так и не рассказал. Пришел ко мне со слезами и просто рыдал, обещая себе, что больше никакой любви, никаких глупых решений. А потом этот мужчина. Думаю, Чондэ просто пригрелся и позволил себе снова самообмануться. — Ну, если он хорошо к Чондэ относится, мы не можем их осуждать. — Он ахуетительно красивый, — шепчет До, — я бы сам с ним переспал, будь моя воля. — Ого, настолько красивый? Тогда, я завидую. Ты редко называешь парней красивыми. — Когда Чондэ показал их совместную фотку, я такой "ой, ну понятно, почему ты с ним". Он, конечно же, сказал, что внешность не главное. — Но мы будем честны и скажем, что повелся он на лицо, — смеется Чонин.Кёнсу не может не улыбнуться в ответ. — Они познакомились в баре, когда Чондэ был в усмерть пьяным. Он написал мне что-то в стиле "плеф-плеф", что значило, что он влюбился с первого взгляда. Когда я ему это напомнил, он сказал, что я всё придумал, а переписка подставная. — Не бойся за него, если он счастлив сейчас, — советует Чонин, а его голос кажется уж таким мягким и наполненным любовью, что хочется ему довериться, — если он всё еще не убил нашего Чондэ в первой же подворотне, он не сделает это и потом. Да, это может кончиться болью, но сейчас он счастлив и окружен любовью. Будь для него поддержкой, которую он может получить и в любви, и в горе. — С каких пор ты стал таким правильным? — удивляется Кёнсу. Чонин хмыкает и куда-то заходит, прося подождать секунду. Скрипит чем-то, напоминающим двери лифта. — Я вляпался в человека...черт... — Которому нужна твоя поддержка, — понимает Кёнсу, — браво, Чонин. Ты всё еще говна кусок. — Когда мы с ним стали встречаться, поддержка нужна была мне, я так думал. А потом узнал всё про него. Что я мог сделать? Позволить человеку умереть? — Ну, мы уже э... — Лучше бы ты тему перевел, чем это, — рычит Чонин, а лифт явно приезжает к нужному этажу, — я расскажу тебе это тогда, когда это будет иметь смысл, а не злые нападки.***
Чонин роняет голову Кёнсу на плечо, улыбается едва-едва заметно, пока переписывается с Чондэ по телефону. Кёнсу опоздал, но ему ничего не сказали, потому что он отличник, может себе позволить. Ким слегка приподнимает рукав рубашки друга, находит синяк на коже и слегка нажимает на него пальцами. Кёнсу шипит и пихает его в бок, заставляя сесть нормально. — Откуда синяки? — шепчет Чонин. До смотрит на свою руку и поправляет рукав. — Не знаю, утром сам у себя нашел, не понял. — Ты какой-то загруженный. — Это не связано с синяками, — отмахивается Кёнсу, надеясь не привлекать внимание учителя, — родители клюют мне мозги насчет моих желаний. — Не парься, осталась четверть и мы в старшей школе, — подбадривает Чонин, хотя даже он не верит в то, что в их жизни будет что-то хорошее, если они станут на класс взрослее. — И какие плюсы будут нам от этой старшей школы? Больше обязанностей, не больше. — Ну, нам будет шестнадцать. — Тебе только через неделю пятнадцать, о чем ты? — Чонин шепчет на грани слышимости "тебе тоже" и садится ровнее, чтобы списать с доски. У них с Чонином разница в день между днями рождения, но всегда остается четкое ощущение, что эта разница огромная. С тем же Чондэ, что старше них всех вместе взятых, или Бэкхёном, который младше, они кажутся более близкими по возрасту, чем друг с другом. Но им так комфортно вместе. — Бэкхён выносит мне мозги вопросами о тебе, — шепчет Ким, — он волнуется, было бы неплохо, если бы ты рассказал ребятам, что происходит. — Если бы я сам знал, что происходит.***
Кёнсу стирает кровь с подбородка, морщась от боли в губе, разбитой. Думает о том, что мог и без зубов остаться, но остался только с рюкзаком за порогом собственного дома. Смотрит на разряженный телефон и искренне не хочет идти к Бэкхёну. В последнее время, ночевки у него стали какими-то сложными, потому что друг заваливает вопросами, на которые отвечать не было никакого желания. С Чонином можно было просто молчать. Надеясь на то, что внешний вид растопит сердце отца Кима, Кёнсу оказывается у друга дома. Переводит дыхание и улыбается, когда стучит в дверь. В крайнем случае, они оба окажутся у Бёна. Мужчина открывает дверь и удивленно смотрит на побитого подростка. А тот только и может, что нелепо улыбаться, несмотря на то, что губы все еще в крови. — Если тебе нужна помощь, я могу помочь, — сконфуженно произносит мужчина, ведь он полицейский, его явно удивляло такое состояние друга сына. Чонин выглядывает в коридор, вглядываясь. — Ах, это пустяки, — Кёнсу пытается быть самым настоящим милашкой, — меня просто выгнали из дома. — И ты решил, что не выгонят из этого? — Вы единственный среди всех родителей нас троих, и надзирателей Чондэ, кто не считает меня преступником. Конечно, я в это верю. Это не продлится больше, чем одна ночь. — Ты можешь оставаться у меня столько, сколько хочешь! — подает голос Чонин, — ты не должен терпеть унижения, даже если это твои родители. — Как мы заговорили, — усмехается мужчина, отходя в сторону, — заходи. Тебя отец так? — Я не хочу об этом говорить, — признается До, — тем более, с полицейским. — Смотрите, какие мы нежные, — Чонин говорит это с отцом почти в один тон, заставляя Кёнсу улыбнуться. Чуть позже Кёнсу моет лицо в чужой ванной, позволяет тетушке себя накормить, а потом лежит у Чонина в комнате, не зная, куда себя деть. Ким присаживается рядом, толкает в бок и привлекает к себе внимание. У Кёнсу пластырь на губе, а так же болят ребра, но он пытается улыбаться и как-то показать, что всё в порядке. Чонин о чем-то разговаривает с родителями, пока Кёнсу прячется у него под плюшевым пледом, стараясь не разныться. — Из-за твоей задницы я трачу свой последний пропуск на ночь, — раздается со стороны двери. До высовывается и смотрит на Чондэ, за которым пристроился Бэкхён, раздражающе улыбающийся. Чонин проталкивает их всех в комнату и закрывает за собой дверь. Бён садится ближе к Кёнсу, пока ребята ищут себе места удобнее. — Ты расскажешь, что случилось? — Чонин, ты предатель, — шипит Кёнсу, но друг просто пожимает плечами. — Ты с разбитым лицом заявляешься ко мне и говоришь, что тебя выгнали из дома. А потом я улыбаюсь им всем и говорю, что с тобой всё в порядке. Вот бери и рассказывай. Мне, например, тоже интересно. Кёнсу собирается с мыслями, отец Чонина между делом заглядывает к ним в комнату и отдает Чондэ расписку, доказывающую его наличие в этом доме этой ночью. Ребята явно будут тут до утра, Кёнсу просто не сможет отвертеться. — Но у нас у всех есть проблемы, мои не стоят вашего вниман... — Давайте залюбим его, — предлагает Бэкхён и падает к Кёнсу на колени, лениво крутится, пока Кимы дружно обнимают его со всех возможных сторон. — Прошу прощение, — смеется До, — но Бэкхён отвратительный в залюбливании. — Просто обычно он подвергается этому, — улыбается Чондэ, смотря на виновника их веселья. Тот в шутку делает движение рукой, как кошечка лапкой и подмигивает. — Кёнсу, не переводи тему, — напоминает Чонин. Парни от него так и не отлипают, но хотя бы Бён делает лицо более серьезным. Кёнсу набирает воздуха в легкие и тяжело выдыхает, не зная, с чего начать. Смотрит на них всех и понимает, что он в курсе проблем Бэкхёна на фоне его близнеца. Что он знает про конфликт Чонина. Что он так же знает про то, насколько всё вокруг выматывает Чондэ, что его тревожит сейчас. Но никто из них не знает ничего о том, что происходит в семье Кёнсу. — Я загнан в рамки того, что у нас старший ребенок в семье должен быть врачом. Но я же единственный, даже выбора никакого, — До криво улыбается, надеясь не разрыдаться в первый же момент, — мне вбивают это в голову еще с дошкольного возраста. Языки, математика, биология, химия. Когда я домашку делал, отец подкидывал мне парочку заданий на класс старше и не позволял даже с места подняться, пока я не пойму, как их решать. Кёнсу сжимает губы и закрывает лицо руками, не зная, что ему делать с этим всем. Он же даже жаловаться не умеет. Бэкхён сползает с его колен и садится напротив, мягко забирает его руки от лица своими и стирает слезы. — Всё хорошо, не торопись. — Родители так хотели, чтобы я попал в элитную школу. А я взял и сделал это. Но меня даже не похвалили, сказав, что я мог бы не просто в среднюю школу сюда пойти, а попытаться и класс перейти. Мне оставалось только пахать и делать вид, что всё хорошо. Никаких увлечений, никакого свободного времени. Я живу по расписанию, даже лечь поздно не могу, ведь привык к тому, что у меня есть рамки, — позволяя себе стереть слезы своей рукой, Кёнсу продолжает, — я стал клянчить у них дополнительные кружки, они сказали, что спорт будет выматывать меня. А такое состояние плохо скажется на том, как я буду ощущать себя в будущем, когда стану врачом. А я просто не хочу. — Черт, я всё время думал, что ты просто задрот, который идет к своей цели, — выдыхает Чондэ, получая тычок в плечо от Чонина, — я серьезно, эй. Он не хочет быть врачом, а пашет так, словно это его мечта. Да и пашет ли, если он просто легко схватывает информацию? — Ты обесцениваешь мое потраченное время, — шутит Кёнсу. Вероятно, Чондэ из них единственный, кто делает для учебы всё. Бэкхён был просто умным, Кёнсу запоминал легко информацию, а Чонин умел пользоваться формулами. Тот, кому было сложно всегда - Чондэ. — Может мы перестанем позволять ему переводить тему? — напоминает Чонин, заставляя и Чондэ, и Кёнсу виновато улыбнуться на это. — Мы стали ругаться в последнее время, а тут мы с вами еще и попали за решетку. Я с того момента у них в черном списке, если так можно сказать. Когда мы с ним крупно поругались, я отхватил люлей. Сказал ему, что он может меня избивать, но это ничего не изменит. — И он тебя избивает? — это даже не звучит вопросом, потому что и так понятно. Но Кёнсу вынужден кивнуть, ибо произнести в слух было больнее всего. Чонин мягко его обнимает за плечи и ерошит волосы рукой. Это все распаляет больше, заставляя снова лить слезы. — Я ничего не могу с этим сделать.