Наследница Теней (#1)

Глава 1. «Аукцион»

      Рабам никогда не снились сны. В те редкие ночи, когда вообще удавалось заснуть, их всегда преследовала тьма, а тело мучали фантомные боли. Ничего не менялось: будь то соломенная подстилка в подвале хозяйского дома или сырая, холодная повозка, покачивающаяся и скрипящая на ходу.       Изнурительное путешествие длилось уже несколько недель. Эй привыкла к черствому хлебу, который приходилось мочить в ледяной воде, чтобы съесть. Привыкла к влажным доскам, которые постоянно оставляли занозы на мозолистых руках и ногах. Привыкла к своим молчаливым попутчицам, которые оказались здесь по тому же несчастью.       Все они были скованы одной цепью. Тонкие шеи натирали одинаковые железные ошейники. А наемники, сопровождающие торговый караван, грязно обсуждали каждую из них и смеялись, когда девушки в страхе жались друг к другу. Пустые, остекленевшие глаза рабынь практически ничего не выражали. Самой младшей на вид не было и десяти. Если бы не грязь и голод, ее можно было бы назвать красивой. Но именно красота стала ее проклятием — билетом в эту вонючую повозку.       Эй не жалела девочку. Она вообще ни к кому не испытывала жалости. Даже к себе. Это чувство из нее давным-давно вышибли тяжелые плети хозяев, надежно уверив в собственной никчемности и бессмысленности каких-либо надежд на избавление. Но когда-то ей было не все равно. Она даже пыталась помогать своим собратьям, выхаживая их после истязаний. Однако, за свою помощь Эй не получала ничего, кроме хозяйского гнева и дополнительных плетей.       За все время пути она не произнесла ни слова. Не умоляла стражников дать ей еды, по ночам не роняла напрасных слез, не пыталась прижаться к спутницам поближе, в надежде согреться под соломенным брезентом, который закинули им в повозку. Она забилась в угол, обхватила тонкими запястьями худощавые коленки и наблюдала за девушкой, тоже сидевшей отдельно от остальных.       Смуглая и черноволосая, она вела себя спокойно, задумчиво глядя куда-то вдаль своими безучастными карими глазами. Тем не менее, другие рабыни без конца боязливо на нее косилась. Все дело было в заостренных ушах. Они свидетельствовали о ее родстве с фэйцами. Красивые черты лица, густота волос, изгибы тела скрывались под слоем грязи, дорожной пыли и старыми лохмотьями. Эй знала, что полукровкам приходилось даже хуже, чем человеческим рабам.       За все путешествие фэйка лишь раз мельком взглянула на своих спутниц. После чего четверка рабынь боязливо сбилась в кучку у стены и постаралась забыть о существовании проклятой попутчицы. Эй осталась сидеть в своем углу. Фэйка смотрела на нее дольше, чем на остальных, но затем и от нее отвернулась. У всех рабов была схожая судьба.       Эй родилась у рабыни, которую изнасиловал другой раб, по приказу веселившихся хозяев — по сути, таких же людей, как и она. Зажиточные, владеющие землей, преуспевающие в торговле, но неизменно притесняемые управленцами города. Им ничего не оставалось кроме как вымещать свою злость на тех, кто был ниже их по статусу.       Все в доме прошлого хозяина думали, что слабый, болезненный ребенок вскоре издохнет, но девочка выжила. Какое-то время ее окликали просто «Эй», в итоге обращение прижилось. Многие рабы не могли похвастаться такой роскошью, как имя. Так что, можно сказать, что ей повезло. Так она думала до недавнего времени.       Прислонившись спиной к шероховатым доскам, она смотрела в широкую щель на проплывающие мимо зеленые просторы. Вот бы остаться здесь. Жить в этих чарующих, волшебных лесах, за которыми простирались величественные горы, укрытыми белоснежными шапками снега, словно серебряной пылью.       Эй тяжело выпустила воздух из легких. Сегодня. Уже сегодня они прибудут в Фаас — главный торговый порт Горнобережья. Границу они пересекли два дня назад. После этого Эй сложно было и дальше верить в волшебство этих мест. Пограничные гвардейцы бесцеремонно срывали с девушек одежды и осматривали на предмет контрабанды. Пока Эй тряслась от ужаса и старалась прикрыться, они с мерзкими ухмылками обсуждали ее изувеченное тело.       Территория Горнобережья встретила торговый караван уютными деревянными поселками у озер и рек. Затем вдоль дороги стали появляться резные чугунные ворота, а в глубине ухоженных рощ просматривались величественные башни особняков и роскошные поместья. Родной город Эй — Дюньмер — был маленьким, тухлым и грязным. Его окружали бесконечные плантации и поля, на которых рабы рождались, работали и умирали. Эй думала, что такой будет и ее судьба, но все оказалось гораздо хуже.       У торгового каравана было три остановки по пути к центру Фааса. В повозке становилось все свободнее, и в конце концов их осталось всего трое. Рабыни сидели в разных углах и молчали. Недавно забрали младшую девочку. Эй казалось, что она до сих пор слышала у себя за спиной слезные стенания, оборванные звонким ударом кнута. А повозка медленно катилась вперед. Роскошные особняки остались позади. Теперь их окружал разросшийся портовый город с каменными домами и темными улочками. Здесь пахло морской солью, цветами и выпечкой, а не сточной канавой и едким дымом, как было в Дюньмере.       Усилием воли Эй смогла на время отогнать страшные мысли и осмелилась поглядеть в щель. Фаас и правда казался городом-сказкой: красивые постройки, домики с черепичными крышами, особняки и торговые лавки, которые пестрили разнообразием товаров: от лекарственных снадобий, до изящных меховых манто и изумительно красивых пирожных.       Повозка медленно двигалась по оживленной улице в веренице каравана, который с радостным любопытством приветствовали горожане. Фэйцы в дорогих одеждах, дамы с кружевными зонтиками в роскошных шелках — все с улыбками рассматривали новый товар, с которым прибыли дальноземные торговцы. Эй дернулась от щели, когда поняла, что некоторые пытались разглядеть новых куртизанок, которых привезли для Дома удовольствий. У нее глухо забилось сердце, липкий страх испачкал тело. Она догадывалась, что большинство этих любопытных глаз увидит сегодняшнем Аукционе.       — Все, девки, — сказал один из торговцев, стукнув по борту повозки, — скоро уже будем на месте! Эх, Фаас… Город услады! Все-таки, фэйцы — славный народ, хоть и жадный до денег. Слышишь? — обратился он к сгорбившейся фэйке. Через крупные щели он мог видеть всех рабынь. — Как думаешь, много за тебя дадут твои сородичи?       Девушка молчала. Эй украдкой посмотрела на несчастную лошадь, на которой восседал торговец. Ей показалось, что черные глаза животного были полны отчаяния и страха. Уже очень скоро эти эмоции наполнят и ее.       — Я слышал богатые графы обожают покупать себе всякую шваль для утехи! Ты вроде ничего. Может получится подсунуть тебя какому-нибудь вельможе. Будешь жить, как в сказке. Если, конечно, сможешь его ублажить!       Последние слова торговца сочились гнильцой. Эй заметила, что в глазах фэйки блеснули слезы, но та даже не пыталась их утереть, продолжая глядеть в одну точку не мигая. Хрустальные бусины падали с темных ресниц и разбивались о жесткую соломенную подстилку. Эй впервые видела, чтобы кто-то плакал настолько красиво.       — Не реви, — безжалостно усмехнулся торговец.       Эй помнила его. Именно он забрал ее с рабочих полей после того, как отвалил жене хозяина круглую сумму, которую явно намеревался отбить вдвойне.       — Все же большая разница: быть шлюхой в Доме удовольствий или же подстилкой одного единственного хозяина. Это должно казаться тебе благом, — продолжал глумиться он, периодически протирая махровым платком потеющий лоб. Его второй подбородок лежал на груди, а пивное брюхо покачивалось в такт шагам несчастной лошади.       — Delu de's mass… — прошептала фэйка.       Эй невольно вздрогнула. То ли от того, что впервые за весь путь услышала голос девушки, то ли от холодной ненависти, которая переполняла ее слова.       — Чего сказала?! — торговец явно был не силен в фэйском языке, но по тону догадался, что эти слова отнюдь не ласковые.       Девушка не отвечала. Ее слезы высохли, а лицо снова приобрело каменное выражение.       — Мерзавка, отвечай мне, не то пожалеешь, что я забрал тебя из того борделя! — рявкнул торговец.       Его лицо побагровело, и он со злостью саданул древком плети по стене повозки. Импульс передался фэйке, и она упала на середину подстилки. Эй испуганно сжалась, вскинула голову и встретилась глазами с торговцем. Он с отвращением оглядел ее лицо. Похотливые глазенки скользнули по телу, едва прикрытому рваной одеждой.       — Да, — зловеще протянул он, — это будет то еще представление!       От его мерзкой полуулыбки к горлу Эй подступила тошнота. Что он собирался с ними делать? Она бы не посмела спросить. Работорговец пришпорил лошадь и ускакал вперед. Из груди Эй вырвался судорожный всхлип. Она откинула голову назад и пару раз стукнулась затылком о старое скрипучее дерево, стараясь подавить нарастающее отчаяние.       Она давно уже покалечена. Сломлена и душой, и телом. Ее ступни черны, а руки грубы. Она была рождена, чтобы работать всю свою жизнь. И Эй смирилась с этой участью, но… Работать в поле, в доме, на кухне, на конюшне. Где угодно, только не в Публичном доме. Сердце сжималось от страха. Ей сразу вспомнились горящие глаза пограничников, рассматривающих ее нагое тело. Нет, она не сможет это пережить.       — Не плачь.       Эй не сразу сообразила, что обращаются именно к ней. Фэйка прочистила горло и продолжила:       — Спрячь свой страх. Сделай вид, что его нет. Они видят твою слабость. Это будит в них жестокость.       Эй уставилась на нее. Каштановые волосы свисали сосульками аж до самого пола, смуглая кожа приобрела нездоровый землистый оттенок.       — В них? — прохрипела Эй. От нескольких недель молчания в горле першило. Со страшной неотвратимостью фэйка покачала головой.       — Эти чистокровные отребья не просто… жестоки. Они безжалостны. Они живут долго. Неприлично долго. Жизнь успевает им наскучить. Они не ценят ее. Их развлечения зачастую смертельны для рабов.       Эй не нашлась с ответом. Показалось, что ее сейчас вывернет на пол, но она ничего не ела уже несколько дней, поэтому выходить было нечему. Она подумала, что лучше бы фэйка продолжала молчала до конца пути.       Повозка остановилась в узком переулке. Конечно же, их подвезли к черному входу. Послышались переговоры, затем лязгнули железные двери повозки. От этого звука Эй бросило в холодный озноб. Ей хотелось кричать, броситься бежать как можно дальше от этого страшного места. Но она слишком боялась. Боялась остаться, боялась бежать. Такова была ее природа, Эй не могла сопротивляться.       Ее выволокли из повозки, как мешок с картошкой, и, подхватив под руки, потащили в дом, вслед за фэйкой. Они даже не успели оглядеться, как их тут же стали спускать в подвал. Эй втолкнули в маленькую, скромно обставленную комнатку и захлопнули дубовую дверь. Посредине стояла большая ванная лохань, над которой уже клубился пар. Матерая женщина с мозолистыми руками и грубым безучастным лицом, шагнула к дрожащей девушке и быстро избавила ее от лохмотьев. Эй обняла грудь руками, но женщина, даже не взглянув на нее, кратко велела забираться в лохань.       Она долго и безжалостно терла тонкую, израненную кожу Эй, заставляя вскрикивать и стонать, когда грубая мочалка проходилась по особо чувствительным шрамам. Мыло, которым отмывали девушку, имело тошнотворно сладкий запах, совершенно непривычный Эй. Женщина несколько раз натерла ее волосы этим же мылом и долго омывала их, поднося новые ведра с водой, сетуя на длину и густоту. Когда, после третьего раза, наконец, сошла вся грязь, женщина просушила их полотенцем и удивленно моргнула. Без того темная копна стала чернее самой ночи.       — Какие волосы, — буркнула женщина себе под нос, вытащила Эй из лохани и завернула тяжелое полотенце.       Волосы у Эй были густые и слегка вились. Несколько раз она обрезала их точеной косой, чтобы не мешали работе, но они снова отрастали, еще гуще и еще темнее. Ей приходилось обматывать их бечевкой несколько раз, чтобы хоть как-то скрепить на затылке. Такая здоровая грива неприлично выделяла ее на фоне других рабынь. В отличие от них, глядя на Эй, хозяева видели нечто, что им нестерпимо хотелось сломать. Их гнев всегда был направлен именно на нее. Эй истязали снова и снова, словно не понимая, что она давным-давно уже сломлена.       Еще никогда мытье не давалось ей с таким трудом. Вся кожа болела от грубой мочалки, особенно спина. Эй попыталась повязать полотенце, но женщина отобрала его, как только закончила ее вытирать. Эй снова попыталась прикрыться, на что она презрительно фыркнула.       — Оставь это, девочка. Ты не в том положении, чтобы играть в скромность.       — Я работала в поле, — прошептала Эй. Ее голос совсем пропал от страха.       Женщина удивленно приподняла одну бровь.       — На Аукцион обычно привозят специально обученных рабынь. Если ты не одна из них, то тебе придется туго, — тяжело вздохнула она и усадила обнаженную Эй на деревянную скамью перед большим зеркалом, после чего принялась расчесывать ее волосы, быстро и ловко перебирая влажные пряди. — С такими безобразными увечьями ты не найдешь себе покровителя, а значит останешься здесь и будешь принимать всех подряд.       От ее слов Эй задрожала еще сильнее.       — Я попробую тебе помочь, — неожиданно буркнула женщина, — так что сиди смирно.       — Помочь? Как?       Эй пребывала в таком отчаянии, что с этой грубой женщиной ей было уже не страшно говорить. Она чувствовала, что через эти руки прошла не одна сотня таких же несчастных.       — Бежать тебе не удастся, — проворчала служанка, откладывая гребень. — Да и некуда тебе, я уверена. Я пойду, подберу тебе наряд получше, чтобы прикрыть эти уродливые шрамы. Обычно на аукцион всех наряжают в лиф и пояс с тонкой полоской шелка спереди и сзади, чтобы гости могли рассмотреть все, что им нужно. Но в случае с тобой, такой наряд обречет тебя на судьбу дешевки с нижних этажей.       Эй снова скрутил болезненный позыв к рвоте. Страх душил ее и рисовал в воображении ужасные картины, мешая думать.       — Я, конечно, постараюсь найти что-нибудь, что закроет твою спину и правое бедро, но… — служанка недовольно цокнула языком, переведя взгляд на лицо девушки в отражении зеркала. Ее губы удрученно скривились, при виде уродливого бугристого шрама, который пересекал лицо Эй, от правого глаза, чудом его не задев, до середины левой щеки.       Это был последний подарок от жены бывшего хозяина.       Эй росла и хорошела с каждым годом. К двадцати годам она превратилась в красивую девушку, совершенно не похожую на других рабынь. Густая копна волос, цвета чернее вороньего крыла, всегда выделяла ее из ряда белесых невольниц. Из-за постоянных работ в поле ее кожа не казалась мертвенно бледной. Темно-синие глаза тоже привлекали много нежелательного внимания.       Было лишь вопросом времени, когда хозяин захочет ее в свою постель. Его жена узнала об этом прежде, чем он успел осуществить задуманное. Накричала на мужа, а потом, преисполнившись беспощадной ярости, выхватила из камина раскаленную кочергу и ударила рабыню по лицу.       Когда пылающее железо коснулось ее, Эй потеряла сознание. Ей помнилась только ослепительна вспышка боли и звон в ушах, а дальше темнота. Она очнулась только через пару дней от адской боли, которая не утихала еще долго, разъедая ее лицо и сводя с ума. Эй просто чудом не лишилась глаза и носа. Однако теперь ее лицо рассекал широкий, бугристый шрам, со временем не теряющий своего багрового оттенка.       Вскоре после случившегося хозяйка решила продать ее: неважно кому и куда, лишь бы избавиться от ненавистной рабыни. Снедаемая ревностью, она таскала Эй за волосы и шипела: «Отправишься в Публичный дом. Там тебе самое место, шлюха». Эй пыталась уверить ее в своей невиновности, слезно умоляла отменить сделку, но госпожа не откликнулась. Невинную Эй продали в Дом удовольствий Фааса.       — Что-нибудь придумаем, — пробормотала служанка, вырвав ее из задумчивого оцепенения.       Девушка дрожала от холода и беспредельного страха перед грядущей ночью. Видимо женщина все же решила сжалиться над ней, потому что в следующее мгновение на ее плечи опустилось тяжелое сухое полотенце. Эй тут же завернулась в него. Сердце разрывалось от горя.       — Придумаем, — бубнила женщина, подхватывая тряпье и ведро с ванной утварью, — придумаем.       Эй так ничего и не сказала, а женщина вышла за дверь. В мертвой тишине щелчок замка прозвучал, словно приговор. Внутри Эй что-то с треском надломилось и этот звук оглушил ее. Неожиданное рыдание сорвалось с ее губ, все внутри скрутил болезненный спазм. Задыхаясь от горьких слез, она повалилась на пол и разревелась во весь голос, вкладывая в крик всю свою боль, страх и отчаяние.              * * *              Эй не могла определить, сколько прошло времени. Она все еще лежала на полу и опустошенно смотрела в пространство. В комнату вернулась служанка и принялась причитать над ее скрючившимся телом. Слезы уже кончились, уступив место тяжести в голове и полному опустошению. Сквозь пелену в ушах, она слышала обрывки бормотания женщины.       — Давай-ка, давай-ка, девонька, поднимайся, — она подхватила Эй под руки и поставила-таки на ватные ноги. Эй качало из стороны в строну. — Наряд я тебе откопала, надеюсь, хозяин не слишком разозлится. А на лицо я тебе надену полумаску, шрама будет почти незаметно.       От ее подбадриваний Эй не становилось легче. Однако, в голове постепенно начали зарождаться здравые мысли. Из двух зол, она могла выбрать чуть менее отвратительное. Если Эй повезет, то ее купит какой-нибудь господин и заберет к себе из этого проклятого Публичного дома. А когда он увидит все ее уродства, Эй будет умолять его на коленях не отдавать ее обратно и согласится на все, лишь бы остаться в его доме. Пусть лучше над ней будет надругаться кто-то один. Ей может повезти. Может повезти.       Поглощенная мыслями, Эй не заметила, как оказалась одета. Вернее, такую легкую полупрозрачную ткань невозможно было назвать одеждой. Эй практически не ощущала ее на своем теле. Два серебряных обруча с драгоценными камнями опоясывали ее шею и талию. Они лишь слегка придерживали невесомый материал темно-синего цвета, который струился по телу, облизывая каждый изгиб, и переливался искрами, словно звездное небо.       Эй сочла бы наряд безумно красивым, если бы не его полупрозрачность и до ужаса откровенный вид спереди. От кольца на шее спускались только две широкие полосы, прикрывающие ее грудь, а сбоку от талии шел широкий разрез, полностью оголяющий ее здоровое бедро. Ткань удачно скрывал все изъяны: как шрамы, так и последствия продолжительного голода. Она преобразила Эй, сделав неискушенную рабыню невероятно соблазнительной.       Но в таком наряде, пусть и невероятно красивом, будто сотканном из ночи и звезд, Эй ощущала себя голой и беззащитной. Собственно, такой она и была. Облачившись в это, Эй почувствовала себя товаром, готовым к продаже. Ее затрясло.       — Садись, — велела женщина, — еще не все.       Эй послушно села. Ткань приятно холодила разгоряченную кожу, но лишний раз напоминала о наготе и беззащитности. Женщина еще раз расчесала волосы, но не стала укладывать их в прическу, оставив спадать на спину густыми блестящими волнами. Наверное, сквозь тонкую ткань сзади все же просматривались бугристые шрамы. Женщина не стала наносить на лицо Эй никаких снадобий красоты. Ее ресницы и без того были черными и густыми, а губы достаточно большими, хоть и немного бледными от страха.       — Так, теперь повернись, — велела женщина.       Эй повиновалась.       — Голову закинь.       Она исполнила и этот приказ, и тут ей в глаза упало по солоноватой капельке, после чего их стало нестерпимо жечь. Эй попыталась отереть глаза, но женщина шлепнула ее по запястью.       — Не тронь! Так твои глаза хоть немного заблестят. Они — твое единственное спасение, ведь большая часть лица будет скрыта полумаской.       С этими словами она приложила вещицу к лицу Эй, аккуратно надев на ухо и подвязав ленты под волосы так, чтобы они были незаметны. Полумаска была сделана из плотного прохладного материала и была довольно тяжелой. Она полностью скрывала лоб, спускалась по левому глазу, как раз по линии шрама, и заканчивалась на середине щеки. Белая роспись на черной поверхности, украшенная сверкающими камушками, идеально сочетались с нарядом Эй. Служанка действительно хорошо постаралась.       — Очень неплохо, — довольно сказала она.       Потом как-то задумчиво посмотрела на Эй, и ее глаза неожиданно смягчились. Она протянула руку, Эй вложила в нее свою ладонь, испытав неожиданный прилив благодарности. Женщина помогла ей подняться, затем расправила невесомую ткань и наклонилась, чтобы надеть на ноги Эй по паре тонких серебряных браслетов.       — Вот. Теперь может чего и выйдет.       Она повернула Эй к зеркалу, и они вместе заглянули в отражение. Синие глаза девушки сверкали даже ярче драгоценных камней, украшающих ее наряд. Эй была чувственна, таинственна и соблазнительна. У нее перехватило дыхание. Но не от восхищения, а от страха.       Женщина провела руками по ее обнаженным плечам.       — Ты найдешь благородного господина с утонченным вкусом, — предрекла она, а потом неожиданно принялась напутствовать: — Дальше все зависит только от тебя. Когда окажешься в зале, не поддавайся панике. Скрывай свои эмоции. Не показывай страх. Здесь маска твой помощник. Будешь нервничать, плакать и дрожать, какому-нибудь фэйскому ублюдку понравятся твои стенания, и он утащит тебя в свое поместье, где будет пытать и насиловать пока ты не издохнешь.       Эй задохнулась от этих слов, уж слишком ясно она представляла себе именно такой конец.       — Не бойся, — мозолистые руки женщины крепче сжали ее худые плечи, — наблюдай за гостями, осторожно ищи по глазам доброго господина, а когда найдешь, постарайся привлечь его внимание.       Эй смотрела на свое отражение не в силах унять дрожь. Глаза женщины смотрели на нее сурово, но с пониманием.       — Если тебе повезет и тебя купят в господский дом, не проявляй своего страха и там. Тебя обязательно изнасилуют, смирись с этим и не бойся. Раз ты пережила это, — ее взгляд тяжело прошелся по лицу Эй, словно она и через маску видела шрам, — то выдержишь и все остальное.       — Спасибо, — неожиданно произнесла Эй, хотя голос едва ее слушался, — спасибо. Вы помогли мне, хотя могли этого не делать…       — Не за что, — буркнула женщина, отступая назад. — Будь храброй, девочка, не упусти этот шанс. Нам пора.       Ее лицо снова посуровело. Она протянула руку и пристегнула к обручу на шее Эй серебряную цепочку. Эй покорно двинулась следом. Они поднялись по каменной лестнице и оказались в небольшом помещении, занавешенном от большого зала плотной ширмой. Вероятно, отсюда выводили всех рабов. Сердце Эй глухо билось о ребра. Ладони вспотели, но руки оставались холодными, как лед. Женщина повела ее вперед и остановилась ненадолго, чтобы она смогла осмотреться.       В пустом зале царил интимный полумрак. Горели свечи, отбрасывая блики на багровые стены. На дальней стороне располагались громоздкие двери, за которыми играла музыка и слышался бой аукционного молотка, сопровождаемый рядом заливистых манерных голосов. Сам зал был отделан в красно-черных тонах, с высокими створками окон, а посреди него, на некотором расстоянии друг от друга, на специально оборудованных столах стояли… округлые серебряные клетки. Как для птиц, но больше, чтобы там мог уместиться коленопреклоненный человек.       Эй забыла, как дышать. В большинстве клеток уже сидели девушки. Кто-то тихо плакал, кто-то застыл в одном положении, словно отрицая происходящее. Эй тут же узнала свою попутчицу-фэйку. Ее темные волосы состригли совсем коротко, теперь они едва доставали ей до плеч, а из одежды на ней были только совсем узкий топ и шелковая ткань, обернутая вокруг бедер. Ее нарядили в белое, чтобы выставить напоказ смуглую кожу, и волосы остригли наверняка для того, чтобы были видны фэйские уши. Эй поняла, что фэйке повезло со служанкой куда меньше, чем ей. Она смотрела на Эй широко распахнутыми глазами, но в них не было ни капли восхищения, лишь страх, безнадежная тоска и сочувствие.       Женщина провела Эй к одной из свободных клеток у окна. Девушка по соседству, явно не испытывая напряжения от всего происходящего, разглядывала Эй с нотками неподдельного интереса. Наверно она подумала, что Эй какая-то особо ценная наложница, раз ее нарядили не так, как всех остальных. После того, как Эй оказалась заперта в клетке, женщина продела цепочку через кольцо, оставив ее висеть снаружи. Клетка позволяла стоять на коленях, но не выпрямляться в полный рост. Женщина погладила частые прутья.       — Это для твоей же безопасности, — пояснила она, — между прутьев едва можно просунуть пальцы.       Эй молча кивнула. Она была уже не в силах улыбаться, даже двигаться стало тяжело. Страх сковал все ее тело. Появилось ощущение, что все это происходит не с ней. Женщина уже собиралась уйти, как вдруг обернулась.       — Послушай, — начала было она и осеклась, — это не мое дело, но… У тебя есть имя?       Эй вздрогнула. Последний раз подобный вопрос ей задавали пять лет назад. Это был пожилой паж, служивший одному из гостей ее бывшего хозяина. Никому нет дела до того, как зовут рабов. У большинства даже не было имен. Но у нее было.       — Эй, — тихо произнесла она, испытывая острую необходимость хоть чем-то поделиться с этой доброй женщиной.       — Эй, — повторила она. — Будь сильной, Эй. И удачи тебе.       С этими словами она развернулась и направилась прочь. Эй душили слезы. Она судорожно хватала ртом воздух, силясь преодолеть ком в горле. Сердце уже не билось, а неистово металось в ее груди, норовя раскрошить ребра.       Тяжелые удары настенных часов повергли ее в панику.       — Двенадцать. Пора пускать гостей! — раздался, откуда ни возьмись, мужской голос.       Эй успела поймать полный ужаса взгляд фэйки, и двери, ведущие в соседний зал, с грохотом распахнулись.