Тьма. Хриплый низкий голос зачинает повествование…
В час мрака да отвадит колокольный звон силу чёрную от нас и потомков наших! Когда Око Богини позовёт за собой утро, город о каменных стенах, что есть сердце всех окрестных лесов и полей, воспрянет, и наводнятся мощёные улицы праведными почитателями Её. Покуда же на провинциальную столицу льётся свет не небесный, но земной, от ярого пламени. Посреди ночи занимается над дощатыми крышами красная заря, а факелов, плывущих сквозь тьму не сосчитать за раз. Церковь зовёт. Зовёт под самый разгул нечисти, в полнолуние, дабы все откликнувшиеся показали, чего стоит их вера. О Лескатия! Как могли мы допустить, чтобы на Твоей святой земле хозяйничали чудища и еретики?! К телу старинного белокаменного собора шествовала огненная колонна. Сотни мужчин и женщин, не сумевших искупить вину пред Богиней через молитвы и обеты. Они шли путём Света, но подвели того, кто им этот путь указал. Всяк по-своему. Как заслужить прощение после такого? Кто снова и снова обмахивался плетью, кровью пытаясь смыть грех со своей души; они здесь. И рядом босые монахи идут рука об руку с рыцарями, давшими клятву не снимать доспехи, пока не будут прощены… Пехотинцы-наёмники из числа пособников ересиархов, крестьяне-ополченцы, бывавшие в плену нечисти, радикальные отряды Церкви и приверженцы религиозных учений, чересчур вольно трактующие священные писания — кем только не богата эта длинная вереница огней. Земной оплот Богини гибнет в волне демонической энергии, а воины Света виновники того! Не дали отпор! Поддались захватчику! Три острые башни собора — две в богато украшенном фасаде и одна, она же главная колокольня, над средокрестием — уходили высоко в черноту. Храм уже сам по себе был громадой, даже без надстроек, а уж с ними, казалось, высился до самой небесной тверди. Хоть и торжествовали в нём изящные, вычурные формы, подобные каменной паутине, в глазах горожан он всегда оставался скалой, вдруг выросшей посреди скромного города. Над главным порталом, раскинув руки в приветственном жесте, восседала сама Верховная Богиня. По правую и по левую сторону расположились святые, над которыми плыли невесомые ангелы. В самом низу, под чертой, разделяющей божественное и к нему приближённое, застыли молящиеся люди — целая вереница мелких бесполых фигур. Во искупление, дождём из стали обрушимся мы на врагов веры нашей, Богиня! Шествие замедлилось в семидесяти шагах от портала. Люди опустили взгляды, стараясь не встретиться с каменным ликом Богини, ибо стыду их не было предела. С высоты пинаклей храма на собравшихся укоризненно взирали горгульи. Глас колоколов делался всё монотонней, обращаясь из зазывающего в певучий, каким по обыкновенно совершают литургии. Одно только — слов не разобрать. Выложенная крупным булыжником, площадка напротив собора утопла в всполохах сотен и сотен светочей. Тотчас отворились врата, и вышли навстречу толпе со свечами да кадильницами священники в чёрных одеждах. Ныне придай же нам силы, а победу мы возьмём сами! Твоё воинство срубит головы демонической гидре и вернётся победителем! А коли нет… Пронзи наши сердца снопами громов небесных. Ещё одним поражением мы справедливо заслужим смерть! Было их девять. Служителей Церкви вёл капеллан в бригантине с распашной чёрной рясой поверх, в серых штанах и высоких пехотных сапогах; на голову его был водружён чёрный куколь, грудь украшал символ Ордена, исполненный в железе: расправленные крылья и крест меж ними. Сразу за капелланом, спрятав лица под капюшонами, следовали двое экзорцистов в длинных сюрко и орарях из парчи, расшитых белыми письменами; в руках они держали по дымящему кадилу. В тени первых трёх клириков скользили свещеносцы, похожие один на другого из-за полностью чёрных бесформенных одежд. И ведь не сразу отличишь даже женщину от мужчины, коли всматриваешься не тщательно. Глазу внимательному же всё скажет головной убор: апостольник — перед тобой сестра Церкви; он же, но боле напоминающий колпак — стало быть брат. Колокола замолчали. — Души в немилости господни, уставшие от гонений и раскаявшиеся! — вскричал капеллан, стоя на ступенях собора. Такие звучные и волевые голоса бывают только у церковников. Какие там храмовые своды! Капеллан не нуждался в творимом ими эхе, как не нуждается боевой горн в хитроумных сооружениях, чтобы покрывать своим рёвом многие вёрсты. — Клир звал, и вы откликнулись! Верно, что дорогу осилили только подлинно стойкие сыны и дочери Богини! Провинившись, не бежали от суда, но прибыли прямо к Ёе храму, чтобы просить шанса оправдаться! Вот они — искренность намерений и несгибаемая воля! Как ни прискорбно, ваши истории — это истории великих заблуждений, провалов и ошибок… Изгои, инакомыслящие, раскольники… беглецы, чьим попущением столица сдалась, её народ растлён слугами Тьмы, и Богиня, как подобает матери всего сущего, опечалена! И всё же мне в радость видеть всех вас! Видеть здесь, во свете божьем, а не на стороне отступников! На сухом лице капеллана появилась сдержанная улыбка. Служитель Церкви сделал небольшую паузу, чтобы немного перевести дух. В этот короткий миг ни один звук не вырвался из толпы. — Вы алчете скорейшего освобождения от греха! Безусловно! Но я грешен не меньше вашего, потому не могу его дать! Церковь ли не сберегла собственную паству от искушения?! Церковь! На духовенство была возложена миссия, с которой оно не справилось! Я такой же кающийся, как вы, братья и сёстры мои! Испытующий взор Богини обращён сейчас на всех нас! И вот, что скажу: прощения Её удостоится лишь действующий! Мелкий проступок искупает молитва, нарушение заповеди — освящённая розга, но наши души сейчас отягощает намного более серьёзный груз! — на последних словах капеллан сошёл по ступеням на каменную кладку и позволил людям себя окружить. — Единственно верный путь — возмездие! — выкрикнув это, капеллан окинул толпу взором. Чумазые калики во власяницах пытались заглянуть клирику в глаза, и сколь же было надежды в их собственных очах! Как будто узрели в простом церковнике спасителя. Монахи и монахини из внецерковных общин, прежде смиренно опускавшие головы в присутствии высшего по сану, глядели прямо, откинув с бритых голов капюшоны. Пехотинцы — кто с пикой, кто с алебардой, луком или фальчионом — стояли, разодетые в цветастые акетоны, такие же штаны с сапогами и помятые латы в три четверти. Стояли, надвинув шлемы на лица, и шатались от усталости. Где-то в глубине их рот прятались знаменосцы, сжимавшие древка потёртых стягов. Особняком держались рыцари. В прошлом белоснежные латники, к сей ночи — строй безликих ржавых истуканов, которых брезгуют касаться даже отблески пламени. Прочие выглядели не лучше: оборванные кметы, агенты и воины Церкви в облике безумных одоспешенных фанатиков, покрывших символами веры не только свои брони, но и лица; ещё более жуткие адепты религиозных учений, практикующих помимо строгих обетов ношение веригов, нанесение себе увечий и всяческое умерщвление плоти. Самые многочисленные были обнажены до пояса, демонстрируя шрамированную плоть со следами ожогов, скрывали лица под красными тканевыми масками с прорезями для глаз и звались Братством Тернии. В народе их звали флагеллантами. — Достичь единства! — продолжал капеллан, — Одним кулаком ударить по Демоническим землям, а вторым выбить из столицы прислужников Тьмы, среди которых есть и наши бывшие соседи, друзья, родственники! Покайся они, и, быть может, милосердная Богиня вознесла бы их в Небесный чертог, к подножию своего сияющего трона, для свершения суда! Но нет! Нет им прощения, как еретикам, как предателям, нарушившим все возможные постулаты Культа Верховной Богини и Ордена! Они сгорят: и отродья, называющие себя мужчинами, и их трижды прокажённые самки! — крик капеллана всё чаще перерастал в рёв, — «Нет врага коварней, чем тот, который притворяется другом!» Наши падшие братья и сёстры увидали невинные мордашки и сложили оружие?! Не добили врага из жалости?! Помыслили о сдаче в плен?! Бесхребетные! Им невдомёк было, что твари способны на любую гнусь, и в числе прочих злодейтв прикинуться безобидными девами, лишь бы присосаться к человеческой душе, подобно пиявке! И пускай! Сейчас я смотрю на истинных ратоборцев — вы противостояли и продолжаете противостоять скверне, за что уже достойны последнего шанса! А та падаль может гнить себе в удовольствие, коли хочет! Скоро воинство Богини нагрянет по их нечистые души! Будете ли вы шагать в нём бок о бок со мной?! Будете ли вы бить нечисть вместе со мной?! Сложите ли вы головы там, где сложу свою голову я?! Оглушительный хор взвился к небу, так, что огни светочей едва не погасли.ДА!