***
— Я… я не уверен. — Вы либо знаете, какой сейчас год, либо нет, дорогой, — упрекает медсестра. Подавляя раздражение, Чонин поджимает губы и качает головой, прижимая пальцы к пластиковой карточке. — Я не знаю, — говорит он тихо. Возможно, это задело сердечные струны сочувствия — голос медсестры смягчается, когда она говорит ему год, месяц, число, и снова объясняет, что он отсутствовал последние два дня. Какая-то умная внутренняя математика подсказывает ему, что этому телу тридцать лет. Это ведь так? Оно кажется таким старым. Снова появляется звон в ушах. Медсестра объяснила, что это, вероятно, исчезнет в течение следующего дня или около того. Прямо сейчас звон становится все громче — настолько, что становится трудно следить за тем, как женщина объясняет важность сохранения его повязок сухими. Он чувствует себя так, будто его прогнали через стиральную машину, — болезненным и хрупким. Если он попытается сфокусироваться, то может увидеть фрагменты автомобильной аварии, будто просматривая ее со стороны, как в кино. Но каждый раз это вызывает жгучую боль в висках, перерастающую в затяжную боль. Медсестра, должно быть, поняла, что ему не хватает внимания, и, вздохнув, велела другой медсестре впустить его семью. Его семья… Дверь открывается и в комнату входит мужчина, с маленьким ребенком — точнее, с маленькой девочкой — на руках. Кёнсу, понимает Чонин, как только его глаза достаточно фокусируются, чтобы обострить черты своего мужа. Волосы цвета красного вина нуждаются в стрижке. Его одежда заставляет Чонина рефлекторно улыбнуться: черная футболка, черные спортивные штаны, черные туфли. Пару минут назад он не знал, как его зовут, но одежда Кёнсу дает ему ощущение комфорта и близости. Он выглядит таким красивым, и Чонин облегченно вздыхает, когда тот приближается. Только когда Чонин может разглядеть уставшие глаза и напряжение в уголках губ, он переключает свое внимание на девочку. Кажется, она слишком взрослая, чтобы держать ее на руках, и Кёнсу с каждым шагом вынужден слегка склоняться назад, чтобы выдерживать её вес. Маленькая девочка уставилась на него; кукольные широко раскрытые глаза наполнены беспокойством, когда она поворачивается к нему лицом полностью, его руки крепко сжимают фигурку почти на треть ее роста. Чонин смотрит назад, задаваясь вопросом, почему Кёнсу взял её с собой сюда. Сев у кровати, Кёнсу с усилием кряхтит и пересаживает её себе на колени. Чонин может догадаться о сходстве их черт, когда их лица находятся рядом друг с другом. Он не может вспомнить ни одного из членов семьи Кёнсу, но, возможно, она его кузина или что-то в этом роде. — Папочка, ты в порядке? Она смотрит прямо на Чонина. Должно быть, он услышал. Но, прежде чем успевает ответить, она выбирается из рук Кёнсу на кровать и сворачивается под боком у Чонина; ее миниатюрные конечности небрежно обвивают его. — Осторожнее, детка, — мягко отчитывает Кёнсу хриплым голосом. Он гладит ее волосы, убирая прядь с ее лица. — Аккуратнее с его ногой. Она обнимает Чонина еще крепче, прижимаясь всем своим телом. Ее тихий голос приглушен из-за его рукава. — Я знаю, аппа, — настаивает она. Чонин наконец вспоминает, как двигать челюстью. — К-Кёнсу? Выражение лица Кёнсу пускает холод по позвоночнику. Его глаза слегка расширяются, брови поднимаются в удивленном выражении лица. И затем он переключает свое внимание на медсестру, ожидающую, как если бы Чонин был просто какой-то диковинкой, которую он заметил и должен был утвердить как первооткрыватель. — О, это драгоценно, — улыбается женщина и одобрительно кивает. Она смотрит на Чонина. — Мы волновались, из-за полной потери воспоминаний, но вы все еще помните свою семью. Это так мило. Его семья. — Она… наша… К счастью, вопрос обрывается, прежде чем он смог произнести это вслух и этот ребенок мог его услышать. Эт… его ребенок. Их ребенок. Кёнсу изучает Чонина, читает вопросительные знаки на его лице, затем поворачивается к медсестре, многозначительно глядя на маленькую девочку и обратно. Медсестра наконец понимает. Он может видеть точный момент, когда ее осенило. Ее улыбка искажается, и глаза наполняются жалостью с долей осуждением. — О, — шепчет женщина. — Ах. Что ж. Как я уже сказала, доктор велел подождать несколько дней, пока память медленно восстановится. Это был действительно несчастный случай. Настоящее чудо, что ты выжил. Нужно немного времени. Кёнсу прочищает горло и смотрит на него, поднимая брови, молча требуя внимания Чонина. — Джухён-и, — медленно говорит он, продолжая поддерживать зрительный контакт с мужчиной. — Давай пожелаем спокойной ночи и пойдем домой, чтобы папа смог отдохнуть. Ему все еще больно, милая. — Я не хочу идти домой, — парирует девочка с сильным хныканьем в голосе. В голосе, так похожем на голос Чонина, что это даже странно. — Мы больше не увидим папочку. Я хочу остаться здесь и позаботиться о нем. Я обещаю, что хорошо справлюсь. Кёнсу вздыхает, отводя лицо в сторону, чтобы скрыть хмурый взгляд. Это длинный, уставший выдох. Он делает несколько вдохов и пытается снова, гладя ее по руке. — Мы не можем остаться, ДжуДжу. Мы должны позаботиться о щенках, помнишь? Это так неприятно — видеть это разыгранное представление, эту фальшивую, смягченную радость, исходящую от его драгоценного мужа. Ее хватка внезапно становится жёстче. — Папочка, я хочу остаться с тобой, — настаивает она, упрямо сжимая его крепче. После неловкой паузы Чонин осторожно обнимает ее. Он смотрит на Кёнсу, обхватив её голову, чувствуя мягкость её волос. Девочка лежит рядом с ним так уверенно, так… повседневно. Нет сомнений, что это правда. И все же Чонин не может вспомнить ее вообще. Что-нибудь или кого-то еще в этом отношении, как он сказал докторам всего несколько минут назад. До того, как вошел Кёнсу. Часть его чувствует себя ужасно виноватой. — Джухён-и, — медленно пробует сказать он. То, как согласные катаются по его языку, кажется знакомым. Вес давит немного сильнее. У него есть дочь. Он вышел замуж за любовь всей своей жизни. В остальном он был минимально поврежден после того, как ему сказали, что произошла кошмарная автомобильная авария. — Джухён-и, ты не устала? Уже очень поздно. Она трёт глаза и упрямо качает головой. — Мне не хочется спать. — У тебя завтра школа, дорогая, — напоминает Кёнсу. — Нет. — ДжуДжу. — Аппа, я хочу, чтобы папочка вернулся назад домой с нами. Пожалуйста. Он ранен, аппа. Вернулся… назад… домой? Кёнсу выдыхает, сжимая губы. Его глаза впалые, темные, уставшие. Он качает головой. — Папа должен остаться здесь сегодня вечером, в любом случае, ДжуДжу. Они должны убедиться, что он в порядке. У тебя все еще школа завтра. Нам нужно пойти домой и подготовиться ко сну. — Но- — Если мы вернемся домой и ты пойдёшь спать, то мы вернемся с визитом после школы, — Кёнсу пытается сделать это предложение заманчивым, но его изнеможение полностью опровергает утверждение. Хотя он больше не может ее упрашивать и его глаза наполняются решимостью. — Пойдем, ДжуДжу. Чонин должен быть рядом. Он это знает. Здесь есть ребенок, и, очевидно, это — его ребенок. Он должен согласиться с этим и задать вопросы позже, но все это кажется неправильным. словно он проснулся в какой-то альтернативной вселенной, где Кёнсу может смотреть на него таким образом. — Су? — зовёт Чонин, вглядываясь в лицо своего мужа на предмет каких-либо признаков привязанности. Даже беспокойство было бы облегчением прямо сейчас. Вместо этого Кёнсу поворачивается к нему, и его прекрасные глаза передают… ничего. Ничего, кроме истощения; его брови снова поднялись вверх с вопросом и раздражением. Это заставляет сердце Чонина до боли сжаться. — Что? — в конце концов спрашивает Кёнсу. — Где тогда… я живу? — Твоя новая квартира недалеко отсюда, — бормочет Кёнсу. Он подхватывает Джухён, прежде чем она сможет возразить, и жестом призывает попрощаться с ним. — Мы можем отвезти тебя завтра, если будешь готов к выписке. И тогда любовь всей его жизни забирает их дочь и разворачивается, чтобы выйти из палаты. Даже ни разу не оглянувшись.***
— Как это ты не помнишь, где оставил свой костюм?! Чунмён раздражённо прошипел вопрос, глядя на дверь, чтобы увидеть, вернулся ли Кёнсу. — Я даже не помню, кто ты такой, — отрывисто напоминает ему Чонин, садясь на маленькую кровать Джухён. Он хватает одну из ее кукол и кладет на колени. Кёнсу ранее представил мужчину, как коллегу Чонина. Однако, как только они остались одни, Чунмён вручил ему сотовый и сказал, что, на самом деле, он — наставник Чонина. И Чонин поступил настолько безответственно, не связавшись с ним с сообщением, что его человек будет недоступен для работы. Как будто он недавно отправился в импровизированный отпуск, а не в ужасную автомобильную аварию и в кому на выходные. Чунмён выпускает тяжелый вздох и резко обхватывает его голову. — Я не могу позволить, чтобы Кай был выведен из строя на этой неделе! Стэн разжигал столько видов дерьма у реки, и у Сюмина есть хорошие данные о том, что Анти собирается всплыть. Ты знаешь, что они заметят исчезновение Кая. Мне нужно больше, чем просто небольшая команда Элементалов! Нереально слышать имена, которые перечисляет Чунмён. Ему было поручено держать Джухён развлеченной, накормленной, избегать неприятностей, в то время как Кёнсу уходил работать, скрываясь в своем офисе в течение многих часов. В результате он узнал все текущие увлечения и интересы Джухён. Супергерои — ее любимое. В первую очередь Кай, что было очевидно по всем его фигуркам, стикерам и куклам, разбросанных ею по всей комнате. Он смотрит на колени, на плюшевую куклу, одетую в драматический винно-красный костюм с черными линиями для деталей. Кай — мощный телепорт в Сверхчеловеческом Множестве (сокращенно «SM»). Он может мгновенно отправиться в любую точку мира. А Кай это… Чонин. Чонин это Кай. Как сказал ему не очень терпеливо Чунмён, он — тот, кем Чонин был в течение десятилетия его жизни. И его семья понятия не имела. Чунмён загружает платежную ведомость и документы по больничному листу на свой iPad для подписи и повторяет, что его официальное алиби — помощник управляющего манекеном фабрики. Это совпадает с довольно кратким первоначальным резюме Кёнсу о том, что Чонин — наемный рабочий в каком-то офисе в одной из самых темных частей города. Кай… — Просто, пожалуйста… заскочи в свою квартиру, как только получится. Я проверю общежитие. Сообщи мне, если найдёшь костюм . Чунмён проводит рукой вдоль комнаты: — Совершенно очевидно, как он выглядит. — Он вздыхает. — Это такая ужасная сделка. Я все еще не могу поверить, что ты не подумал сообщить мне об этом. — Прости, моя амнезия ослабила наши протоколы безопасности. — Сарказм соскользнул с его языка, удивив его самого. Чунмён просто закатывает глаза - ни удивлён. Он похлопывает Чонина по плечу. — Поправляйся. Но, прошу, возвращайся быстрее на работу. Пожалуйста.***
— Что ты здесь делаешь? Рука Чонина находится в сантиметре над альбомом для рисования, и он отдергивает ее назад при звуке голоса Кёнсу. Он забрел в его кабинет, и подумал, что осмотр может изменить его память, может подсказать, почему все так плохо. — Я… — Однако слов не находится. Почему так трудно разговаривать с мужем? — Я просто смотрел. Кёнсу раздраженно вздыхает, его веки трепещут, а не закрываются полностью. Очень раздражен. — Можешь позвонить и получить направление к врачу Сончон? Я могу отвезти тебя к своей семье завтра. Врач приказал Чонину остаться в их квартире, настаивая на том, что присутствие в его памяти одного человека может что-то изменить и разрушить туман амнезии. Это был только один день, и Кёнсу не очень хорошо это воспринимал. Он просто не понимает, почему всё так. Чонин сглатывает, снова поглядывая на левую руку Кёнсу, сбитый с толку тем, что на его безымянном пальце нет следа или линии загара, да хоть чего-то. -…Но ты — моя семья. — Нет. Его ноздри расширяются, и Чонин отвлекается, снова осматривая комнату. Кёнсу — иллюстратор. По крайней мере, он это помнил. Стены украшают некоторые из любимых проектов Кёнсу. Он много работает для компании по настольным играм, принадлежащей одному из их друзей, что позволяет ему большую часть времени работать дома. Всплеск красного привлекает внимание Чонина. Кай - часть коллажа с полдюжины других, в фирменном стиле Кёнсу. У него в голове что-то щёлкает: это был единственный товарный проект, который Кёнсу когда-либо принимал. Нить мысли снова уплывает, почти так же быстро, как и появилась. — Так… Было ошибкой схватить Кёнсу за руку. Что-то скручивается в его груди, когда тот вырывает свою руку, будто прикосновение Чонина обжигающее, ранящее. Слезы появляются в его глазах. Чонин может только изобразить извиняющийся взгляд, держа свои руки перед собой, когда он отступает прежде, чем эмоции сокрушат его и руки взметнутся вверх в попытке закрыть лицо. Он так растерян. Все эти чувства неправильные. Кай. Предположительно, он может телепортироваться. Может быть, что-то случилось. Может быть, он телепортировался в какое-то альтернативное измерение, где Кёнсу его ненавидит. — Что это. Кёнсу и его мертвый голос, полный холодной апатии, насмешки и истощения. И всё это по отношению к нему. Звук удушья вырывается из горла Чонина, и он заставляет себя снова взглянуть на своего мужа — нет, на своего бывшего мужа, поскольку его неоднократно исправляли. — Это должно быть ошибкой, — настаивает Чонин. Это так больно. — О чем ты говоришь? — Как ты… Что я вообще сделал? Чонин фыркает, вытирая сопли и слезы, чувствуя себя жалким, одиноким и испуганным. Он не хочет ничего, кроме как просто броситься в объятия Кёнсу, найти утешение в этой сбивающей с толку, разбитой реальности, где Кёнсу думает, что Чонин лжет о том, что забыл все свои воспоминания. Вернее, даже не то, что он мог лгать, а то, что это просто не должно быть проблемой Кёнсу. — Во сколько у тебя встреча завтра? Чонин моргает, ошеломленный тем, как решительно звучит Кёнсу. Он выглядит таким холодным, будто Чонин был не более чем незнакомцем. -…8:30, — бормочет Чонин. Кёнсу вздыхает, скрестив руки на груди и глядя вниз на свои ноги. — Я разбужу Джухён завтра, подготовлю ее к дневному уходу, и мы все выйдем в 7:30. Будет достаточно времени, чтобы добраться к твоему доку. Его губы дрожат. Су все равно. Чонин может ощущать все эти чувства, быть потерянным, и ничто из этого ничего не значит для Кёнсу. Дело не в том, что он не знает. Любой проходящий мимо мог ясно видеть, что Чонин в беде. Ему просто все равно. Кёнсу наплевать на Чонина. — Просто попытайся расслабиться. Это был несчастный случай. Кёнсу только после того, как закончил, поднял голову, чтобы посмотреть, услышал ли его Чонин. — Почему ты просто не скажешь мне, что я сделал неправильно? — Предложение даётся трудно. Он натыкается на слова, фыркая и задыхаясь. Он будет умолять. Его совсем это не волнует. — Пожалуйста, позволь мне это исправить. Я даже не знаю, что я сделал, Су! Он наблюдает за пульсирующей веной на лбу Кёнсу. Это ужасно — быть таким потерянным и растерянным, а затем видеть презрение на лице единственного человека, которого он может вспомнить. — Нам действительно нужно поговорить об этом прямо сейчас? Это даже значения никакого не имеет. Ты придёшь в себя через пару дней. Я очень устал, Чонин, — наконец говорит Кёнсу, заметно сдерживая разочарование. — Я люблю тебя… — Не любишь, — без замедления чеканит Кёнсу. Порыв, который он не смог вовремя подавить. — Мы в разводе. Скоро ты это вспомнишь. — Он вздыхает, потирая веки. — Пожалуйста, просто… потерпи до завтрашней встречи. Я уверен, что доктор может назначить тебе психолога или что-то в этом роде. Я отвезу тебя в твою квартиру, чтобы ты мог собрать одежду. Я не могу сделать это за тебя, потому что у меня есть работа, о которой я должен думать. Пожалуйста, просто попроси направление.***
— Как прошел твой полет? Весь воздух исчезает из его легких, когда Чонин ловит своего парня и крутит его по кругу, не обращая внимания на других людей, пытающихся пройти через огромную парковку в аэропорту. — Не так уж плохо. Я спал. Он чувствует себя виноватым. За вранье, за то, что подверг Кёнсу двенадцатичасовому перелету из Сеула в Лос-Анджелес, когда они оба могли добраться туда за полсекунды, и даже бесплатно. Если бы он только мог сказать Кёнсу правду о том, что он делает в последнее время. Но это только поставило бы их обоих под угрозу, подвергнув Кёнсу риску без способов защитить себя, если какой-нибудь злодей попытается найти Кая и тех, кто ему важен. — Я все еще сильно отстаю во времени, — скулит Кёнсу. Он прибыл вчера, прилетев в экономбюджете, чтобы они могли позволить себе лучший отель для своего мини-отпуска в Штатах. Чонин знает. Он телепортировался, чтобы проверить, как дела у Кёнсу, и ему пришлось немедленно бежать прежде, чем его поймали бы. Кто ж знал, что Кёнсу будет в 3 часа утра? — Мы должны остаться в отеле на некоторое время, — шепотом говорит Чонин, шевеля бровями для эффекта. — Чтобы вздремнуть. Его парень изнемогает от удивления. — Мне не хочется спать… — Нет? — спрашивает Чонин, притворяясь невинным. Стараясь, чтобы его голос был достаточно тихим, чтобы водитель не мог слышать. — А как насчет… потрахаться? Кёнсу смеётся, пытаясь одновременно прикрыть рот и отмахнуться от Чонина. — Ты, скорее всего, просто спасуешь, когда мы вернемся, жеребец. Чонин задыхается, от того, как часть памяти играет с ним вот так. Память — странная вещь. Он помнит не только реальные события, но и саму перспективу. Его настроение во время отпуска. Его мыслительные процессы и чувства. Его наивность и неопытность по сравнению даже с пустотой сегодняшнего времени. Должно быть, они были тогда в позднем подростковом возрасте или в очень, очень раннем возрасте двадцати лет. Он помнит, как трудно ему было найти ответ, когда Кёнсу спросил, как он пробил бутылку с пятью унциями смазки мимо контроля в своей поспешно упакованной сумке. Он начал паниковать из-за угрозы раскрытия его тайной личности. И тогда Чонин ударил своего горячего парня, когда Кёнсу посетовал отказаться от своей любимой зубной пасты. Конечно, этого не произошло. Кёнсу достаточно легко отвлекался и был готов к соблазнению. Совсем не так, как сегодня. Чонин сглатывает, оживляя воспоминания в голове. Он чувствует разные вещи, вспоминает их связь и горечь, когда оглядывает пустую квартиру и понимает, что он снова один. С другой стороны, он нашел свой супер костюм. Тот был прямо здесь, в его шкафу. Это дало повод написать Чунмёну, который казался достаточно свободным, чтобы поболтать пару минут и проявить сочувствие прежде, чем извиниться за то, что занят одним геройским делом. Костюм был в его шкафу. Почему он такой безответственный и просто оставлял костюм в незапертом шкафу? Эта загадка бесконечно его озадачивает. Джухён, возможно, могла что-то искать и наткнуться прямо на это. Если не считать несчастного случая, Джухён никогда не навещала его в своей квартире. Как долго он живет здесь? Это место почти пустует. Может быть, он только что переехал… Кёнсу высадил его под предлогом, чтобы Чонин собрал свою одежду, пока сам он выполнит некоторые поручения. Что-нибудь, что помогло бы просто убежать от Чонина на несколько часов после трех дней, чудесным образом не восстановивших его память. Несколько часов превратились в целый день. Сначала дождь задержал его возвращение, а затем ночные будни ДжуДжу и т.д. В последний раз, когда они говорили, Кёнсу попросил его просто остаться на выходные. Больно видеть, как он берет на себя столько работы, просто чтобы скрыться от Чонина. Он хочет написать Кёнсу, чтобы узнать о сроках. Или просто ищет любое другое оправдание, которое может придумать, чтобы написать своему… бывшему. Он мог бы спросить, помнит ли Кёнсу их поездку в Лос-Анджелес, как они отправились на огромную туристическую экскурсию и занялись сексом в бассейне отеля той ночью. Нет, это было бы крайне неуместно. Кроме того, это значило бы, что ему нужно вернуться к своему телефону и снова открыть окно чата. По словам Чунмёна, новый телефон — идеальное восстановление всего разрушенного. Вчера вечером Чонин заставил себя прочитать несколько месяцев переписок с мужем, надеясь найти подсказки. К сожалению, одно дело - видеть презрение Кёнсу. Другое дело — увидеть свое собственное: аппа джуджу: ты опоздал аппа джуджу: ты забираешь ее или нетмне неудобно сегодня завтра пожалуйста, скажи ей
аппа джуджу: да ты блять шутишь аппа джуджу: ты обещал ей, что посмотришь с ней вечером фильм аппа джуджу: скажи ей сам, она уже собраласья занят не делай из меня снова плохого парня мы не можем все работать дома и иметь все время мира
аппа джуджу: она не видела тебя несколько недельчто играет тебе на руку, правда? больше поводов обернуть моего ребенка против меня же
аппа джуджу: верь, во что хочешь аппа джуджу: я бы хотел, чтобы мой ребенок был счастливконечно, это не выглядит как "вернее, твой ребенок счастлив" когда ты рассказываешь ей дерьмовые вещи о ее отце
аппа джуджу: я не говорил, что собираюсь разговаривать с тобой так, как нравится тебе аппа джуджу: я дам ей знать, что ты заберешь ее завтра аппа джуджу: поканеважно не пытайся снова сделать это
Это был их последний настоящий разговор. Он был скрыт между большим количеством кратких слов: «здесь», «буду через 5 минут» или что-то вроде. Никаких дальнейших текстов. Многие их старые разговоры сбивают с толку без надлежащего контекста, и Чонин вынужден был отказаться от попыток понять смысл. Снова появляется мысль, что, возможно, он телепортировался в какую-то извращенную, альтернативную реальность. Это не может быть его жизнью. Он никак не мог бы взглянуть на Кёнсу, подумать о нем и говорить с ним так грубо. Кёнсу не смотрит на него так же, как он, и все же… С неохотой Чонин возвращается, чтобы посмотреть дату ссоры. За две недели до его аварии. Целые две недели, когда они либо ругались лично, либо вообще не разговаривали. Судя по тому, как Кёнсу обращался с ним, похоже, что они не разговаривали.могу я увидеть тебя?
Чонин нажимает кнопку «Отправить», прежде чем смог бы отговорить себя. Он уже чувствует накатывающие слезы, которые отягощают ресницы. Хорошего ответа не будет. Слишком опрометчиво. Слишком нуждающееся. аппа джуджу: ты можешь увидеть джухён в понедельник, если хочешь забрать ее из школы Он ждет, но больше ничего не приходит.пожалуйста, су я так скучаю по тебе и ничего не помню
аппа джуджу: я иду спать аппа джуджу: дай мне знать в воскресенье днем Удивительно, что его пальцы не замерзли от такого холодного ответа. Чонин хмурится, выпуская телефон из рук, и дуется в своей маленькой квартире. Никаких украшений, небрежная куча непроверенной почты на кухонном столе, корзина с грязной одеждой, заплесневелая еда в холодильнике, ящик с приправами на вынос и пластиковое столовое серебро. Такой была его жизнь до аварии? Там даже нет телевизора. Хотя у него есть интернет. В конце концов, ему становится достаточно скучно, чтобы вернуться к своему телефону. Поиски слова «Кай» раскрывают ему немало его выдающихся подвигов. На YouTube есть даже подборки самых эпичных сражений, крупных планов красного костюма, и попыток разглядеть черты его лица из-под темного капюшона. Его сердце все еще болит. Какая-то мазохистская часть его берет контроль, и, в конце концов, Чонин возвращается в окно чата, к переписке. Или ее отсутствию. Должно быть, он сделал что-то ужасное. Отношение, которое он получает от Кёнсу значит, что Чонин, должно быть, сделал что-то настолько безвозвратно ужасное, настолько непростительное, что теперь он находится по другую сторону стены, навсегда лишённый возможности войти в сердце Кёнсу. Чонин жил в отрицании этого. Мог ли он… обмануть Кёнсу? Он наткнулся на несколько интервью, где был довольно дружелюбен с парочкой из SM, с некоторыми спасенными гражданскими лицами и т.д. Мог ли он… Это не правильно. Он не мог… — Ты так жесток с папой! — Джухён кричит, ее тонкий голос перешел на рычание. Напряжение искрится в воздухе, оставляя на коже мурашки. Пальцы ног Чонина опускаются на коврик с низким ворсом. Он моргает, смущенный внезапной сменой. — Джу-джу… — начинает Кёнсу, в его голосе слышится усталость. — Он так пострадал, — всхлипывает она, — и ты даже не позволил ему остаться с нами! Доктор сказал, что ты должен! Он телепортировался. В их квартиру. Чонин вытягивает перед собой руки. Часть его даже сомневалась, что у него были какие-то суперспособности, и что это, на самом деле, была какая-то странная шутка или эксперимент. Это была не осознанная вещь, и он понятия не имел, какие мышцы он напряг, чтобы это произошло. Как, черт возьми, он должен вернуться обратно? Что он скажет, если Кёнсу сейчас поймает его здесь? «Я не занимаюсь преследованием, я просто скучал по тебе так сильно, что волшебным образом появился здесь». Плохая идея. Он слышит приближающиеся шаги на деревянном полу. Быстро отступив в коридор, Чонин бросается в их спальню, зажмурив глаза и молясь, чтобы он снова смог использовать свои силы. Шаги приближаются, и он ныряет в ванную, прячась за дверью. Кёнсу тащится в комнату, волоча ноги, а затем падает на матрас. Приземляется на лицо и издает тихий звук, когда ударяется о простыни. Он не двигается почти полминуты, прежде чем перевернуться; смотрит в потолок, рыщет в своем кармане и вытаскивает телефон, и с задумчивым выражением лица кладет его себе на грудь. Чонин чувствует себя таким привязанным к нему. Он хочет просто выйти и приблизиться. Кёнсу выглядит потерянным — почти таким же потерянным, как Чонин. Это по-прежнему его муж, по крайней мере, для него. Разве он не может попросить Кёнсу простить его за любую вопиющую вещь, которую он сделал, и позволить ему предложить утешение? За исключением того, что он каким-то образом телепортировался сюда. Он даже не знал, с чего начать объяснять. Ему действительно нужно вернуться. Хорошо. Вдох. Он гребаный супергерой. Это подтвердилось. Он может сделать это. Дом. Вжух. Неа. Все еще в ванной. Кёнсу прокручивает экран телефона вверх-вниз, и его глаза начинают сиять, когда он фокусируется на экране. Телефон Чонина гудит в кармане, и его сердце почти выпрыгивает из груди, когда он поднимает взгляд. Кёнсу мгновенно бросает взгляд к нему, щурясь в сторону ванной. Блять. Пожалуйста, нет. После долгого взгляда Кёнсу сглатывает и отворачивается, сухо смеясь и вытирая лицо. Только тогда Чонин видит, что его рука влажная, а глаза красные. Он плакал. Теперь больше, чем когда-либо, он хочет просто выйти из укрытия и подбежать к Кёнсу. Может быть, он мог… Его телефон гудит еще пару раз, и Кёнсу снова поворачивается к двери в ванную, его хмурый взгляд сменился растерянным. Только он не отводит взгляда, а вместо этого встает и подходит ближе, фыркая и вытирая оставшиеся на его лице слезы. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Уши Чонина горят, температура поднимается на несколько градусов. Он выдыхает ароматизированный лавандой воздух и вдыхает несвежую замену. Его глаза перефокусируются. Он вернулся в свою дерьмовую спартанскую квартиру. Чонин облегченно вздохнул, потирая руки, чтобы рассеять напряжение. ёль: эй, ты встал??? ёль: баскетбол??? Больше ничего не приходит, и Чонин смеётся над сообщениями, прежде чем вернуться на главный экран. Ему пришло еще одно сообщение за несколько минут до этого: папа джуджу: я никогда не спрашивал, что доктор сказал об амнезии Кёнсу. Кёнсу написал ему. Кёнсу думал о нем после того, как уложил ДжуДжу в кровать, после того, как пошел в свою комнату и плакал. Чонин перечитывает сообщение, полностью озадаченный в попытке найти причину, чем Чонин заслужил это. Это даже не вопрос. Но это контакт и инициирован он Кёнсу. Чонин не смеет просить большегл.он сказал, что все выглядит хорошо так что нужно просто набраться терпения и ждать, пока все вернется, в принципе, а что?
папа джуджу: ты ничего не помнишь?я помню тебя и нас
папа джуджу: все?что ты имеешь в виду? я помню, как мы ездили в америку на отдых я помню, что мы счастливы вместе ты не помнишь?
папа джуджу:: моя память не такая выборочная, чонинесли бы я извинился, это помогло бы? пожалуйста, скажите мне хотя бы, что я сделал и я попрошу прощения
папа джуджу: нет папа джуджу: это временно папа джуджу: ты скоро поправишься папа джуджу: и не захочешь делать этого, когда вспомнишьчто я должен помнить? как это изменит то, что я чувствую? Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
папа джуджу: не любишьты продолжаешь говорить это что тогда я чувствую, су? ты действительно не любишь меня больше? все, что я знаю, это то, что с момента, как я очнулся от комы из-за какой-то ужасной аварии, мужчина, которого я люблю, не хочет иметь со мной ничего общего и даже не скажет мне, почему я не заслуживаю знать? ты продолжаешь говорить, что я не люблю тебя, но Я ЧУВСТВУЮ ЭТО это не имеет значения??? то, что я чувствую на самом деле, совсем неважно?
Он становится слишком эмоциональным и начинает бродить по комнате, но не может остановить себя. С тех пор, как он проснулся, все это было кошмаром, и ничего не имело смысла. папа джуджу: чонин, что ты от меня хочешь папа джуджу: что я должен сейчас делать папа джуджу: мы не вместе папа джуджу: ты меня больше не любишь папа джуджу: это не ошибка или одиночная ссора папа джуджу: что я должен делать? развлекать тебя и притворяться, что мы — какая-то счастливая семья, и надеяться, что для джу мы такими и будем? или я должен перечислить каждую болезненную вещь, которая нас разлучила, чтобы я мог пережить все это снова? и для чего? чтобы мы оба чувствовали себя плохо из-за этого? пока через пару дней ты не вернешь все свои воспоминания и не вспомнишь, что тебе было плевать на меня и ты ушел? поэтому я должен по кусочкам собрать нашу семью снова? папа джуджу: я тоже не имею значения? папа джуджу: я пытался двигаться дальше в течение двух лет. ты думаешь это было легко? думаешь, я не чувствую себя виноватым, потому что пытаюсь быть здравомыслящим взрослым и защищать то, что осталось от нашей семьи?ты еще любишь меня?
Прошло пять минут, а ответа все еще не было. Чонин продолжает нажимать на разблокировку телефона, чтобы экран снова вспыхивал после длительного бездействия. Хныканье вырывается из его горла и слезы обжигают глаза. В этих нескольких сообщениях было больше, чем Кёнсу сказал ему с тех пор, как он проснулся. Это больно, и он это понимает? Кёнсу не любит его больше? Надежда покидает его с каждой минутой. Неважно, если это не та вселенная. Он все еще сейчас здесь. И он сам по себе.***
В Сеуле проживает 10 миллионов человек, поэтому, как правило, Чонин редко встречается со своим мужем, когда тот патрулирует. Главным образом, еще и потому что он не гадит, там, где ест, и Чонин обычно патрулирует вблизи Итавона и Пусана, которые отличаются от их переоцененной, более однородной окрестности. Однако сегодня он только что высадил Анти в полицейском участке, когда в аплодирующей толпе за баррикадами увидел потрясающе знакомое лицо. Кёнсу краснеет, когда он подходит. Его уши ярко-красные. Подтверждение. Чонин знал это, он знал, что Кёнсу был влюблен в Кая. Должно быть, именно поэтому в первый раз он заключил контракт с SM для мерчендайзинга, когда Кёнсу только разрабатывал оригинальные настольные игры для своей компании. Сначала он тоже работал над персонажем Кая и потратил несколько недель на разработку своего дизайна и фона, прежде чем просто начать копировать. Слишком смущенный своим фанатичным безумием, он не позволял даже Чонину увидеть то, над чем работал, пока не закончил. Убедиться в том, что он выглядит хорошо, даже если его муж не знал. — Капуста? — Металлического голосового диспенсера Чонина не достаточно, чтобы оградить его от удовольствия, когда он просматривает содержимое квитанции, предоставленной ему Кёнсу для подписи. — Я-я был в том продуктовом магазине, — лицо Кёнсу покраснело, когда он оборонительно указывает на перекресток, — когда люди говорили о битве. И тот Анти был задержан, а затем там- там была толпа, когда я закончил платить, поэтому я просто… зашел. Чонин преувеличенно оборачивается, просматривая толпы поклонников с их баннерами и мерчем. Он ухмыляется: — Так ты не фанат? Застенчивые улыбки Кёнсу всегда выбивают дух из Чонина. Он почти чувствует, как подгибается, наблюдая, как его забывчивый муж теряется. Кёнсу, который клянется, что никогда не был влюблен ни в кого: ни в знаменитость, ни в кого-либо другого. Который всегда настаивает на равнодушии к прекрасным актерам и кумирам. Беззастенчивый изгиб губ Кёнсу, обнаженные десны — это слишком. — Я фанат, — тихо признается Кёнсу. Чонин должен напомнить себе не обращать слишком много внимания на Кёнсу, чтобы это не обратилось против него же. Еще несколько автографов, и он машет толпе, несколько раз кланяясь, прежде чем телепортироваться на крышу соседнего здания, подальше от любопытных глаз. Некоторые из фанатов задерживаются, надеясь, что появятся еще супергерои, но большинство, включая Кёнсу, немедленно рассеивается. Чонин телепортируется на другую крышу, следя за своим мужем, когда тот идет по улицам. Кёнсу ходит так мило, стараясь сделать себя еще меньше, чтобы не наткнуться на других людей. Он держит голову низко, сумки прижаты к бокам. Насколько далеко он припарковался? Чонин пишет ему прямо сейчас, дразня Кёнсу всей этой влюбленностью в Кая. Боковым зрением он видит мельтешащие движения и обращает на это внимание: белый скутер, безрассудно едущий по дороге. Чонин хмурится, а затем чувствует всплеск адреналина, когда скутер явно игнорирует красный свет, а Кёнсу, опустив голову, ступает на пешеходный переход, прямо на траекторию передвижения водителя. Его кожа начинает шипеть при двойном прыжке, воздух в легких превращается в пепел из-за необходимости так быстро реагировать. Чонин задыхается, едва способный встать, когда в глазах темнеет. Он слишком крепко сжимает Кёнсу, но его тело еще не завершило трансформацию. Теперь они на безопасном расстоянии, на другой крыше, высоко и вдали от всего. Они в безопасности. Его муж в безопасности. В конце концов, однако, он ослабляет хватку, держа Кёнсу за локти. Он мечтал о таких моментах, конечно, в моменты скуки, но реальность сильно отличается от фантазии. Несколько раз сглотнув, чтобы убрать горький вкус изо рта, Чонин почувствовал, как от напряжения пот струйками стекает по шее, паника только начинает отступать. — Боже мой! — выдыхает Кёнсу с широко раскрытыми глазами в тревоге, рядом с ним падает сумка для покупок. Чонин чувствует необъяснимое желание сделать ему выговор. Чтобы упрекнуть его: «обращай внимание на то, куда идешь!» Хлопнуть его по глупой голове или, хотя бы, слегка встряхнуть. Вместо этого, когда дыхание пришло в норму, Чонин осматривает Кёнсу и решает, что с ним все в порядке. Волосы разве что взъерошены. Чонин спас десятки людей от столкновений на улицах. В этом нет ничего нового. Обычно это даже не беспокоит его. Но это Кёнсу… не просто незнакомец, и… Когда опасность миновала, Кёнсу выглядит чертовски хорошо: его грудь вздымается, губы покраснели, его… — Вы же знаете, что машины по дорогам ездят? Просто в грязь лицом. В голове это звучало намного кокетливее. Чонин стонет про себя. Все эти фантазии впустую. — Это был самокат, — возражает Кёнсу тоном чуть выше шепота. Кажется, в его глазах застыла тревога, и это так чертовски восхитительно, что он еще не осознал этого. — Я думаю, что скутер мог уничтожить вашу бедную капусту. При ее упоминании Кёнсу моргает несколько раз и смотрит вниз на свои ноги — на вышеупомянутые овощи, выкатившиеся из его сумки. Он смотрит на маску Чонина, снова моргает, как будто до него дошло, кто стоит перед ним. — Ну, я очень благодарен, что вы спасли мои покупки. Это… действительно испортило бы мои планы на ужин сегодня вечером. — Просто делаю свою работу, — усмехается Чонин. Кажется, они оба в один и тот же момент понимают, что Чонин все еще держится за локти Кёнсу. Его муж вдыхает и закусывает нижнюю губу. Ладони Чонина сжимаются, скользя от рук Кёнсу прямо к его талии, пальцы приятгивают его на мгновение ближе. Это определенно что-то прямо из его фантазий. Зрачки Кёнсу расширяются, его глаза становятся напряженными, когда он смотрит прямо на Чонина, будто может увидеть сквозь маску и душу Чонина, как всегда это делал. В своих фантазиях в такой момент Чонин представлял, как сбрасывает с себя маску, раскрывает настоящую личность, и они занимаются любовью на какой-то вершине горы. На Чонине его суперкостюм и это все выглядит как в плохом тематическом порно. Кёнсу облизывает губы, чтобы они блестели. — Спасибо, что спали меня, — говорит его муж. — Мистер Кай… Чонин почувствовал холодок, проползающий по затылку, из-за слов Кёнсу. Это не он соблазняет своего мужа прямо сейчас. Это Кай, спасший мирного жителя. Это Кай, которому нужно продолжать патрулирование. Кто должен оставаться анонимным для всех, и не может раскрыть себя, подвергая опасности своего любимого Кёнсу. Так чертовски глупо. Реакция Кёнсу не является неожиданной. Гражданские лица часто падают в обморок или ведут себя растерянно. То, как Кёнсу отреагировал, одновременно и нормально, и немного шокирующе. Чонин хорошо знаком с этой стороной Кёнсу, и он определенно должен оставаться просто незнакомцем прямо сейчас. Что-то внутри него болит и Чонин медленно принимает это как ревность. Завидует самому себе. На мгновение у него появляется искушение увидеть, как далеко он сможет зайти, прежде чем Кёнсу остановит его, но страх сильнее ревности. Страх, что Кёнсу позволит Каю, совершенно незнакомому человеку, пойти так далеко, как ему хотелось бы. Что тогда? Готов ли он проверить на верность своего мужа? Что это говорит о нём? — Не за что, — говорит Чонин. — Где вы припарковались? Я могу отвести вас к машине. Кёнсу улыбается, и это тепло мгновенно ошеломляет Чонина. Такой знакомый взгляд, и он никогда не думал, что Кёнсу может так просто его подарить. Кёнсу сцепляет пальцы, прокручивает своё обручальное кольцо, пока бормочет номер парковочного места. Он прижимается к Чонину, сжимает его в страхе, как только они телепортируются туда. — Извините, думаю, мне следовало предупредить вас, — извиняющимся тоном говорит Чонин, понимая, что, когда его муж попал в эти объятия, он сам также жадно, рефлексивно обнял его. Кёнсу медленно отпускает его, делает шаг назад, удивляясь их новому местоположению. Он протягивает ладонь к двери пассажирского сидения машины. Кёнсу дрожит всем телом. — Это было так странно, — замечает он. Чонин хихикает, съеживаясь от звукового эффекта робота, который приобретает его голос. — О! — внезапно вспоминает он, теперь, когда они на более безопасном расстоянии друг от друга. — Ваши продукты! Глаза Кёнсу расширяются, когда Чонин возвращается с крыши с сумкой в руке. Каким-то образом он все еще может быть впечатлен способностями Чонина даже после того, как испытал их на собственном опыте. Такой милый. — Спасибо, — повторяет Кёнсу, принимая сумку и снова глядя на маску. — Будьте осторожны, хорошо? — Вы тоже. Память возвращается к нему, словно сон. Слишком яркий сон, который оставляет после себя беспокойство и разочарование, когда он внезапно просыпается и цепляется за тонкие нити момента. Остальная часть этого дня приходит к нему достаточно скоро — как только он забрел на кухню и закинулся йогуртом, чтобы поддерживать в себе силы. Кёнсу упомянул о своей встрече с Каем за ужином в тот вечер. Он с нетерпением все рассказывал. Когда Чонин дразнил его из-за влюбленности в Кая, его муж был слишком готов признать это, как будто бросая тому вызов. Они никогда не ругались из-за этого. Не совсем. Он не имеет понятия, откуда он это знает, но Чонин чувствует в этом правду. Они не сражались за Кая, но это просочилось в другие разговоры, жалобы и скрытые обиды. На сегодняшний день Чонин понимает, как было глупо ревновать к себе же, и одновременно быть взволнованным, что Кёнсу привлекло его альтер-эго. аппа джуджу: ты уже встал?да
Забавно, что полученное сообщение от Кёнсу — все, что нужно ему в эти дни, для того, что сердце начало биться быстрее. Достаточно набрать ответ, состоящие из одного слова, чтобы превратить Чонина в клубок нервов. Это ощущается так, будто он снова одинок, влюблен в кого-то, тревожно и нетерпеливо отвечает на сообщения, в надежде, что этот кто-то уделит ему внимание. Ох, но… он как раз таки сейчас одинок и свободен. И определенно… да, все эти чувства. Прошло несколько дней с тех пор, как они… поссорились? Можно ли это рассматривать ссорой? Но с тех пор Кёнсу… «смягчился» — это не то слово, но, если не обсуждать этот вопрос дальше, он был… добрее. Он сам вызывается возить Чонина на встречи и приглашает его на прогулки с Джухён. Это не так много, как хотелось бы Чонину, но достаточно. Кёнсу всё ещё держал его в страхе, но, по крайней мере… признал, что Чонин не пытается причинить зло. Мог ли он? Мог ли он действительно проснуться однажды, вспомнить все и больше не почувствовать… ничего к Кёнсу? Это кажется невозможным. Чунмён отправил его в обязательный отпуск, пока все воспоминания не вернутся, ссылаясь на риск ответственности. Он упомянул кое-что о том, что SM проведет пресс-конференцию через несколько дней, хотя это звучало скорее так, будто они надеялись, что к тому времени Чонин вернется к нормальной жизни. А без этого он там лишний. Не в состоянии работать, Чонин смог провести намного больше времени с Джухён. У него появилось преимущество в том, что он помогает Кёнсу, так как это позволяет ему гораздо больше времени уделять работе. Проводить время с ребенком — странный опыт. Ничто в этом занятии не кажется ему знакомым, и все же сердце хочет разрываться из-за каждой минуты, проведенной с малышкой. Она явно обожает его. По крайней мере, он еще не облажался. Сегодня он отвезет ее на день рождения одноклассника, и Кёнсу провёл все утро почти беззаботно, зная, что не будет присутствовать. А Чонин рад, что хотя бы таким способом он может сделать Кёнсу счастливым. — Почему мы не записываем сегодня? — спрашивает Джухён, стараясь перевернуть луковые блины. — Потому что мы просто иногда записываем, милая, — терпеливо отвечает Кёнсу. — И должны поторопиться, чтобы я мог отвезти тебя и папу на вечеринку. — Но папа сегодня здесь, и я хочу готовить с ним тоже, так что мы можем посмотреть это потом. И Кёнсу бросает на него косой взгляд, как бы в просьбе обдумать это или встать на его сторону. — Может в следующий раз, ладно? Мы должны посмотреть, хочет ли папа того же. Кроме того, мы торопимся. ДжуДжу упомянула кое-что о канале YouTube, где Кёнсу записывал семейные кулинарные трансляции в течение последних нескольких лет. Чонин нашел его и подписался ранее, но для этого он гонялся за Джухён все утро. А потом мысленно отмечает, что сегодня вечером посмотрит с десяток видео. — Могу я надеть рубашку с Каем на вечеринку, Аппа? Чонин подавляет улыбку. Что бы хренового не случилось в этой вселенной, он буквально был героем своей дочери. Кёнсу наклоняется и нежно соприкасается с ней лбами. — Она в сушилке, о Нетерпеливая. Она высохнет быстрее, если ты тоже быстро поешь, как думаешь, а? — А мы можем снова покрасить твои волосы в эти выходные, Аппа? — просит Джухён, театрально скрестив руки перед собой, широко раскрыв глаза и пользуясь дополнительным эффектом. — Пожа-а-а-алуйста? — Малышка, в том темпе, с которым ты хочешь новые цвета, я останусь совсем лысым. — Я хочу розовый! Ты обещал мне! — Ешь быстрее и тогда посмотрим. Кёнсу все не доверяет Джухён Чонину, так что они втроём садятся в его машину. По дороге он и Джухён жарко обсуждают будущий цвет и стиль волос Кёнсу. Наблюдать за этим так увлекательно, что Чонин не возражает против этого, продолжать делать это. Этого Су он знает — именно он живет в его воспоминаниях и мечтах. Вспыльчивый, дерзкий и остроумный. Что-то сжимается в его груди, когда он поворачивает голову, чтобы оглянуться на Джухён. Странное чувство одиночества — шпионить за ними обоими и их частным счастьем. — Я приду, чтобы спасти вас, через два часа. Я напишу, когда выйду из дома, окей? — говорит Кёнсу, взглянув на Чонина, чтобы убедиться, что тот слушает. Это звучало почти игриво. «Спасение». Чонин слегка улыбается ему и кивает. Пожалуйста, пожалуйста, дай ему вернуться. — Сегодня тоже играешь с мамой? — грубый голос приветствует его, когда они входят в дом. Чонин в замешательстве поворачивается к мужчине, а затем осматривает остальных: здесь — все женщины, предположительно мамы, за исключением двоих. Ох. — Хм, — неловко запинается он. — Что ж. Э-э. Нет мамы. — Стоп, парень мог воспринять это, будто Чонин вдовец или что-то в этом роде. — Просто. Э-э. Только я и мой муж. Бывший муж. Но парню определенно не нужно было знать эти детали. — О. — Собеседник выглядит таким же растерянным, как Чонин, когда переваривает информацию. — О, значит, ты — мама. — Нет, — медленно проговаривает Чонин. — Я её… папа… — Оо, да, точно. Круто! — Парень улыбается и поднимает ладонь, чтобы дать пять. Что происходит… Чонин держит себя в руках, прощается словом «пока» вместо физического контакта, и быстро скрывается в другой комнате. — ДжуДжу! Ты здесь! — слышится другой мужской голос и громкие шаги. — Привет, дядя Бэкхён, — здоровается Джухён, слегка кланяясь и одаривая человека застенчивой улыбкой. — Где твой папа? — спрашивает мужчина, нетерпеливо оглядываясь. — Я не видел его уже несколько недель! Она указывает на Чонина, слегка подпрыгивая на ступнях. — Могу я пойти поиграть с Тэяном, папа? — Он на заднем дворе, — Бэкхен жестом указывает на дверь, озадаченно осматривая Чонина. — Должен ли я… — Чонин кладет подарочный пакет на кухонную стойку рядом с другими подарками. — Мм. Хей. Привет. — Агаа, привет. — Человек щурится, продолжая открыто изучать Чонина. — Э-э. Привет. Я Бэкхён. Я папа Тэяна. Э-э. Вы, должно быть…» Он, вероятно, должен представиться- -…бывший муж Кёнсу! Извините. У меня плохая память на имена. Я не думаю, что мы когда-либо встречались. Ауч. Он старается не слишком расстраиваться. — Чонин, — говорит он, глотая свою гордость и пытаясь сосредоточиться. — Я Чонин. Это отец лучшего друга его дочери. Он должен хорошо играть. — Ой! Она похожа на вас, — замечает Бэкхён, тепло сияя. Он суетится, не знает, куда деть руки, пока изучает Чонина. — Хм… Что-то не так с Кёнсу? -…Нет. — Ой. Хм. — Мужчина нахмурился, поджав губы. Ряд эмоций вспыхивает в его глазах, он делает глубокий вдох и натягивает улыбку. — Что ж, очень приятно наконец-то встретиться с вами. Было бы приемлемо задать тот же вопрос и спросить, где мама Тэёна? По крайней мере, это его успокоит. Блядская неловкость. Вместо этого он предпочитает держать рот на замке. Он делает слабую попытку сказать еще пару предложений, прежде чем может вздохнуть с облегчением, когда Бэкхён извиняется и уходит проверить других гостей. Разговаривать с мамами тоже не намного лучше. Каким-то образом Чонин привлек к себе внимание нескольких, несмотря на попытки игнорировать их. Он должен был сосредоточиться на том, как Джухён прыгает вокруг и притворяется, будто телепортируется. Женщины продолжают собираться группами, пытаясь загнать его в угол, чтобы поболтать. -…просто проверяю тебя, Кён-йа, — слышит Чонин, как говорит Бэкхён, когда тот входит на кухню. Другой отец укрылся за холодильником, телефон зажат между ухом и плечом. — ДжуДжу отлично проводит время. Конечно. Они сейчас на заднем дворе. Тэён так скучал по ней. Он продолжает просить погулять с ней. Хочешь отвезти их в парк для собак в эти выходные? Он знал это. Он знал, что этот ублюдок был влюблён в Кёнсу. Чонин прочищает горло, чувствуя приток наслаждения, когда Бэкхён чуть не подпрыгивает к потолку от удивления, виновато осматриваясь. Это говорит о многом. Если бы он не был занят, пытаясь выглядеть круто и пугающе, Чонин прямо сейчас танцевал был праздничную джигу облегчения. Это только интерес. Или, по крайней мере, это то, что он может сказать себе, чтобы сохранить здравомыслие. Пожалуйста, не более того. Он уже и так в плохом списке Кёнсу и только начал получать хоть какой-то проблеск надежды. — О, эх, ах… Чонин! — бодро говорит Бэкхён, слишком широко улыбаясь. Он сжимает челюсть так крепко, что во время дыхания доносится небольшой свистящий звук. — Гм. Что-то случилось? Приглушенное «Чонин? Дай мне поговорить с ним, пожалуйста» доносится из телефона, и они вдвоем пристально смотрят в глаза, прежде чем Бэкхён передаст трубку. Часть его хотела бы покрасоваться с фразой: «привет, малыш» или с чем-то подобным, но нет шансов, что Кёнсу позволит ему это. Он кивает и произносит молчаливое «спасибо» перед тем, как сказать «Привет, хён». — Всё хорошо? — Да. — Быстро взглянув на Бэкхёна, Чонин понимает, что он пытается поймать обрывки их разговора. — Они сражаются прямо сейчас. Это довольно эпично. Я фотографировал, покажу дома. Я думал, ты занят. Как твоя работа? — Хорошо. Хм. Я не хочу эксплуатировать телефон Бэка, поэтому отпущу тебя. Просто хотел убедиться, что все в порядке. — Все отлично. Скоро увидимся. Он не может скрыть самодовольную улыбку, когда возвращает телефон обратно. Это уже что-то. «Спасибо».***
— Ты что, шутишь? — слышит он бормотание Кёнсу из коридора. Чонин поднимает палец и поворачивается, чтобы посмотреть на своего мужа с ухмылкой на губах. Он опускает руку в ванну с водой, хватая ровно столько, чтобы плеснуть в Кёнсу, когда тот подходит к дверному проему. Его муж не выглядит удивленным. Скорее, его раздражение только усиливается, когда он вытирает капли воды с лица. — Почему она все еще в ванне? Я попросил просто сполоснуть ее и вымыть волосы. Это было час назад. — Его голос настолько серьезный, что в одно мгновение Чонина покрывает колючая дрожь. Он просто купал их дочь, как тот и просил, чтобы дать Кёнсу возможность провести время с малышкой целый день. Чонин в последнее время не проводил много времени ни с одним из них. Слишком много криминальной деятельности, требующей сверхчеловеческого вмешательства, поэтому он просто выполнял свои отцовские обязанности, немного развлекаясь с ней, пуская пузыри, брызгаясь и все такое. Не говоря уже о том, что это была работа Кёнсу с самого начала, и Чонин просто помогал. — Мы проводим научный эксперимент, — говорит Чонин спокойным голосом, как будто даже не замечает отношения Кёнсу. — Мы рассчитываем увидеть, сколько выжимок воды может выдержать мистер Кряк-Кряк. Кёнсу громко вздохнул, чувствуя необходимость показать свое раздражение и признать это. Он одаривает Джухён вынужденной слабой улыбкой, когда она пищит на него одной из водяных игрушек, и протягивает руку, чтобы схватить свое полотенце, показывая, чтобы она заканчивала. Время купания вышло. Пятнадцать минут спустя к Чонину подходит Кёнсу и выключает телевизор. — Что случилось? — спрашивает первый, придерживаясь нейтральной позиции, а не агрессивной. — Ты знаешь, что случилось, — обвиняет его Кёнсу. — Ты сбил весь ее график. Она должна была спать час назад. Сейчас она не выспится, поэтому утром будет уставшей, а к обеду слишком взволнованой, чтобы вздремнуть. И это значит, что я не смогу закончить работу завтра. — Я не должен проводить время с нашим ребенком? — Ты знаешь, что я не это имел в виду, Чонин… Когда же этот дерзкий и сексуальный парень, за которого он вышел замуж, превратился в такого раздражительного Гринча? Они так много ссорились в последнее время из-за этого дурацкого дерьма. Он понимает, что Кёнсу был в большом стрессе из-за приближающихся сроков его проекта, но кажется, что это все, что они делают сейчас: мелкие драки слишком редко чередуются с сексом. Это раздражает и истощает. Это не то, чем брак должен быть. И Кёнсу не имеет ни малейшего понятия о бремени ответственности, которая ложится на плечи Чонина. Он здесь, чтобы буквально спасать мир. Самое меньшее, что может сделать Кёнсу, — это не делать жизнь настолько сложной вне работы.***
— Ты выглядишь так, словно хочешь выпить. С другой стороны, Кёнсу выглядит очень радостно, когда гуляет с двумя маленькими пуделями. — Она продолжает придумывать предлоги, чтобы отложить сон, — тихо сетует Чонин, боясь, что все, что выше шепота, может разбудить крошечный ужас за другой стороной двери. Он смотрит на собак. Хучу и Мокмоль только подлили масла в огонь. — Она попросила воды, поэтому я принес ее. А потом она хотела другую книгу. И затем спросила о графике на завтра. Ну и ещё миллиард других вещей. Я думал, что гиперактивность на весь день будет утомлять ее, но, боже мой, я потратил час, чтобы уложить ее. — Да, ты хочешь выпить, — смеется Кёнгсу. — Давай. Они вместе идут на кухню, где Кёнсу вытаскивает пластиковую бутылку из холодильника, открывает ее и наливает молочную жидкость в два стакана. Он протягивает один Чонину и входит в гостиную с другим, оглядываясь через плечо, чтобы увидеть, следует ли тот за ним. Он был в хорошем настроении с тех пор, как они вернулись с вечеринки. Кстати о хорошем: это тот Кёнсу, которого Чонин знает. Он все еще здесь. Мысленно скрестив пальцы, Чонин садится рядом с Кёнсу на диван и делает глоток. Он вздрагивает и поворачивается к Кёнсу. -…Что это? — Ааа… - Кёнсу делает большой глоток сладкого газированного напитка. — Макколи со вкусом каштана. — Он бросает взгляд на Чонина. — Не твой стиль? — На вкус как дешевая дрянь из продуктового магазина. Еще один глоток. — Это не так плохо, — утверждает Кёнсу, его голос звучит дразняще. — И ещё, да, это дешевая дрянь из продуктового магазина. Не похоже, что я могу взять ее с собой в винный погреб. Я просто будто взял кое-что из мусорной корзины на окраине. — Это похоже на сладкое херню, которую мы пили, когда были подростками. Кёнсу поднимает бровь. — Ты помнишь это? — Ну, немного воспоминаний там, немного — здесь, — он пожимает плечами, опускаясь на подушки. Особенно, когда речь идет о Кёнсу, но было бы неловко упоминать об этом сейчас. После долгого молчания Кёнсу кладет ногу на край кофейного столика. — Кстати, спасибо, — говорит он, слегка наклонившись. — У меня сегодня было много работы. Я действительно ценю это. — Тебе не нужно меня благодарить, — он поворачивается к Кёнсу. — Я тоже ее родитель. — Ну, — колеблется Кёнсу, — ты бы не остался. До аварии. Очевидно, тогда ты был занят работой, но для меня это все еще много значит. — Извини, — бормочет он. — Мне не очень нравится ходить на вечеринки. — О, ты думаешь, мне нравится тусоваться на вечеринках по случаю дня рождения малыша в течение нескольких часов моего дня, просто чтобы наш ребенок не стал социальным изгоем? Неплохо подмечено. Действительно хороший факт. Он даже не думал об этом. — Мне жаль. Кёнсу выпивает почти половину своего напитка, прежде чем повернуться к Чонину. — Я не пытаюсь заставить тебя чувствовать себя плохо, правда, — говорит он поспешно. Я… просто пытаюсь отблагодарить тебя. Ну, он не ошибается. — В любом случае, — быстро продолжает Кёнсу, — как прошла вечеринка? Мамочка-Судья была там? — Кто это? — Она одна из тех, кто пытался читать мне лекции, когда я подстригал волосы ДжуДжу, и вроде… она выглядит так, будто какой-то невидимый человек постоянно ее ущимлял? Типа… я думаю, что все они в какой-то степени справедливы, но у нее с этим проблемы. Означает ли это, что Кёнсу никогда не отказывался от дня рождения до сегодняшнего дня? Конечно, нет. Конечно, Чонин… попросил освободить время от спасения мирного населения, чтобы… посидеть на детских играх. Это кажется невероятным. Он хмурится, обдумывая самые последние воспоминания, которые он вернул. — Там была женщина-гот, которая постоянно спрашивала меня, не хочу ли я стать веганом, но она все время говорила о том, что глютен является токсином… — О, нет, это другая. Она, на самом деле, не так уж и плоха, если ты сможешь направить ее в сторону коллекции кактусов. Ты уже столкнулся с Гомофобным Папочкой? — Тот, что спрашивает, кто мама в наших отношениях? Кёнсу качает головой, и, возможно, Чонин бредит или уже выпил слишком много, но ему кажется, что тот наклонился ближе. Так, что теперь они почти ютились на диване, несмотря на то, что собаки подпрыгивали, с целью втиснуться между ними. — Это не он. Но… я знаю, кто это. Я никогда не вижу его по понятным причинам, но понимаю, о ком ты. У него что-то вроде… — Кёнсу проводит руками по вискам, — серых полос в волосах, верно? Да, этот парень другой. Есть еще один, который ведет себя так, будто если ты стоишь с ним в одной комнате, он может случайно вдохнуть чего-то гейского и заразиться. Ты бы заметил. Ему очень нравится, когда люди замечают, что он раздражен. — Думаю, на этот раз мне не повезло. Это заставляет появиться блестящую улыбку на губах Кёнсу, и он усмехается, поворачиваясь к Чонину. Его смех такой прекрасный, а Чонин бессилен и улыбается, как дурак, согреваясь мыслью, как ярко сияет лицо Кёнсу и как красиво искрятся его глаза. Этого достаточно, чтобы заставить его задыхаться, когда Кёнсу так на него смотрит после стольких дней апатии и разочарования. Это словно дождь после нескольких месяцев засухи. — Что-нибудь еще случилось? Расскажи мне обо всех сплетнях. Я рад, что не пошел, но теперь чувствую себя не в курсе всего. Чонин действительно нуждался в том, чтобы Кёнсу повторил это. Он был слишком ошеломлен их близостью к многозадачности. В его мозгу что-то мелькает, и он вспоминает: — Я немного поговорил с отцом Тэёна. — Правда? Он хороший. — Хороший. — Это звучит нейтрально. Никаких подсказок. — Вы часто проводите время? Левая бровь Кёнсу тут же поднимается, и он улыбается. — Что? — Он очень много о тебе спрашивал, — голос Чонина ослабевает, когда он борется со смущением. Может быть, вытащить это потом. — Я… думаю, ты ему нравишься. На мгновение выражение лица Кёнсу становится почти самодовольным, и его рот открывается, слова наготове. А потом он заметно утрамбовывает все это обратно, вместо этого переходя к более мягкой, веселой улыбке. — Да, так и есть, — признается Кёнсу. — Он тоже отец-одиночка, и мама Тэёна ушла сразу после его рождения. Бэк умер бы сейчас за то, чтобы быть посвящённым в культ гея. «Тоже». О, вкус ревности острый, немного горький. — Но он также очень заботится о своем ребенке, он очень надёжен для игр и групповых событий, так что… Черт, он может даже полюбить тебя больше теперь, когда встретил тебя. Как это связано с тем, что Бэкхён влюблен в него? Эти вещи абсолютно не связаны. Он знает, что может испытывать судьбу с таким более приятным Кёнсу, но сейчас он должен попросить разъяснений. Кёнсу отвечает, тыкая его в живот. Просто вежливое подталкивание. — Я не знаю, — размышляет он, внимательно глядя на него. — Не сказать, что он пустышка, потому что я не очень хорошо его знаю, но давай просто скажем, что на каком-то уровне все такие. Что это значит? Что Чонин привлекателен? Или что Кёнсу считает его привлекательным? — Ох, черт, — ругается Кёнсу, глядя на свой напиток, как будто внезапно вспоминая о нем. — Я забыл… Гм. Теперь я не могу отвезти тебя обратно в квартиру. — Он неловко выпрямляется, и вся магия исчезает вместе с его словами. — Я могу заплатить за такси. — Нет, все в порядке! Чонин старается не торопиться, но, в любом случае, это звучит довольно отчаянно. Однако ему было наплевать. — Я- я не против взять твою одежду. Кёнсу все ещё сохраняет гримасу легкомыслия и безрассудства, но все равно кивает. — Хорошо. Ладно. — Его взгляд медленно возвращается к пластиковой бутылке на столе. — Может, тогда ещё Макколи? — Да, пожалуйста.***
— Все манду должны быть в складках, — голос Кёнсу такой теплый, когда его пальцы умело складывают тесто. — Ты должен все запечатать, как бабушка, или это будет не так вкусно. — Потому что если они будут не запечатанными, то возрвутся? — спрашивает Джухён сладким голоском. Кёнсу смеется и кивает. — Да, или они взорвутся. Помнишь? — Ка-БУМ! — громко хихикает Джухён после того, как продемонстрировала звуковые эффекты. — Кимчи повсюду! — присоединяется Кёнсу и так сильно хрустит, что его очки соскальзывают вниз. Ему приходится вернуть на место запястьем, оставляя немного муки на щеке. — Ты весь грязный, Аппа, — ругает его Джухён, идеально имитируя голос Кёнсу. Чонин ставит паузу на видео, делаю скрин того, как Джухён стряхивает муку на плечи Кёнсу. Он не может сдержать улыбку несмотря на неприятные ощущения в животе. Это одно из более новых видео, где Джухён жестикулирует гораздо лучше, чем в ее детские годы. Батарея на телефоне почти закончилась, и Чонину пришлось позаимствовать зарядное устройство для планшета Джухён, чтобы продолжить. Видео очень простое: только одна камера, никаких крупных планов, никаких текстовых наложений. Все они озаглавлены датами, описания кратки в стиле, что свойственно Кёнсу. На самом деле, видео не нацелены на массовую аудиторию. Возвращаясь к первым видеороликам, где Джухён только начинала самостоятельно стоять на ногах и могла только помочь, плохо взбивая яйца, он обнаружил, что канал изначально был для него. В нескольких ранних видео есть даже он сам. Таких немного. Больше похоже на редкие появления камео. Он стоит в стороне, выглядя скучающим, уставшим или угрюмым. Кёнсу называл старые видео «Для папы». Его голос часто звучал мягко, часто даже лирически, когда он рассказывал малышке Джухён об основных кулинарных вещах. И все же где-то по пути направление меняется, и Кёнсу обращается уже к будущей Джухён. В одном из последних видеороликов, которые смотрел Чонин, Кёнсу даже начал философский монолог о том, что когда она будет смотреть видео позже, то будет удивлена тем, насколько молодым и красивым он выглядел раньше. — А как же папочка?— спросила Джухён, и губы Кёнсу сжимаются в тонкую линию, лицо искажается, словно в попытке подавить хмурый взгляд, перед тем, как натянуть слабую улыбку. — Он очень занят, милая. Но у нас есть много фотографий папы, правда? Это просто снимки. Они не рассказывают всю историю. Как долго Кенсу протянул с ним, прежде чем сдаться и просто сосредоточиться на своем ребенке? Больно думать, но еще больнее удивляться тому, как он вообще не заметил. — У тебя даже мука в волосах, Нини, — шепчет Кенсу в нынешнем видео с клецками. Он хихикает, когда хлопает ладонями по волосам, чтобы проверить руки, которые все еще были в процессе складывания другой клецки. — Что за Нини? — спрашивает Джухён. Бесхитростные глаза переключают внимание с отдирания липкого теста с пальцев на своего отца. — Джу-джу, — поправка Кёнсу происходит через полминуты; поспешный, задыхающийся выдох, его брови нахмурились, когда он заменяет ошеломленный, потерянный взгляд чем-то более знакомым и дружелюбным. — Очевидно, я разговаривал с тобой, мисс.***
— Ты выглядишь огорченным. Что такое? Он взволнован тем, что Кёнсу уделяет ему достаточно внимания, чтобы заметить его страдания, но это лишь минимально поднимает его настроение. — Ничего. Кёнсу слегка смеется и протягивает ему напиток, опускаясь на диванные подушки рядом с ним. — Давай, выкладывай уже. — Просто думаю о всяких вещах. После долгой паузы Кёнсу нетерпеливо подталкивает его. — Продолжай… — просит он. — Она относится ко мне так, будто я бесполезен, — говорит Чонин. — Я имею в виду, я бесполезен. Но она это знает. И… это просто больно. — Ты не бесполезный, — настаивает Кёнсу с улыбкой на губах. — Это не ракетостроение. В нерешительной попытке купить для Кёнсу на несколько минут свободы больше, Чонин попытался самостоятельно заплести шелковистые волосы своей дочери. И ему это не удалось. Хуже того, он видел, как Джухён терпеливо улыбалась, когда она считала его ошибки пальцем, и попросила аппу исправит это. — Значит, я просто плох в этом. — Нет, — говорит Кёнсу, смеясь. — Просто нужна практика. Я покажу тебе. Чонин делает глоток, поворачивается и ловит застывшую счастливую улыбку Кёнсу. — Ты забавляешься, да? — Забавляться было бы не совсем правильным словом, — говорит Кёнсу. — Наслаждаюсь. Это больше подходит, мне кажется. Чонин приоткрывает рот. Кёнсу закрывает глаза, надевая безмятежную улыбку, и дрожит от удовольствия. Это все выглядит весело, даже игриво. Но ситуация все еще заставляет его чувствовать себя смущенным. У него есть маленькая девочка, которую он обожает. Даже если все, что он помнит о ней, это последние несколько дней, Чонин любит ее всем своим сердцем. А он не может даже заплести ей волосы. И при этом она не ожидает этого от него. Неопытность Чонина слишком очевидна. Он никогда не уделял достаточно времени. — Эй, — мягко говорит Кёнсу, касаясь плеча Чонина. — Это не такое уж большое дело. Просто смешно. Я помогу, ты же знаешь. Рука Чонина тянется и обхватывает ладонь Кёнсу. Это было бездумное движение. Он инстинктивно искал утешения у того, кто всегда был источником утешения. Слишком много мыслей металось в его голове, делая его уязвимым и нуждающимся, но… но Кёнсу не отстраняется, как в прошлый раз. Вместо этого берет напиток другой рукой, и поворачивает запястье, чтобы свободно соединить их руки, при этом не спуская глаз с телевизора. Последние несколько дней Кёнсу был в хорошем настроении. У Чонина не было предусмотренного варианта, как все сгладить, но он изо всех сил старался… быть полезным. Чонин выводил собак на прогулку, каждую ночь укладывал ДжуДжу, помогал везде, где ему позволялось. Каждый вечер у Кёнсу появляется свободное время. Это приводит его в такое хорошее настроение, что после работы он часто просто сидит с Чонином на диване. Ощущается так по-странному ностальгически. Может быть, они уже делали так когда-то давно. Когда были счастливой семьей. — Мне нужно завтра купить мясо, — говорит вдруг Кёнсу. — Я могу прийти? Кёнсу смотрит на него своими большими светлыми глазами, и дыхание Чонина прерывается. Как он мог когда-либо быть тем, на кого направлен это взгляд, и ничего не чувствовать? Невозможно. — Да, конечно, — говорит Кёнсу, опускаясь на локти. — О, тогда мы пойдем в другой магазин, чтобы Джу могла показать тебе лобстеров. Она постоянно возится с ними, это мило. В его теле недостаточно алкоголя, чтобы оправдать ту смелость, с которой Чонин немного наклоняется, чтобы поцеловать Кёнсу. Это так импульсивно. Кёнсу замер. Чонин ожидает, что тот отстранится, дернется, и он готовится этому, как к надвигающемуся грому. Но на следующем вдохе губы Кёнсу оказываются совсем близко к его. Выдох, и рука Кёнсу обвивает его затылок, спускаясь к шее. Чувства Чонина зашкаливают, когда он ощущает прикосновения Кёнсу на своей коже, вдыхает его, ощущает сладость напитка на своем языке. Поцелуй замедляется, и Кёнсу отстраняется, рука все еще держит Чонина на месте. Это все, что он получает. Тем не менее, это лучше, чем он мог бы надеяться. -… Я скучал по этому, — шепчет Кёнсу, облизывая губы. Глаза все еще закрыты и он проводит пальцами по волосам Чонина на затылке. Прикосновение такое нежное, что Чонин инстинктивно наклоняется снова, с какой-то жадностью. Будто цветок, отчаянно тянущийся к солнечному свету, умирающий, цепляющийся за оазис. Он должен что-то сказать. Понятия не имеет, что именно, но ему важно что-то сказать. — Я тоже. Это прозвучало странно. Может быть, дела говорят громче, чем слова. Он снова наклоняется, и на этот раз Кёнсу встречает его на полпути. Если он может просто показать ему, насколько искренен, насколько они заслуживают еще один шанс, пожалуйста- — Скучно сидеть весь день дома, ха? — бормочет Кёнсу, довольно выдыхая, скользя краем нижней губы к челюсти Чонина. Трудно говорить во время поцелуя, особенно с дразнящими движениями, которые делает Кёнсу. — А? — Ха… возбудился? — Кёнсу отодвигается, чтобы сказать это, и они оба пользуются возможностью отдышаться. Он даже не понял, что тяжело дышит. Зрачки Кёнсу расширены, веки становятся тяжелыми. Ох, что за зрелище. — Мне не скучно, — уверенно защищается Чонин. Ни в коем случае не скучно. Его попытка отодвинуться, чтобы привести аргументы, прекращается, когда Кёнсу нежно прижимает его за затылок ближе к себе. — Что ж, — он теперь полностью повернулся к Чонину лицом, откинувшись назад, щедро оставляя короткие поцелуи, которые сглаживают разногласия между ними. — Может быть, мне тоже скучно. Он только наполовину слышит слова. Чонин сглатывает, протягивает руку и обхватывает пальцами подбородок Кёнсу, ведя вдоль правой щеки, до его шеи. Никакого сопротивления. Почувствовав смелость, другой рукой он обхватывает талию Кёнсу. А затем Чонин задыхается, когда Кёнсу ведет рукой прямо к своему члену, сжимая эрекцию через тонкий материал его шорт. — Кёнсу, — шепчет Чонин, чувствуя нарастающее с огромной скоростью желание. — Мм, — тихо произносит тот, как бы наполовину задавая вопрос. — Я… — Трудно связать мысли. Чонин хочет утонуть в этих чувствах. Он даже не помнит, как они оказались в таком положении, и ему становится все труднее контролировать себя, когда Кёнсу смотрит на него более осознанно. Кёнсу, чье тело он точно помнит, который позволяет ему трогать, гладить и сжимать, как тому заблагорассудится. Его сознание будто плавится. — Я… я хочу тебя, — шепчет Чонин, прижимаясь губами к шее Кёнсу. Он чувствует его дрожь, чувствует появление мурашек. Чонин закусывает его кожу, чем вызывает тихие вздохи и мягкие проклятия. Кёнсу издает рассеянный смешок, мягкий и воздушный, когда наклоняет голову, приглашая Чонина пойти дальше. — Как думаешь, это этично — если ты переспишь с человеком, у которого амнезия? Нервная дрожь пробегает по нему. Чонин выпрямляется, снова сглатывая при виде возбужденного Кёнсу. Он наблюдает, как тот снова вдыхает, облизывая губы и кусает свою нижнюю губу в ожидании ответа от Чонина. Боже, он красивый… — Я… — голос Чонина звучит слишком смущающе. — Я имею в виду, что я все еще нахожусь в возрасте согласия. Снова смешок. Это заставляет сердце Чонина петь. Кёнсу тянет его на себя, наслаждаясь поцелуем, и медленно исследует, как их губы соприкасаются друг с другом. — Согласный взрослый, который все еще мой бывший, и у которого все еще потеря памяти. Бывший. Слово жалит, и Чонин отстраняется. У Кёнсу сожаление в глазах. Он прикасается к губе: — Да, наверное, сказать это было плохой идеей. Извини. — Нет… — Чонин колеблется, сжимает руки на плечах Кёнсу, скользит по его предплечьям. — Я… Пожалуйста. Это не то, что он хотел сказать. Совсем не то послание, которое он хотел передать, но Кёнсу внимательно всматривается в его глаза, и, пожалуйста, если он может просто увидеть, что хочет сказать Чонин. Если только- Кёнсу берет за руку Чонина и тянет за собой, в их спальню — в спальню Кёнсу. Они идут в тишине, но рука Кёнсу в его успокаивает, и садятся на край кровати. Это кажется слишком знакомым, то, как он опускается на матрас, сопротивление и давление. Чонин перемещается в центр, тянет на себя Кёнсу так, чтобы тот оказался сверху. Руки бродят по его спине, в то время как Кёнсу массирует Чонину плечи. Этот момент не ощущается знакомым. — Теперь ты сверху, — шепчет Кёнсу. — Прошлый раз был моим. Стоп, что? Разве они не… — В прошлый раз? Когда был последний раз? Кёнсу жадно сминает его губы. — Пара месяцев. Мысленно собирая по кусочкам временную шкалу, Чонин пошатывается. Это произошло, когда они были в разводе, не так ли? Определенно после… после того, как они расстались и подали на развод. Почему это могло произойти? Момент слабости? Примирение? Это продолжается некоторое время и появляется еще одна плохая мысль… — Ты был еще с кем-то? — Господи, Чонин, почему ты всегда спрашиваешь об этом? «Всегда»? Сколько раз это… — Несмотря на это, мой ответ все еще «нет», — Кёнсу тяжело вздыхает, когда встает и уходит в сторону шкафа. — Я… я все еще не готов встречаться с кем-либо. Не очень обнадеживающий ответ. Чонин делает большой вдох, пытаясь выглядеть спокойно. — Нет? — Я не знаю. Мысль о том, что мне нужно… выглядеть презентабельно и классно для кого-то нового, будучи отцом-одиночкой и геем звучит ужасно и утомительно. Я… сейчас слишком занят для этого. Ужасно — слышать все эти мысли в таком сочетании. Слишком много намеков на то, что все это происходит только потому, что большую роль играет сила привычки. Чонин снова тяжело сглатывает, наблюдая, как Кёнсу достает с верхней полки нетронутую коробку презервативов и возвращается к нему. Он рассеянно размышляет о том, как Кёнсу отлично спрятал, по-видимому, нерегулярно используемые презервативы от него и его суперкостюма. — Но, что… — Чонин чувствует, как пересыхает горло. — Что насчет меня? Кёнсу странно смотрит на него, на лице появляется кривая полуулыбка, когда он притворяется, что изучает простыни. — Я не знаю. Я никогда не мог заставить себя спросить. Думаю, никто из нас не знает ответа на этот вопрос, а? — Я не думаю, что я бы… — Ты много хвастался, — слишком быстро прерывает его Кёнсу, — о том, как мне легко… — Его брови нахмурились, и он качает головой, будто отбрасывая эту мысль. — В любом случае, это не имеет значения, и сейчас это портит момент. — Я- я бы никогда не… — Поверь мне, я никогда не думал, что ты можешь сказать некоторые вещи. Но это не изменит то, что ты сделал. Дешевый выстрел, и Кёнсу знал это, когда выпустил его. Но он смотрит на лицо Чонина, когда мелочность обостряет ситуацию, и замирает. Его взгляд смягчается до сожаления, и он вздыхает, сидя на углу постели. — Я думаю, не справедливо говорить тебе это сейчас. Прости. — Не извиняйся. — Хочешь прекратить? Давай… просто остановимся. Слишком много скрытого смысла за этим последним предложением. Может быть, они должны положить этому конец. То, как Кёнсу смотрит на него… Чтобы увидеть собственную уязвимость, отраженную в ответе. Часть его признает, что это может быть не лучшее время для чего-то подобного. Какая-то зрелая, опытная часть его. А другая все еще хочет нестись вперёд, искать тепла, чтобы увидеть, как защита Кёнсу ломается. -Нет, — Чонин качает головой и двигается ближе, протягивает руку и наслаждается тем, что Кёнсу принимает ее. Они снова целуются. На этот раз более осторожно, обращаясь друг с другом, как с чем-то, что тоньше, чем плоть и кости. По крайней мере, в настоящий момент. — Я думаю, что скучаю по этому больше всего, — напевает Кёнсу. — По чему? — спрашивает Чонин, когда его рубашка падает на кровать, и он стагивает с Кёнсу шорты. — По тому, что могу снова поцеловать кого-то, — говорит Кёнсу. — Это приятно. «Кого-то». Чонин не тот, кого Кёнсу целует намеренно, он просто удовлетворяет потребность. Как они могли быть вместе, возможно, несколько раз, во время бракоразводного процесса и просто продолжать это? Разве это не агония? Они лежат в постели, не как мужья или любовники, а просто… общие заменители для удовлетворения основных инстинктов. Эта мысль разрывает его сердце на части. — Перестань думать, — шепчет Кёнсу, сбрасывая последнюю одежду и взбираясь на голые колени Чонина. Он гладит волосы Чонина и держит его голову так, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. — Пожалуйста. — Хорошо. Это кажется неправильным. Его пальцы скользят по груди Кёнсу, он прижимается сильнее к его бедрам, наслаждается вкусом его кожи. Это не правильно. Это не то, что делают два человека, когда они больше не заботятся друг о друге. Чонин знает, что Кёнсу все ещё все равно, но прямо сейчас тот исследует его тело, прижимаясь губами к каждому участку кожи, словно он тоже воспринимает этот момент как некий контакт. Это не может быть чем-то, что они делают, когда достигают критической точки одиночества. — Чёрт, — ругается Кёнсу, застенчиво отстраняясь. — Смазка. Подожди. Он берет презервативы, швыряет коробку в сторону Чонина и бежит обратно к шкафу. Тусклый свет очерчивает изгибы его силуэта. Он красивый. Он такой прекрасный, насколько Чонин может помнить. Кёнсу снова поднимается на цыпочки к полке, и взгляд Чонина падает на его задницу. — Эй, — мягко говорит Кёнсу, приподнимая тыльной стороной указательного пальца Чонина за подбородок. — Ты в порядке? Импульсивно Чонин хватает его за талию. Он прижимает лицо к щеке Кёнсу, прижимается, проводя по коже зубами. Только теперь он осознает, насколько взволнован. Кёнсу обнажён перед ним, и, несмотря ни на что, Чонин всё ещё тянется к нему как всегда. — Ты прекрасен, — шепчет Чонин, утягивая мужа обратно на кровать. Он хочет, чтобы Кёнсу был внизу, хочет раскрыть его и боготворить с помощью языка, но Кенсу вырывается из его рук и со странным мерцанием в глазах снова толкает к нему коробку с презервативами, а другой рукой открывает крышку бутылки со смазкой. — Ну давай, — говорит Кёнсу, смачивая пальцы и раздвигая ноги. Какой бы импульс у него ни был раньше, он рассеивается, когда Кёнсу растягивается на простыни. Он скользит пальцами между ног, прикасаясь к отверстию скользкими пальцами. Его лицо напрягается, когда он толкает внутрь палец, и сразу засовывает второй, заставляя Чонина вздрогнуть и отступить. Выражение разочарования растет, когда тот выравнивает свое дыхание, чтобы попытаться снова. — Могу я помочь? — тихо спрашивает Чонин. Он уже стоял на коленях, и терпеливо ждал между ног Кёнсу. Он любит это, любит его. Так правильно. — Совсем немного времени прошло, — ворчит Кёнсу, высовывая пальцы и покрывая их свежей смазкой. Им не нужно спешить. Он хочет сказать Кёнсу это. Это не временная передышка. По крайней мере, так не должно быть. Они могут быть такими с этого момента. Они могут исправить все. Он может чувствовать это, может чувствовать сердце Кёнсу снова. — Теперь я в порядке, — выдыхает Кёнсу, вытирая смазку об оставленное нижнее белье и забираясь на колени Чонина. — Все хорошо? — Я… Чонин просто кивает и берет свой член в руки, удерживая его на месте, чтобы Кёнсу мог опуститься на него. — Подожди, — выпаливает Кёнсу, глубоко вдыхая и снова выдыхая, желая расслабиться. Они перестают двигаться, и ему требуется секунда, чтобы перенастроиться, прежде чем произвести короткие толчки. У него перехватывает дыхание, когда он медленно пропускает в себя Чонина. Он такой мягкий и теплый, и Чонин смотрит вниз, чтобы увидеть, как Кёнсу прижимается к нему на коленях, его задница плотно прилегает к бедрам Чонина. — Ты уверен, что в прошлый раз я не был сверху? — рявкнул Чонин, по его спине пробежала рябь удовольствия. Кёнсу, затаив дыхание, поднимается, скользя, словно горячий шелк, по члену Чонина. — Точно уверен. Что заставило тебя подумать об этом? Ощущения активизируют его память. Кёнсу падает одним махом, и Чонин стонет, пальцы впиваются в его талию. Он может видеть фантомное наложение, где он делает то же самое, крепко сжав руки вокруг тонких бедер Кёнсу, при этом сохраняя довольно грубый темп. Память слишком размытая. Он едва может разглядеть лицо Кёнсу. Он смягчает хватку в настоящем, лаская кожу, скользя по ямочке на пояснице Кёнсу, вниз до его задницы. — Чонин, — шепотом напоминает ему Кёнсу. — Я просто помню, — говорит Чонин, пытаясь сфокусироваться на видении, — будто, гм… будто я нахожусь напротив стены? — Значит, ты помнишь это только тогда, когда выполняешь всю работу сам, ленивая ты задница? — Кёнсу воздушно смеется. — Это было Рождество. Его глаза тусклые, и он низко стонет, когда Чонин прикасается к его груди. — Клянусь, с того раза мы трахались еще. Это сказано как шутка. Игриво. — Поцелуй меня снова, — задыхается Кёнсу. Они нашли свой темп. Он грубее, чем хотел бы, более изматывающий, но Кёнсу — тот, кто у руля, задает темп. Что касается Чонина, ему удалось оставить красные отметки по всей груди Кёнсу и пробиться к его шее, чтобы оставить еще больше следов. — Хён, — Чонин вздыхает, прижимаясь к губам, позволяя ему вести себя на вдохе. Лицо Кёнсу выглядит расслабленным, когда он приземляется на кровать. Кёнсу улыбается, на мгновение сверкая зубами, и отстраняет Чонина от своей шеи. — Не… — он ерзает, после чего легко хихикает, держа Чонина подальше от шеи. — Я пока не хочу объяснять всем, откуда у меня эти засосы. Так правильно. Они вместе и наслаждаются друг другом. Это его Кёнсу. Его Кёнсу. Его. Сердце Чонина подпрыгивает, когда Кёнсу цепляется за него, снова притягивая его ближе. Губы просят большего и Чонин не мог нарадоваться этому. — Так хорошо, — шепчет Кёнсу, словно делясь секретом. Он выпускает еще один тихий стон, пока Чонин двигает бедрами вперед, глубоко погружаясь в Кёнсу и только затем отступая назад. Такой темп намного лучше. Больше физического контакта. Больше присутствия. Он снова целует Кёнсу, удивляясь тому, как легко он совершает это, как жадно встречает его Кёнсу на полпути, тянет его вниз, сминает губы. Глаза Кёнсу блестят. Когда он не занят, его рот открыт, чувственные вздохи чередуются с снисходительными стонами. Костяшки Кёнсу задевают живот, его рука свободно сжимается вокруг члена, время от времени двигая ею вверх-вних и останавливаясь, продлевая момент. Его тело горит. Кёнсу не может чувствовать то, что чувствует Чонин, как прекрасно они сочетаются друг с другом. Он тоже должен помнить. — Я люблю тебя, — скулит Чонин. — Я близко, — слабо говорит Кёнсу, будто Чонин не мог понять этого по его дыханию, красным щекам, срочности, с которой он схватил Чонина за плечо. Его пальцы дрожат. Лицо искажается гримасой не боли, а напряжения и удовольствия, что предвещает разрядку. — Черт, я так близко. Кёнсу в экстазе — самый сладкий звук. Он скулит, а затем задыхается, сперма извергается на короткое расстояние на живот Чонина. И с каждым медленным толчком, Кёнсу чувствует легкие спазмы. — Не останавливайся, — говорит Кёнсу, затаив дыхание. Он медленно отходит от чрезмерной чувствительности, все еще держась за Чонина крепко и подтягивая его к себе. Он стонет и толкает свою руку между ними, сжимает основание члена Чонина. при следующем движении презерватив соскальзывает и остается на простыне. Это слишком. Такой контакт без преграды, слабое хныканье Кёнсу. Чонин толкается вперед сильнее, так, что вжимает Кёнсу в кровать. Он выпускает долгий стон и утыкается носом в шею Кёнсу. В последовавшей тишине, они пытаются отдышаться, Кёнсу водит ладонью по влажной спине Чонина. Это успокаивает. — Я люблю тебя, — снова повторяет Чонин. Он может чувствовать напряжение Кёнсу. Что-то разрушило момент. Что-то в нём разрушило момент. Кёнсу дышит, и только тогда легко толкает Чонина, чтобы тот слезал. Выскальзывая, Чонин перекатывается на его сторону, сердце ухает от того, что Кёнсу избегает зрительного контакта. Тот садится, сгребает белье и вытирет им потеки сперы на груди и смазку между ног. Нет. — Я думаю, что ты все еще любишь меня, даже если ты боишься сказать это, — бросает Чонин, после чего Кёнсу останавливается у двери в ванную. Здесь Чонин прятался недели назад, наблюдая, как Кёнсу сломался. Из-за него и их. Он знает, что Кёнсу все еще может любить его, если только он сможет заставить его признать это и принять. Время для исповеди. — Конечно, я все еще люблю тебя, — говорит Кёнсу, делая медленный вдох, прежде чем повернуться к нему лицом. Его голос такой уставший. — Я думаю, что всегда буду любить тебя. Чонин просто получил то, что просил, и сейчас чувствует только страх. Это не чудо. -…Но это была… просто одна забавная вещь. Тишина. — Хён, — начинает Чонин. Трудно что-то сказать, трудно даже дышать. — Мне жаль, — говорит Кёнсу, опускает взгляд и делает шаг назад, увеличивая расстояние между ними. — Это было так глупо. Мне нужно было быть более здравомыслящим. — Нет… — Я просто ждал, пока твои воспоминания вернутся, прежде чем сделать это. Или… или не делать вообще. Это было просто… — Он замолкает, глаза сосредоточены на чем-то далеком. — Я не думаю, что все в порядке. Мне жаль. Это просто… так затягивает — чувство, что я снова важен. — Ты важен для меня, — Чонин перехватывает его, резко шагнув вперед. Как Кёнсу может говорить так, когда доказательство слов находится прямо перед ним? Как будто именно не Кёнсу был единственным, кого он мог вспомнить после того, как проснулся после несчастного случая. — Ты самый важный человек для меня. Ты — мое все. Кёнсу качает головой, оглядываясь на него с печалью в глазах. Уголки губ вытянулись в нечто, напоминающее улыбку. — Я не твой, Чонин. — Его голос нежный и мягкий, — ядовитая пилюля. — А ты не был моим… очень долгое время… — Су. — Мы просто одолжили друг друга на ночь. Вот и все. Пожалуйста, пойми это.