The Past Tense Of Love

Двенадцатичасовые смены не проходят легко. По своей природе это заставляет человека расставлять приоритеты свободного времени. Восемь часов — это предписанный стандарт сна, но если вы работаете двенадцать, а спите восемь, то четыре часа уходят на все остальное: дорога на работу, еда, туалет, отдых. «Преступность никогда не спит» — старое клише. Вот почему полиция и аварийно-спасательные службы должны быть доступны 24/7, и поэтому у супергероев такие же изнурительные смены. Однако патрулирование не требует двенадцати часов непрерывных действий. В основном, это какие-то публичные выступления, заверяющие людей, что за ними все еще присматривают хорошие парни. В остальных случаях это прослушивание на полицейских сканерах или ожидание, пока диспетчер не отправит их куда-нибудь. Супергерои просто должны быть легко доступны в течение этого времени. Раньше это означало, что Чонин будет бездельничать в общежитии, одеваться наполовину, смотреть видео «Рисуй со мной» или скакать по планете, гоняясь за солнцем так, чтобы наблюдать бесконечные сумерки. Его довольно уникальные способности позволяют быть где угодно в одно мгновение, поэтому нет необходимости ограничивать его в определенной близости. Это дает ему свободу. Свободу он всегда считал своей собственной. Это все еще странно — отпустить. Это не сдача его свободы. Свобода — его время в качестве Чонина. Свобода становится выбором, как он ее проводит и с кем. Он может бездумно смотреть YouTube и сидеть с Кёнсу на диване, смотря плохие мыльные оперы. У него даже может быть время, чтобы прочитать Джухён несколько историй перед сном и поразиться тому, как ей удается выпрашивать больше. И еще остаётся время, чтобы играть в баскетбол с Чанёлем и другими. Дело не в том, что он может иметь все это, а в том, что он по-настоящему наслаждается и ценит то, что у него есть. Последние 15 минут Кёнсу присматривался к молнии его боди. Здесь, когда ДжуДжу безопасно спит, Чонин не носит маску, но часто оставляет костюм наполовину натянутым на себя. Кожа из-за жары становится влажной и липкой. Вентиляция здесь ключевая вещь. И довольно отвлекающая, отмечает самодовольно Кёнсу. Не глядя, он тянется позади себя и хватает подушку, бросая ее прямо в лицо Чонину. — Эй! — скулит тот. Кёнсу наклоняется вперед, подтягивая молнию вверх. — Прикройся. — Зачем? Рука Кёнсу ложится на его грудь. Кончики пальцев гуляют по коже. Искушение. — Потому что у тебя есть еще три часа, Кай. Возможно, им все ещё не стоит заниматься сексом. Но… это Кёнсу. Как будто Чонин может противиться ему, когда просто один вид его… После его признания прошла целая неделя. Это был непростой период, неуверенный. Вернутся ли они к прежней жизни, снова заменив качественное время сексом. Не то, чтобы секс не был качественным временем. Это просто… другое. Теперь другое. Очевидно, это не одно и то же, но секс сейчас ощущается так же, как и… хороший фильм, или совместная готовка, или очень спонтанная поездка на пляж с помощью способностей Чонина. Это то же самое, что возвращаться домой в конце тяжелого дня и заботиться о Кёнсу: присматривать за ним, гладить по волосам, позволяя разглагольствовать о разочарованиях во время смены. Это воссоединение, которое он никогда не испытывал раньше. Они наслаждаются обществом и присутствием друг друга. Чонин не взаимозаменяем любым другим человеком. В этом есть что-то такое сильное. В жизни мало чего есть лучше, чем быть замеченным и одновременно понятым. Когда ощущаешь настоящую связь с кем-то, чувствуешь себя одновременно непобедимым и уязвимым. Чонин может сделать что угодно, но на карту поставлено так много, что можно потерять. — Не жди меня, — говорит Чонин, поворачиваясь, чтобы упасть на бок Кёнсу. — Когда я сказал, что ты можешь остаться сегодня вечером? — голос Кёнсу звучит легко и спокойно. Он шутит, но это было бы очевидно даже без лишних усилий. Это хорошее напоминание: его муж добрый. — Я просто собираюсь заскочить, — парирует Чонин. — Поцелую и уйду. Кёнсу внезапно надул губы. Он проделывает свой трюк и со взглядом. Опустошение. — Что? — невинно спрашивает Чонин. Официально они еще не живут вместе. У него есть своя квартира, без сомнения обретающая собственный разум от всей разлагающейся пищи, забытой там. Они берут один день, когда не принимают никаких важных решений и наслаждаются моментами. Но они также были вместе все это время, за исключением нескольких часов работы у обоих. — О! — Кёнсу отталкивает его, чтобы подняться на ноги, и уходит в коридор. Чонин слышит, как дверь открывается и закрывается, а затем Кёнсу возвращается, с конвертом в руках, и бросает его на колени Чонина. Он уже знает, что это такое. Чонин смотрит на конверт, затем на Кёнсу и обратно, в его глазах вопрос. Новые документы о разводе. Его сердце останавливается. Они не говорили об этом со времени последней драматической ссоры. За последние несколько месяцев все изменилось от неуклюжего до… необычно домашнего и совершенного. Мечтательного даже. Кёнсу был почти в восторге, когда Чонин впервые взял его в полет вокруг света, а в его глазах плескалась радуга закатов. Он надеялся… это значило, что развода не будет вообще… У них все было хорошо. Это жалит, мысль об официальном расставании после всего, за что они боролись в последнее время. Он примет это. Был готов принять это. Он просто… надеялся. — Я действительно хотел вернуть это тебе, — говорит Кёнсу, краснея. — Но вроде как… забыл. — Что? — спрашивает Чонин в растерянности. Кёнсу смотрит на него с раздражением. Это игривый взгляд, упрекающий его за глупость. — Поддерживал ощущение развода над твоей головой, чтобы ты хорошо себя вел. — Я… — Я знаю, что это не то, что ты делал. Просто странно — держать это у себя, — продолжает Кёнсу. — Я действительно просто забыл. — Ты и правда усердно работал над своим новым проектом, — тихо добавляет Чонин. Он тяжело вздыхает с облегчением. Любовь такая хрупкая. Она такая динамичная и деликатная. Может быть, это то, что делает ее такой захватывающей и, в свою очередь, такой стоящей. Так легко ошибиться. Любовь — это процесс, а не финал. Его сердце трепещет. Шанс. Даже после всего этого. — Что ж, — Кёнсу хлопает по конверту, чтобы подчеркнуть, — не забудь спасти планету, пожалуйста, и брось это в правильный мусорный ящик. — Это было ужасно, — стонет Чонин в шутку. — Не было. Это было удачное и умное наблюдение как за твоей работой, так и за текущим состоянием окружающей среды, — утверждает Кёнсу. Чонин усмехается. — Джухён думает, что я веселый, — хвастается его муж. — Джухён пять лет, и она считает, что пуки — самая забавная вещь в мире. Кёнсу не собирается отступать. Он снова хватается за молнию на костюме и притягивает к себе Чонина, так что их лица почти соприкасаются. — Ты думаешь, что я веселый, — бросает он с вызовом. — Я думаю, что ты г… — Чонин тянет согласную. — Г- г… Молния в дюймах от пупка. — Горяч для меня, — говорит Чонин, ухмыляясь, и машет пальцем, прежде чем костюм сможет раскрыться дальше. — Еще три часа… Кёнсу целует его, поглаживая по щеке большим пальцем. — Я подожду тебя. Его запястье пищит. Новые заказы на отправку. Они оба смотрят на часы. — Люблю тебя, — шепчет Чонин, возвращая поцелуй. — Я тоже тебя люблю.