Потерянное дитя

      Занзасу хотелось разрушать и убивать, но приходилось с силой сдерживать порыв и Пламя — особо не попсихуешь, когда в тебя мертвой хваткой вцепился ребенок, которого била крупная дрожь, а в эмоциях сквозила паника.       Он втащил дочь в ее комнату, под удивленные взгляды Инны и Джустину, которые до этого сидели в гостиной и собирали какой-то пазл на полу. Теперь он с Викой сидел на кровати, а Суперби подпирал спиной дверь, мрачно разглядывая босса и его ребенка.       Сейчас перед Занзасом сидела именно маленькая испуганная девочка, которую душили слезы, но никак не показывались на глазах. Будто она забыла, как надо плакать.       Он крепко держал дочь за плечи и разглядывал искаженное паникой лицо.       Что же там произошло?..       — Ты живой?.. — еле слышно пробормотала Вика, со страхом смотря в пылавшие глаза отца.       Занзаса прошибло осознание.       Она застала его смерть.       Там, в будущем, пока Реборн призвал взрослую версию, юная застала смерть отца.       Мужчина прикрыл глаза и сглотнул — сдерживаться становилось все труднее.       И ведь старшая ни граммом не показала своего состояния, отвлекая их незначительными мелочами и ослабляя бдительность. Ей ведь тоже было наверняка херово. И страшно. Что младшая она увидит такое.       Очень не вовремя Реборн влез с экспериментами.       Очень…       День у них явно выдался насыщенным.       Да и с появлением дочери забот и обязанностей прибавилось столько, сколько их было, когда он только захватил Варию и разгребал бардак, который остался после Тира. Не думал он, совсем не думал, что от ребенка может быть столько проблем, пусть тому и четырнадцать лет.       Неужели Тимотео так же с ним мучился в его подростковом возрасте?.. Разве что старик и пальцем не шевелил, чтобы хоть как-то разогнать страхи и опасения сына, и тому приходилось самому копаться и разбираться в себе, задаваясь вопросом — «что со мной не так?».       Только сейчас Занзас не собирался игнорировать проблемы дочери. Не такие, которые могли сломать ее. А для закалки характера будет Реборн и его тренировки.       — Да, — тихо и спокойно ответил Занзас, несмотря на бурю внутри. Он старался говорить уверенно, подкрепляя слова Гармонией, чтобы дочь расслабилась и чуть успокоилась, а истерика прекратила душить ее. Сейчас для нее центром был он, и он должен был ей помочь. — Это было будущее. Но будущее всегда можно изменить.       Вика заторможено кивнула.       — Я запомню, — пробормотала девочка и с трудом разжала пальцы, которыми стискивала рубашку отца. — Я запомню этот день. Этого не случится.       Занзас не знал, что именно увидела Вика, не знал, какие именно были обстоятельства и события за те пять минут. Но казалось, что это было не зря — интуиции он доверял. Возможно, на память и был расчет. Запомнить и предотвратить.       Когда-то ведь и Саваду так вызывали в будущее, чтобы он увидел и предотвратил…       — А теперь тебе надо в душ и в постель, — проговорил Занзас и успокаивающе погладил девочку по голове.       Она недоуменно опустила взгляд на руки, покрытые чужой уже запекшейся кровью. На рубашку отца, еще недавно белую, то теперь в бурых следах из-за нее.       — Блядь, — пробормотала девочка, понимая, что и ее рубашка, и брюки тоже в крови, хоть на черном было и не заметно.       В дверь постучали.       Суперби отстранился и чуть приоткрыл, проверяя, кого принесло. На пороге стояла растерянная Лебедева, а из-за ее спины выглядывала взволнованная Инна. Так же в гостиной собрались и Сергей с Колей, и если первый обеспокоено мерил комнату шагами, то второй, скрестив руки на груди и постукивая пальцами по локтю, стоял у окна. На диване сидел Реборн и хмурился, а Джустину нервно ерзал в кресле.       — Вы, зайдите вдвоем, — строго произнес Занзас и поднялся с кровати, оборачиваясь к вошедшим.       Лебедева подхватила Инну под руку и скользнула в спальню. Суперби закрыл за ними дверь и снова встал подпирать ту.       — Поможете, — взглядом указал на Вику. — Ей надо в душ.       Девочка удивленно распахнула глаза, смутилась, а следом ее затопило возмущение.       — Я в силах… — та приподнялась с места, но отец положил ладонь ей на макушку, надавив и посадив назад на кровать.       — Приказ, — глаза Занзаса блеснули предупреждающим огнем.       Выглядел тот серьезно и звучал внушительно. Вика поджала губы, но ничего не сказала, лишь скрестила руки на груди, а потом поморщилась — мало приятных ощущений, когда рубашка пропитана чужой кровью. Но упрямо так и сидела.       — После душа ей надо уснуть, — обернулся мужчина к Суперби. — Спокойно уснуть.       Скуало просто кивнул, приняв к сведению.       Занзас вышел из спальни, оставляя дочь на других, и с раздражением посмотрел на присутствовавших в гостиной.       — Вы, — он имел в виду детей, — все собрались и быстро спать!       Как только мальчишек будто ветром вымело из гостиной, мужчина налил из графина воды и залпом выпил. Посмотрел на пустой стакан и от души швырнул в стену, сбрасывая скопившуюся злость. Но этого явно было мало.       — Надеюсь, оно стоило того, — процедил Занзас, мазнув гневным взглядом по спокойному Реборну.       Киллер вскинул бровь — он не знал, что там произошло, и явно ждал пояснений. Признавать ошибки Реборн мог только не вслух и со скрипом мысленно, если оно того действительно стоило. Сейчас он не ощущал себя хоть как-то виноватым.       Но развеивать любопытство бывшего аркобалено Занзас не собирался. Это касалось только Вики, и ей решать, кому рассказывать, а кому — нет.       Но гнев мужчины это никак не усмирит, и в стену полетел уже сам графин.       Занзас тяжело выдохнул, нащупал рукоять пистолета на бедре и крепко сжал. Оставался только зал для тренировок внизу, и выдержит ли он его ярость…       Прежде чем уйти, босс Варии обернулся и посмотрел на Реборна.       — В школу она завтра не идет, и… Больше такие эксперименты с переносом не проводить, — прорычал мужчина и громко хлопнул дверью.       Киллер нахмурился и спрятал глаза за полой шляпы.       Похоже, там действительно случилось что-то серьезное…              ***       Просыпаться было тяжело.       Неимоверная усталость и чувство опустошенности затопили тело и не хотели отпускать.       Я приоткрыла глаза, которые нещадно горели, будто и не спала вовсе, и посмотрела на задернутое портьерой окно. В комнате было темно. Нашарив рукой на прикроватной тумбе телефон, активировала его и с недоумением, чуть прищурившись от ударившего света, уставилась на экран.       09:38.       Это…       Мне же вроде в школу надо было…       Отменяется?..       Рядом кто-то завозился.       Я повернулась и подсветила телефоном, с удивлением заметив Инну, которая по самую светловолосую макушку укрылась одеялом, спасаясь от света.       Нахмурилась, не понимая причины ее ночевки, но не дергала девочку, просто встала и направилась в ванную.       Из зеркала на меня смотрело довольно бледное отражение с тусклыми глазами и поджатыми губами. Растрепанные волосы, которые с трудом удалось более-менее причесать — ложиться спать с мокрой головой плохая идея.       Вчерашний день был… очень трудным.       А вечер выкачал последние силы.       Я крепко стиснула край раковины, разглядывая свое лицо.       Неужели я так к нему привязалась за это время, что мне… было так больно? Что мне до сих пор больно? И от одной мысли и картины, застывшей перед глазами, стискивает горло, а внутри поднимается горечь?       Вскинула в тщетном вопросе брови, с тоской глядя себе в темно-карие глаза. Тяжело и судорожно выдохнула и подставила ладони под холодную струю воды, быстро умываясь.       Это странно и неправильно. Я ведь не могла так быстро привыкнуть?       Или это просто был страх, из-за того, что увидела его смерть? Это и не оставило равнодушной?       Тогда почему я безучастно восприняла смерть матери и не страдала от потери? Потому, что знала, чувствовала, что она не любила меня, я была ей в тягость, и она особо и не скрывала, что хотела избавиться от меня? Да, она как-то заботилась обо мне, я была одета, обута и накормлена. Но от воспитателей в приюте за четыре года получила больше тепла и участия, чем от матери за пять лет жизни. Она делала, ибо была обязана, но в действиях не было искры и чуткости.       А за десять дней с отцом я ни разу не ощутила от него лжи или масок, как это бывало с матерью, лишь своеобразную заботу и довольно справедливую строгость? Да он же интересовался мной! Ему было интересно, чем я жила! Ему просто важно это знать. Как и волнение о моем здоровье.       Это странно… и это не оставляло равнодушной, задевая что-то внутри.       Но это же неправильно!       Я расстроено ударила кулаком по раковине и закусила губу, из-за тупой боли в руке.       Черт…       Он ведь говорил, что ему плевать. Что забирал меня, чтобы никто другой не наложил лапу. Что ему все равно.       Но все его решения, действие и поведение…       Я… я не понимаю!       — Ви-ик, — жалобно раздалось под дверью. — Мне нужно в туалет…       — Сейчас! — бросила Инне, еще раз умылась и закрыла кран. Так же, как и заперла свои чувства и переживания.       Когда я уже почти оделась, натягивая поверх рубашки свитер, дверь распахнулась, и на пороге застыл Реборн, который хмуро осмотрел меня и Инну, которая перед зеркалом поправляла себе волосы.       — Завтрак был час назад, — сообщил он. — У вас есть полчаса на еду. К одиннадцати мы выезжаем в город. Твой отец уже уехал, но ждет нас в гостинице.       Я только кивнула и направилась неторопливым шагом на кухню, держа за руку Инну. Там нас покормили спешно сделанным омлетом и горячим чаем, а потом киллер погнал до машины, которая сиротливо ждала на подъездной дорожке.       Неужели все успели разъехаться, а остались только мы вдвоем?       — Вик! — уже на лестнице, когда спускались к транспорту, позвала Лебедева, выскочившая на улицу в сиреневом платье, которое трепал ветер, разве что накинула на плечи теплую шаль. Выглядела женщина как-то беспомощно и растеряно.       — Что? — я остановилась и обернулась, лишь перед этим взглядом направила Инну в машину, чтобы не стояла лишний раз.       — Я всегда буду рада видеть тебя в своем доме, — тихо и со слабой улыбкой произнесла Маргарита, выражая взглядом сожаление.       Она знала, что я сюда не вернусь. Но все равно звала.       Может, Лебедева и считала себя моим Облаком, но, как говорил Реборн, Облако всегда в стороне от Семьи и действует с независимой стороны.       Я отвернулась и села в машину, скинув с плеча на соседнее место рюкзак и захлопывая дверцу.       Времени поездки хватит подумать, куда можно затащить Саваду, чтобы он посмотрел на город. Все равно за полдня он много чего не увидит, так что оставался вариант с набережной или Невским проспектом, поглазеть на архитектуру. Как раз рядом с гостиницей располагался Зимний дворец. Но внутрь вряд ли удастся попасть — там обычно очередь на неделю вперед. Да и времени ходить по музеям нет.       Зоопарк не вариант…       Каток?       Хм-м, и почему эта идея больше по душе…       Можно будет от Эрмитажа и Александровской колонны пойти в сторону Александровского сада, там мимо Исаакиевского собора и до открытого катка в Новой Голландии. Дать Саваде коньки, поставить на лед и наблюдать.       Оставалось надеяться, что Савада не в обиде за то, что я сделала с его другом, не изменил резко планы, и мы все-таки пойдем гулять.       Но этот кретин реально вывел из себя. Взбесил своим идиотским поведением!       Кто вообще в доме использует динамит?!       — О чем думаешь, ученик? — обратился Реборн с переднего сидения, когда мы въехали в черту города.       — О том, куда затащить Саваду. Он вчера вечером просил об экскурсии, — пояснила ему, не отрывая взгляда от окна. — Он умеет стоять на коньках? — поинтересовалась у репетитора.       — Нет, — в голосе почувствовалось веселье и предвкушение.       — Значит, все-таки каток, — тонко усмехнулась я.       — А я с вами пойти не смогу, — взгрустнулось Инне, но мне оставалось лишь потрепать ту по голове в попытке поддержать.       К сожалению, гулять будем пешком, и девочка банально не будет успевать за нами.       — Зато на разводе мостов ночью с нами будешь, — подбодрила Инну, которая широко улыбнулась и кивнула.       Еще минут через сорок машина добралась до места.       — Встретимся на выходе через двадцать минут, — бросил репетитор. — Я приведу Тсуну.       Реборн проворно выскочил из транспорта и направился ко входу в гостиницу, где столпилась группа людей в форме Варии. Я, подхватив рюкзак, вышла следом, окинула толпу быстрым взглядом и направилась помочь Инне.       Не успели мы и на метр отойти от машины, как из толпы выскочил мужчина, вид которого будто говорил, что его не раз и не два било током, по крайней мере, прическа была похожей, как после встречи с разрядом. Он замер передо мной с таким выражением на лице, словно ему ангел небесный снизошел. Так и хотелось врезать, чтобы попроще лицо сделал, но, увы, даже в прыжке не достану до него. Пришлось пока смириться.       — Сын босса! — благоговейно произнес он с диким акцентом. — Готов вам помогать!       — Леви, полегче, не пугай мальчика, — к ним присоединился другой незнакомец, который просто своим видом ввел в ступор. Зеленый ирокез? Серьезно? Нежно-желтый боа на плечах? Солнцезащитные очки посреди зимы?       Мужчина приторно улыбнулся и всплеснул руками.       — Тем более что его ждет босс, — незнакомец одарил непонятным взглядом, отчего я непроизвольно напряглась. — Он хотел поговорить с тобой, милый, прежде чем вы пойдете гулять с Вонголой.       Я поспешила от них уйти, таща чуть ли не на буксире Инну.       Эти двое странные и подозрительные. И взгляды в спину напрягающие. И если один смотрел с непонятным обожанием, то второй был проницательный и сканирующий.       Пройдя мимо четырех рядовых на входе в гостиницу, направилась сразу к лифту, который уже стоял на первом этаже. Наверху проводила девочку в свою комнату, где уже собрались ребята. Сергей радостно приветствовал, тогда как Коля просто кивнул, Джустину разве что во все глаза смотрел, словно на чудо какое-то.       — Я к отцу, потом встречаемся внизу, — оповестила ребят и ушла.       Признаться, идти к Занзасу не хотелось. Было чутка неуютно и… стыдно за вчерашнее. Будет думать, что ребенок у него истеричка.       Я помялась в неуверенности у двери и собиралась постучать, как та распахнулась передо мной.       — Чего тормозишь? — окинул меня раздраженным взглядом Суперби и посторонился. — Проходи уже.       Отец сидел на диване. Перед ним на столе пара худых папок и чашка с кофе. Он задумчиво хмурился, изучая бумагу перед собой, но стоило подойти, как поднял взгляд от документа и кивнул в приветствии, снова вернувшись к работе. Я села на диван напротив и принялась ждать, пока мужчина освободится.       Занзас что-то сказал на итальянском Скуало, засунул документ в папку, собрал их и протянул заместителю. Суперби недовольно нахмурился и, забрав макулатуру, вышел из комнаты, оставив нас.       Отец внимательно вгляделся мне в лицо и чуть нахмурился.       — Скучно, наверное, постоянно с бумажками возиться, — произнесла я нейтрально.       Мои слова явно удивили его. Он даже вскинул бровь, но потом усмехнулся и заметно расслабился, откинувшись на спинку дивана.       — В ближайшие… лет пять-шесть тебе это не грозит, — пообещал примерный срок Занзас. — Но минимум по документообороту и делопроизводству ты получишь в ближайшее время.       Я опустила взгляд на стол с одинокой чашкой и свела брови.       — Что меня… ждет? — вскинула брови и посмотрела на отца.       — Пока — учись, — мужчина серьезно нахмурился. — Больше ничем не забивай голову. В ближайшие два года.       — А потом? — допытывала его.       На что получила предвкушающий оскал.       — А потом, как и каждого будущего мафиози, тебя будет ждать экзамен — «Выживи или умри».       Я изумленно вскинула брови.       Громкое название.       — В мире мафии, как в маленьких, так и в крупных Семьях, принято, чтобы дети после получения образования в школе мафии отправлялись в мир и показывали свою самостоятельность. Обеспечение полностью ложится на их плечи, и они живут на то, что сами заработали. Кто-то становился киллером, кто-то простым наемником, некоторых закидывало в Варию, другие особо амбициозные образовывали свои Семьи или открывали свои дела. Хотя у наследников немного другие правила и условия. Если остальные могут так развлекаться до двадцати лет и больше, то наследники к восемнадцати возвращаются в свои Семьи и принимают дела, готовясь встать во главе, — Занзас хмыкнул, видя, как с каждым предложением я все больше недоумевала от чужих… традиций. — Так что, если тебе так любопытно, то тебя тоже ждет такое путешествие. Но сейчас — учись и набирайся знаний. Ведь от этого будет зависеть твоя жизнь.       — Ясно, отец, — только и смогла выдавить я.       Это… мне подходило.       Занзас, заметив, как я ушла в мысли и рассуждения, усмехнулся.       Я ведь хотела свободы, и… я могла ее получить. И отец прав — перед этим надо бы обучиться.       — Но вызывал я тебя не для этого разговора, — вернул в реальность голос мужчины, и он достал из кармана пиджака пластиковую карту. — Держи, — он положил ту на стол и толкнул в мою сторону.       Я поймала карточку и повертела между пальцев. Темная, матовая, с цифрами на оборотах и моим мужским именем на латинице. Эмблемой неизвестного банка и символом "Мастеркард".       — Спасибо? — недоуменно глянула на отца.       — Там сто пятьдесят евро. Должно хватить вам на гулянку, — мужчина вспомнил о кофе и допил его, снова расслабляясь на диване. — Раз в неделю счет будет пополняться.       — Но… — я ошарашено моргнула. — Это много!       Никогда не видела таких денег. Да и откуда?       — Для России может и да. Но в Италии немного другой уровень жизни, — объяснил отец. — Так что учись обращаться с деньгами. В будущем пригодится.       Я кивнула и убрала карточку в рюкзак, во внутренний карман.       — А теперь иди и будь на связи, — напутствовал Занзас.