Операция "Новая мама"

      Ган поднимался по лестнице за державшим его за руку Марком и сейчас ни за что на свете не смог бы отпустить его пальцы. Стараясь перевести сбившееся дыхание, Ган окинул взглядом голую спину и плечи — как же хотелось провести по ним руками, пройтись поцелуями от поясницы до позвонков на загривке, выучить все родинки, точно карту сокровищ, а потом…       Он мотнул головой и тяжко вздохнул. Не планировал выставлять себя озабоченным маньяком, но, видимо, желание оказалось сильнее, раз набросился на Марка в гостиной.       — Пришли, — обернулся к нему тот, открывая дверь комнаты.       Румянец на скулах, слегка припухшие губы… Гана снова накрыло. Даже не дав включить свет, он развернул Марка, прижал к стене возле двери и накинулся с голодными поцелуями. Огладив шею, заскользил ладонями ниже, и, едва задел соски, Марк задрожал, но Гану не терпелось добраться до ширинки джинсов. Лизнув напоследок губы, он спустился поцелуями на шею.       — Сними, — почти простонал Марк, проникнув руками под его майку и лаская живот.       Чуть отстранившись, Ган быстро исполнил просьбу и кинул майку куда-то в сторону, а затем тотчас вернулся к Марку и припал губами к соску. Ответом стал тихий всхлип.       Ган понял, что руки дрожат, когда не получилось справиться с ремнём Марка. Уже секунд десять возился, когда Марк накрыл его руки своими, легонько сжал и, мягко отстранив, стал расстёгивать не поддающуюся Гану пряжку.       — Прости, — обнял он ладонями нежное лицо, шепча слова в губы. — Просто я мечтал об этом последние дни и ночи.       — Не ты один. — В голосе Марка слышалась улыбка.       Марк огладил его бока, и Ган вновь поймал его губы своими, одновременно опуская руку на расстёгнутую ширинку. Член под тканью трусов дрогнул, и Ган улыбнулся в поцелуй, а затем опустился на колени.       Джинсы мигом съехали до щиколоток вместе с бельём, и Ган, облизнувшись, погладил чужой твёрдый ствол. Сверху послышался стон — Ган вскинул голову, но полумрак комнаты не позволял рассмотреть Марка, отчего Ган мысленно отругал себя за то, что не дал включить свет — падающего с улицы света от фонаря было явно недостаточно.       Как же хотелось увидеть Марка полностью голым, но у них ещё будет время на это. Сейчас главное — сделать Марку приятно, услышать его бесконтрольные стоны и узнать его вкус.       Ган обхватил и нежно провёл ладонью по члену — снизу вверх и обратно, — наслаждаясь бархатистостью тонкой кожицы. Прижавшись на миг губами к головке, он слегка её пососал, не забыл уделить внимание и уздечке — Марк отозвался дрожью, не сдержал полустон-полувсхлип.       Ган зажмурился от удовольствия и не стал возражать, когда на голову опустились ладони и в волосы зарылись осторожные пальцы. Чуть наклонившись, он прошёлся языком по всей длине от основания до головки, подразнил её кончиком языка и слизнул выступившую смазку — пальцы в его волосах сжались немного сильнее.       — О боже! — простонал Марк и уже было толкнулся вперёд, но Ган вовремя его придержал и, больше не в состоянии дразнить и играть, начал неторопливо погружать член в рот.       — Дааа! — выдохнул Марк, как только головка скользнула в расслабленное горло.       Ган выпустил член наполовину, чтобы сразу насадиться обратно, а после стал ритмично сосать, поглаживая при этом напряжённые бёдра Марка. Когда тот начал съезжать вниз, Ган прижал его к стене и ускорил движения головой.       — Ган, я сейчас… — тяжело дыша предупредил Марк и попытался отстраниться, но Ган и не подумал его отпустить.       Проглотив сперму, он выпустил член, провёл сверху вниз языком напоследок и поднялся с колен.       — Ещё не конец, — прошептал Ган на ушко еле держащемуся на ногах Марку и, обернувшись через плечо, различил в темноте кровать.       Однако сразу уложить себя в постель Марк не дал — как только они, не отрываясь друг от друга, достигли кровати, усадил на неё Гана и опустился перед ним на колени.       Предвкушение зашкаливало. Воображение уже нарисовало склонённую голову и высунутый язычок, а вместо этого по раскалённой возбуждением коже начали неспешную прогулку кончики пальцев — от локтей до костяшек. У Гана закралось смутное подозрение, что зря он Марку первым кончить позволил. Теперь, получив временную разрядку, тот, похоже, решил дать волю скрытым садистским наклонностям и замучить его долгими нежными ласками.       Ган задрожал, с губ сорвался наполовину жалобный, наполовину требовательный звук — Марк тотчас отозвался коротким, но горячим поцелуем и, наконец, добрался до неприятно давящей на член ширинки.       Приподняв бёдра, Ган помог снять с себя джинсы вместе с нижним бельём и, как только Марк прикоснулся к головке, не удержался от стона. Но всё-таки зря они свет не включили, хотя с другой стороны, и хорошо, иначе он мог бы кончить от одного вида тонких красивых пальцев на своём твёрдом члене.       Лишь от представления этой картины голова закружилась. Впрочем, она могла пойти кругом и от того, что к пальцам присоединились губы — покрывая поцелуями ствол, Марк перекатил в руке яички и слегка надавил пальцами под ними, отчего вдоль позвоночника разлилось приятное тепло.       Ган гулко сглотнул пересохшим горлом и откинул голову назад, изгибаясь в пояснице.       — Я сейчас только от одних твоих пальцев кончу, — счёл он нужным предупредить и услышал самодовольный смешок. Вот ведь!       — Ну уж нет, — воспротивился Марк, а затем пережал пальцами основание члена и, лизнув головку, взял его в рот.       Последние мысли растворились в горячем тумане, и Ган упал на кровать — ослабевшие руки больше его не держали. Слишком долго у него никого не было, слишком много в последнее время он мечтал о таких моментах с Марком, оставаясь наедине с собой. Ладони горели от желания зарыться в тёмные волосы, только страх причинить боль оказался сильнее соблазна.       Рот Марка творил что-то невообразимое, и если бы не сдерживающее кольцо из пальцев, Ган кончил бы максимум через минуту. Но вот пальцы и рот одновременно исчезли, однако не успел Ган возмутиться, как изнывающую плоть вновь обняли упругие губы. Мягкое касание языка к низу головки, и Ган, вцепившись в покрывало, себя отпустил.       Плавая на волнах неги, Ган улыбнулся — Марк поднимался поцелуями по его телу, а после навис, едва не касаясь губ, медля зачем-то. Словно между ними ещё могли быть сомнения. Торопясь их прогнать — воображаемые или действительные, — Ган положил ладонь ему на затылок и притянул Марка к себе. Не разрывая поцелуя, перекатился, чтобы поменяться местами; торопливо тронул губами щеку, переносицу, скулу — прежде чем шепнуть на ушко:       — Смазка и презервативы.       — Там. — Приподняв голову, он увидел, что Марк показывает в сторону прикроватной тумбочки.       В верхнем ящике — больше на ощупь — обнаружилось несколько квадратиков презервативов и тюбик. Ещё секунда ушла на то, чтобы включить стоящий на тумбочке светильник.       — Так лучше, — улыбнулся Марк, когда спальню осветил ночник. Нет, темнота добавляла ощущениям остроты, но хотелось уже увидеть Гана во всей красе. Сам Марк свет включить не решился, поскольку думал, что так Гану, возможно, комфортней — тем более, что это их первый раз.       — Не спорю, — ответил Ган, открыто оглаживая взглядом — любопытным, любующимся, восторженным даже. Марк ещё никогда, наверно, не ощущал так ярко собственную привлекательность, и как же ему нравилось нравиться Гану.       Желая продлить это удовольствие, Марк привстал и потянулся к нему — обнял ладонями сжатую руку, поднёс её к губам для лёгкого поцелуя и вынул тюбик из горячих ослабевших пальцев.       Судя по несколько растерянному взгляду, в сценарии Гана этого не было, да Марк и сам уже настроился на классику, но желания вынуждали импровизировать.       — Я хочу, чтобы ты смотрел. — Сказать вслух — обязательный штрих, продиктованный внезапно обнаружившимся фетишем.       — Слушаю и повинуюсь, — шутливый тон, лёгкий поклон в знак покорности. Только на последнем слоге голос в шёпот сорвался.       Шершавые ноты прокатились по коже острой, особенной лаской, и Марк на секунду зажмурился, пытаясь вернуть контроль, без которого так, как он хочет, ничего не получится.       Ган, словно чувствуя его состояние, мягко обнял, и Марк бездумно потёрся кончиком носа о влажную шею. Запах Гана кружил голову, но Марк всё же нашёл в себе силы немного отодвинуться и, развернувшись, сел полубоком. Так и шею выворачивать не придётся, чтобы следить за реакцией, и Гану будет всё видно.       Выдавив смазку на пальцы, Марк немного согрел её ладонью, а затем расставил колени шире и завёл руку за спину.       Ган закаменел эротическим изваянием: челюсть напряжена, губы сжаты в тонкую линию, руки сцеплены в замок на коленях — контраст потемневших от притока крови ногтевых фаланг и побелевших костяшек сделал возбуждение болезненно острым, и Марк с почти беззвучным стоном засадил пальцы глубже.       Брови Гана на миг мучительно надломились — роль тюремщика собственной страсти давалась ему всё сложнее, — но он сморгнул пот с ресниц и упрямо продолжил смотреть Марку в лицо.       Марк же то и дело косился на прижатый к животу длинный член — тёмно-розовый, влажный, с набухшими венами. Во рту он ощущался восхитительно, и Марк ужасно хотел почувствовать этого красавца внутри, но взгляд Гана не отпускал, заставлял выгибаться и уже не растягивать, а трахать себя — всё быстрее и жёстче.       Глаза Гана горели диким огнём, светлые скулы — ярким румянцем, а губы едва заметно дрожали. И как же Марк хотел унять эту дрожь поцелуем!       Только он опоздал — терпение Гана кончилось раньше.       Стремительный бросок опрокинул Марка навзничь. Он охнул от неожиданности — хотя на самом деле видел, просто не успел осознать, что так будет — и в следующую секунду закрыл глаза, отдаваясь сумасшедшему поцелую.       Гана несло — никаких тормозов. Куда только делась напускная холодность и даже неоспоримая, казалось бы, милота. Марк чувствовал себя настигнутой добычей — или долгожданной жертвой, принесённой на алтарь изголодавшемуся по сексу древнему божеству.       Он извивался под жадными, а потому грубоватыми ласками горячих ладоней и сам притягивал Гана за шею для нового поцелуя, зарывался пальцами в мягкие взмокшие волосы, скользил руками по гладкой спине, напряжённым рукам, тёрся грудью о грудь. Отнюдь не нежно — какая, к чертям, нежность, когда контроля совсем не осталось. Он не хотел больше ждать.       Когда Ган успел надеть презерватив, Марк не заметил. Приземлившись задницей Гану на колени и упираясь в постель лишь локтями, он скрестил лодыжки у него на пояснице — по внутренней стороне бёдер ужасающе медленно заскользили горячие пальцы и член. Не-вы-но-си-мо!       — Ган! — хлестнул именем Марк и почти сразу выгнулся, зажмурился до боли, до искр. Затылком ударился о матрас и гортанным стоном отозвался на новый толчок.       Кажется, он кричал. Возбуждение вышло из берегов и утопило, затянуло в водоворот угольно-жарких сейчас лисьих глаз; бисеринок пота, искрящихся на матово-белых плечах; сдавленных стонов.       — Ган, — уже тише, вжимая пятки в крепкую задницу, а затем обмякая.        Ган приостановился — словно смаковал оргазм Марка, не хотел упустить в погоне за собственным удовольствием ни капли чужого. Не вынимая член, сменил позу: аккуратно уложил Марка на постель и устроился сверху, целуя губы и шею, входя глубоко, но небыстро.       Часто дыша, Марк смежил отяжелевшие веки, нашёл вслепую жилку на шее, попробовал языком её бешеный пульс, а затем повёл указательным пальцем вдоль копчика, вниз, по ложбинке, погладил промежность. На протяжный сладкий всхлип улыбнулся и закружил ладонями, рисуя узоры на ягодицах, а после сильно, со вкусом их стиснул.       Ган вонзился резче, и Марк вскинул бёдра навстречу. Он поймал жаркий, одержимый практически взгляд, облизнул пересохшие губы, и по телу прокатилась горячая дрожь — в этот раз полетел в оргазм вместе.

***

      Проснувшись в обнимку с Марком, Ган улыбнулся и прижал уютно посапывающую «маленькую ложку» к груди чуть сильнее, но спустя минуту заставил себя отодвинуться. Вчера он этого сделать так и не смог — хотел спросить про душ, но променял его на тепло прижавшегося к боку стройного тела и ленивые поцелуи.       Оставив крохотный поцелуй на плече, он потёрся кончиком носа о нежную кожу и постарался сесть максимально аккуратно, чтобы не потревожить сон Марка.       Комнату освещали бледно-серые предрассветные лучи, и трусы отыскались довольно быстро — на полу. А вот джинсы, как и валяющуюся неподалёку майку, надевать совершенно не хотелось, но и разгуливать по чужому дому в одном нижнем белье тоже не вариант.       Глянув на Марка, Ган подумал, что тот не будет против, если он одолжит рубашку. От его внимания не ускользнуло пристрастие Марка к рубашкам на один-два размера больше, так что и ему будут как раз.       Он открыл шкаф, с профессиональным интересом бывшей модели осмотрел и неторопливо провёл рукой по вещам, ощущая странную интимность этого процесса. Когда наткнулся на чёрную кружевную рубашку, то одобрительно хмыкнул и взял себе на заметку как-нибудь попросить Марка её надеть, а затем снял с вешалки серую в клетку.       Выйдя в просторный светлый коридор, Ган задался вопросом, какая из многочисленных дверей ведёт в санузел. За ближайшей обнаружились кружевные салфетки на мебели, накрытая пледом кровать и висевшая над комодом фотография мужчины и женщины. Решив, что это, вероятно, спальня родителей Марка, Ган закрыл эту дверь и направился к расположенной напротив комнаты Марка. Детские игрушки, кровать в форме машинки и многочисленные рисунки, прикреплённые к стене разноцветным скотчем, дали понять, что это комната На.       За третьей дверью ему, наконец, улыбнулась удача — он нашёл то, что искал.       Выйдя через несколько минут из ванной, он почувствовал жажду, да и хотелось ещё немного осмотреться. Хотя из-за самовольного расхаживания по чужому дому было немного стыдно, но любопытство победило.       Спустившись по лестнице, Ган увидел справа ещё две двери. Ближайшая к нему комната оказалась гостевым туалетом, а вот вторая — кабинетом с книжными стеллажами, массивным рабочим столом и большим портретом короля Таиланда.       Когда вернулся к лестнице, то припомнил, что вчера Марк, уходя за чаем, направился к задней части дома. Ган последовал туда же через зал, где на полу так и осталась майка Марка, и как только миновал широкую арку, сразу очутился в столовой с длинным резным столом из тёмного дерева. Вокруг него стояли стулья такого же цвета, лишь мягкие сиденья были обшиты золотистой тканью. Больше комнат не обнаружилось.       Ган смекнул, что дом старый, традиционный, и вышел через широкую стеклянную дверь на задний двор, где тотчас заметил приятно поразившее его своим видом строение: целиком из бамбука. Ган сбежал по ступенькам прилегающего к дому крыльца и для начала обошёл кухню снаружи, любуясь мастерской работой. Внутри же современная техника вполне гармонировала с кухонным островом из тёмного дерева и бамбуковыми шкафчиками.       В холодильнике нашлась бутылка воды — Ган немного отпил и продолжил исследовать красивое помещение. Стёкол в окнах не наблюдалось, но они были обтянуты едва заметной москитной сеткой, Рун такие называл невидимками.       Тут в окне показалось что-то большое и золотистое, и Ган, предвкушая ещё одну встречу с прекрасным, поспешил на улицу. Он немного прошёл по тропинке, ведущей к толстому, невысокому каменному забору, за которым текла река Чаупхрая, и увидел вдалеке окутанный золотой подсветкой мост Рамы Восьмого.       — Вот это вид! — вырвалось вслух.       — Из беседки вид лучше, — отозвался сзади голос Марка.       Ган порывисто обернулся — Марк стоял в шаге от него, тоже в одной лишь, едва прикрывающей бёдра, рубашке. Марк ткнул пальцем куда-то вбок, и Гану пришлось перевести взгляд в указанном направлении, хотя ему было уже плевать и на вид, и на чуть нависающую над рекой беседку.       Гораздо больше его волновало другое зрелище — взъерошенное, розовощёкое, полуголое и чертовски соблазнительное. Пришлось напомнить себе, что он человек как бы цивилизованный — во всяком случае был им до вчерашнего вечера — и что каждый раз набрасываться дикарём на парня не стоит, даже самого любимого. Поэтому, когда Марк взял его за руку, переплетая их пальцы, и мягко потянул за собой, Ган покорно последовал за ним.       Поднявшись по двум ступенькам, они оказались в беседке — отсюда мост, который начали ласкать оранжево-персиковые лучи восходящего солнца, был виден лучше, да и на центр Бангкока, по ту сторону реки, открывался отличный вид.       — Очень красиво, — заворожённо улыбнулся Ган.       — Очень.       Лёгкая хрипотца в нежном голосе тотчас заставила повернуться — Марк смотрел не отрываясь, только не на пейзаж, а на него, Гана. Стоп-кран сорвало. Причём, кажется, у обоих.       В следующую секунду Ган уже целовал открывшиеся навстречу красные губы и даже не вспоминал о глупостях, которыми забивал голову еще пару минут назад. Держать в руках себя — выдумал тоже. Он ласкал пальцами кромку уха, покрывал поцелуями щёки, веки, полукружья ресниц — наконец обнял за талию и привлек Марка ближе, вновь припадая к мягким губам и чуть сильнее сжимая до сих пор переплетённые пальцы.       Прервало их кукареку — внезапно близкое и ужасно громкое.       — Петух? — заозирался ошарашено Ган в поисках чёртовой птицы, заставившей его оторваться от Марка.       — Это соседский, — пояснил тот со смешком, кивая головой в сторону смежного двора, откуда снова раздался крик.       — И он так каждое утро? — поморщился Ган от раздражающего звука.       — Да. — Губы Марка подрагивали от сдерживаемого смеха.       — Я с ним высыпаться не буду! — возмутился Ган, а потом понял, как это прозвучало, и зажмурился, пытаясь собраться, чтобы не ляпнуть ещё что-нибудь несуразное. — То есть я не говорю, что переезжаю к тебе… или буду ночевать каждую ночь, просто…       — Я не против, — прервал сбивчивое объяснение спокойный голос Марка.       — Что?! — широко распахнул глаза Ган.       — Я не против, если мы будем жить вместе, — повторил Марк с лёгкой, ласковой улыбкой. Безмятежный как Будда.       — О! — выдал озадаченно Ган. — Полагаю, это надо обдумать…       — Но сейчас нам лучше вернуться в спальню, — заплясали озорные огоньки в глазах Марка. — Ещё слишком рано для серьёзных разговоров.       Ган немного растерялся: рано, потому что их отношения только начинаются или потому, что сейчас и шести утра ещё нет? Но, по завету Скарлетт, решил подумать об этом завтра, а сейчас вновь взял Марка за руку, чтобы вместе вернуться в спальню, где перед сном можно будет заняться кое-чем интересным.

***

      Второе пробуждение в кровати Марка было не менее приятным, чем первое. Проснулся Ган от лёгких поцелуев в губы, щёки, лоб, подбородок. Стоило приоткрыть глаза, и:       — Доброе утро, соня, — тихо, ласково и — совершенно точно — счастливо.       Так Гана не будили тысячу лет.       — Доброе — это слабо сказано, — обнял он Марка за талию и, меняясь местами, опрокинул его на спину. Ган навис сверху и, прежде чем устроиться на чудесном матрасике и закрыть якобы слипающиеся снова глаза, поцеловал его в шею. — Давай так лежать целый день.       — Я не против. — Улыбка в голосе Марка согрела лучше солнца, пробивающегося сквозь задёрнутые шторы. — Но разве ты не хочешь есть?       — Есть? — оживился Ган и, подняв голову, заинтересованно посмотрел на Марка. — Ты приготовишь мне завтрак?       — Это будет скорее обед, но да, я приготовлю. — Марк ласково провёл ладонью по его скуле.       — Тогда принимаем душ, — оставил Ган поцелуй на ключице, — а потом есть. — Снова поцелуй, на этот раз возле соска.       — Ты сейчас точно еду имеешь в виду? — разлетелся по комнате лёгкий смех. Облокотившись подбородком на грудь Марка, Ган посмотрел ему в глаза:       — Не совсем. — Голос сел помимо воли, и Марк тотчас облизнулся — привычка, которую Ган уже успел и полюбить, и проклясть. При виде розового язычка мозги отключались на раз — не важно, скользил ли тот соблазнительно-медленно или пробегался юркой ящеркой по приоткрытым губам.       Вот и сейчас Ган прильнул к ним, не обращая внимания на протестующее «мфф». Сдался, Марк, впрочем, быстро — вот уже сам зарылся пальцами в его волосы, даря новые поцелуи. Однако когда Ган переключился на шею, Марк всё-таки аккуратно его от себя отодвинул:       — Я только из душа. Давай поедим, а потом, обещаю, продолжим. — Ган обнял Марка сильнее, тем самым пресекая попытку выбраться, но в итоге отпустил, хотя и не преминул поворчать.       — Так неинтересно! — возмутился наигранно и перекатился на спину. Желудок возмущённо заурчал.       — Твой организм требует еды. — Чмокнув напоследок в щёку, Марк встал с кровати. — Буду ждать тебя на кухне.       На нём были лёгкие шорты до колен и чёрная растянутая футболка, которая мигом стала фетишем Гана — как и лёгкий беспорядок в чуть вьющихся на кончиках волосах.       — Одежда и полотенце на кресле, — указал Марк в угол комнаты и покинул спальню.       Полежав ещё немного, Ган всё-таки встал. В кресле он нашёл белую футболку, спортивные штаны и большое мягкое полотенце. Приняв в ванной все необходимые процедуры (приятно стало от заранее приготовленной Марком запечатанной зубной щётки, которая теперь может занять место в стаканчике рядом с детской щёткой — в виде красной машинки — и простой, чёрного цвета), он спустился на первый этаж, прошёл через гостиную и вышел в столовую, а оттуда — на веранду дома, где стоял небольшой накрытый стол.       — Ты так меня разбалуешь, — кинув взгляд на вышедшего из кухни с двумя тарелками Марка, Ган вернул внимание столу.       Там уже стоял салат из свежих овощей, большое блюдо с нарезанными фруктами заняло место в середине стола, там же расположились запотевший кувшин с водой, два стакана с апельсиновым соком и кружки дымящегося кофе.       — А вот и главное блюдо. — Марк ловко поставил тарелки с Кай Джи Му Сап, сел сам и указал Гану на стул напротив.       — Уоу! — восхитился Ган, усевшись, и с подозрением уставился на Марка: — Ты всё это сам приготовил?       — Не доверяешь моим кулинарным способностям? — Марк вздёрнул бровь и невозмутимо отпил сок.       — Доверяю, — поспешил исправиться Ган, смекнув, что Марк мог не так его понять. — Я уже пробовал твои пирожные на ярмарке. Очень вкусные!       — Спасибо. — Взяв вилку и ложку, Марк начал есть.       Ган последовал его примеру и, попробовав кусочек омлета, убедился, что Марк прекрасно готовит не только десерты. Яйцо было лёгким и нежным, а рыбный и соевый соус не перебивали вкус свиного фарша и риса.       — Это очень вкусно! — не дожевав, выразил восторг Ган и тут поймал взволнованный взгляд — точно такой, как вчера, когда они сюда только приехали. — Что такое?       — Нет. — Марк опустил взгляд в тарелку и начал ковыряться приборами в еде. — Всё хорошо.       — Марк, прошу, скажи, в чём дело. — Ган встревожился не на шутку.       — Просто я давно никому, кроме На, не готовил, и обычно утром мы едим сухие завтраки с молоком, — пояснил Марк, кромсая омлет.       Марк явно нервничал, и Ган поспешил его успокоить:       — Мне всё нравится. — Когда Марк поднял взгляд, с улыбкой добавил: — Это даже больше того, что я представлял, мечтая о тебе. А теперь давай вернёмся к этому вкусному завтраку.       Моя посуду, Марк рассказал вытирающему тарелки Гану о своих университетских годах, а в гостиной, когда расположились на диване, уже Ган поделился студенческими и школьными воспоминаниями. Марк, кажется, так до конца и не поверил, что он в выпускных классах школы был хулиганом.       Разговоры плавно перетекали с одной темы на другую, часы пролетали незаметно, и вот уже солнце стало клониться к закату.       Лёжа на Марке, Ган дарил ему невесомые поцелуи и ласкал пальцами лицо, в то время как Марк запустил руки ему под футболку и гладил медленно спину. Идиллию прервали резко открывшаяся входная дверь звонкий голосок На:       — Папа, я дома!        Ган чуть не слетел с дивана — благо, Марк удержал — и поднялся на руках. Возле двери стояли Сэмми и На.       — Кун Напат! — обрадовался малыш. — Вы пришли к нам в гости?       — Что-то типа того, — стараясь улыбаться как можно более естественно, пробормотал Ган и мысленно поблагодарил того, кто делал расстановку в гостиной. Если бы не спинка, пришлось бы объяснять ребёнку, почему воспитатель целует и ласкает его папу. Переключив внимание на замершую Сэмми, Ган сумел лишь кивнуть: — Здравствуйте.       — Привет, — смотря на него во все глаза, ответила Сэмми, но мигом расслабилась, едва над спинкой показалась голова Марка — судя по расслабленному лицу, пикантной ситуацией ничуть не смущённого.       — А мы вас не ждали, — улыбнулся он Сэмми, и чувствующий себя не в своей тарелке Ган не преминул ткнуть его легонько кулаком в бок, на что Марк отреагировал коротким смешком.       — Да я так и поняла, — хмыкнула весело Сэмми и взяла сына за ручку: — На, дорогой, ты же хотел в туалет, пошли.       — Прости, — Марк лёг обратно и провёл рукой по лицу, — совсем забыл. Мы с Сэмми договорились, что она приедет с На за вещами, чтобы завтра отвезти его в садик, так как сегодня вечером я должен быть на свидании с тобой.       Ган тихо рассмеялся и склонился к Марку, чтобы урвать ещё хоть один поцелуй, раз умница Сэмми дала им немного времени.