Abstrudere

Питер часто порывисто дышит. Он остаётся сидеть на месте, с силой зажмурив глаза и не желая их открывать. Кажется, словно его грудная клетка сжимается, стремится проткнуть внутренние органы или хотя бы сжать их с такой силой, что их вязкая жижа начнёт сочиться сквозь рёбра. Всё так, так сильно болит. Он чувствует, как над ним нависают чужие руки, словно бы собираясь утешительно похлопать по спине или, может, обнять. – Прошу, не надо, – выдавливает он – это его первые слова за день. Ощущение чужих рук за спиной пропадает: Питер чувствует это по колебанию воздуха позади себя. – Хорошо, – отвечает Бэк. Следующий вдох приносит с собой крупную дрожь. – Так что, ты теперь здесь? Вот так это работает? – Только если ты этого хочешь, – отзывается Бэк. Его голос звучит как при их первой встрече. В нём нет никакой озлобленности, или весёлости, или жажды крови, или высокомерия; это голос друга, который хочет помочь тебе справиться с проблемами, но не в силах подобрать слова, чтобы достучаться до тебя. Питер должен чувствовать злость. И он действительно в ярости. Но в то же время… – Не хочу, чтобы ты был здесь, – произносит Питер, и пусть его голос звучит твёрдо, сам он не верит в то, что говорит. – Думаю, хочешь, – отвечает Бэк. – Иначе меня бы тут не было. И Питер хотел бы поспорить, но не может. – Не имеет значения, – бормочет он себе в колени. – Это всё равно очередной сон. В какой-то момент я проснусь по-настоящему, и тогда уже это будет иметь значение. Но не сейчас, нет. – Ты так в этом уверен? – спрашивает Бэк. Питер чувствует, как тот встаёт с кровати. Однако он не ожидает, что Бэк осторожно возмёт его запястья в свои руки – это нельзя назвать хваткой: прикосновение почти невесомое, словно бы он боится его разбить – и заставит его отпустить свои тесно прижатые к груди колени. Питер не сопротивляется. Наоборот, он позволяет ему это, словно кукла, которой Бэк может играться как душе угодно. И раз уж теперь такова его жизнь, зачем бороться. Он невольно открывает глаза, когда Бэк ведёт своими руками вверх и приподнимает пальцем его подбородок. Питер видит всё нечётко, сквозь пелену слёз и нехватку нормального сна. Но он готов поклясться, что лицо Бэка выражает искреннее беспокойство. – Тебя здесь на самом деле нет, – бормочет Питер. – Ты прав, – кивает Бэк. – Но твой разум хочет обратного, и вот я здесь. Проверь ступню. Питер моргает. – Что? – Проверь ступню, – повторяет Бэк. – Ту, которой ты наступил на стекло. Проверь. Посмотри, порезана ли она на самом деле. Питер с секунду невидяще смотрит перед собой. Затем словно на автопилоте подтягивает к себе пульсирующую ногу и наклоняется к ней. Свободной рукой он утирает слёзы, чтобы лучше видеть. Ничего. Никаких порезов. Нет даже грязи, которая была бы, если бы он ходил по улице. Он проводит большим пальцем и не находит никакой повреждённой кожи. Как будто ничего и не было. Питер поднимает взгляд на Бэка. – Она целая, но это ничего не доказывает. Бэк тяжело вздыхает, словно бы он разбирается в этом вместе с Питером. И если это проделки его собственного мозга, то, Питер думает, всё логично: именно это и происходит. – Это значит, что есть два варианта: или ты никогда не выходил на улицу, как ты думал в первом сне, не ранил ногу, и каждый раз, когда чувствовал порез, это был очередной сон. Или ты всё-таки ходил на улицу, порезался, а сейчас просто спишь. – Это совсем не помогает. – Да, ты не сразу разберёшься, что к чему, – произносит Бэк. – Давай по-другому: тебе сейчас кажется, что ты спишь? – Нет, – отвечает Питер, – но мне и раньше так не казалось, спасибо большое. – Но каждый раз происходило что-то, что явно говорило о том, что это не реально. Исчезновение окружающих вещей, пустота… – Твоё появление, – прерывает его Питер, находя в себе силы бросить на Бэка озлобленный взгляд. Бэк приподнимает бровь. – Тони Старк появился первым, хотя ты знаешь, что он мёртв. – Заткнись, – шипит Питер. – Он всё ещё может быть… – О, да ладно, повзрослей уже, – практически рычит Бэк, заставляя Питера немного отпрянуть: эта версия Бэка впервые проявила по отношению к нему враждебность. Он чувствует угрызение совести, словно бы он облажался, и ему надо срочно всё исправить. Бэк игнорирует его явный дискомфорт. – Ты присутствовал при его смерти. Ты был предпоследним человеком, который успел что-то ему сказать, задумайся об этом на секунду. И ты стоял рядом с третьим человеком, который сказал ему что-то напоследок, и который знал его дольше, чем кто-либо. Действительно думаешь, что он бы от тебя это скрыл? Особенно после всех ваших задушевных бесед? Ты видел, как свет покинул глаза Тони Старка, ты видел, как его жена плакала над его телом после того, как его ИИ объявил о его смерти. Он мёртв. – Как и ты, – парирует Питер. – Я могу сказать всё то же… – Нет, не можешь, потому что ты не видел – лишь спросил кусок ПО, которому, как ты знаешь, больше не можешь доверять, так ли это. Но это и не важно, потому что я явно здесь, нравится тебе это или нет. – Терпеть это не могу. – Как грубо, – пожимает плечами Бэк. – Я здесь, потому что какая-то часть тебя этого хочет, и я очень даже уверен, что ты не спишь и сейчас это реальный мир. Твой ход. Питер кривит губы и недоверчиво мотает головой. – Это очередной трюк. – Что происходило в каждом из твоих прошлых снов? – спрашивает Бэк. – Что? – Что было общего между ними? Питер раздражённо взмахивает рукам. – Да не знаю я! – Ты вставал, – отвечает Бэк. – Не просто просыпался, а физически вставал. Выходил на улицу посреди ночи или шёл завтракать и и у тебя не могло быть сомнений в реальности происходящего. А на этот раз... – Я остался в кровати, – произносит Питер, глядя на скомканные простыни у своих ног. Он снова переводит взгляд на часы; четыре часа превратились в пять. Прошло время, но плавно, а не резко перепрыгнуло вперёд. – И я разговаривал с кем-то, кого, как я знаю, здесь нет. – Это уже похоже на существенное различие. Питер встряхивает головой. – Мне это не нравится, – говорит он, зная, что на этот раз его протест чего-то стоит. – Если это реальность, если я действительно проснулся и если все, что я буду делать дальше - будет взаправду, а не во сне, это значит, что мне всё ещё нужно разобраться с тобой. Это значит, что что-то серьёзно не так. Возможно, так даже хуже. – Конечно, что-то серьёзно не так, – отвечает Бэк и не может сдержать усмешку. – Я знатно поимел тебе мозг. – Благодарю, – сухо отзывается Питер. – Так что, если я не сплю, то моя жизнь будет похожа на ад даже больше, чем раньше. – Не обязательно, – Бэк снова возвращается к той роли, которая первой открылась Питеру. Вспоминается их разговор после того, как Фьюри наорал на него, каменный парапет крыши и ночное Пражское небо. – Больше никакого одиночества: на этот раз с тобой рядом всегда будет друг. Это заставляет Питера замереть. – Я хочу встать, – говорит он, свешивая ноги с кровати. Он бросает на Бэка многозначительный взгляд. – Только попробуй за мной пойти. Когда тихо закрывает за собой дверь, Бэк ничего не говорит ему вслед. Питер на носочках крадётся на кухню, старательно избегая скрипящих половиц. Пять утра можно считать вполне нормальным временем, но это всё ещё очень рано, особенно для него. Он набирает стакан воды, с пару секунд задумчиво смотрит на него и насыпает себе тарелку хлопьев. Затем он считает секунды, наблюдая, как они совпадают со сменяющимися цифрами на часах. Шестьдесят, и новое число. Шестьдесят, и вновь по кругу. Так что время идёт как надо. И он один. Проходит девяносто абсолютно лишённых событий минут, и хотя Питер кучу раз сбивался со своего внутреннего счёта, единственное, что было ненастоящим с тех пор, как он встал с кровати, было ощущение взгляда Бэка на себе, когда он выходил из гостевой комнаты. Всё остальное же было нормально в той степени, которую может ожидать от утра любой нормальный человек. Если исключить тот факт, что он окончательно слетел с катушек, Питер чувствует себя более уравновешенным, чем за всё время с начала летних каникул. Когда на кухне включается свет, он отрывается от циферблата, поднимает взгляд и видит на пороге Роуди. – Хэй, – приветствует его тот, в его голосе звучит усталость, но та, которая свойственна только-только приходящему в себя ото сна мозгу, – ты сегодня рано. – Я больше не могу понять, что реально, а что нет, – выпаливает Питер. Роуди замирает, наполовину открыв холодильник. Он поворачивается к Питеру, освещаемый светом из-за не до конца распахнутой металлической дверцы. Питер отрешённо просчитывает, сколько джоулей энергии он сейчас тратит впустую. – Что? – Насколько я знаю, это лишь очередной сон, поэтому я собираюсь вам всё рассказать. А после этого я, думаю, свалюсь в яму к огромному пауку, который поспешит замотать меня в своей паутине и оставит себе на съедение. А потом я проснусь в своей кровати, и все начнется по новой. Роуди просто напряжённо смотрит на него. И это смущает. Питер опускает голову, беспокойно зарывается пальцами в волосы. – Думаю, мне стоит начать с начала. – Да, наверное, – произносит Роуди, позволяя дверце закрыться за ним. – Прошлой ночью мы говорили о том, что тебе стоит обратиться к психологу. За ночь что-то произошло? О, Господи. Господи, спасибо, думает Питер, конкретное событие. Не просто конкретное событие, а что-то, что произошло совсем недавно. Он считал секунды, ничего странного не случилось, может, он всё же сейчас не спит. – Ага. Много чего, на самом деле. Я не знаю, как… Не знаю, с чего начать, просто, самое важное – я схожу с ума, – произносит Питер. – Я продолжал путать реальность и сны прошлой ночью. И все они оказались снами, в конце концов. По крайней мере, я так думаю, но я не могу быть в этом уверенным. Мне кажется… Мне кажется, сейчас я бодрствую, но это может быть не так. Роуди, я и вправду не могу понять, сплю я или нет. – Ты не спишь, – отвечает Роуди. Питер хочет утонуть в этом голосе, завернуться в него с головы до ног, чтобы у него было что-то, что поможет ему держаться реального мира. Это звучит здорово. – Я хочу вам верить, но не могу. Не то чтобы я вам не доверял, просто я не доверяю самому себе. Я продолжал… Прошлой ночью я продолжал просыпаться, и затем что-нибудь странное происходило, и затем я просыпался снова и снова, и я… я больше не вижу разницы. Правда, – Питер говорит быстро, словно бы ему надо озвучить это прямо сейчас, прежде, чем он снова окажется в своей кровати, и ему придётся начинать с нуля. Что, по сути, бессмысленно, ведь если это сон, то не имеет значения, как быстро он говорит, ему всё равно придётся пройти через это снова, когда он по-настоящему проснётся. Питер представляет, какой у него должен быть дикий, безумный взгляд, дополненный тёмными кругами под глазами и торчащими во все стороны волосами. Это было бы круто, он мог бы сойти за Эйнштейна, вот только Эйнштейн знал об относительности в разы больше, чем ему, скорее всего, когда-либо предстоит узнать. Особенно сейчас. Роуди хватает одного только взгляда в его сторону, чтобы сразу пойти за телефоном. – К чёрту, не важно, насколько сейчас рано, – говорит он. – Я звоню Сэму немедленно. Питер роняет голову на сложенные руки на столе. Ему вдруг больше не нужно напрягать шею, чтобы удерживать её прямо, и проще позволить ей лежать. Если это действие приведёт к тому, что он снова проснётся, то, по крайней мере, он хотя бы попрактикуется с объяснением своего состояния. – Спасибо, – выдыхает он.