sorry seems to be the hardest word 1976

пластинка в подержанном граммофоне заедает на одном и том же месте каждый раз, а после начинает крутиться в бешеном темпе. джиу наблюдает за скачущей по винилу иглой и смеётся. – суён, гляди, как она прыгает! ха выглядывает из-за экрана ноутбука, устало улыбаясь. – забавно. прости, милая, мне надо закончить статью. не обижайся. джиу энергично мотает головой из стороны в сторону: – всё хорошо! я как раз собиралась сходить прогуляться перед сном. заодно зайду по пути в магазин, возьму твоё любимое печенье. кончики губ суён подрагивают в благодарной улыбке. – спасибо, дорогая. я постараюсь закончить к твоему возвращению. ким выгребает из недр шкафа сумку и хватает с полки в коридоре уголок шарфа – уже и не понять, кому из них двоих он принадлежал изначально, так тесно переплелись их жизни в пространстве девяноста одного квадратного метра – а стук клавиш под пальцами суён невольно повторяет ритмический рисунок заедающей пластинки. – не скучай! джиу осторожно прикрывает входную дверь и поворачивает ключ в замке. стук каблуков её туфель по ступенькам слышен ещё несколько секунд. стук клавиатуры стихает, с вечерней тяжёлой тишиной борется лишь подскакивающая с одинаковой периодичностью игла граммофона. ха откидывает голову на подлокотник дивана и медленно выпускает воздух из лёгких, перекатывая невесомые пузырьки языком по нёбу. догорающее солнце подсвечивает занавески спелым оранжевым цветом – суён больше не может смотреть на рыжий. сколько слоёв чёрной гуаши она наложила поверх своих зрачков, а задорный апельсиновый оттенок по-прежнему дырявит черепную кору. впрочем, она лжёт сама себе вновь, не правда ли. иначе зачем надо было покупать ту краску для волос, что теперь золотисто подчёркивает круглое лицо джиу. если решился выкидывать мусор на помойку, как-то бессмысленно оставлять один мешок, обещая себе выкинуть его «в следующий раз». потому что следующий раз, ожидаемо, не наступил. суён думает, что, наверное, это и правда как-то по-больному, по-нездоровому, и стоит показаться врачу. диванные психологи интернета в этом сезоне утверждают, что у неё шизофрения, смешанная в неравных пропорциях с маниакальным синдромом. мама бы посоветовала выпить куриный бульон и поспать завтра подольше. и уже непонятно, кто из них ошибается больше. ключ в дверном замке проворачивается со скрипом, и джиу заходит в квартиру, выжимая подол юбки за порогом. с её хвостов ручьями стекает вода, оглаживая щёки и мягкую линию шеи до плеч. в вечернем свете она стоит, омытая золотом, и смешно чихает несколько раз, дотрагивается кончиками пальцев до покрасневшего носа. – на улице ужасный ливень, представляешь? я даже не заметила, когда выходила! эх, и носки насквозь промокли, вот беда. пряжки туфель расстёгиваются с тихими щелчками, носки шлёпаются на пол, а ким обтирает ступни о свои голени и семенит по ковру в гостиную. – ты что же, стояла под дождём всё это время? – суён непонимающе моргает и окидывает её промокшую фигуру взглядом, прогоняя призрачный образ из головы. – да. джиу пожимает плечами, стягивает с плеч пропитавшуюся влагой кофту и подходит к граммофону. – зачем? игла подпрыгивает в очередной раз, и ким хватает её задубевшими пальцами, прерывая мелодию. – так я больше похожа на неё, разве нет? суён выдыхает: да. похожа. последний раз, когда она её видела, виан стояла босая на мокрой плитке дорожки, смаргивая влагу с ресниц. небо падало на них сотнями литров воды, и юбка вон была такой сырой, что впору было выжимать. кофта, пропитавшаяся влагой, сползала с плеч, и отсыревшие губы шептали «прости», «прости», «не могу». суён прощала, прощала, и тоже не могла – понять, почему, в конечном счёте, всё закончилось именно так. виан взмахнула тонким запястьем на прощание, ловя кончиками губ фонарный свет, и побежала в водяной столб. ха смотрела, как она уходит от неё – мелкими перебежками, словно стыдясь, что вообще когда-то знала. ха смотрела и не могла простить по-настоящему. когда вырулившая из-за угла машина вспышкой фар выхватила фигуру виан из темноты, суён не испугалась. лишь испытала тёмное, удушливое чувство удовлетворения, пока наблюдала за несуразной красной струйкой среди запутавшегося в дорожной луже оранжевого. фары недоумённо моргали, пуская золотистые искры в пляс по отяжелевшим от воды прядям. сейчас в их квартире нет фар и глубокого чёрного неба, но джиу тоже стоит вся в золотом и красном, неуклюже поправляет сбившийся воротник блузы. похожа, но никогда ей не станет. – действительно, – ким хихикает, – не стану. да и куда мне, я ведь из совсем другого теста. суён зажмуривается, зажимает уши руками, но остановившаяся пластинка заедает в её голове по кругу «хочу любви» – «мертва внутри» – «не могу любить,» – «не умею». – перестань, суённи, – ким мягко отнимает её ладони от головы и садится рядом, – так же всегда было, чего ты вдруг расстроилась? одичалый взгляд ха сталкивается со спокойным джиу, и суён не знает, как- – ...давно ты знаешь? ким смеётся, хлопает в ладоши и трясёт головой. – такая ты сегодня забавная. свет лампы под потолком элегантно играет на игле от граммофона между пальцами джиу. – ты же сама меня убила, не помнишь? суён болезненно морщится: – не говори так. ты знаешь, что это не так. – о, – джиу поднимает указательный палец вверх, – но ведь я не знаю. потому что я умерла, вот так номер. она болтает ногами в воздухе и вычерчивает невесомую линию кончиком иглы над предплечьем. – умерла, когда ты мне изменила. ну, помнишь, я была в своей смешной юбке и вязаной кофте? как сейчас? стояла там у двери босиком, смотрела через окно, как вы с виан целуетесь на твоей кровати. на ней ещё шарфик тогда был такой – никак не вспомню, что за цвет, но красивый. похож на этот, – ким вытаскивает полоску плиссированной ткани из-за пояса, удивительно сухую, – а у меня тогда туфли со сломанным каблуком из рук выпали, так я удивилась. ну, ты слышала. ещё так вздрогнула, как будто я грабитель какой-то, честное слово. дорога была мокрая очень, я два раза чуть не навернулась, пока бежала. потом, к счастью, успокоилась, легла там, прямо в луже, и всё. умирать было приятно. так освобождающе-легко, словно проснуться после долгой лихорадки. и ты тоже должна проснуться, наконец. суён отшатывается от протянутой в её сторону ладошки, задевая локтём журнальный столик и щербатую кружку. – я не сплю. – конечно, – джиу терпеливо тянет её за рукав, возвращая в исходное положение, – но проснуться бы не помешало, согласись. ха прислоняется лбом к спинке дивана, выдыхает мокрый воздух в обивку. – я не сплю. игла в руке джиу подрагивает, отбрасывая танцующие блики на стены. – а я не жива. и, тем не менее, сижу тут, с тобой. а зачем? – потому что я виновата, – суён царапает ногтями диван, цепляя полуистлевшие нитки швов. ким согласно кивает, дёргая хвостами: – это да, ты виновата. но не я и не она. прими уже, наконец, что сделала, и перестань перекладывать ответственность. остриё иглы вибрирует инфернальным звоном, разрезает блеском темноту холодной сырой квартиры. джиу улыбается, вскидывает подбородок. рисует на могильном полотне кожи красное сердечко, ближе к линии жизни на ладошке, и закалывает иглой порозовевший воротничок. – почему ты не полетела обратно вместе с ней? у тебя же был билет, деньги и возможность. красные от влаги глаза суён остро вспарывают мёртвые внутренности ким. – потому что я должна была вернуться с тобой. джиу по-детски вздыхает и дует губы. – ага. ну, здорово. я умерла, ты осталась здесь. мы обе не вернулись. так зачем это всё? ха беспомощно пожимает плечами. – ведь я любила тебя и до сих пор люблю. ким оправляет юбку, встаёт на ноги и поворачивается к суён лицом: – ты хотя бы сама знаешь, ложь это или правда? ветер врывается в комнату, распахивая створку окна со стуком, и приносит тяжёлый звук дождя. занавески мгновенно намокают, повисают некрасивыми комьями, и листы со стола разлетаются по полу. – нет. джиу одобрительно кивает головой, идёт в сторону оконного проёма. – но могу узнать. и резко оборачивается. суён стоит напротив, вглядывается в темноту неба, а в её руке блестит металл. джиу суетливо проводит руками по горлу, но поздно: иглы нет. – ходят слухи, что по ту сторону ты можешь говорить только правду, верно? улыбка ха вбирает в себя мириады света электрических лампочек, холодно блестит в обволакивающей тело темноте. – верни мне иглу, суён, – голос джиу дрожит во мраке и вспархивает испуганной птицей. суён коротко смеётся, закатывает рукава свитера до локтей, рисует кривое надломленное сердце на линии жизни. вихрь крутит занавески, влетает в комнату под потолок, сносит крышу и впускает оглушающий ливень в дом. некрасивая красная струйка вьётся в водяном столбе, очерчивая контуры двух потусторонних фигур и их сцепленные в замок ладони. когда виан вон возвращается с прогулки вместе с печеньем в квартиру своей девушки, там пусто и замогильно тихо. стены пахнут сыростью, мокрая занавеска одиноко колышется у распахнутого окна, а на полу рядом с ним золотистыми искрами сверкает в свете уличных фонарей металлическая игла граммофона. тот день выдался самым сухим в году.