And I'm Greedy

У него вообще не было времени на это. Было уже слишком поздно для этой херни, Микки устал и нуждался в большом косячке перед сном, а не в том, чтобы на него пялился какой-то чересчур высокий ирландский мудак. — Черт возьми, Милкович, ты меня наебываешь! Микки фыркнул, закатывая глаза, и положил ноги на стол (тот был адски завален: не благодарите его сестру, притопавшую сюда ранее, чтобы вернуть кипу бумаг, которую он свалил на нее накануне). — Нет. Ты узнаешь, когда я буду тебя ебать, поверь мне. — Что ж, он не лгал. Ирландцы чертовски драматичны. Даже хуже, чем итальянцы. А итальянцы? Они были худшими королевами драмы в этом проклятом городе. Этот ублюдок ничем не отличался от них, и Микки последние три года мирился с особой разновидностью бесцеремонной туфты Йена Галлагера. Он был высок, неприлично хорош собой, со скошенным подбородком и россыпью веснушек, которые, по сильному подозрению Микки, покрывали его с головы до ног. Если бы он не был таким чертовски требовательным ирландским придурком, Микки, вероятно, давным-давно бы уже на него набросился (стопроцентно осознавая, что обманывает себя, если думает, что все еще не сделает этого). Рыжеволосый хорошо это скрывал, но Микки мог практически учуять это на нем. Парень трахал столько же парней, сколько и Микки. — Что ты мне сказал? — Лицо Йена напряглось, плечи медленно опустились, когда он переминался с ноги на ногу. Задел за живое. Хорошо. Была одна по-настоящему гадкая часть в Микки, которая любила подкалывать рыжего, выбешивая его. Йен так привык рулить при разговорах, что Микки кайфовал периодически вставлять палки в колеса. Несмотря на это, он действительно не хотел объяснять это дерьмо еще раз, у него был длинный день, и ему нужно было расслабиться. — Я сказал, что ты узнаешь, когда я буду тебя ебать, — Микки встал, перегнувшись через стол, чтобы донести свою мысль. Йен, все еще не двигаясь, уставился на него, только дыша. Попался. Микки приподнял уголок рта в мимолетной усмешке, прежде чем продолжить. — Там сейчас слишком опасно. Я не поставлю свою гребаную семью под удар ради тебя или кого-то еще, так что, либо сиди на жопе ровно, пока мы не доберемся до этого, либо справляйся сам. Дело в том, что Йен никуда больше не пойдет, и Микки это знал. Галлагер работал на О’Ши, а О’Ши были заинтересованы в работе по утилизации только с Милковичами, потому что Милковичи были единственными в Чикаго, кто мог дать гарантию, что любое дерьмо исчезнет навсегда, и оправдать ее. Все об этом знали, то есть все, кому нужно было знать. О’Ши отказывались полагаться на кого-либо еще в том, чтобы взять паленую машину и сжать ее до маленького, симпатичного куба, прежде чем она будет расплавлена. Это было кое-чем еще, что все знали. Сейчас голос Йена звучал почти отчаянно: — Ты не можешь сделать это по-тихому? — Нет, — только и сказал ему Микки. — Мы обеспечивали твою семью работой уже десять гребаных лет! — Губы Йена слегка скривились, когда он подошел ближе к столу Микки. Микки стало жарко вдоль всей спины, но на этот раз не в хорошем смысле. — Да, мою семью. Какая чертова часть того, что я не ставлю задницы моей семьи под удар, не доходит до твоей дремучей ирландской башки? Какого хуя, по-твоему, произойдет, если мы пойдем ко дну, что ты тогда будешь делать? Потому что… знаешь, если ты пойдешь куда-нибудь еще, это дерьмо тебе аукнется. Йен сделал еще один шаг, делая то, что он делал, когда пытался запугать Микки, хотя они оба знали, что в мире есть вещи и похуже, чем смазливое детское личико Йена блядского Галлагера. Микки имеет дело с людьми в десять раз хуже, чем этот ублюдок, на регулярной основе; это было почти смешно. — Ты мне угрожаешь? Микки пришлось прикусить щеку изнутри, сжать кулаки и сделать глубокий вдох, чтобы не броситься через стол и сделать… он не знал что, но вряд ли что-то хорошее. Он прекрасно понимал, к чему клонит Йен, и Микки был кем угодно, но он не был стукачом. — Я должен закопать тебя в землю за то, что ты приходишь в мою чертову мастерскую и в принципе допускаешь подобное. Никогда больше не перевирай мои гребаные слова. Йен окинул его беглым и тяжелым взглядом зеленых глаз: — С кем ты, блять, по-твоему, разговариваешь? Микки потребовались все его силы, чтобы не застонать то ли от негодования, то ли от… желания. Как бы сильно ни бесил его рыжий, для Микки эти споры всегда заканчивались полустояком. Потому что его чертов член был идиотом. — Ну, поскольку ты единственный человек в этой комнате, я рискну сказать, что «с тобой». Последовала пауза, во время которой Йен медленно выдохнул и снова покачал головой, словно пытаясь понять миллион вещей одновременно. Затем он посмотрел мягким взглядом на Микки, соответствующе понизив голос, и расслабил плечи. — Мне нужно, чтобы об этом позаботились, Микки. Пожалуйста. Микки провел кончиками пальцев по губам. Прямо сейчас он не мог делать исключений. Просто не мог. Кроме того, он прекрасно понимал, какую карту Галлагер пытался перед ним разыграть, и это почти заставило его улыбнуться. Почти. Он позволил этому случиться и раньше… несколько раз. У них были… моменты. Они почти не заметны и всегда мучительно кратки. Моменты, когда Йен был само очарование, используя этот свой голос, и Микки закатывал глаза, выпуская череду проклятий, прежде чем сдаться. Они оба знают, что Микки давно просек, что делает Йен, когда проворачивает эту херню, но они никогда не поднимают эту тему. Они также никогда не обсуждают и то, что говорит Йену Микки, вставляя небольшие комментарии в их переговоры, чтобы смутить рыжего, выбить его из колеи, потому что Микки нравилось наблюдать, как он извивается, словно уж на сковородке и пытается прикрыть это возмущением, «ты узнаешь, когда я буду тебя ебать». У Йена и Микки был общий, но совершенно обособленный секрет. Это такой тип секрета, о котором в их кругах нельзя говорить вслух. Секрет такого рода ты можешь рассказать только тем людям, которые, и ты в этом абсолютно уверен, унесут его с собой в могилу. — Послушай, красавчик, это дерьмо может и работает с О’Ши, но не со мной. — Раньше-то работало, — заметил Йен все еще тихо и мягко, не оставляя своих попыток. Его глаза были чертовски зелеными. — Ну же. Его желудок перевернулся и потеплел. — Не в этот раз, — Микки не собирался отступать. Он не мог, даже если этот взгляд на него действовал. Мягкое выражение лица Йена снова ожесточилось, завершая начатое Микки разрушение его чар: — Черт возьми, Микки, ну давай! И что, мать его, я должен ему сказать, что ты скулишь, как сучка из-за небольшого риска? Предоставьте это Йену Галлагеру, чтобы он взял в руки один из таких их моментов и облил его бензином. Ирландец. Ладно. Микки ловит себя на том, что выходит из-за стола, чтобы прояснить это дерьмо предельно ясно. Кем, черт возьми, Йен себя возомнил, приходя сюда вот так, разбрасываясь требованиями, как будто он должен был быть номером «один» в списке его приоритетов? Он подошел ближе к Йену, его взгляд был жестким и сосредоточенным. Он скорее вскроется, чем отступит перед каким-то ирландским обмудком. А теперь… прибавьте десять лет, пятьдесят фунтов и превратите этого ублюдка в русского, и Микки не будет стоять там, где сейчас. Но ирландец? Нет. Нахуй этого парня. — Ты не мой босс, — напомнил ему Микки. Йен приподнял бровь, на что Микки не обратил никакого внимания. — Вы обеспечиваете меня работой… — За это мы, блять, платим, — прорычал Йен. — Да, когда мастерская открыта. — Микки снова оглядел Йена с ног до головы. — Так что скажи ему, чтобы он подтянул свои штаны большого мальчика, забрал это дерьмо хер знает куда, сломал его, к чертовой матери, сам, и закопал. — Вот как? — Йен стиснул зубы. Микки кивнул: — Да. И потом ты можешь сказать ему, что в следующий раз, когда он пошлет своего сраного мальчишку решать деловые вопросы в последнюю минуту вместо того, чтобы прийти сюда как мужик, самому, ему придётся найти себе другую мастерскую. И, как я уже сказал, это выйдет тебе боком, потому что никто, блять, не может делать то, что мы делаем. Йен издал легкомысленный смешок; Микки почувствовал аромат сладкой мяты в его дыхании и чуть не отвлекся. — Ни грамма верности, блять, да? Йен любил выбешивать Микки так же, как Микки любил выбешивать Йена. Микки уже давно это известно, и он знает, что Йен на самом деле не верит в то, что говорит (никто не верен так, как Милкович), но он не может просто спустить ему это с рук. — Пошел ты, — процедил Микки. — На случай, если ты забыл, Галлагер, моя мастерская — это чертова Швейцария, раз до тебя это до сих пор не дошло. Если я и должен быть кому-то верен, так это своей семье. А ты не семья. Йен уставился на него, его челюсть дрогнула, когда он сильно её прикусил. Именно в этот момент Микки наконец по-настоящему заметил, что Йен был одет в дорогой костюм, тогда как он сам — в засаленный комбинезон и рабочие ботинки. Это напрягало. Микки был непоколебимым объектом, а Йен привык быть неудержимой силой: нужное количество очарования и внешности в паре с угрозой от кучки взвинченных ирландских болванов наготове помогут получить вам все, что вы хотите. Не в этот раз. Никаких исключений, включая веснушчатых рыжих симпатяг. — Убирайся нахуй из моей мастерской, — потребовал Микки. Напряжение начало сдавливать горло, распалять в хорошем смысле, поэтому ему нужно было со всем этим завязывать. — Передай О’Ши, что я предупредил о том, что в следующий раз, если он пришлет тебя, ты уже не будешь таким хорошеньким, когда вернешься. Йен отступил на шаг, оглядывая Микки с головы до ног. — Осторожнее на поворотах, Милкович. — У меня в столе лежит сорок пятый, хочешь взглянуть? — Микки хмыкнул. Йен ухмыльнулся: — Конечно. Я оставил для тебя подарок на заднем сиденье, не хочешь открыть его для начала? Микки указал на дверь своего кабинета, покончив с этой игрой. — Я сказал, убирайся нахуй. Йен ушел, показав ему при этом крепкий средний палец, и Микки с радостью ответил ему тем же. Он плюхнулся обратно в офисное кресло и глубоко вздохнул, потирая затылок. Ага. Микки опустил взгляд на колени, проклиная отсутствие самоконтроля у своего члена. Каждый раз. Он не успел побыть в тишине и минуты, как Мэнди вошла в его кабинет, скрестив руки на груди. — Тебе лучше пойти и все исправить. Сейчас же. Микки скорчил сестре гримасу: — Какого хрена мне это делать? — Потому что мы работаем с О’Ши уже десять лет, и последнее, что сейчас кому-либо действительно нужно, это гребаная ирландская истерика. Так почему бы тебе не перестать думать своим членом и не поймать его прежде, чем он отчитается перед своим боссом? Потому что ты практически сказал о’Ши съесть кучу дерьма. Микки снова почувствовал жар, опаливший его спину. — Думаю моим членом? — Это все, что ты уловил из этого, серьезно? — Мэнди выглядела озадаченной, прежде чем закатила глаза и рассмеялась. Микки не удостоил это каким-либо ответом. — Микки… послушай, этот парень пришел сюда посреди ночи в таком виде, спрашивая тебя и только тебя, хотя он мог получить ту же информацию от меня в соседнем кабинете или буквально от кого угодно еще в этой проклятой мастерской. Он хотел тебя. Он всегда хочет только тебя. — На что ты, блять, намекаешь? — Микки сглотнул, понимая, что он едва справляется с тем, чтобы прикидываться дурачком в этой ситуации. Он знал. Мэнди видела. Микки знал, что он в безопасности с Мэнди, со всей своей семьей, теперь, когда его отец (кусок дерьма), был застрелен пять лет назад (горько-сладкий день для них всех…), но он все еще учился быть в состоянии говорить об этом с ними. Игги был худшим, чертовски смущающим. Он хотел как лучше, просто трепал языком. Лицо Мэнди вытянулось от разочарования. — О, Боже, я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Иди исправь это, прежде чем один из нас пойдет заводить свою машину и кончит тем, что взорвётся в ней нахуй, потому что я не хочу никого соскребать с парковки, усек? На данный момент, Микки, блять, имел дело с людьми, которые не воспринимали такое дерьмо всерьез. Мэнди знала об этом лучше, чем кто-либо, она была в курсе, какой ценой им давались эти гарантии, и это точно не включало себя идиотизм вроде утилизации левой машины посреди ночи в такое-то время. Им нужно было выждать, когда все это дерьмо утихнет и копы слезут с хвоста. Он бесцельно указал через плечо Мэнди: — Разве ты не заметила чертову машину без опознавательных знаков, которая следила за нами всю прошлую неделю? Мы не можем так рисковать, Мэнди. Все, что попадает во двор, прямо сейчас должно быть законным. У нас должны быть документы, у нас должны быть чертовы доказательства, что у нас нет нелегальной хуйни! Я не буду этого делать, они не ступят ни одной гребаной ногой в мой двор с этой машиной! Сестра одарила его медленной, но херовенькой улыбкой, подошла к его столу и наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Ну хорошо. Почему бы тебе не натянуть свои штанишки большого мальчика, забрать это дерьмо хер знает куда, сломать его, к чертовой матери, самому, скинуть его в яму и уничтожить. А потом… получить оплату. — Ты такая сука, — усмехнулся Микки. Конечно, она будет использовать его собственные слова против него. — Я знаю, научилась этому у тебя, — она кивнула. — О, и пока ты этим занимаешься… Я знаю, что ты не смешиваешь работу с личной жизнью, но эта словесная прелюдия, которую ты затеял с Йеном, утомительна, просто трахни его наконец. — Какого хрена ты говоришь?.. — Я сказала, что ты ссыкло! — Мэнди громко оборвала его, выходя за дверь. *** Когда Микки добрался до парковки, он чуть не развернулся, чтобы уйти обратно. — Ты что, блять, издеваешься? Галлагер стоял, прислонившись к своей машине, которую он вызывающе припарковал прямо за грузовиком Микки. Его руки были спрятаны в карманах красивых брюк, а на лице расплылась самодовольная ухмылочка. Микки мог думать только о том, как вмазать по напыщенному лицу этого красавчика. — Знал, что ты передумаешь, — пожал плечами Йен. — Поэтому ты забаррикадировал меня? Йен повернул голову, чтобы посмотреть на грузовик Микки, и снова уклончиво пожал плечами: — Вы, русские, такие дерганые. — Видишь ли, я собирался тебе помочь, — Микки подошел к Йену, пожимая плечами. — Теперь уже нет. — Мик, — Йен склонил голову набок и закатил глаза. — Да ладно тебе, не будь таким. Микки покачал головой и вздохнул. Они не были такими уж друзьями, чтобы Йен мог называть его «Миком», и Йен знал об этом, но он делал это снова. Мягко и очаровательно вытягивая что-то, что Микки зарыл глубоко под кожу, что пугало его до чертиков, независимо от того, насколько сильно он хотел выкопать это для рыжего. И, черт возьми, ему захотелось наложить на себя руки, но его жестокая правда заключалась в том, что он действительно хотел вырвать эту часть из себя и поместить ее прямо в руки Йена. И он ненавидел это. Какая-то его часть задавалась вопросом, как долго они смогут так кружить вокруг да около, прежде чем врезаться. Сокрушительно. Если это вообще случится. — Не делай этого прямо сейчас. — Что не делать? — спросил Йен, когда в вопросе не было необходимости. Вместо ответа Микки просто посмотрел на него, прежде чем бросил в рыжего пачку сигарет. — На улице стоит машина без опознавательных знаков, так что возьми из пачки свернутый листок бумаги и заложи его за ухо, прежде чем закурить сигарету. Йен бросил на него взгляд с немым вопросом, но сделал, как ему было сказано, и вернул пачку. — Это адрес. — Другой мастерской? Микки вытащил сигарету, закурил и бросил зажигалку Йену. — Нет. Но если хочешь покончить с этим, будь на месте в полночь, и мы позаботимся об этом дерьме. Я заеду за машиной утром. Йен с облегчением расслабил плечи. Он провел рукой по рыжим волосам и выдохнул: — Спасибо тебе. Черт побери! Почему ему нужно было так выглядеть? Йен остановился и медленно улыбнулся Микки, снова поблагодарив его, на этот раз мягче. — Не благодари меня пока, — немного поддался Микки, усмехнувшись, в этот момент действительно позволив себе взглянуть на рыжего. Он выглядел чертовски хорошо в этом костюме, он всегда так выглядел, и Микки обычно не велся на таких пижонов, за исключением случаев, когда именно этот придурок появлялся в его мастерской. — К тому времени, как я с тобой закончу, ты уже будешь чертовски измотан. Йен замер, и Микки издал тихий смешок. Он ничего не мог с собой поделать, Йену даже не хватило смекалки, чтобы ответить или направить на Микки какое-либо напускное негодование. Все, что вырвалось изо рта рыжеволосого, было хриплое: — Что ты сказал? — Ты мне помогаешь, — безапелляционно сказал Микки Йену. — Поэтому надень что-нибудь… не такое. — Подожди… что? — Йен снова взял себя в руки, нахмурив брови. Микки молча подошел к заднему сиденью своего грузовика, открыл дверцу, схватил что-то и швырнул в грудь Йена. Это был комбинезон и рабочие перчатки. — Если ты охуеть как хочешь, чтобы это было сделано, будь готов испачкать свои руки. Йен усмехнулся, отбрасывая сверток назад. — Черта с два. — Хм, — Микки сунул его под мышку, — Нет, я думаю, тебе придется. Я не позволю никому из моей мастерской, кроме меня, притронуться к этой машине в текущей ситуации… так что, мне нужно, чтобы ты стал, блять, наконец мужиком и помог мне помочь тебе. Уяснил? — Он бросил вещи обратно Йену. ***** Думаю, что в целом картина ясна, но на всякий случай, давайте проясним ситуацию: Йен — член какой-то гангстерской ирландской группировки в Чикаго, а Микки — механик, помогающий криминальным структурам заметать следы некоторых преступлений. В частности — безвозвратно уничтожать «паленые» машины. Автор не уточняет, есть ли у Йена акцент, но предлагает, при желании, это представить.