Спас? А теперь - беги!

Если бы не Снейп, который с завидным постоянством являлся Гарри в мокрых снах, смущая, лишая покоя и раздражая до белого каления, можно было бы смело сказать: летние каникулы проходили не так уж и плохо. Последствия сильнейшего магического выброса почти не давали о себе знать — разве что пару раз настигали ночные кошмары об их безрассудной авантюре в Министерстве, да и те прогнал призрачный Снейп, явившийся вместе с остальными членами Ордена выручать попавших в беду студентов. Гарри, правда, не мог с уверенностью утверждать, что предпочел бы в данный момент: продолжать метаться по подушке от кошмаров или дрочить как безумный, вспоминая тонкий горбоносый профиль в обрамлении черных как смоль волос. Порой Гарри не без содрогания думал о том, как отреагировал бы Снейп, узнай, чье имя выстанывает его самый ненавистный ученик, выплескиваясь себе в кулак под одеялом. Скорее всего, если бы такой кошмар действительно случился, одними отработками у Филча, да бесконечными чистками котлов, Поттер бы точно не отделался. Со Снейпа вполне сталось бы проклясть его или даже отравить медленно действующим ядом, а потом с мстительным удовольствием наблюдать за мучениями наглого гриффиндорца, осмелившегося мечтать о своем профессоре в «том самом смысле». И хотя именно Снейп выхаживал Гарри после выброса сырой магии, буквально не отходя при этом от его постели, но, возможно, он лишь исполнял волю Темного Лорда, собиравшегося лично расправиться со своим смертельным врагом. От всех этих мыслей голова у Гарри шла кругом. Отказываясь признать очевидное и называть вещи своими именами, он совершенно запутался в собственных чувствах к Снейпу, а тут еще эти мордредовы сны, от которых Гарри неизменно просыпался перевозбужденным, ни капельки не отдохнувшим и с неприятной коркой подсыхающей спермы на животе! К слову сказать, в его видениях Снейп никогда не приближался к нему, ничем не провоцировал и вообще не обращал ни малейшего внимания. Обычно он просто занимался будничными делами: сидел за письменным столом, проверяя громоздившуюся перед ним гору эссе, или, стоя вполоборота, что-то помешивал в котле. Гарри и сам не мог понять, почему при одном взгляде на бледное некрасивое лицо у него сводило внутренности от желания, а рука сама тянулась к члену. Именно из-за проклятого Снейпа Поттер не слишком обрадовался, когда всего через две недели после начала летних каникул был вынужден перебраться в «Нору». В любое другое время он не поверил бы своей удаче: покинуть ненавистный дом на Тисовой на полтора месяца раньше срока! Но представив, что ему придется целых шесть недель делить спальню с не отличавшимся особенной деликатностью Роном, Поттер заметно скис. Словно подтверждая его худшие опасения, в первую же ночь, когда Гарри не очень умело наложил на себя чары Конфиденциальности, храп на соседней постели внезапно оборвался, и Рон спросил сонным голосом: — Неужели она тебе так нравилась? — Кто? — хрипло выдохнул Гарри, моментально прекратив мерно водить рукой по возбужденному члену и пытаясь сообразить, какого ответа ждет от него Рон. — Чанг, — зевнул Уизли. — В школе на нее дрочил и сейчас не перестаешь. — Рон, — возмущенно прошипел Гарри, — мы с Чжоу расстались! — Ты-то, может, и расстался, а вот ОН, — Поттер готов был поспорить, что Рон мотнул головой в направлении вздыбленного в районе паха одеяла, — так не считает. — Сделай одолжение, Рон, заткнись! — теряя остатки самообладания, процедил Гарри. — Ладно, ладно, — миролюбиво буркнул Уизли, — не буду тебе мешать мечтать о твоей Чанг! Только смотри — мозоли не натри! — и, проявив поистине чудеса отнюдь ему не свойственной деликатности, отвернулся к стене. После подобного напутствия продолжить прерванное приятное занятие смог бы, наверное, лишь бесчувственный чурбан. Гарри, к несчастью, таковым не являлся. Промучившись еще час или два и так и не заснув, он напялил на пижаму халат и, моля Мерлина, чтобы навстречу не попался кто-нибудь из многочисленного семейства Уизли, обреченно потопал в ванную комнату. Так как уговорить Снейпа исчезнуть из его снов не представлялось никакой возможности, а необходимого в столь пикантной ситуации зелья под рукой не имелось, Гарри принял единственно правильное в данных обстоятельствах решение: он научился ставить чары Конфиденциальности. Да так, что ори он хоть во все горло, никто бы ничего не услышал. Впрочем, если бы не эти изматывающие сны, Поттер был бы вполне доволен жизнью. Разумеется, они с Роном и примкнувшими к ним Гермионой и Джинни помогали Молли по хозяйству, но, в отличие от дома на Тисовой, где Гарри частенько ощущал себя помесью раба и домового эльфа, делал он это от чистого сердца и с удовольствием. Гарри порой и сам удивлялся на себя. После череды трагических событий, произошедших одно за другим в самом конце учебного года, ему по всем законам логики полагалось впасть в уныние и думать лишь об утрате близкого человека, а еще о перспективе совсем скоро сразиться не на жизнь, а на смерть с величайшим темным волшебником современности. Он же наслаждался кулинарными шедеврами миссис Уизли, беззаботно болтал с друзьями, играл с Роном, Джинни и близнецами в квиддич, в общем, вел себя не как смертник, чья судьба была заранее предопределена пророчеством, произнесенным много лет назад чудаковатой Трелони, а как самый обыкновенный подросток. Иногда ему даже становилось стыдно за то, что он совершенно не тоскует по Сириусу или не строит планов эпической битвы со злом, как, наверное, ожидал от него Дамблдор. Нет, Гарри, безусловно, был благодарен Блэку за дом на площади Гриммо, оставленный ему по завещанию, но этим все чувства к крестному и ограничивались. Подслушанный прошлым летом разговор между Сириусом и Ремусом положил конец тому безмерному доверию, которое Поттер питал к крестному. Гарри мечтал о друге, взрослом и ответственном, ему требовался человек, с кем он мог бы посоветоваться в трудную минуту, а вместо этого оказалось, что Блэк видел в нем бледную копию Джеймса Поттера и жаждал поскорее затащить в свою постель. Вот почему Гарри ощущал не боль от потери, а одно лишь облегчение, и продолжал корить себя за душевную черствость, на людях старательно изображая, что искренне скорбит по Сириусу. Вероятно, узнай о его манипуляциях Снейп, он бы поразился тому, как виртуозно «этот бесхитростный болван Поттер» научился обманывать окружающих. Может, именно поэтому Распределяющая шляпа в свое время намеревалась послать Гарри на Слизерин? * * * В первые несколько дней учебного года странные, будоражившие душу и тело сны о Снейпе внезапно резко пошли на убыль. Гарри не особенно скучал по ним. Ему и без того было о чем подумать: загадочное, если не сказать подозрительное, поведение Малфоя в «Горбин и Бэркес», а затем и в Хогвартс-экспрессе, дополнительные занятия, которые собирался давать ему Дамблдор, — все это на какое-то время вытеснило из его головы навязчивые мысли о Снейпе. Так продолжалось ровно до того дня, когда в руки Поттера попал старый потрепанный учебник, принадлежавший некоему Принцу-полукровке. То, что с этим учебником далеко не все так просто, Гарри догадался на первом же уроке Зельеварения. В тот раз ему, единственному из всего класса, удалось пристойно сварить Напиток Живой Смерти. Разумеется, готовить зелье под одобрительным взглядом смахивавшего на моржа профессора Слагхорна было гораздо комфортнее, чем чувствовать себя полным болваном из-за бесконечных едких замечаний Снейпа, но Гарри прекрасно понимал: своим триумфом он обязан отнюдь не кадровым перестановкам в Хогвартсе, а неизвестному студенту, нацарапавшему на полях учебника совершенно бесценные указания. Именно благодаря подсказкам, найденным в книге таинственного Принца-полукровки, записанным смутно знакомым почерком, Гарри неожиданно выбился в лучшие ученики и своими успехами затмил даже умницу Гермиону. * * * Через несколько недель Поттер обнаружил, что чтение учебника перед сном вошло у него в привычку. Он, конечно, замечал неодобрительные взгляды, которые порой бросали на него Гермиона и Джинни, явно заинтересованная в его более пристальном внимании, но ему было все равно. Поттер не уставал поражаться, каким невероятно сильным и талантливым волшебником являлся загадочный Принц. А ведь речь шла о шестикурснике! Кроме того, Гарри мучили сомнения: он совершенно точно уже видел этот угловатый, летящий почерк, однако никак не мог вспомнить — где. И в довершение всего Снейп снова начал сниться ему, только теперь он не сидел за столом и не занимался своими зельями, а учил Гарри сражаться на магической дуэли. — Вы неправильно держите палочку, Поттер! Противник при первом же выпаде раскусит ваши намерения, болван вы этакий! Давайте я покажу, как надо! Снейп подходил к Гарри, становился за его спиной и дотрагивался до руки, сжимавшей волшебную палочку. Гарри чувствовал, как от этого по всему телу бегут мурашки. Хотелось податься назад и вжаться в тело Снейпа, ощутить его тепло, его запах... Он вскрикивал и просыпался с каменным стояком, ненавистью к Снейпу и отвращением к самому себе. * * * В середине октября Гарри внезапно получил ответ на мучивший его вопрос о том, кто же такой загадочный Принц-полукровка. Накануне Снейп особенно зверствовал на уроке ЗОТИ. Он разбил всех на пары и заставлял снова и снова отражать невербальные заклинания противника. К концу занятия более-менее приличного результата достигли лишь Драко (за что Снейп поощрил Слизерин двадцатью баллами) и Гермиона. Впрочем, ее успехи остались незамеченными, а когда разозленный такой вопиющей несправедливостью Рон прошептал Гарри на ухо несколько весьма нелестных для Снейпа эпитетов, Гриффиндор тут же лишился тридцати баллов. Кроме того, им задали длиннющее эссе о преимуществах невербальных заклинаний. Гарри просидел над исписанным свитком пергамента до двух часов ночи. Первой, подхватив на руки Живоглота, покинула общую гостиную Гермиона. Рон еще полчаса мужественно скрипел пером, время от времени бросая на Поттера умоляющие взгляды и зевая так широко, что едва не вывихнул себе челюсть, но в итоге тоже не выдержал, собрал свои письменные принадлежности и, пожелав другу «не заснуть над мордредовым эссе», отправился спать. Гарри остался в полном одиночестве. Раз или два сон уже почти сморил его, но стремление непременно получить у Снейпа приемлемую оценку пересиливало усталость. Поттер понимал, как жалко и наивно он выглядел со стороны. Его глупая юношеская влюбленность была совершенно не нужна Снейпу. Возможно, узнай он об этом, то высмеял и унизил бы Гарри перед всем классом. Гарри не сомневался, что Снейп способен на подобную подлость, учитывая, как он относился к нему с самого начала учебы. И тем не менее, вопреки всем законам логики и здравого смысла, Поттер жаждал доказать Снейпу, что он не болван и не абсолютное ничтожество. А для этого вознамерился написать мордредово эссе как можно лучше, даже если придется корпеть над ним всю ночь. В какой-то степени усилия Гарри не пропали даром. Вместо уже ставших привычными «Слабо» и «Отвратительно» его эссе удостоилось неожиданного «Удовлетворительно». Разумеется, Гарри рассчитывал на оценку повыше, но для начала и это было весьма неплохо. Разглядывая выведенные на полях пергамента комментарии, подчас довольно едкие и неприятные, Поттер вдруг с невообразимым волнением осознал, что ему знаком этот почерк. Дождавшись окончания занятий, он опрометью кинулся в спальню и достал из-под подушки учебник Принца-полукровки. Сомнений не оставалось: бесценные подсказки, так помогавшие Гарри на уроках Зельеварения, и ядовитые замечания, испещрявшие его эссе, писал один и тот же человек: Снейп. Это открытие как громом поразило Гарри. Теперь отвратительная сцена, подсмотренная им в Омуте памяти, показалась ему еще более мерзкой. Заклинание «Левикорпус», которое использовали в тот день против Снейпа, Поттер совсем недавно прочитал на полях учебника, принадлежавшего Принцу-полукровке. Это было заклинание, изобретенное самим Снейпом, а затем, по всей видимости, украденное у него. Ничего удивительного, что Снейп так разъярился, когда его побили его же оружием! Отныне Гарри еще больше дорожил своим старым потрепанным учебником по Зельеварению. Он стал точно незримой, но очень прочной нитью, связывавшей Поттера с объектом его тайной юношеской страсти. Рон частенько беззлобно подтрунивал над Гарри, утверждая, что тот пошел еще дальше Дина и Симуса, умудрившись влюбиться даже не в мужчину, а вообще в неодушевленный предмет. Знал бы Рон, насколько он был близок к истине, то, наверное, искренне бы оскорбился и обиделся, ведь Гарри, изо всех сил отрицавший свою ориентацию, начал оказывать знаки внимания Джинни, и та с радостью отвечала ему взаимностью. Поттер прекрасно понимал, что не испытывает к ней и сотой доли тех чувств, которые обуревали его при виде Снейпа. Джинни была классной девчонкой, можно сказать, своим парнем, замечательно играла в квиддич и не жеманничала, как прочие ее сверстницы. Она действительно в будущем сделала бы Гарри счастливым, если бы не одно но: он любил другого. И не смел признаться в этом ни единому человеку. Порой Гарри казалось, что его попросту околдовали или опоили. Ничто: ни известие о предательстве, которое Снейп совершил по отношению к его родителям, ни даже страшное убийство Дамблдора, произошедшее у него на глазах, — не сумело охладить его чувств. Гарри понимал, что по всем законам логики должен теперь испытывать к Снейпу лишь презрение и ненависть, но это было не так! В то самое время, когда весь остальной магический мир оплакивал смерть великого светлого волшебника, сердце Гарри рвалось от боли и горечи из-за Снейпа, ставшего для всех мерзавцем и изгоем. И это мучило и сжигало Поттера изнутри ничуть не меньше, чем необходимость исполнить мордредово пророчество. Отправляясь в практически безнадежное странствие на поиски крестражей, Гарри думал не о том, что совсем скоро ему предстоит умереть или стать убийцей, а исключительно о разлуке с человеком, при одной мысли о котором в его душе все переворачивалось.