***
Ния забежала в высотку невероятно быстро и направилась к лифту. Стеклянный лифт зеркал не имел, а потому Смит достала телефон и начала приводить себя в порядок. Потому что он любит, чтобы все было идеально. Наконец, когда лифт приехал, Смит кинула сумку на стол, схватила папку со стола, поправила юбку и, постучав, вошла. — Смит, вы опоздали. — холодно произнес молодой человек, сверля взглядом брюнетку. — Извините, я была с подругой. Мы давно не виделись… — начинает оправдываться, но он пресекает ее попытку, подняв руку. — Смит, меня это не интересует. Вы должны работать, а если ситуация непредвиденная, то хотя бы сообщить мне о ней. Вы заставили меня ждать, а затем отчитывать вас. Таким образом, мы теряем 10 драгоценных минут. Смит вздохнула и опустила голову вниз, склоняясь и прося прощения у начальника. Дыхание ее замирает, когда она поднимает взгляд на парня и произносит, дрожа и неуверенно: — Руми вернулась. Руми, Харуми Гордон. Ллойд на секунду замер, а затем ухмыльнулся. — Теперь ясно, почему вы задержались. Но, поверьте, это не причина, по которой вы имеете право заставить меня ждать. Смит, я могу вас уволить и записать в ваше личное дело замечание. — Пожалуйста! Не нужно! Если вы это сделаете, то практика будет загубленная, и я не смогу закончить с красным дипломом. — произносит Ния, прекрасно зная, что он в курсе всего этого. — Ния, — обращается он к ней по имени, — Я вас прощу. Не ради вас, вашего брата, или вашего жениха. Ради вашей подруги. Как никак, мы все ждали ее возвращения, но, как я понимаю, не многие знают о нем? Так вот, — он улыбается, — Дело в том, что я и мисс Гордон должны были поужинать сегодня, но так получилось, что я задержусь сегодня на примерке костюма, а потому ее нужно предупредить, но номера она своего не оставила. У вам, как я понимаю, должен быть ее номер. Смит кивает и подходит к дубовому столу шефа. Она берет белоснежный листок и аккуратно выводит цифру за цифрой, после отдает листок парню. Тот ухмыляется. — А теперь, Смит, — ухмылка сменяется презрением. Каждое слово, словно ледяная вода, которой тебя обливают раз за разом, — вернемся к вашему отчету. Когда бледная Смит ушла, обещая перепроверить весь архив, как наказание за опоздание, Ллойд достал мобильник и набрал знакомый номер. — Да, Ллойд. — зевнули в трубку. — Ты что-то хотел? — Да, — блондин зло усмехнулся, — Почему это ты мне не рассказал о приезде своей сестренки? Человек на том конце замер. — Как ты узнал? — Ох, Джей, — хмыкает тот, — Я же не дурак. Было глупо скрывать это. — Ллойд, не смей и пальцем ее тронуть! Я тебя предупреждаю! — срывается Гордон-старший. — Хах, иначе что, Джей? — ухмыляется блондин. — Это вы нарушили договор, а не я. Поэтому я имею право делать то, что хочу. — Монтгомери! — кричит Гордон. — Ты разве не помнишь, что было после последней вашей встречи? Монтгомери улыбнулся. — Я такого больше не допущу. И пафосно сбрасывает звонок, ухмыляясь. Этой встречи он ждал слишком давно, слишком скучал по ней, слишком был зол на Джея, а потому насладиться хочется неимоверно сильно.***
Руми улыбнулась и отложила в сторону телефон, мотая головой. Джей такой же параноик, каким был. Он слишком сильно волнуется о сестре, кажется, совсем не понимая, что она уже давно не маленькая девочка (, а учитывая, что юрфак закалил ее характер, то можно за нее не волноваться и вовсе!). Девушка разочарованно вздыхает, вспоминая, что никакой юрфак не входил в ее планы. Девять лет назад она планировала (и даже поступила!) на журналистику. Жаль, что планы поменялись слишком стремительно и резко. Гордон вздыхает, отбрасывая все эти мысли. Нельзя вспоминать о жизни девять лет назад, иначе она снова сбежит, снова замкнется в себе и снова… Нет! Стоп! По дому эхом проносится звон, и Харуми, недоумевая, кто же пришел, ведь адрес она никому не давала, идет открывать входную дверь. Она застывает и бледнеет, а внутри все резко обрывается и ломается. — Вот я и нашел тебя, Руми. Впустишь? Ллойд улыбается, протягивая какой-то букет (Руми он сейчас не так важен, но позже она отметит, что это ее любимые лилии), и заходит в квартиру. Он бредет за ней на кухню, где вальяжно садится на стул, блуждая взглядом по маленькому телу напротив, задерживаясь на открытых ключицах и молочной шее. — Я скучал. — холодно произносит он, оглядывая ее еще раз. Харуми вжимается в стул, пытаясь слиться с мебелью в кухне. Жаль, что не выходит и Ллойд все равно ее видит. Она не знает, что ей делать в этой ситуации. Предложить чая? Выгнать прочь? Обнять? Конечно, она замечает, как он изменился, и, естественно, лишь в лучшую сторону. Такие же широкие плечи и сильные руки, копна волос пшеничного цвета и изумрудные глаза, в которых можно утонуть, но… Но глаза его утратили былой блеск, а взгляд стал надменным, холодным и презрительным. Слишком, слишком, слишком. Сердце Руми бешено стучит о ребра, грозясь их поломать, ладони потеют, потому девушка сжимает в кулаках подол футболки. Она кусает губы, отводит взгляд и боится дышать. Ей страшно, неловко и неуютно. Слишком. Слишком. Слишком… Ллойд усмехается, замечая все это, вальяжно откидывается на спинку стула, не сводя с девушки глаз, и стуча пальцами о поверхность стола. Его улыбка становится шире, когда он слышит ее быстрое дыхание, когда он видит ее приоткрытые губы. Она, и вправду, выросла лишь пропорциями тела, в целом все осталось как и было девять лет назад: волосы по прежнему молочного цвета, глаза голубые, как и небо за окном, губы такого же вишневого цвета и естественно пухлые, как он и любит (Монтгомери готов рассмеяться, вспоминая угрозы Харуми перекрасить волосы или сделать пирсинг. К его счастью, она не испортила ни нежную кожу, ни волосы). На ней огромная футболка старшего брата и шорты. В этом она все также сексуальна, красива и женственна. И именно это Ллойд считает истинной красотой — выглядеть прекрасно всегда и везде, несмотря на одежду и обстоятельства. Что уж греха таить, именно Руми задала стандарты его идеальной девушки, но, опять же, только она и может их все воплотить в себе, даже не подозревая об этом. Поэтому Ллойд встречался лишь с теми, кто подходил хотя бы по трем пунктам. — Прости меня, Руми. — произносит он, вставая со стула. Он так устал от всего этого дерьма между ними, что тошнит уже. — Я должен был тогда успеть. Поверь, я до сих пор виню себя в том, что произошло. Мне стоило… Я должен был тебя догнать. Прости меня. — Уйди. Пожалуйста. Уйди. — прошептала Руми, закрывая лицо ладошками. — Черт… Хватит уже, Руми! Девять сраных лет прошло! Отпусти и забудь, блять! — Отпусти и забудь, да? — хмыкнула девушка, вставая со стула. — Ллойд, меня похитили! Избивали и накачивали наркотиками! Меня изнасиловали, Ллойд! И ты говоришь мне отпустить и забыть? Боже, я только начала нормально спать, без гребаных кошмаров, начала жить нормально. А тут заявляешься ты — тот из-за кого все это дерьмо случилось — и просишь меня отпустить и забыть! Ты даже не изволил за все эти девять лет связаться со мной! — Ты не забыла, что тебя от меня спрятали, м? Мне, блять, запретили с тобой общаться! Пересекали любыми мои попытки выйти с тобой на контакт! Но ты еще и истерила, мол я такой плохой! Руми, хватит винить меня в том, в чем я не виноват! Ты думаешь, что я так был счастлив от факта, что моя бывшая похитила тебя? — Пошел прочь! Немедленно! Иначе я вызову полицию! Ее прижимают к стене, да так что синяки точно останутся, ибо этот шлепок был слышен, кажется, во всей квартире, заводят руки за спину и целуют. Харуми опешила, явно не ожидая такого исхода. Что-то внутри отчаянно завопило и взорвалось тысячью бабочек, но сил на ответ или протест у Руми не было, а потому она просто стояла, заостряя внимание на боли от удара о стену, что, кстати, знатно так помогло ей не потерять рассудок. Ллойд, не насытившись любимыми губами, чуть не рассмеялся с обиженной, покрасневшей «моськи» девушки напротив. Правда вся его радость пропадает, когда он видит слезы в глазах любимой. И тут до него доходит, что все это было слишком. Он ворвался в ее жизнь, напомнил о прошлом, о котором лучше не напоминать, и разрушил все барьеры и рамки, поцеловав ее. Ей на душе мерзко, там, внутри, мелкий, противный дождик моросит, превращая почву под ногами в грязь. Черт… — Прости меня. Прости. — тихо произносит он. — Прости, Руми. Блондинка скатывается на пол, также беззвучно рыдая. Она была готова к разговору, знала же, что Ллойд придет, что найдет, что захочет поговорить о прошлом, но к поцелую была не готова. Все стены, за которыми прятала чувства, сломались, а на губах такой странный привкус фисташкового мороженного. Она знает, что винить Ллойда — последнее дело, но ей страшно до чертиков подпускать его к себе. Потому что не хочет повторения прошлого, потому что боится, что они опять застрянут в статусе «друзья», что она опять будет страдать. Собирается с силами и произносит тихим, дрожащим голосом: — Я знаю. И давно простила тебя. Было глупо обижаться, ведь ты не виноват в этом. Я ведь знаю, что ты тоже меня искал… Знаю… — Мне можно тебя обнять? — спрашивает Ллойд. — То есть, для поцелуя тебе разрешения не нужно было, для объятий… — Руми смеется, накрывая ладонью губы. Ллойд театрально хмурится, подползает к ней и обнимает, вспоминая их детство, когда он мог всегда обнимать свою любимую вишенку и никакое разрешение не нужно было. Вскоре, когда всхлипы прекращаются, решено было перемещаться с пола за стол, ибо желудок девушки дал о себе знать. Благо Гармадон принес с собой не только цветы, но и пиццу, по которой Руми скучала чуть ли не больше, чем по родному городу. — Откроешь мне секрет? — спросил зеленоглазый, смотря на девушку напротив, что старательно нарезала пиццу. — Почему ты все-таки вернулась? Неужели по мне соскучилась? — Ну… И это тоже… — пожала плечами синеглазка, закончив с пиццей и разлив вино по пластиковым стаканчикам, девушка улыбнулась. — Я новый вице-президент. Ллойд поперхнулся, а взгляд его стал холодным и тяжелым. — Что? Джей совсем уже отупел? Тебя же сожрут! Ладно еще ко мне, или к Каю, но не к вам же! У вас такие «прекрасные» директора. — Ллойд, это не он решил так. А совет директоров и акционеры. Ты же знаешь, что последних трех вице-президентов Джея уволили… Ну вот и решили, что неплохо бы меня на эту должность поставить. Ни у меня, ни у него выбора не было Блондин сжал кулаки, сдерживая всю злость, что была в нем. Он не может сейчас перейти грань, но и не может допустить назначения Харуми. Его зеленые глаза смотрят на хрупкую девушку, он понимает, что Руми пережила слишком много, и он понятия не имеет какого ее приписали к этой должности, учитывая прошедшие девять лет и ее психологическую травму. — Не злись. Ее руки касаются его плеч и умело разминают, пока он нехотя расслабляется. Ему нужно продумать план действий, а он сидит здесь и отдыхает. «Первый раз за эти девять лет по настоящему» — Уроки массажа. Восьмой класс. — поясняет блондинка. — Вы с Джеем играли и очень часто уставали. Вот я и решила научиться вас расслаблять после напряженной игры. — Как же я жалею, что бросил футбол… Когда девушка закончила и присела за стол, Монтгомери поднял «бокал». — За твое возвращение! Девушка кивнула и, стукнув стаканчики, они отпили содержимое. Руми сжала глаза и немного прокашлялась, а Ллойд внезапно искренне рассмеялся, утягивая за собой и блондинку. — И даже не смей это произнести! — погрозила кулаком Харуми. — Девять лет прошло, а ты так и осталась вишенкой маленькой! — хохотал Ллойд. Харуми кинула в него первую попавшуюся подушку и отвернулась, пока парень хохотал. Девушка не сдержалась и снова рассмеялась. — Как давно ты так не смеялся? — спросила Гордон. — Ну… Особо, знаешь ли, поводов не было. Но и не задирай нос. За эти девять лет я, может и не так много, но смеялся. Она примирительно пожала плечами и взяла кусочек пиццы. Откусила и прикрыла глаза. — Пицца Ниндзяго-Сити… Как же я соскучилась по ней! Ллойд скептически смотрел на сие представление и нехотя взял кусочек. Он откусил и, внезапно для самого себя, повторил за Руми, но в отличии от девушки, он быстро съел первый и приступил к поеданию следующего. Харуми невольно засмотрелась на парня, так живо уминающего совершенно обычную пиццу. Он вымазался соусом, но не обращал внимание, чем возвращал блондинку в детство, когда они могли поедать пиццу и просто болтать… *** Ллойд часто гостил у Гордонов, что неудивительно, учитывая крепкую дружбу их родителей. Они с Джеем потому и сблизились: оба всегда были рядом, увлечения схожи, как и жуткая неприязнь к родителям из-за их банального неучастия в жизни детей. Зеленоглазый к десяти годам уже частенько ночевал у Гордонов, что радовало и Джея, и его сестру. Вообще, Ллойд не сразу понял, что Джей и Харуми кровные родственники. Разница слишком в глаза бросалась: они ведь абсолютно разные, лишь глаза похожи. Но из всех тех различий между ними Ллойда удивляли именно волосы Гордон. Не каждый день встретишь беловолосую девочку, причем не крашенную. Джей объяснял все просто — у Руми чего-то там в волосах не хватает, вот они и белые. Сам же Ллойд побаивался Харуми — уж слишком она умная и педантичная была для своих лет. Вот и избегал ее зеленоглазый, чем очень огорчал девочку. Ей-то Монтгомери очень понравился: высокий, статный, пшеничные волосы и такие яркие и озорные зеленые глаза. Он казался ей принцем и было очень приятно мечтать и представлять себя его принцессой. Вот только он игнорировал ее, играя только с Джеем. И ведь сначала Гордон думала, что дело в том, что она — девочка, а он — мальчишка. Но Ллойд общался с другими девочками. И тогда Харуми бросила все попытки дружбы, стараясь оставаться в стороне, незаметно наблюдая и восхищаясь им. Им было лет семь-восемь, когда Гармадон проходя мимо комнаты, Харуми остановился, услышав тихое пение. Он подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь. Его поразила расцветка комнаты — нежно зеленая. Все девочки, которых Ллойд знал, выбирали розовые тона. Да и обстановка у них отличалась. У Руми не было кукол, зато была пара мягких игрушек, был огромный рабочий стол и мягкая кровать, а еще зона для просмотра телевизора и мягкий ковер. Сама же девочка сидела на стуле за столом, что-то рисуя. Его заинтересовал рисунок девочки, и он, храбрясь, зашел, как ему показалось, вальяжно и непринужденно, в комнату. Харуми дрогнула и повернулась к нему лицом, взирая на него синими глазами. — Ллойд? — удивилась она, моргая и не веря своим глазам. — Уже обед? — Н-нет… — покачал головой мальчик. — Мне стало интересно, что ты рисуешь? Девочка понимающе кивнула и слезла со стула. Она подкатила еще один и пригласила Ллойда сесть рядом. Зеленоглазый принял приглашение и сел, взирая на лист бумаги, разрисованный карандашами. — Что это? Море? — спросил он. — Да, это иллюстрация к моей книге. Я хочу писать книги, когда вырасту. — улыбнулась она, а у блондина внезапно застучало сердце и щеки покраснели. — Мне нравится! — смущаясь непонятно отчего и почему, произнес Ллойд. Харуми внезапно достала платок и вытерла губы мальчика, улыбаясь и извиняясь. — Прости, я просто чистюля. После этого они сблизились. причем очень сильно, и уже играли втроем. Лет в двенадцать им начали давать деньги на личные расходы за хорошую учебу. В первый раз они решили заказать пиццу совершенно случайно. Просто позвонив, они растерялись и взяли то, что им предложили. К слову, пицца была восхитительна, и они еще не раз заказывали там еду, что стало настоящей традицией, которую Ллойд, даже на протяжении этих самых «девяти лет» поддерживал, заходя в кафе раз в неделю. *** Харуми внезапно схватила влажную салфетку и протерла губы Гармадона, вызывая у того улыбку. — Ты все еще чистюля? — спросил зеленоглазый. — Что-то все же не меняется. — улыбнулась она. Их взгляды встречаются, а она все еще рядом с его лицом. Она кусает губы, пока он пытается сдержать себя. И вот, когда он срывается, а она уже и сама тянется к нему, раздается звонок телефона. Ллойд нехотя отвечает, срываясь на секретаршу. — Черт тебя побери, Смит. Если ты позвонила мне без веской причины, то я клянусь, что я тебя… — он видит смеющуюся Руми и больно щипает ту за руку, на что Руми показывает язык и закрывает бутылку вина, убирая ее в холодильник. — Эх, Смит… Тебе повезло. — вздохнул Ллойд, наблюдая за девушкой. — Завтра решим, что с этим делать. Пока. — Смит? Ния? Так она у тебя практику проходит? — Ага, к сожалению. — кивает Гармадон. — А почему у тебя? Не у Кая или Джея? — Эти болваны ее ничему не научат, Кай будет строить из себя «крутого» босса, а Джей зажимать во всех углах. Поэтому они свалили эту ее на мои плечи, убедив, что это лучшее решение, засыпали комплиментами. Мне стало ее жаль. С кем я только дружу… — Ллойд по-доброму смеется. — Я подобного от этих двоих и ожидала. — пожимает плечами та, улыбаясь.