***
На часах за полночь. В квартире холодно и темно. Белые волосы хозяйки разбросаны на подушке, по лицу струится пот, а маленькие кулачки сжимают простыню, она вся, такая до ужаса маленькая и хрупкая, мечется по постели, поджимая длинные тонкие ножки под себя, пока бедное розовое одеяло покоится на холодном паркете. «Это так противно, ты зовешь его каждый раз, хотя должна ненавидеть.» Этот голос. Снова преследует. Снова возвращает назад, лет так на девять, туда, где сплошной ад, туда где больно и страшно, и холодно, и легкие горят, туда где ты — просто пыль, где ты никому не нужен, потому что ты лишь никто, а звать тебя никак. Она распахивает глаза, выдыхая, ибо во время кошмара, кажется, забыла, как дышать, впиваясь в темноту напуганным взглядом, и принимает положение сидя. Все тело сотрясается от страха и тошноты, так жадно подбирающейся к горлу, а пальцы пытаются найти синяки, шрамы, ссадины и кровь, но кожа такая же нежная и нетронутая, что пугает еще сильнее, нет ран, нет крови, нет боли и нет липкой пелены, сковающей разум. Она вздыхает слишком легко, внезапно понимая, что был всего лишь сон, поэтому расслабляется, утирая редкие слезы, что прорвались и стекают по щекам, но, вытирая пот с лица, чувствует нечто теплое и с ужасом понимает, что нет, это не слезы… Свет лампы освещает ладонь, на пальцах которой красуются кровавые пятна. Нет… Только не опять. Она быстро бежит в ванную и умывается, но кровь все не останавливается, и Руми чувствует, как сходит с ума, она ведь даже не может понять, реальная ли жидкость вообще окрашивая губы, подбородок и раковину красными пятнами, и когда опасения подтверждаются — Гордон хватает аптечку, ища в ней заветную коробку, которая стремительно открывается, и достает белую баночку. Она высыпает на ладонь небольшое количество красных таблеток и быстро глотает их, забывая о дозировке, о возможном отравлении, так как она только часа три назад выпила бокала три вина, сейчас на это плевать. Действие таблеток начинается уже через минуту, и она расслабляется, препарат действует просто прекрасно, полностью оправдывая свою дорогую цену, но минут через пять к горлу вновь подкатывает тошнота, и, девушке остается лишь ползти к унитазу, дабы отчистить желудок, выблевывая ужин. Ее тело содрогается от рвотных позывов около десяти долгих минут, а запястья нещадно ноют, держа длинные волосы у корней, не допуская их падения вниз. Когда Харуми отпускает, она лишь быстро смывает сие и откидывается на холодную стену, расслабляясь. Пока слезы вновь текут по впалым бледным щекам, падая на белую плитку, с губ срываются только вздохи облегчения и умиротворения. Кошмар закончился. Все закончилось. Когда сознание проясняется, а мокрые дорожки высыхают, и спокойствие и чувство защищенности окутывают душу, Руми направляется к кровати, на всякий случай прихватив из аптечки пачку родного снотворного. Ей не хочется повторения гребанных первых лет, потому любимые таблетки просто необходимо проглотить. Руми засыпает, откидываясь на подушки лишь ближе к трем, думая, что она опять вернулась к тому, с чего начинала.***
— Руми, как насчет кино? Хотя там сейчас откровенная нудятина и порнография, поэтому можно в парке погулять или на пляж съездить, на моей машине… Можно пикник устроить! Или проваляться весь вечер перед телевизором и смотреть сериалы! — Монтгомери загибает пальцы, перечисляя места, улыбаясь так по-детски наивно, отчего бабочки в животе девушки танцуют какой-то танец. — Журналистика, Ллойд. У меня курсы. — произносит Руми, хихикая, нехотя увиливая от поцелуя в щеку. — Да ладно! Пропусти один урок! Ничего же не будет! — пожимает плечами друг, улыбаясь ярко-ярко. Она отрицательно качает головой и выходит из класса, внутри бои выдерживая, ибо бабочки с сердцем сговорились и объявляют разуму войну, потому что всего один пропущенный урок ничего не испортит, а с Ллойдом время провести ой как хочется. Гармадон последний месяц не отлипает от нее, задаривая подарками и нежными касаниями, от чего сердце Гордон радостно стучит о ребра, норовясь все нафиг сломать. Руми ждет только признания, или предложения встречаться, или поцелуя в губы, или совместной ночи не за просмотром фильма точно, и чувствует ведь сердечко и душа, что вот-вот и все мечты исполнятся, что все как в сказке, что «долго и счастливо», потому что так должно быть, потому что эту френдзону сил нет терпеть. — Наверное Ллойд прав. Всего одно занятие же… — тихо произносит девушка, уже шагая обратно к классу. Она не сразу заходит в кабинет, ибо мысли образовали комок переплетенных змей, что даже притронуться не дадут, так о каком распутывании идет речь? Она вдыхает и выдыхает, когда слышит голоса людей, отчего и так неспокойное сердце пропускает удар, замирая, как и его хозяйка. В комнате Ллойд и… Хейзел? — Ты совсем про меня забыл. — произносит она слишком слащаво, отчего мурашки табуном проходят, оставляя неприятное липкое ощущение на теле. — Почему ты так думаешь? — спрашивает Ллойд, даже как-то незаинтересованно. — Ты все время с Харуми. Прыгаешь и бегаешь за ней, как щеночек. Тебе не надоело? — ядовито замечает Хейзел, цокая языком. — Ой, ты же знаешь, что она всего лишь сестра Джея. Между нами ничего нет и быть не может. Стоп… Дыши Руми… Что? Что значит «всего лишь сестра Джея»? Легкие горят, требуют кислорода, но Гордон игнорирует, ей реально не до этого. Появляется дикое такое желание пойти выяснить, разобраться во всем, послать этого козла далеко и надолго, но сердце падает куда-то в глубоко в бездну, образуя дыру. Больно, слишком больно, голова кружится, нечем дышать. Что все это значит? Почему хочется сбежать? Почему ей от былой храбрости и желания пойти и спросить у него все не осталось и следа? Мозг кричит-вопит: «Беги, блять, беги!» Тем временем дверь медленно открывается и из кабинета выходит спокойный Ллойд под ручку с Хейзел, которая улыбается и что-то шепчет на ухо блондину. А Руми просто стоит, держа руку на сердце, пытаясь понять, а бьется ли оно? — Руми? — тихо спрашивает блондин, замирая. Только не говорите, что она слышала… А та поднимает синие глаза, полные боли и мольбы, в которых не вселенные и звезды яркими сотнями, а бездна пожирает чувства, в которых слезы, в которых сожаление (?) . И Ллойд понимает, что крупно так сейчас проебался, что он разбил то, что растила в себе подруга не один год, а он так упорно подпитывал все эти чувства, особенно в последний месяц. — Я тебе все объясню, только выслушай, хорошо? — П-почему? — произносит дрожа, оседая на пол из-за озноба. — П-почему я была настолько глупой? Я напридумывала себе любовь до гроба, а выходит, что даже другом тебе не была. Это так… обидно? — Руми, просто выслушай меня, пожалуйста! — молит Монти, падая на колени перед ней, обхватывая ножки стройный и прижимаясь, смотря в глаза — унижается, потому что у самого все оборвалось от вида любимой девушки. — Дай мне минуту. — Отпусти меня, п-пожалуйста. — шепчет Руми, а в груди все корочкой льда покрывается, потому что боится довериться и расплакаться. Ллойд замирает, дышит через раз, чувствуя, как дрожит, как слезы стекают по щекам, потому что Руми больно, потому что Руми умирает, тонет в боли и отчаянье, а еще жалеет о наличии Ллойда в ее жизни, он видит это в ее глазах. — О-отпусти м-меня! — кричит громко, так что в коридор выходят ученики и учителя, поражаясь данным представлением. — Н-немедленно! Ллойда оттаскивает Кай, держит, пока тот вырывается и смотрит в след убегающей девушке. Самой любимой, самой нужной.***
Ллойд звонит в дверь, улыбаясь уголком тонких губ, перехватывая пакет из любимой кофейни поудобнее. Сна ни в одном глазу, хотя стрелка дорогих часов даже на семерку не указала. Спал он может часа три (ибо после встречи с самым дорогим человеком как вообще можно спать?), потом быстро принял душ и натянул костюм, чтобы уже в шесть сидеть в пустой кофейни, ожидая свой заказ, радуясь, что заведение открывается рано (Ллойд не уверен, что Руми понравится его стряпня), Харуми хотелось накормить чем-нибудь вкусным. О ней вообще хотелось Ллойду заботиться, чтобы исправить все ошибки, совершенные в далекой молодости, потому что никак иначе не жить ему, он всю жизнь любил только ее одну, мечтал лишь о ней, и даже готов был послать к чертям статус и деньги, лишь бы сделать его Вишенку самой-самой счастливой. Через минуту дверь наконец-то открылась, и пред взором зеленоглазого предстала Харуми, милой в розовой пижаме, мило жмурясь и пытаясь убрать волосы, щекочущие нежную белую кожу. — Боже, вишенка, ты только проснулась? — Монтгомери вновь весел, стоит только увидеть любимое личико. — Тебе стоит просыпаться раньше. — Сейчас семь утра, Ллойд, а даже не вступила в должность. Мне можно хоть весь день спать. А тут пришел ты, прервал мои сладкие сны! — она зевнула, потянувшись и открывая полю зрения Гармадона плоский живот. — Так вот, зачем ты приехал ко мне? Завтрак привез? Ты теперь мой личный курьер? Я не против. Заходи. Он улыбнулся, проходя в квартиру и вдыхая сладкий вишневый аромат, радуясь сохранившимся у девушки любимым вещам. Внутри светло и просторно, в некоторых комнатах коробки, которые Руми явно не скоро распакует, а на кухне пахнет мятой. Ллойд раскладывает завтрак на столе, ожидая подругу, попутно проверяя документы, что так заботливо скинула юная Смит. Харуми садится напротив парня, щелкая того по носу, от чего возмущенный столь дерзким поступком молодой человек шлепает ладонью бедро подруги, дуя обиженно губы. — Так, зачем ты приехал? — спросила Харуми, смеясь и подбираясь к стаканчику с кофе. — Я правда не против курьера, но все же. — У тебя нет секретаря. — пояснил парень, глядя на уминающую пончики девушку, тихо радуясь столь приятному зрелищу. Юркий язычок ловко слизывает глазурь, пока Харуми, причмокивая губами, поедает медленно сладость. — Я позвонил Джею, он разрешил мне, президенту первой в рейтинге по стране компании, помочь тебе с выбором. — На самом деле все очень просто. Мой типаж — симпатичные зеленоглазые блондины, у которых помимо мышц есть мозги. Найдешь такого — дай знать. — и подмигивает, отпивая ароматного напитка. — Флиртовать ты, похоже, не научилась. — тихо смеется Ллойд, качая головой отрицательно. — Руми, я абсолютно серьезно. Тебе нужен секретарь. — Я тофе аффолюфно ферьефно! — восклицает девушка, хмуря светлые брови, одновременно поедая свой завтрак. Ллойд пытается быть серьезным, холодным и жестоким, но разве рядом с этим ангелом это вообще возможно? Она же настолько милая, сердце своим ключиком открыла, забралась внутрь и комочком там свернулась, все собой заменяя. Боже, он так сильно скучал по этому ощущению, по родным бабочкам и быстрой чечетке собственного главного органа, что выть и прыгать хочется от счастья. Его Руми здесь, рядом, протяни ладонь и коснешься пушистых молочных волос. Это так… восхитительно? Блять. Это просто единственное слово, которое готово сорваться с губ Монтгомери, потому что (может ему хоть кто-нибудь объяснит!) какого черты его малышка Руми выглядит настолько сексуально в ебаном брючном костюме? Милый ангелочек? Пф-ф-ф… Да она гребаная стерва, даже макияж ее об этом кричит. Ллойд выть и убивать готов, ибо кто, мать вашу, сотворил сие с его маленькой Вишенкой, м? Кому там пальцы ломать? Ллойд настолько увлечен убийством того самого «незнакомца» (сделаем вид, что мы не знаем, что это был Джей), что и не заметил вовсе, как они подъехали к парковке. Два стеклянных здания гордо возвышались над Нью-Сити, являя всем вокруг названия двух самых богатых компаний страны: Jaya-media и Garmadon's-groups. Две вроде бы как конкурирующих компании (хотя какая конкуренция? Джей и Ллойд слишком были близки, чтобы поливать друг друга дерьмом и воровать заказы) имели общую четырех этажную подземную парковку, где сейчас стояли оба наследника богатых семей, громко хохоча, совсем не стесняясь странных подглядываний со стороны охраны и другого персонала. — Ну, пойдем что ли… — Руми улыбнулась, направляясь к лифту. — Боже, мне так неловко, правда… — Я буду рядом, Вишенка, обещаю. Сегодня у меня внеплановый выходной, оставляю все на Смит. Я просто знаю какого это быть заброшенным в огромную компанию и не могу оставить тебя одну, даже выбирая секретаря. Да, ты скажешь, что я часто участвовал в делах компании и был в курсе многих вещей, так еще и персонал меня в лицо знал, но это не тоже самое, что управлять реально этим, поверь. Они долгое время не могли принять меня, ведь я получил высокую должность потому что родился в «нужной» семье, а не из-за труда, поэтому мне пришлось доказывать всем, что Ллойд Монтгомери Гармадон не «золотой мальчишка», а личность, что я тоже трудился не покладая рук на благо компании, мне даже пришлось уволить многих не согласных с моим назначением. Я прошел путь от руководителя отдела продаж до вице-президента и президента без помощи отца, самостоятельно. Так что я реально волнуюсь, Джей может и видит «нужных» людей, которые могут отлично работать, но вот в социальном аспекте не разбирается. Их директора те еще твари, позволяют себе даже твоего брата за спиной обсуждать. — Ллойд вздохнул. — Я волнуюсь, ведь не хочу, чтобы эти мерзавцы запудрили тебе голову и как-то навредили. Джей держит их в узде, но когда его нет… Ты же знаешь, он постоянно в разъездах… Я просто волнуюсь, что… — Я же прекрасно все понимаю. Джей меня неделю готовил к этому «ужасу» и все-все рассказал. — улыбнулась Харуми, накрывая своей ладонью широкую ладошку парня. — Не забывай, что я закончила юрфак и стажировалась в одном из отделений своего отца. Ллойд вздохнул, качая головой. Она, казалось ему, совершенно не понимает, что происходит и от чего он хочет ее оградить, но ведь сейчас ей необходима поддержка, потому что сложно будет очень-очень. Ллойд знает, пережил, и была бы его воля, он бы просто увез любимую к себе, запер там и не выпускал, потому что дико-дико страшно за нее, но в этом случае, Монти и рассчитывать не стоит на даже дружеские отношения. А Гармадон хочет любви, свадьбы, детишек, хочет засыпать и просыпаться с ней, закаты провожать и встречать рассветы, хочет и в дождь, и в снег сидеть и смотреть на природу за окном, к себе прижимать крепко-крепко, и просто быть рядом. Поэтому терпи, Ллойд, терпи. — И еще… — выводит его из раздумий нежный голос синеглазой. — Спасибо тебе за все. Это правда очень много для меня значит. Особенно, после стольких лет. Она целует нежно в щеку, смущенно улыбаясь, пока сердце блондина замирает, потому что Руми его поцеловала. Пусть касание абсолютно невинное, зато столько смысла в себе таит, что мозг прощается и уходит, отказываясь обдумывать все—все. Боже, боже, боже… Они идут медленно, Ллойд сам ведет Руми, ибо ее тут ожидают только завтра, но когда Гордон замечает Скотт — секретарь Джея — экскурсию проводит уже он, откладывая дела, потому что сам Президент попросил позаботиться о своей сестренке. Он, к десяти, отводит наследников в один из конференц залов, где все уже подготовлено для собеседований, оставляя их наедине. Руми отложила резюме в сторону, откидываясь на плечо друга. Она устала, организм требовал небольшой разминки, немного еды и сна, ибо время все шло и шло, а ни одного стоящего претендента они так и не шали, хотя, казалось бы, у всех было и образование хорошее, и история трудовая прекрасная, а никто не подходил, потому что они или не нравились Харуми, которая просто пыталась найти союзника, того, кому можно доверять, или же они были красивыми парнями, модели как на подбор, да и взглядом раздевали его, Ллойда, Вишенку, что аж тошнит-тошнит и «нет, Руми, этого к тебе не подпущу, он тебя изнасиловать может», и «извините, вы нам не подходите» или «мы перезвоним вам». Гордон даже шутить перестала, просто потому что с Ллойдом была полностью согласна, а где не согласна, то умело обольщена, потому что Монти ее любимый ревнует дико-дико, от этого сердцу и разуму весело и хорошо. Они уже отчаялись, когда в кабинет и села на стул напротив работодателей маленькая девушка с густыми каштановыми волосами, неуверенно улыбаясь. Ллойд посмотрел сначала на нее, затем на Руми, которая с интересом рассматривала девушку, кусая кончик простого карандаша. Ее явно зацепило, ведь что-то очень знакомое было в возможном новом секретаре, что-то в улыбке или глазах, но как только Харуми хваталась за нужное воспоминание или ассоциацию, она ускользала, как песок сквозь пальцы. — Лиза Кейн? — спросила Харуми, открывая личное дело. — Три иностранных языка, оконченный с красным дипломом факультет журналистики и опыт работы в нескольких крупных издательствах. Очень интересно. Скажите, почему вы хотите работать секретарем у нас в компании, ведь ваше резюме прекрасно подходит для работы в крупном издательстве. — У меня… — она вздохнула, краснея, но смотря прямо в синие глаза напротив. — Финансовые проблемы и ваш брат… Сказал, что поможет мне с работой. Я когда-то спасла вашего брата, и он попросил присмотреть за вами, порекомендовав придти на собеседование. — Так вы, — улыбнулась блондинка. — та самая журналистка? Что ж, вы оказали нашей компании услугу, и я очень это ценю, ведь вы спасли нашу репутацию. Думаю, что бесполезно искать кого-либо другого. Вы идеально подходите на эту должность. Тем более, вас и вправду рекомендовал мой любимый младший брат. — Руми… — нахмурился Ллойд, переводя взгляд на подругу, взволнованно сжимая под столом ее ладонь, а Руми пытается понять, где же она, черт возьми, видела эти глаза. — Ей можно довериться, потому что ей доверяет Джей, она отдает всю себя работе, в ее личном деле так и написано, она компетентна и образована. Она мне нравится, она нравится Джею. А последнее слово за мной, не дуйся. — произнесла девушка, вставая. — Жду вас завтра в семь. — Просто признай, что тебе надоело тут сидеть… — прошептал Гармадон, хмурясь.***
Неделю спустя. Солнце заходило за горизонт, когда он откинулся на спинку стула и потер глаза. Ллойд всегда отдавался работе, но в последнее время ему не до нее, потому что все его мысли заняты одной дамой с вишневыми губами. Окей, девять лет назад все к херам скатилось в ебаный ад, потому что он, Ллойд, конченый козел, но вот она здесь, рядом, звонит, пишет, спрашивает советы, даже обеды присылает с курьерами, так вот, вроде бы все легко, ведь, алло, она любит его, он — ее, оба знают об этом, но почему же так трудно переступить грань дозволенного и стать наконец парой? Они ведь и друзьями были, и врагами, и никем, даже любовниками в некотором смысле, но просто пересечь статус друзей не выходит совсем-совсем. И дело даже не в глупом соглашении, по которому они уже детишек иметь должны, ведь Руми двадцать семь лет назад как стукнуло, а «пакт о ненападении» был именно до двадцатилетия, Ллойду насрать на него. Дело в том, что сама Руми не подпускает его к себе близко, все к шуткам сводит, будто боясь его, Ллойда, а страхи такие глупые, что Монти несет от этого уже давно. — Ты думаешь обо мне? — спросила Руми, отвлекая от давящих мыслей, покусывая мочку его уха. Монтгомери протяжно простонал, разворачиваясь лицом к любимой, видя Гордон с бутылкой вина в руках. Руми пить не умела и не научилась, поэтому и хихикает сейчас так смело перед собственным крашем. — Ты пила? — нахмурился Гармадон. — По какому поводу? — Я тебя люблю. А ты козел даже не подкатываешь ко мне нормально. Гармадону бы рассмеяться, но его колени быстро седлают, не забывая утянуть в пьянящий поцелуй, причем пьянящий не только из-за вина, но и из-за девушки, так умело доминирующей. А ладони Монти впервые дрожали, мозг не знал, что придумать, а тело, что делать. Руми отстранилась, ударила в плечо и всхлипнула. — Почему ты бросил меня одну? Ты был мне нужен! Плевать, что она сделала со мной! Мне нужен был ты, а ты спрятался за стеной отговорок! И ни разу не связался со мной. — вздох. — Я устала винить тебя. Устала бояться тебя. Я так устала от всего. Ллойд провел горячей ладонью по спине блондинки, успокаивая ее, слушая тихое сопение и размеренное дыхание, у самого слезы стекали по лицу, ведь, да, он сдался и бросил то, что было дорого ему всю гребанную жизнь, нужно было бороться, и он бы победил, но… — Теперь она идеальна, Монти?