Каждый раз, натыкаясь взглядом на затылок Аккермана, я чувствовала, как горит лицо. Ханджи что-то щебетала о своих исследованиях, но моей главной задачей было сдержаться и не дотронуться пальцами до своих губ.
Пальцы, которые ещё вчера зарывались в его волосы.
Вылазка состоится уже меньше, чем через двадцать четыре часа, и это единственное, что отвлекало меня от вчерашних событий. Кожа покрывалась мурашками от понимания, что именно случится завтра.
Выход за стены сам по себе опасен, прибавить к этому план Эрвина и решение моей судьбы – всё это должно было решиться в один миг, и время текло слишком быстро, ускользая сквозь пальцы подобно воде.
После завтрака я собиралась в лабораторию, чтобы вместе с учёной ещё раз проверить готовность припасов.
— Боишься? — спросила Зое по пути.
— Экспедиции? Скорее, её исхода.
— Я уверена, что всё будет хорошо. Ты хороший боец, — сказала Ханджи и мягко улыбнулась, положив руку мне на плечо.
В груди становится тепло от слов учёной, несмотря на то, что они мало что могут изменить.
Пусть сомнения плотно засели в голове, я, вернув ей улыбку, открыла деревянную крышку и принялась за проверку оружия. Завтра ящики погрузят в повозку вместе с припасами и лекарствами первой необходимости.
Спустя два часа, внимательно всё перепроверив и удостоверившись в проделанной работе, я попрощалась и вышла из помещения.
— Мэдди! — запыхавшийся Эрен появился из-за угла. — Капитан приказал тебе идти к конюшне.
Я не знала, как вести себя с Аккерманом. Конечно, наивной дурой я себя никогда не считала и свадьбы уж точно не ждала, но неизвестность пугала. Просто забыть, словно ничего не случилось? Или вывести на разговор?
Впрочем, все мысли отпали, едва я увидела капитана верхом на лошади, в метре от них стоял и мой конь.
— Я отправляюсь в город по поручению Эрвина. Ты едешь со мной.
Я почему-то твёрдо уверена, что это поручение связано с нашим недавним разговором. Главнокомандующий решил времени не терять и, вернувшись из экспедиции, сразу же получить результат. Кивнув, молча забралась в седло и последовала за капитаном.
Неужели Смит боится моего побега? Его туманный ответ в день проверки оружия действительно действует мне на нервы. Собственно, как и слишком малая вероятность моего дальнейшего пребывания в Легионе.
Для меня это единственная понятная причина, почему Ривай взял меня с собой. Но расспрашивать и нарушать тишину мне не хотелось, поэтому я любовалась окружающей нас природой.
В город мы приехали ровно в полдень и, за символичную сумму привязав лошадей в местной конюшне, вышли прямо на главную улицу, заставленную всеми возможными прилавками, магазинами и ларьками.
Был самый разгар дня, и работа кипела. Продавцы зазывали к себе в надежде выручить крупную сумму с продажи, дети бегали по улице, иногда сбивая прохожих с ног.
Ривай уверенно двинулся в сторону бара, зная, что я следую за ним. В заведении народу было совсем немного, лишь двое посетителей и несколько официанток, сидящих без дела. Единственный мужчина – бармен, натирал стаканы тряпочкой, напевая мелодию. Оставив меня за барной стойкой, капитан сел за самый дальний столик, спрятавшись от чужих глаз.
Через пару минут вошёл мужчина, одетый в гражданскую форму, и двинулся в сторону Аккермана. Их разговор был достаточно коротким, и вскоре незнакомец поднялся с места и покинул заведение. Вслед за ним вышли и мы.
Идя по аккуратно выложенной плитке, я смотрела по сторонам. В воздухе витал сладкий запах выпечки и свежего хлеба. В ясном небе ярко светило солнце.
Внезапно в меня врезался мальчик, заставляя остановиться и опустить голову вниз.
— Мэдди!
Знакомый мальчишка, одетый в шорты и футболку, с радостной улыбкой смотрел на меня. Ривай не вмешивался, просто наблюдал, как я присела, чтобы быть с маленьким собеседником одного роста.
— Тобиас?
— Я так рад тебя видеть! Представляешь, ты была права. Мама нашла меня на корабле и очень хотела тебя поблагодарить!
— Рада, что ты в порядке, — почти шепчу, проводя рукой по пшеничным волосами.
— Пойдём! — Тоби хватает меня за запястье и тянет куда-то. — Мама будет рада тебя видеть, я ей всё-всё рассказал!
Перевожу взгляд на хмурящегося капитана, понимая, что сейчас мои действия зависят от его решения. Он может не захотеть брать ответственность, независимо от того, чувствуем мы что-либо друг к другу или нет.
— Только недолго, — соглашается Ривай, позволяя мальчику повести нас за собой.
Путь от базара до дома Тобиаса занимает всего пять минут. Мальчишка открывает калитку выкрашенного в зелёный цвет забора и заводит во двор. Небольшой ухоженный домик жёлтого цвета с садом и огородом.
Тоби заходит в дом, не отпуская мою руку, и кричит:
— Мама, смотри, кого я привёл!
Диван и маленькое кресло занимают почти всю гостиную, из которой ведут ещё четыре двери. Комод стоит от меня по правую руку, заставленный разными фигурами из глины.
Раздаются тихие шаги, и из комнаты выходит женщина. Небесно–голубые глаза смотрят прямо в душу, каштановые волосы собраны сзади, однако несколько прядей всё же выбиваются из причёски. Одета в простое синее платье, доходящее до колен.
Последние остатки разума болезненно разбиваются на мелкие осколки, а слова Тобиаса потонули в громком стуке собственного сердца.
— Мама, именно она спасла мою жизнь тогда! Её зовут Мэдди!
Но нет нужды в знакомстве.
Ведь в этой женщине, чьи глаза застилают слёзы, я узнаю свою мать.
Шок.
Грёбанный шок я испытываю за минуты мертвой тишины. Слышу, как Ривай вздыхает, и уже знаю, что он вновь хмурится, не понимая такой реакции двух незнакомцев.
— Тоби, милый, принеси из погреба кувшин молока. Уверена, наши гости хотят утолить жажду.
Узнаю убаюкивающий голос, ранее певший мне на ночь сказки. Руки, что обнимали меня в детстве, тянутся ко мне, едва мальчик выходит из комнаты, спеша выполнить поручение матери.
Делаю шаг назад, утыкаясь спиной в грудь Аккермана.
Мне некуда отступать.
— Мэддисон, я...
— Так ты жива, — хрипло шепчу я, — и все эти годы ты жила тут, зная, что я осталась там умирать.
— Всё совсем не так! — воскликнула Мария.
— А как? — усмехаюсь я.
— Когда твой отец узнал, что у нас будет второй ребёнок, твёрдо решил отправить меня на поверхность. Без солнечного света беременность протекала тяжело, и Рик потратил все деньги на моё освобождение. Со временем он хотел отправить и тебя, но его смерть...
— Так ты и об этом знала.
— Слышала разговор двух солдат из Военной Полиции. Пойми, у меня не было другого выхода...
Она снова тянет свои руки ко мне, крепко обнимая. Лишь на миг я позволяю себе вдохнуть отравленный болью воздух и почувствовать тот вкус детства, смешанного с запахом матери.
— Я сделала это ради твоего брата, Мэддисон. Однажды тебе придётся меня простить...
Жгучая обида вновь зарождается внутри меня. Она разъедает мою душу, вытравливая все светлые чувства к этой женщине. Девять лет я старалась не ненавидеть её, а попытаться понять и простить трусливый побег.
Посмотрев в окно, я цепляюсь взглядом за Тобиаса, поедающего спелое яблоко с дерева. Точная копия моего отца, чья фигура всплывает в моей памяти.
Она бросила одного ребёнка ради другого, как бы по-детски глупо это не звучало. И никакие далёкие моменты счастья не могут исцелить многолетние раны так быстро.
Чёрт побери, я прошла через руки садиста, стала убийцей, преступницей и изгоем общества, так и не узнав нормальной жизни. Две минуты слишком мало, чтобы переосилить себя.
Не могу. Не получается. Не сейчас.
Осторожно отцепляю от себя руки матери, делая шаг назад. Я снимаю с пальца кольцо отца, и оно со звоном опускается на деревянную поверхность комода, сверкая в лучах солнца.
Мать смотрит на кольцо, и слёзы катятся по её щекам. Узнаёт. Уверена, даже помнит гравировку изнутри, обозначающую клятву вечной любви.
— Я прощаю, что ты ушла. Но я не могу простить то, что ты так ко мне и не вернулась.
Такое ощущение, что вместе с металлом я отпускаю весь тяжёлый груз воспоминаний, но легче почему-то так и не становится. Хочу уйти отсюда, снова сбежать от проблем, и это почти получается.
— Мэдди! — Тоби нагоняет нас возле самой калитки.
Опускаюсь перед ним на корточки, стараясь сдержать слёзы.
— Ты ведь ещё придёшь? Правда?
Не выдерживаю.
Блять, я просто не могу. Прижимаю к себе мальчика, на секунду вдыхая запах брата. Болезненная улыбка разрезает моё лицо, а спиной я чувствую сожалеющий взгляд небесных глаз.
— Я постараюсь.
***
Не помню, как мы возвращаемся в штаб, как покидаю Ривая и закрываюсь в комнате. Он не глупый, по разговору с матерью всё сам прекрасно понял. Аккерман знает цену семьи в Подземном Городе, не лезет с расспросами, лишь кидает слегка взволнованные взгляды.
Впереди тренировка рукопашного боя с ребятами из сто четвёртого, но туда я даже не собираюсь. Плевать. Всё оставшееся время провожу в своей комнате, закрывшись изнутри.
Одиночество имеет горький вкус, заставляет теряться в часах и желать биться об стену, лишь бы почувствовать хоть что-то. Сижу, прислонившись к стене и задрав голову, чтобы маленькие солёные предатели не выходили наружу, но их так много, что рубашка совсем скоро намокнет от количества влаги.
Уж лучше думать, что твоя семья мертва, чем знать такую правду.
Я плачу навзрыд впервые за долгие годы, и всё дерьмо, накопившееся внутри, выходит наружу вместе со всхлипами и прерывающимся дыханием.
Силой заставляю себя подняться и пойти в ванную. Никто не отменит экспедицию, увидев мои красные глаза и опухшее лицо, у многих новичков такое бывает. Умываюсь ледяной водой, приводя себя в чувства. Подставив рот под кран, утоляю жажду и вытираю губы.
Я долго стою над раковиной, уперев в неё руки и рассматривая себя в зеркале. До тех пор, пока в нём не появляется отражение ещё одного человека.
— Ривай... — шепчу я.
Он ничего не говорит, просто смотрит. В серых глазах таится понимание. Что-то щёлкает во мне, мозг начинает лихорадочно соображать, а лёгкая усмешка расползается по лицу.
К чёрту Марселя и его наркоту. К чёрту Смита и его планы. Военную Полицию, Даллиса Закклая и всё общество в целом. К чёрту их всех! Я прошла все болезненные уровни в жестокой игре под названием жизнь. Не знаю, победила ли я чёртову систему или же проиграла ей, но кое-что знаю точно.
Мне больше не страшно.
Ривай совсем не удивляется, когда мои губы целуют его. Не так, как вчера. Более требовательно, с напором. Чувствую его руки, сжимающие мои ягодицы. Он крепко держит меня, когда я обвиваю ногами его бёдра, сильнее прижимаясь, чувствуя возбуждение.
Изредка отрываясь, Аккерман несёт меня в известном лишь ему направлении. Открыв дверь, что со мной на руках было довольно трудно, он закрывает её на щеколду.
Моя комната. Нетерпеливо освобождаюсь из кольца рук и дрожащими от волнения пальцами освобождаю от его бёдер ремни УПМ, которое с громким стуком падает на пол, прямо к моему приводу, оставленному после возвращения в штаб.
Ривай не остаётся в долгу, расстегивая маленькие пуговицы моей рубашки и откидывая её на стул. Проделываю то же самое и сама не замечаю, как мы переместились на кровать. Сидя на нём, чувствую на себе горящий взгляд серых глаз и тихо вздыхаю, едва сдерживая маты от злости.
Рубашка никак не желала поддаваться, но я всё же расстегнула её, помогая Риваю избавиться от ненужной вещи. Красивое, рельефное тело привлекает моё внимание. Откидываю волосы на правую сторону, подставляя шею поцелуям, а сама провожу ноготками по напряженному прессу.
Руки Ривая оказываются на моей спине, и я слегка вздрагиваю.
— Позволишь?
Завороженно вслушиваюсь в хриплый голос. Едва заметно киваю, судорожно выдыхая. Чувствую, как пальцы развязывают бинты, а те легко им поддаются. Вскоре моя мнимая защита оказывается отброшенной в сторону.
Чувствую себя неуверенно, впервые позволяя кому-то настолько приблизиться к своим шрамам. Пальцы Ривая приятно охлаждают кожу, нежно проводят по давно зажившим рубцам и с особой осторожностью относятся к ещё заживающим.
Покрываю шею брюнета лёгкими поцелуями, оставляя едва заметные укусы. Чувствую его прикосновения, вызывающие табун мурашек по всему телу.
Ривай переворачивает нас, вжимая в кровать всем своим весом. Я ощущаю огонь, разгорающийся внизу живота. Разведя мои колени, он ловко снимает с нас брюки и нижнее бельё. Рывком притягивая к себе и накрывая поцелуем, Аккерман дразнит, наслаждаясь моей нетерпеливостью.
Запускаю пальцы ему в голову и слабо дёргаю, мучительно ожидая его прикосновений. Тело жаждет разрядки, снятия этого болезненного напряжения. И получает её сполна, когда Ривай входит в меня, заполняя полностью, без остатка.
Тело пронзают одновременно боль и наслаждение, оно перестаёт мне подчиняться, превратившись в одну чувствительную точку, остро реагирующую на все прикосновения. На висках выступает испарина, кожу покрывают капельки пота.
Комната наполняется нашими стонами, каждая клеточка тела испытывает сладкое удовольствие.
Я всегда думала, что это неправильно. Неправильно чувствовать его лицо слишком близко к своему, неправильно доверять, неправильно открывать душу поднаготую перед практически незнакомым человеком. Чёрт, как же я ошибалась. Это моё самое что ни на есть правильное решение, и я точно о нём не жалею.
Я искала покой двадцать лет и нашла его в тебе, Ривай Аккерман.
За окном, следом за очередным раскатом грома, в чёрном небе сверкнула яркая молния, слишком похожая на наши вспыхнувшие чувства.
***
Марсель недовольно кривился, поглядывая по сторонам. Тёмная улица, вокруг ни души. Царит мёртвая тишина, заставляющая нервничать и едва ли не ходить из стороны в сторону.
Обычно Джонсон назначал встречи где-нибудь в неприметном месте вроде тихого бара, но сегодня и содержание письма, и выбранное место были действительно странными.
Раздались шаги, и Марсель обернулся. По улице шагал полковник, чья сигарета светилась ярким огоньком в кромешной темноте.
— Привет, Адам.
— Здравствуй, Марсель.
Мужчина пошёл вниз по улице, а киллеру не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Какое-то время они молчали. Джонсон свернул прямиком в тупик и наконец остановился.
— Сегодня наверх пришло странное послание. Нас полностью рассекретили, передача ворованных УПМ была сорвана Закклаем. Всех моих парней повязали.
С каждый резко брошенным словом Марсель бледнел. Совсем не таких новостей он ждал.
Их бизнес по продаже ворованного военного имущества процветал вот уже несколько лет. Дела всегда проходили тихо и бесшумно, а после них карманы набивались пачками денег, которыми можно было обеспечить себе долгую и беззаботную жизнь.
— Кто нас сдал? — хрипло спросил наёмник.
— У меня только один вариант. Думаю, маленькая сучка открыла рот, чтобы спасти свою шкурку.
— Мэдди...
Договорить Марсель не успел, Адам схватил его за шиворот рубашки и впечатал в грязную каменную стену.
— Ты хоть понимаешь, как дорого нам обошлась твоя глупость!? Из-за твоей ученицы все мы погорели! Лишь вопрос времени, когда Закклай с помощью своих безумных пыток узнаёт наши имена! — зловеще проговорил мужчина.
В его обычно жёстком голосе впервые слышались нотки отчаяния.
— Послушай...
— Нет, это ты послушай! С самого начала, когда Уоллес узнала про наш бизнес, нужно было грохнуть её, а не сдать нашим!
— Никто не знал, что Смит впутается и сюда, — прохрипел Марсель.
— Я уверен, что это его рук дело. Ведь Легион обделяли финансированием именно из-за нашего бизнеса.
Адам разжал пальцы и сделал шаг назад, закуривая ещё одну сигарету. Он напряжённо думал, понимая, что есть лишь один путь к спасению, выложенный из трупов. Может быть, шанс выйти сухим из воды ещё есть. Однако Джонсон не собирается тащить кого-то за собой.
— Мы хорошо работали с тобой. Но всему приходит конец.
— Что это значит?
Полковник не ответил, бросил окурок на землю и зашагал прочь. Едва он скрылся за поворотом, раздался громкий свист.
Послышался лай собак. Марсель увидел четыре чёрные точки, приближающиеся к нему слишком быстро. Красные глаза сверкнули в темноте.
Военные гончие! Но мужчина понял это слишком поздно. Отступать было некуда, оставалось лишь с клокочущим страхом в груди прижиматься спиной к стене. Острые клыки впились в кожу, разрывая её на мелкие ошметки.
Предсмертные хрипы стихли совсем скоро.
